Наследие. Том пятый. 2020

Мы вдруг забыли дружно про работу

И превратилась наша жизнь в застой…

Ввели для видимости чёрные субботы,

Не отработав толком ни одной.

Зато в субботники, часа через четыре,

Вновь дружно собирались за столом,

За труд ударный так же дружно пили,

…Но всё однажды вдруг пошло на слом.

Союз пропили. Праздники забыли.

Теперь пора бы всё вернуть назад,

Чтоб мужики по воскресеньям пили

Официально. Каждый был бы рад!

Забыли об одном, что мы в России,

Ну, а у нас, у русских, свой подход —

К примеру, день России попросили

Перенести вдруг на июль…

…Видать, забыли,

В России – день России круглый год!

Семь – Я

Семья – родное с детства всем нам слово,

Как Мама, Родина, ну, и, конечно, Я.

За них мы все на всё всегда готовы…

Без них не будет полной жизнь моя

И мне без них быть вечно одиноким —

Без Родины, без мамы, без семьи…

Таких, я знал – бездушных и жестоких,

Друзей чужих, но, точно, не моих.

И каждый день таких людей я, видя,

Жалею неустроенность их дней —

И как не быть на целый мир в обиде,

Чем больше лет, обида всё сильней…

Никто не пожалеет. Братья, сёстры —

Их просто нет. Он был всегда один,

Единственным ребёнком в мире взрослом

И сам себе теперь, вот, господин.

Его семья – он, да приблуда – кошка,

В квартире грязной фото на стене,

И с фото мама смотрит всё в окошко

И, может, тихо плачет в тишине…

Бывает, что же, если не сложилось

Семь я когда-то, как у всех, в семью.

Хочу, чтобы тебе, мой друг, хватило

И сил и лет прожить жизнь, как в раю,

Средь любящих тебя, тобой любимых,

Ходить всю жизнь не в гости, а к родне…

…И если, вдруг, пойдёшь когда-то мимо,

То загляни к нему или ко мне…

Фонарный беспредел

В парк ночь пришла с уютной темнотой,

Готовясь подремать, аж, до рассвета,

А там уже гуляка холостой,

Прилёг вдали от городского света.

Но в парке старом хватит места всем —

Кому поспать, кому поцеловаться,

И всё бы хорошо, но между тем,

Забыла, что и в эту ночь остаться

Придётся ей без сна. Да будет свет!

И ночи белые давно уже забыты,

А тьмы июльской точно так же нет,

И всё, что есть, неоном всё залито…

– Кого же за фонарный беспредел

Благодарить? Им дня, похоже, мало!

Опять меня оставили без дел —

Вздохнула ночь и прочь пошла устало…

Мать Мария

Колокола на службу созывают —

Сегодня праздник в Тихвине у нас!

Все горести, и хвори забывая,

Спешим в собор Успенский в ранний час.

Спешим к Святой Иконе в дом законный,

Где Божья Мать отныне навсегда,

И благовеста звон заглушит стоны,

И из сердец и душ уйдёт беда…

Судить не буду о Чудесах Творящей,

Достаточно нам милости Её.

Не только в прошлом, но и в настоящем,

Наш город жил и до сих пор живёт

Её молитвами. И под Её покровом

И под Её защитою святой

Он нерушимо встанет, если снова

Попрёт на Русь святую враг ордой…

Ну, а сегодня мир. Сегодня праздник

На всей Руси. Ликуй же, третий Рим,

Что есть Она! Не чудо это разве!

Спасибо Ей за Бога говорим —

За чудо из чудес из всех на свете,

За то, что есть у нас такая Мать!

Мы для Неё, как и Христос, всё те же дети

И первой Ей дано нас понимать…

Я и Он

Постарел. Поседел. Посмотрел. Даже сам ужаснулся.

Не увидел себя. А ведь, кажется, был молодым.

И таким, каким стал, этим утром ненастным проснулся

Да и тот, в отраженье зеркальном, стал тоже седым…

Посмотрел и вздохнул. И тот, в зеркале, тоже вздыхает

И ему, видно, тоже моя старость совсем ни к чему,

Может, пламя любви до сих пор ещё в нём полыхает,

Только нет его больше в моём мире седом почему?

Может, там, в зазеркалье, в моей жизни пошло всё иначе,

А, быть может, живой, настоящий, и не я здесь, а он,

Ну, а я, здесь всего лишь отражение прошлого, значит,

Это он был когда-то бесконечно и страстно влюблён?

Может, мне предложить с ним местами опять поменяться,

И вернуть всё на круги своя, и себя и любовь?

Только вряд ли захочет он тенью моею остаться,

Да и я бы, пожалуй, поменяться бы был не готов…

Всё оставим, как есть. По утрам будем также встречаться,

Будем также молчать. Будем также седеть и стареть…

Будет время моё и его одинаково мчаться,

Чтобы вместе однажды, жизни наши прожив, умереть…

И останется лишь пустота здесь и там – в зазеркалье

Ни меня, ни его. Даже не с кем теперь помолчать.

Слились души в одну и без нас в своё небо умчались,

Чтобы нас молодыми, но потом, через век повстречать…

Седая любовь

Я тебе обещал много счастья и много разврата,

Но семейный разврат – он совсем не похож на разврат.

Может, снова вернёмся

К нашим дням безвозвратным обратно,

Вспомним сладость любви и забудем про горечь утрат?

Только ты мне сказала: предложенье твоё неуместно,

И не будем любовь, пусть забытую, в фарс превращать,

И к тому же с тобой будет, вряд ли, мне так интересно,

Как когда-то с тобой, но другим. Стоит ли обещать?

Может, ты и права. Ну, а, может быть, ты испугалась

Вдруг увидеть себя и красивой и вновь молодой?

И выходит, что нам ничего больше и не осталось —

Любоваться другими, целоваться с любовью седой…

Седовласка

Жизнь прожили, а она к нам всё неласковая:

В Загс ведёт сначала. В Суд – потом.

Златовласку превратила в Седовласку,

А меня из её Котика – Котом.

Для тебя теперь я лишь Котяра,

Не ловлю ни денег, ни мышей.

Что с меня возьмёшь? Ведь я же старый

Кот облезлый, хорошо, без вшей…

Да и ты красавицей не стала,

Превратилась в веник красота.

И, что будет так, ты тоже знала,

Когда замуж вышла за Кота…

А тогда я был чернее ночи,

Ну, а ты любила чёрный цвет!

Почему сейчас признать не хочешь,

Что была любовь. Была и нет!

Может, Кот соседский приглянулся?

Так скажу – и он пенсионер.

Кто из нас, не знаю, обманулся?

Я не обманулся, например…

Для меня ты, как была, осталась

Молодой, с косою золотой,

Ну, и что – что постарела малость?

Ну, и что – что стала вдруг седой?

На твои ворчания внимания

Я не обращал ведь никогда.

Главное, чтоб было – понимание…

Остальное в жизни – ерунда.

В Загс ходили! В суд ходили тоже!

Ну, и что из этого – А что?

Без меня, увы, ты жить не сможешь,

Без моей любви и без котов…

Он был. Он есть. Он будет

Сравнялся возрастом почти до – до и после,

Здесь сорок два и сорок уже там…

Кто он такой? – сегодня вряд ли спросит

В России кто. Он – самый близкий нам

Из всех кто жил, из всех, сейчас живущих,

Из всех, поющих песни – про него.

И голос его из души идущий,

Вновь возникает вдруг из ничего

И возвращает нам себя и память,

И нас благодарит, что вновь живой,

Что снова здесь, что снова вместе с нами

Как и тогда. Такой же – в доску свой!

Не веривший ни в магов, ни в богов,

Но никогда их и не презиравший,

Теперь он сам у ихних берегов,

Но не пропащий и отнюдь не павший.

Такой как был. Такой как есть. Такой как будет —

Поэт и бард. И просто человек!

И этот день июльский не забудем

Ни мы, ни он, тот наш двадцатый век,

В который он вместил себя по полной —

Театр, любовь, поэзию и смерть,

И жизнь, и мир вокруг себя, огромный,

А славу можно и перетерпеть…

Тот долгий день

Он двадцать пятого родился, а в июле

Того же двадцать пятого числа,

Пока его Москва была в загуле,

Его к себе смерть тихо прибрала…

Он умер. И опять, как жил, не к месту,

Мог бы ещё немного подождать,

Побыть ещё немного неизвестным,

Чтобы гостей Москвы не раздражать…

Но он бы был не он – жаль, не успел

Жизнь доиграть и кое-что допеть..

Он умирать, конечно, не хотел,

Хотел лишь всё, что мог ещё, успеть…

…И вдруг Москва, очнулась как немая,

Ещё не понимая, кто ушёл?

И смерть его, душой, не принимая,

За ним народ толпой бессчётной шёл…

Такой толпы Москва ещё не знала —

Так хоронили только лишь вождей,

Но ведь у тех и ордена и слава,

А этот кто? Обычный из людей…

Без званий, без наград, не выездной,

Хоть это ему, впрочем, разрешили,

Но только лишь в Париж и лишь к одной,

Другие и того не заслужили…

Хотя при жизни пел и после жизни

В кремлёвских кабинетах и дворах,

Тем более, на собственной пел тризне,

Пел про вождей и про грядущий крах…

…И вот тот день июльский завершился,

Давно другой июль, другая Русь…

Но помним мы – он с нами не простился,

Однажды спев: Конечно, я вернусь!

Триколор

Белые тучки

Синее небо

Красное солнце

Над головой.

И всё-таки здесь

Место самое лучшее.

И Богу хвала,

Что оно ещё есть!

Родная земля,

Что зовётся Россией.

Родная Москва,

Кремль,

А над ним

Триколор!

Тебя нет милее,

Тебя нет красивее,

Отрада душе

И для сердца

Простор.

Я жил бы

Здесь вечно,

Любил бесконечно

И песни твои,

Даже если в них

Грусть.

Но жизнь

Скоротечна,

Коль Бог даст,

Конечно,

К тебе я вернусь

Благодатная

Русь!

И белые тучки

И синее небо

И красное солнце

Над головой.

И в Русь

Ненаглядную,

Красавицу ладную,

Я снова влюблюсь,

Когда буду

Живой!

Переходный возраст

Как хочется быстрее стать мужчиной…

Тебя я понимаю, мальчик мой,

Но не ищи в себе всего причины

И возвращайся вовремя домой.

А время стать мужчиной вмиг настанет

И сам ты не заметишь где, когда,

Ты сам себя бояться перестанешь,

И будешь сам решать всё и всегда.

Хоть отвечать за всё и всех непросто,

Вот только лгать намного тяжелей.

А если ты поймёшь вдруг, что ты взрослый,

Приди домой и маму пожалей.

Она ведь до сих пор ещё не верит,

Что мальчик тот так быстро повзрослел,

И смотрит на тебя чуть-чуть потерянно,

А что же ты увидеть вдруг хотел?

Себя в кроватке детской, маму рядом?

Тогда ты опоздал – здесь детства нет,

Не торопись решать: ну, и не надо!

Когда-нибудь потом на склоне лет

Ты вспомнишь всё: свой переходный возраст,

Желание скорее повзрослеть…

Но будет поздно. Будет слишком поздно

О том, как быстро взрослым стал, жалеть…

Идеалист

Не рвусь в народные, в заслуженные тоже,

Кем стану я потом – не мне решать…

Тот, кто мечтать об этом только может,

Тот только и умеет – всем мешать.

Обидами, заполнив свою душу,

Поверьте, он нигде не пропадёт,

И если здесь его никто не слушает,

Где слушать будут – он всегда найдёт.

Кого ославить надо – он ославит,

Кого прославить – он и тут как тут.

Потом и сам начнёт поэтов править,

И звание ему потом дадут,

И разрешат издательство возглавить,

Где лучших никогда не издадут…

И в звёздный час, достигнув всё, что можно,

И всех поэтов настоящих загнобив,

Он вдруг умрёт. Ведь в жизни всё возможно!

И в путь последний с плачем проводив,

На первом поминальном заседании

Вдруг кто-то спросит: а покойный кто?

– В партийных не работал он изданиях,

Но всем в ЦК знакомцем был зато!

– И говорят ещё, что был поэтом,

Народным вроде. И на даче жил,

С самим генсеком. Много пил при этом.

– Жаль, раньше нам никто не доложил…

Не знаю, почему, но я не верю

Не только в справедливость – и в слова:

Я тоже вхож в высокие был двери,

И у меня кружилась голова

От перспектив и всевозможных званий,

Но у меня их не было, и нет,

Ведь всё равно я был бы самозванец

Среди придворной челяди тех лет…

Между небом и землёй

Проснулся, а вокруг гробы, гробы…

Закрыл глаза и снова только тьма,

Что это? Сон? Ирония судьбы?

А, может, просто я сошёл с ума?

Когда не сплю, выходит, не живу,

А, может, это я лежу в гробу?

Когда засну, вся жизнь, как наяву,

Кого винить? Себя? Или судьбу?

Бессонницу позвать бы в доктора,

Излечит вдруг от моих странных снов?

Жаль, что она к другим ушла вчера,

Считая, видимо, что я вполне здоров

И что пока не выжил из ума…

И снова ночь. И снова тишина,

И фонари на улице горят

И полная в окне, как блин, луна.

Открыл глаза – там с косами стоят…

…В нарядах белых, явно, что не люди,

И явно я не сплю. Так, где же я?

А если сплю, то почему не будит

Меня давно умершая родня?

Дай, Бог

Дай, Бог, хотя бы половину

Тех лет, что я уже прожил…

И пусть добра я не нажил,

Но даже в этой жизни длинной

Совсем другого я хотел:

Дружбы хотел, но так случилось,

Дружбы мужской не получилось,

Или я что-то проглядел…

Друзья остались, но друзьями

Я, вряд ли, их могу назвать,

Чтоб снова в гости всех позвать,

Но не придут они и сами —

Жизнь оказалась штукой сложной,

Давным – давно иллюзий нет.

Один – давным-давно клеврет,

Второй – отъявленный безбожник,

А третий – им не судия,

Ведь этот третий – это я…

…Могу судить себя лишь только,

И от того тебя прошу,

Дать время мне, и я решу,

Как наказать себя, на сколько,

Как всё исправить, чтоб они,

Себя вернули мне однажды

Или себя им я, не важно,

Чтобы в оставшиеся дни

Ошибки молодости нашей

Не тяготили душу нам

И не мешали нашим снам,

А там, и умирать не страшно…

Старая Ладога

Когда-то не было России,

А Русь уже была века,

По небу синему носились,

Как и сегодня, облака,

Вставало солнце над столицей,

И также просыпалась Русь —

И русские повсюду лица,

Но от чего же в сердце грусть?

Не от того ли, что Россией

Увы, забыт, сей славный град…

Но здесь, похоже, не забыли,

Как на княжение просили

Тысячелетие назад

Его приплыть к ним из варягов,

Русь от набегов защитить

И быть здесь первым русским князем!

И, значит, здесь столице быть!

И там, где в Ладогу впадает

Могучий Волхов, вырос град…

Но кто-то до сих пор страдает,

И время то забыть бы рад,

В себе увидев претендентов

На первый главный русский трон.

И толпы из интеллигентов

Вновь поднимают плач и стон,

Что мол, не Рюрика, а Кия

Стать князем пригласил народ,

И что не Ладога, а Киев

Столицей стал! Такой разброд

И до сих пор в умах, похоже…

Пора б оставить всё как есть.

Но кто-то всё-таки не может

Признать, что начиналась здесь

И Русь, затем и вся Россия.

Тогда пусть время всё решит:

Где против истины грешили,

Кто до сих пор ещё грешит,

Но Русь стояла и стоит!

И как тобой мне не гордится

За твои прежние дела.

И, где бы ни была столица,

Ты первой, Ладога, была!

…Стою на старом городище,

Смотрю на Русь через века,

И вижу Рюрика, и город,

В котором правил он и жил.

Смотрю, и думаю с укором —

Он не забвенье заслужил,

А, как и водится в России,

Заботу, славу, и почёт!

И, как бы, где б, не голосили,

А Волхов также всё течёт,

Течёт по землям ленинградским,

По малой Родине моей…

…Хочу я ей в любви признаться,

Пусть и на склоне моих дней!

Ленинградская земля

Леса, луга и синие озёра

Всё это Ленинградская земля!

И вот опять твой день рожденья скоро,

А вслед за ним и свой отмечу я.

Все эти годы ты со мною рядом

И я с тобой всю жизнь свою прожил

И мне другой земли теперь не надо

Я здесь родился и стране служил.

Я здесь тебе, похоже, пригодился,

И ты одна душе моей мила,

И где бы я порой не находился

Моя душа назад к тебе вела.

Туда, где ветры северные дуют,

И где в июне по ночам светло,

Хоть я теперь по прошлому тоскую,

Но мне, похоже, с прошлым повезло.

Мне повезло, как повезло немногим,

С тобой взрослеть, с тобой и постареть,

Любовь здесь встретить и на твоём пороге,

Там, где родился, даст Бог умереть!

Ну, а пока ещё найдутся силы,

Никто не скажет, что мы старики.

Так будь же ты всегда, как есть, красивой

И для других красу прибереги!

…Чтобы и те, кто после нас родится,

В тебя могли влюбиться, как и я,

А мне ты будешь там, на небе, сниться

Из века в век, любимая земля…

Високосный год

Год високосный оправдал все наши страхи,

Назначив всем нам длинный выходной,

И повелел плато ждать вместо плахи,

Ну, вот и ждём, полгода всей страной…

Считаем дни, считаем тех, кому не очень

В год этот високосный повезло,

И что ж не отдыхать нам, между прочим,

Причём с зарплатой вирусу назло!

Вот только нас не то совсем волнует,

А вдруг тот вирус с нами навсегда?

Кто, как, потом наш отдых обоснует?

Вдруг деньги кончатся однажды, что тогда?

А новый високосный год не скоро,

Чтобы вот так нам снова побалдеть…

При пандемии жить, конечно, здорово,

Вот только б самому не умереть…

Еду на юг

Сходил к врачу, а он сказал со скорбью:

Вам противопоказан нынче юг…

– Не может быть! Пусть я немного сгорблен,

Почти старик. А так, с чего бы вдруг?

Нет, вы не правы! Я умру без юга!

А у кого теперь болячек нет?

Хотя бы месяц отдохнёт супруга,

Я сам на север ей куплю билет…

Без моря мне не жить, а жить охота,

Ещё охота девочек любить…

Уж если не на юг, тогда в пехоту

Опять на сборы вдруг решат забрить,

Пока я жив, пока я не в отставке?

Да, ну, вас всех, занудных докторов,

Тогда я обойдусь без вашей справки,

А, может быть, напишите: здоров?

…И вот уже опять сижу в вагоне,

Любуюсь на любимый мной Кавказ…

Ну, как без нас солдатам в эшелоне?

И как же нашей Родине без нас?

Чужая жена

В нашей жизни порой смысла мало бывает

И порой поступаем мы судьбе вопреки:

То, что надо бы помнить, навсегда забываем,

А, что помнить не надо, душу рвёт на куски.

В нашей памяти мы что-то личное ищем,

И находим, что нам и не надо бы знать:

Слухи, сплетни, наветы и всё прочее лишнее,

А потом из души их не можем прогнать.

И с душой развороченной, день и ночь снова маемся,

И, узнав, что не надо бы, снова нам не уснуть,

Жаль, что мы иногда и в себе ошибаемся,

Хоть и знаем, что прошлое нам уже не вернуть.

Всё, что было, осталось нам на память от памяти,

Ну, а где же тогда в ней и ты, и любовь?

Где же я молодой, и судьбой не израненный?

В чьей же памяти мы? В моей – только лишь кровь.

Кровь и смерть, лазареты, вперемежку с окопами,

И последняя осень в Петербурге с тобой,

И кровавый рассвет над маньчжурскими сопками,

Не моя это память и не мой этот бой…

Даже ты не моя – и со мной тебя не было,

Вдруг ещё не нашёл или друг вдруг увёл,

Просыпаюсь в беспамятстве – надо мной только небо,

Только поле зелёное, где багульник зацвёл…

Что ж тогда получается – не со мной та встречается,

Та, которую я сам себе сотворил,

Сам придумал её для себя, получается,

И её навсегда тут же сам и забыл?

Почему тогда вспомнил, то, что мне и не надо?

Только, может, тебе моя память нужна,

Снова встретить меня в ней была бы ты рада,

Чтоб самой позабыть – ты – чужая жена.

…В нашей жизни порой смысла мало бывает,

И порой поступаем мы судьбе вопреки,

То, что надо бы помнить, навсегда забываем,

А, что помнить не надо, душу рвёт на куски…

Не законченный роман

И день, и ночь я думаю о ней

И ей самой уже давно за сорок…

Чем больше лет, тем чувства всё сильней,

Одна искра и вспыхнет вновь, как порох,

Однажды не законченный роман.

Не выполненные мною обещания,

Жаль, что моя любовь была – обман,

И был обманом поцелуй твой на прощание…

А я опять на южном берегу

Сижу и жду, ищу в толпе прохожих

Одну тебя и снова не могу

Найти тебя среди других похожих,

Среди прекрасных лиц и стройных ног,

А, может быть, и ты здесь где-то рядом,

Но я узнать тебя, увы, не смог,

Хотя тебе, быть может, и не надо…

Вдруг наш роман дочитан был тобой

Ещё тогда. И новых было много.

И в них всегда была любовь и боль

Боль от разлук. Железная дорога.

Последний взгляд. Последний поцелуй.

А впереди – привычных дней рутина…

…И муж-старик: прошу, там не балуй!

…И крик жены: какой же ты, скотина!

Жизнь – не сказка

В степь раздольную выйду. Зычным голосом крикну.

И примчится из сказки Сивка-бурка ко мне.

Я уж взрослый давно. Но никак не привыкну,

Что не я в этой сказке на златогривом коне.

Это внук мой сегодня за Жар-птицею мчится,

Ищет счастье своё, как когда-то и я,

А потом, когда сможет сам читать научиться,

За Жар-птицей умчатся вместе с ним и друзья.

Жаль, реальная жизнь на ту жизнь не похожа,

Слишком времени мало жить нам в сказке дано.

И когда подрастём, сказку в шкаф свой положим,

Вдруг кому-то опять повторить суждено…

Те забытые годы, где была жизнь, как сказка,

Чтоб Конька-горбунка покатать пригласить,

Чтобы было, что вспомнить, в наше время неласковое,

И отправить нас в сказку, хоть на миг, попросить…

Остались только лишь мечты

У нас на севере дожди,

А там, у моря, цветут розы.

У нас морозы впереди,

А там, жара, ночные грозы…

Вода – парное молоко!

Хотим на море. Кто же спорит,

Вот только море далеко

И отпуск кончится наш вскоре…

Билетов не было на юг —

Все самолёты отменили,

Чтоб мы с тобой случайно вдруг

Ковид с собой не прихватили…

Остались только лишь мечты

И фотографии на память,

А в них, конечно, я и ты,

И море, море, море, море…

Неслышно плещется прибой,

На заднем плане горы, горы…

Вот только нас там нет с тобой

И будем, видимо, не скоро.

Остались нам одни дожди

И не подаренные розы,

И ты, мой друг, стихов не жди,

Настало время скучной прозы…

Сирия

Песок и солнце. Древняя земля.

Ты вся передо мной, оттуда, с неба,

Случилось так – теперь с тобою я

И ты со мной, где я потом бы не был.

Оазисы зелёные внизу,

А вместо городов одни руины.

Будь мальчиком, пустил бы и слезу,

Но вырос я и стал давно мужчиной.

И я с тобой здесь вовсе не турист,

Я тот, кто защитить тебя, явился,

И каждый день смотрю я сверху вниз,

Чтоб страшный план врагов твоих не сбылся…

…Пусть я сейчас от дома за полмира,

Туда я обязательно вернусь,

Но лишь тогда, когда твоя Пальмира,

Забудет и войну, и эту грусть.

Когда в песках твоих навек исчезнут

Твои враги. В глазах исчезнет страх.

И небо станет небом, а не бездной,

И по заслугам всем воздаст Аллах.

…Ну, а пока уходят в небо самолёты,

Ну, а пока кого-то «стингер» ждёт,

И кто-то не вернётся из полёта

И не домой, а к Богу попадёт.