Новогодние расследования

– Ни с места!

Прозвучало как строгий приказ. Девчонка замерла, втянула голову в плечи и даже зажмурилась.

– Вот так и стой! – велела ей Раиса и повернулась к бабке, красиво украсившей пару метров поребрика различными шерстяными изделиями ручной вязки. – Сколько за носки?

– Триста рубликов всего, чистая собачья шерсть, сама с Бобика начесала, натурально лечебные, лучший новогодний подарок! – оживленно затарахтела бабка.

Раиса сунула ей три сотенных, указала пальцем:

– Эти!

Бабка проворно затолкала носки из лечебного бобика в прозрачный пакетик и услужливо подала его Раисе. Та ткнула им в грудь застывшей девчонки:

– Надевай!

– Я не бу… – вяло запротестовала та.

– Бу! Еще как бу! – Раиса уперла руки в боки, надвинулась на строптивицу откровенно угрожающе. – И не спорь, у меня вот такая же дочь-дурында, я эти ваши закидоны прекрасно знаю и решительно не терплю! Надевай, я сказала!

– Слушайся мамашу, девка, – поддакнула ей бабка. – Хорошие же носки, из чистого бобика!

– У меня денег нет, – буркнула девчонка.

– У тебя ума нет, – уже спокойнее проворчала Раиса. – Забудь про деньги, это подарок.

– Носи, девка, на здоровье! – встряла бабка, нахально примазываясь к чужому подарку.

– Если не хочешь его лишиться, – добавила Раиса, имея в виду не подарок, разумеется, а здоровье.

Девчонка неохотно сдалась – под напряженным взглядом Раисы скинула кроссовки, натянула носки, снова обулась. Пока она возилась, Раиса рассмотрела ее татушку – черную розу на тыльной стороне ладони. Перчаток у дурынды тоже не было. Зато, наверное, имелся пирсинг в разных местах.

Девчонка, ощущая неодобрение Раисы, глянула исподлобья, как волчонок:

– Можно идти?

– Иди, – разрешила Раиса. И проводила уходящую по ступенькам девчонку критическим взглядом.

В мохнатых коричневых носках дурында уже не так сильно диссонировала с заснеженным зимним ландшафтом.

Надо отдать должное хваленому бобику: его окрас вполне соответствовал тренду на экошик.

Раиса знала: натуральные природные оттенки нынче в моде.

Не случайно же купила себе терракотовые сапоги.

Спектакль ей не особо понравился.

Актеры очень старались, но режиссер П. П. Кузин над Л. Н. Толстым жестоко поглумился, осовременив «Анну Каренину» до невозможности.

Левин и Стива у него пили клубничный коктейль из пластиковых стаканов с соломинками, Анна и Вронский на балу плясали бит-рок, а в постели курили вейпы. Страдающая Кити шумно давила ногами воздушные шарики, а Вронский галопировал на палочке с лошадиной головой. Раиса, настроившаяся на вечную классику, новым ее прочтением осталась недовольна.

А ведь специально освободила себе день пятницы, чтобы без спешки собраться и насладиться пребыванием в храме Мельпомены!

В субботу ей пришлось работать от зари до зари, наверстывая упущенное, и в город она снова выбралась только в воскресенье. Хотела прогуляться по празднично украшенным улицам, потолкаться на новогодней ярмарке. Послушать, какие желания загадывают чужие дети, сидя на парчовых коленях Дедушки Мороза. С нарядной елкой сфотографироваться – дома-то не будет, зачем ей одной…

Бабка с носками из натурального бобика опять стояла у входа на станцию.

Завидев Раису, она заблажила:

– Мамаша! Подь сюды! Сюды, давай сюды! – и руками стала размахивать еще.

На них у бабки красовались варежки собственного производства. Вряд ли из бобика, если только тот не мутировал: не серо-коричневые, а ярко-красные, как спелые томаты.

В таких варежках бабке надо было служить помощником Санты. Или сигнальщиком на авианосце, сажая на палубу самолеты. Лохматые кумачовые рукавицы даже в туман и снегопад были бы видны с большого расстояния.

Естественно, бабкины призывно мельтешащие варежки заметила не только Раиса. Их увидели, а ее крики услышали все, кто находился в радиусе полутора десятков метров от станции.

Раису это разозлило. Какой сорокалетней женщине понравится, если гражданка вдвое старше начнет орать ей «мамаша»?! Она знала, что не настолько плохо выглядит.

– Что ж вы так орете, бабушка? – сквозь зубы процедила Раиса, подойдя к старухе.

И слово «бабушка» постаралась произнести погромче.

– Сама чего орешь? – огрызнулась бабка. – Или знаешь уже?

– Что именно? – холодно уточнила Раиса.

Она вообще-то много чего знала, включая сопромат и теорию чисел. У нее красный диплом инженера имелся, только давно лежал без дела в ящике тумбочки. Чтобы обновлять витрину интернет-магазина, торгующего хозтоварами, сопромат знать не нужно, а работу по специальности Раиса давно потеряла и снова найти не смогла.

– Доброта бывает хуже воровства, вот что! – запальчиво ответила бабка.

– Это простота, – чуть высокомерно поправила ее Раиса.

– Чаво?

– Правильно говорить: «Простота хуже воровства».

– Не, доброта еще хуже, – не согласилась бабка. – Вот купила ты девке мои носки, а ее убили!

– За носки?! – еще толком не осознав услышанное, удивилась Раиса.

Да нет, нормальные же были носки, где-то даже модные…

Тут до нее дошло:

– В каком это смысле – девку убили?

– В прямом! – Бабка пугающе рубанула себя по горлу алой варежкой. – А потом ко мне явились!

– Убийцы?! – Раисе сделалось нехорошо.

– Да с чего бы им-то, тьфу на тебя! Полиция!

– Так… – Раиса огляделась, высмотрела поблизости стеклянный аквариум уличной кофейни и стала проворно собирать в охапку разложенные на поребрике носки и варежки. – Давайте-ка поговорим в другом месте.

В ходе недолгого разговора за кофе, который купила Раиса, выяснилось, что накануне – в субботу, стало быть – бабка («Зоя Иванна, будем знакомы!») мирно сидела дома, отдыхая от торговых дел своего малого бизнеса. Морально готовилась к самым суматошным предновогодним дням. Чесала Бобика, вязала чуни, на улицу даже высовываться не планировала – надышалась за неделю свежим воздухом у метро, спасибочки, хватит. И тут ей позвонили с неизвестного номера, и какой-то мужчина, даже не поздоровавшись и не представившись, деловито спросил:

– Баба Зоя? Вы как, продаете еще свой лучший товар?

– Ну, продаю, – осторожно ответила Зоя Ивановна.

– И много у вас его?

– Смотря какого.

– Меф есть?

– Мех? – не расслышала бабка. У многих восьмидесятилетних слух так себе. – Ну, как бы да. Из бобика, годится?

– Это из Боливии, что ли? – удивился незнакомец в трубке. – Фигасе… Ну, лады, я подскочу. Куда, говорите?

– Да как всегда, к метро «Девяткино», могу быть там у спуска через часик, – тоже удивляясь, ответила Зоя Ивановна. И запоздало спохватилась: – А взять-то вы что хотите? И сколько?

– Мы все возьмем, не сомневайся, – заверил ее мужчина и отключился.

А через час у метро выяснилось, что Зою Ивановну заглазно записали в наркодилеры.

– И чуть не арестовали, – пожаловалась бабка, поежившись. – Все потому, что нашли мертвую девку, а с ней – мою бумажку, какую я в каждый пакетик сую.

И она показала квадратик из клетчатого тетрадного листа с аккуратно выписанными на нем буквами и цифрами: «Самый лучший товар – у бабы Зои! Покупай еще!» – и телефонный номер.

– Девушка умерла от передоза? – выслушав бабку, предположила Раиса.

Вот, значит, почему дурында в феврале голыми щиколотками сверкала: она под наркотой мороза не чувствовала! Или все деньги на дурь спустила, на теплую одежду ничего не осталось. Или и то, и другое.

– Вот этого не знаю. – Бабка отвела взгляд, и Раиса поняла: врет, что-то знает, но и впрямь не скажет.

– Болтать не велено, – подтвердив ее догадку, сказала Зоя Ивановна, и засобиралась, встав из-за столика. – Хорош уж языком трепать, я второй раз в полицию не хочу. Спасибо, не арестовали, зато мертвую девку опознавать заставили.

– И вы опознали? – спросила Раиса, подавая бабке пухлый пакет с ее лучшим товаром.

– Носки опознала, а как же, – с достоинством ответила бабка. – Мои. Ну, наши с бобиком. А больше ничего я тебе не скажу, извиняй.

И еще добавила, вредина:

– Невкусный тут кофе. Я бочковой люблю, на сгущенном молоке.

За информацией Раиса полезла в Интернет. А куда еще?

Ехать в центр города и мирно гулять там ей после разговора с Зоей Ивановной напрочь расхотелось. Она вернулась домой, сварила себе кофе покрепче. Подумав, добавила в него сгущенного молока. Попробовала, добавила еще и включила компьютер.

Приближение Нового года не смягчило преступников и админов тематических пабликов, наперебой выплескивающих на подписчиков порции криминальных новостей. Мертвых девушек в новостях нашлось аж три. Одну Раиса сразу отмела, потому что та была узбечкой, а у искомой особы, царство ей небесное, из-под капюшона торчал рыжеватый крысиный хвостик.

С двумя оставшимися так легко определиться не вышло. Фотографий в новостях не публиковали, а в тексте упоминалось что угодно, только не та единственная деталь, по которой Раиса, как прежде Зоя Ивановна, смогла бы опознать «свою» несчастную дурынду.

Репортеры, увы, не проявили похвального внимания к мелочам. Или вовсе не разбирались в трендах. Никто не написал, что на ногах у погибшей были прекрасные новые носки из натуральной собачьей шерсти природного цвета – хендмейд, натурпродукт, экошик.

Но Раиса продолжала искать, и подсказка нашлась. В наименее симпатичном паблике, где новости были изложены некорректно, цинично, с выпадами в адрес жертв и без малейшего к ним сочувствия, написали:

«Очередная наркоманская тусовка закончилась смертью одной из ее участниц. К счастью, на этот раз любители дури собрались в самом подходящем для них месте – сразу на кладбище. Частично обгоревшее тело молодой женщины, неудачно отрубившейся лицом в костер, нашел в дальнем углу у забора гражданин, пришедший навестить могилку дедушки. Полиция выясняет обстоятельства смерти женщины и ее личность».

Упоминание наркотиков логично сочеталось с визитом полицейских к Зое Ивановне за ее лучшим товаром.

Раиса нашла на карте названное кладбище, прикинула, какой из его углов наиболее подходит под определение «дальний, у забора», посмотрела прогноз погоды и решила все-таки выбраться в город, хоть и не в центр.

Гулять по кладбищу ей было не внове. Несколько лет назад Раиса похоронила мужа, погибшего в ДТП, и первый год вдовства чуть ли не жила на его могилке, так сильно страдала. Тогда-то и упустила дочь: как большинство подростков, Юлька готова была записать всех вокруг во враги, и мать, отдалившуюся от нее в попытке в одиночку справиться с горем, сочла подлой предательницей.

Когда Раиса спохватилась и бросилась заново налаживать отношения, было уже поздно. От былой близости не осталось и следа, Юлька едва дотерпела до окончания школы и сразу же умотала куда подальше: в какой-то, прости господи, Нижнесарайск или Верхнегуляйск, Раиса точно не помнила.

В этом не то Сарайске, не то Гуляйске Юлька нашла себе какого-то мужика и теперь считала своей семьей его, а не родную мать, с которой даже по телефону не разговаривала. И сама не звонила, и вызовы Раисы сбрасывала.

Раисе было о чем подумать, бредя по плохо расчищенной дорожке мимо могильных крестов.

Что она хотела найти там, где обнаружили мертвую девушку в бобиковых носках? Не на что уже там смотреть. Тело давно увезли, остатки костерка на месте предположительно наркоманских посиделок с трагическим исходом ликвидировали: угли убрали, пятно золы присыпали чистым песочком.

Раиса прошлась туда-сюда, посматривая по сторонам, зацепилась взглядом за памятник на одной из могил. Не сразу поняла, что с ним не так, потом сообразила: это надгробие белеет чистым мрамором, а не снегом, как другие. Значит, был тут кто-то недавно, разгреб сугроб, навел порядок.

Она постояла, посмотрела на два овала с черно-белыми улыбающимися лицами – старым и молодым. По очевидному сходству и датам жизни и смерти догадалась: это бабка и внук, не иначе. Бабка померла в злосчастный ковидный год, а парень всего несколько месяцев назад, и его подхоронили к родной старухе.

Из-за надгробия торчала какая-то зазубренная палочка, черная на белом. Раиса подошла и увидела завалившуюся за толстую плиту красную розу. Крупный цветок замерз в стекло и при падении даже не смялся, но все равно выглядел на редкость печально. Раиса подняла его и аккуратно уложила на общее надгробие бабки и внука.

А когда наклонялась, увидела на мраморе подсохшие капли крови. Хотя, возможно, это была не кровь, а, скажем, краска. Терракотового цвета, трендовый тон.

Кстати, о терракотовом: сапоги свои Раиса промочила, мощная тракторная подошва не спасла. Набрала в голенища снега, когда бродила вокруг могилы с розой.

Зато увидела еще кое-что интересное: обрывок веревки на оградке снизу. Точнее, даже не обрывок, а огрызок с размочаленным обледеневшим концом.

Жаль, что умение читать по следам в число ее умений не входило. Следы-то имелись, но чьи – поди разбери. Вроде разные. В том числе оставленные кроссовками примерно тридцать восьмого размера.

Раиса постояла, глядя то на четкий отпечаток рифленой подошвы, то на молодое лицо в овале фото на памятнике, то на недавно еще живую, а теперь совсем мертвую розу. Рука сама полезла в карман и вытянула из него мобильный.

Удивительное дело – на том конце сразу сняли трубку! Наверное, просто не посмотрели, кто звонит.

– Аллё! – игриво вымолвил незабываемый знакомый голос. – Говорите, я вас слушаю!

– Юля, – булькнула Раиса.

Звук упал, как камень в черный колодец, в вязкую недобрую тишину. Рябью по непроглядной воде пошли гудки.

А чего она ждала?

Дурында старая.

Сутулясь, как бабка, Раиса пошла вдоль забора.

Муть в глазах мешала ей видеть, но где-то же сплошная бетонная стена обязательно должна закончиться.

Если бы Раиса сообразила заглянуть в интернет-карту, знала бы, что вдоль стены до ворот придется идти очень долго, потому что вход, он же выход с кладбища – на противоположном его конце.

Она тупо брела по внутреннему периметру ограды, да еще и не в ту сторону, но это неожиданно оказалось правильным решением.

До ворот Раиса не дошла, зато обнаружила пролом в заборе. Видимо, нижняя часть старой стены раскрошилась, а потом ее кто-то старательно расковырял ломиком, и получилась неровная дыра. Не большая, но и не маленькая. Бобик пролез бы.

Сорокалетняя женщина с небольшим лишним весом и немалым жизненным опытом втискиваться в дыру-нору не стала. Побоялась повторить бесславный подвиг Винни Пуха и просидеть там до пятницы, не меньше, а еще испачкать или даже порвать хорошее пальто. Из дыры хищно торчали кривые когти железной арматуры.

На одном таком ржавом ребристом пруте трепетал длинный волос.

Рыжеватый. Можно сказать, терракотовый.

Из дыры выходили, растекаясь в разные стороны, ручейки следов. По одной такой цепочке отпечатков Раиса только что протопала, искурочив и размазав отдельные следы до неузнаваемости.

Мощная тракторная подошва очень крепко впечатывается в снег, оказывается, это может быть недостатком. Ну, и ноги волочить не надо было, а она шла, будто дряхлая бабка. Еще бы ползла!

Раиса все-таки заглянула в карту, отыскала вход-выход, сориентировалась на местности и пошла к воротам. Нормально, бодрым шагом, наиболее коротким путем – не ища расчищенных тропинок. Все равно ноги уже промокли.

Ноги сорокалетней женщины с небольшим (но ощутимым, чего уж там) лишним весом отсутствием заботы о них возмущались. Гудели, подрагивали, всячески намекали на грядущие проблемы со здоровьем: мозоли, простуду, ревматизм, артрит.

Раиса пообещала себе (и ногам) купить у Зои Ивановны теплые шерстяные носки из лечебного бобика. И чуни из него же, чтобы ходить в них дома. И еще жуткого вида мохнатую шаль, в которую было бы так уютно завернуться…

Она замерзла, как тот бобик, пока шагала к воротам. К счастью, до стоянки, где осталась ее машина, оттуда было недалеко.

В машине Раиса первым делом завела двигатель, включила обогрев на максимум и сняла модные мокрые сапоги. На сегодня все, отработали, отправляются на скамейку запасных. На полу под пассажирским креслом у Раисы лежала специальная «сменка» – легкие кожаные лоферы, в которых удобно жать на педали.

Машина у нее была старая, еще на свадьбу купленная, отечественная, с ручной коробкой передач. Давно надо было ее поменять, но как отдать память о муже? Раиса держала машину, которая не стоила такой заботы, в специально арендованном гараже и особо ею не пользовалась. Только если совсем уж неудобно ехать общественным транспортом.

Но печка в машине работала хорошо. Все остальное барахлило, а печка жарила будь здоров. Раиса быстро согрелась, но не размякла.

Капризные ноги сорокалетней женщины за мягкие лоферы сказали ей «спасибо», но все равно требовали поспешать домой, прямиком в горячую ванну с пеной и солью.

Раиса попросила ноги потерпеть еще немного, выжала сцепление, придавила газ и медленно, на первой скорости поехала вдоль серого бетонного забора, высматривая в нем знакомую дыру.

Когда нашла ее – остановилась. Заглушила двигатель, вышла из машины, заперла ее. Мало ли, кто тут еще шляется! Оказывается, не такое уж это спокойное место – кладбище. Обстановочка самая криминогенная, если верить пабликам. Те утверждают, что кладбища – излюбленное место закладчиков и их клиентов.

Ужасное свинство, конечно: прятать наркотики там, где никто не поднимется, чтобы отодрать за уши и надавать по рукам.

Однако с виду местность производила впечатление необитаемой. Пейзаж составляли протяженный забор, пустая дорога, с другой ее стороны высокие кусты, за ними вдали какие-то ржавые конструкции.

Зато с этой стороны забора никто не ходил, как старуха, и не ползал, так что Раиса ясно увидела отпечатки кроссовочных подошв. И уверенно разобрала, что цепочка следов не вливалась в дыру, а вытекала из нее.

Ноги сорокалетней женщины взвыли, верно догадавшись, что будет дальше.

Мягкие лоферы бесшумно, как индейские мокасины, пошли по следу.

Надо было, конечно, переобуться. Сапоги на тракторной подошве, хоть и промокшие, гораздо лучше подходили для прогулки по дикой заснеженной местности. Но Раиса спешила.

Носки из бобика она купила в пятницу. Который час был? Где-то начало пятого. Бабке Зое Ивановне полицейские позвонили в субботу. Сегодня воскресенье.

На то, что полиция так быстро распутала это дело, Раиса даже не надеялась, но все равно остановилась у кустов, куда, петляя, утекли следы. Она снова достала телефон и наскоро прошерстила паблики с шокирующими новостями.

Никакой новой информации о трагическом ЧП на кладбище не было. Появились другие криминальные трупы, но они Раису вовсе не интересовали.

Она вышла из соцсети и отметила на карте место, где следы утекли в заросли. Потом примерилась к просвету между кустами, кажется, сиреневыми, но, решив, что и тут здравомыслящий Винни Пух благоразумно отступил бы, двинулась в обход.

В сотне метров правее нашелся узкий заснеженный съезд с дороги. Он шел под горку, обходил кусты, потом довольно долго тянулся параллельно длинной лесополосе, опять вилял, устремлялся к горизонту и окончательно терялся в дымке начавшегося снегопада.

Раиса держалась ближе к кустам, высматривая знакомые следы. Ей представлялось, что они должны вынырнуть на дорогу, потому что нормальному человеку совершенно незачем надолго задерживаться в зимних кустиках. Ну, на пятнадцать минут, максимум – на час можно там засидеться, если уж очень сильное расстройство, но не на двое же суток?

Хотя в нормальности этого конкретного человека Раиса сильно сомневалась.

А вот ее собственная разумность вскоре получила подтверждение: следы кроссовок таки вытекли из зарослей. Правда, нашла их Раиса только благодаря предусмотрительно сохраненной геометке, но это ведь тоже подчеркивало ее похвальное здравомыслие.

Следы потянулись вниз по узкой дороге.

Раиса пошла туда же.

Лоферы промокли насквозь и на каждом шагу звучно чавкали, как будто старая бабка шамкала беззубым ртом, выплевывая невнятные ругательства. Раиса отмалчивалась, сознавая свою вину, но упорствуя.

Ноги шли, уже не чуя себя, как в лунатическом сне.

Снег тоже шел – и заметно быстрее, чем ноги. Следы кроссовок скоро замело.

Раиса по инерции прошагала еще метров пятьдесят по уже совсем белой дороге и оказалась среди руин. Она нервно хихикнула: старые кирпичные стены были модного терракотового цвета.

У Раисы ушел примерно час, чтобы убедиться: сама она дурында. Умная женщина не полезла бы изучать внутреннее убранство заброшенной фабрики. Во всяком случае, точно не стала бы этого делать в одиночку. Как минимум, взяла бы с собой кого-то с камерой для фотосессии… Хотя фифы, помешанные на фотосессиях, тоже те еще дурынды.

Летом эти руины наверняка выглядели живописно. Кусты, от которых Раиса ушла, ухитрились ее опередить и занять все свободное пространство между разрушенными строениями. Протискиваясь между ними, она ощущала себя кем-то вроде Индианы Джонса в джунглях – с поправкой на минусовую температуру и отсутствие оптимизма по поводу обнаружения бесценных сокровищ древней цивилизации.

Эти руины прекрасно подошли бы для съемок фильма о постапокалипсисе. В них сохранились подземные цеха, остатки производственных конструкций и многочисленные коридоры. Внутри местами уцелела штукатурка, она призрачно белела в сгущающихся сумерках, прекрасно гармонируя с островками свежего снега. Крупные разлапистые снежинки красиво сыпались из дыр в потолке.

В упадочно-урбанистический пейзаж хорошо вписывались зачерненные копотью углы с остатками кострищ, у которых могли бы посиживать немногие выжившие в глобальной катастрофе.

Могли бы, но Раиса не видела вокруг ни души. Нельзя сказать, что это ее сильно расстраивало. Сорокалетняя женщина с богатым жизненным опытом догадывалась, какого рода контингент может населять такое местечко. Раиса совершенно не жаждала знакомиться с маргинальными личностями в самом широком ассортименте.

Именно поэтому она бродила в развалинах молча, стараясь не особенно шуметь. Однако эта тактика имела явный минус, поскольку требовала использовать в качестве инструментов поиска исключительно собственные глаза и уши, а значит – самолично лезть в каждое строение.

Раиса лезла. Несколько раз она опасно поскользнулась на неровностях захламленного пола и чуть не получила по голове упавшим сверху увесистым куском штукатурки. Потом запросто могла грохнуться с трещащей доски, переброшенной над обширным проломом в полу на манер мостика, потом ушибла колено о массивную древнюю железяку, потом разодрала мягкий лофер о ржавый гвоздь…

А потом услышала тихий собачий скулеж.

Ну, здравствуй, бобик!

Раиса пошла на звук. Тот привел ее к огромной кирпичной трубе, сверху частично осыпавшейся, а снизу заваленной всяким хламом. За раскидистым кустом, выросшим на куче мусора, угадывалось темное пятно.

Да что ж ты будешь делать, опять дыра, которая нора!

Определенно, надо худеть.

Раиса осторожно подобралась поближе.

Из дыры тянуло вонью костра, щедро залитого мочой и еще чем-то кислым. Мощный удар по обонянию оглушал и ослеплял: в глазах вскипели слезы.

Раиса зажала нос, проморгалась, ничего нового не увидела и прислушалась.

Бобик уже не скулил, но еще ворочался.

Раиса трезво оценила размеры дыры. Что скажешь, друг Винни Пух? Пролезем?

«Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро», – мог бы сказать мультяшный мишка. Но вместо «по утрам» Раиса услышала «по дырам» – с ударением на последний слог. А вместо «мудро» – «глупо».

– Тарам-парам, парам-парам, – согласно пробормотала она. И громко позвала: – Выходи, не бойся! Это я.

И, конечно, тут же вспомнила Кролика, еще одного друга Винни, который точно сказал бы, не тая подозрения: «Кто это – я? Я бывают разные!».

Поэтому Раиса объяснила:

– Я – та мамаша, которая тебе носки купила. Ты зачем их сняла? Хорошие же, теплые. Как в валенках была бы.

Она говорила, внимательно вглядываясь в темный провал за редким веером голого куста и с трудом удерживаясь от монотонного бормотания вроде «уть-уть-уть» или «кис-кис-кис», с каким подзывают недоверчивых животных.

Из норы доносилось шуршание. Наконец, из черноты на свет высунулся растрепанный веник… а, нет: спутанные рыжеватые космы.

– Я, кажется, ногу сломала, – плаксиво пожаловалась дурында.

Мордочка у нее была бледная и чумазая, в разводах туши и засохшей крови. Испуганная и уныло-смиренная: девчонка не сомневалась, что ее будут ругать.

– Подумаешь, нога! – сказала Раиса совсем не то, что думала. И уж точно не то, что хотела. И не теми словами, которые рвались с языка. И не с той интонацией. – Тут ее сам черт сломал бы. Давай руку, я тебе помогу.

Кое-как она вытащила трясущуюся девчонку из дыры-норы, усадила прямо на заснеженную мусорную кучу и наскоро осмотрела.