Наследие. Том пятый. 2020

Семья – родное с детства всем нам слово,

Как Мама, Родина, ну, и, конечно, Я.

За них мы все на всё всегда готовы…

Без них не будет полной жизнь моя

И мне без них быть вечно одиноким —

Без Родины, без мамы, без семьи…

Таких, я знал – бездушных и жестоких,

Друзей чужих, но, точно, не моих.

И каждый день таких людей я, видя,

Жалею неустроенность их дней —

И как не быть на целый мир в обиде,

Чем больше лет, обида всё сильней…

Никто не пожалеет. Братья, сёстры —

Их просто нет. Он был всегда один,

Единственным ребёнком в мире взрослом

И сам себе теперь, вот, господин.

Его семья – он, да приблуда – кошка,

В квартире грязной фото на стене,

И с фото мама смотрит всё в окошко

И, может, тихо плачет в тишине…

Бывает, что же, если не сложилось

Семь я когда-то, как у всех, в семью.

Хочу, чтобы тебе, мой друг, хватило

И сил и лет прожить жизнь, как в раю,

Средь любящих тебя, тобой любимых,

Ходить всю жизнь не в гости, а к родне…

…И если, вдруг, пойдёшь когда-то мимо,

То загляни к нему или ко мне…

Фонарный беспредел

В парк ночь пришла с уютной темнотой,

Готовясь подремать, аж, до рассвета,

А там уже гуляка холостой,

Прилёг вдали от городского света.

Но в парке старом хватит места всем —

Кому поспать, кому поцеловаться,

И всё бы хорошо, но между тем,

Забыла, что и в эту ночь остаться

Придётся ей без сна. Да будет свет!

И ночи белые давно уже забыты,

А тьмы июльской точно так же нет,

И всё, что есть, неоном всё залито…

– Кого же за фонарный беспредел

Благодарить? Им дня, похоже, мало!

Опять меня оставили без дел —

Вздохнула ночь и прочь пошла устало…

Мать Мария

Колокола на службу созывают —

Сегодня праздник в Тихвине у нас!

Все горести, и хвори забывая,

Спешим в собор Успенский в ранний час.

Спешим к Святой Иконе в дом законный,

Где Божья Мать отныне навсегда,

И благовеста звон заглушит стоны,

И из сердец и душ уйдёт беда…

Судить не буду о Чудесах Творящей,

Достаточно нам милости Её.

Не только в прошлом, но и в настоящем,

Наш город жил и до сих пор живёт

Её молитвами. И под Её покровом

И под Её защитою святой

Он нерушимо встанет, если снова

Попрёт на Русь святую враг ордой…

Ну, а сегодня мир. Сегодня праздник

На всей Руси. Ликуй же, третий Рим,

Что есть Она! Не чудо это разве!

Спасибо Ей за Бога говорим —

За чудо из чудес из всех на свете,

За то, что есть у нас такая Мать!

Мы для Неё, как и Христос, всё те же дети

И первой Ей дано нас понимать…

Я и Он

Постарел. Поседел. Посмотрел. Даже сам ужаснулся.

Не увидел себя. А ведь, кажется, был молодым.

И таким, каким стал, этим утром ненастным проснулся

Да и тот, в отраженье зеркальном, стал тоже седым…

Посмотрел и вздохнул. И тот, в зеркале, тоже вздыхает

И ему, видно, тоже моя старость совсем ни к чему,

Может, пламя любви до сих пор ещё в нём полыхает,

Только нет его больше в моём мире седом почему?

Может, там, в зазеркалье, в моей жизни пошло всё иначе,

А, быть может, живой, настоящий, и не я здесь, а он,

Ну, а я, здесь всего лишь отражение прошлого, значит,

Это он был когда-то бесконечно и страстно влюблён?

Может, мне предложить с ним местами опять поменяться,

И вернуть всё на круги своя, и себя и любовь?

Только вряд ли захочет он тенью моею остаться,

Да и я бы, пожалуй, поменяться бы был не готов…

Всё оставим, как есть. По утрам будем также встречаться,

Будем также молчать. Будем также седеть и стареть…

Будет время моё и его одинаково мчаться,

Чтобы вместе однажды, жизни наши прожив, умереть…

И останется лишь пустота здесь и там – в зазеркалье

Ни меня, ни его. Даже не с кем теперь помолчать.

Слились души в одну и без нас в своё небо умчались,

Чтобы нас молодыми, но потом, через век повстречать…

Седая любовь

Я тебе обещал много счастья и много разврата,

Но семейный разврат – он совсем не похож на разврат.

Может, снова вернёмся

К нашим дням безвозвратным обратно,

Вспомним сладость любви и забудем про горечь утрат?

Только ты мне сказала: предложенье твоё неуместно,

И не будем любовь, пусть забытую, в фарс превращать,

И к тому же с тобой будет, вряд ли, мне так интересно,

Как когда-то с тобой, но другим. Стоит ли обещать?

Может, ты и права. Ну, а, может быть, ты испугалась

Вдруг увидеть себя и красивой и вновь молодой?

И выходит, что нам ничего больше и не осталось —

Любоваться другими, целоваться с любовью седой…

Седовласка

Жизнь прожили, а она к нам всё неласковая:

В Загс ведёт сначала. В Суд – потом.

Златовласку превратила в Седовласку,

А меня из её Котика – Котом.

Для тебя теперь я лишь Котяра,

Не ловлю ни денег, ни мышей.

Что с меня возьмёшь? Ведь я же старый

Кот облезлый, хорошо, без вшей…

Да и ты красавицей не стала,

Превратилась в веник красота.

И, что будет так, ты тоже знала,

Когда замуж вышла за Кота…

А тогда я был чернее ночи,

Ну, а ты любила чёрный цвет!

Почему сейчас признать не хочешь,

Что была любовь. Была и нет!

Может, Кот соседский приглянулся?

Так скажу – и он пенсионер.

Кто из нас, не знаю, обманулся?

Я не обманулся, например…

Для меня ты, как была, осталась

Молодой, с косою золотой,

Ну, и что – что постарела малость?

Ну, и что – что стала вдруг седой?

На твои ворчания внимания

Я не обращал ведь никогда.

Главное, чтоб было – понимание…

Остальное в жизни – ерунда.

В Загс ходили! В суд ходили тоже!

Ну, и что из этого – А что?

Без меня, увы, ты жить не сможешь,

Без моей любви и без котов…

Он был. Он есть. Он будет

Сравнялся возрастом почти до – до и после,

Здесь сорок два и сорок уже там…

Кто он такой? – сегодня вряд ли спросит

В России кто. Он – самый близкий нам

Из всех кто жил, из всех, сейчас живущих,

Из всех, поющих песни – про него.

И голос его из души идущий,

Вновь возникает вдруг из ничего

И возвращает нам себя и память,

И нас благодарит, что вновь живой,

Что снова здесь, что снова вместе с нами

Как и тогда. Такой же – в доску свой!

Не веривший ни в магов, ни в богов,

Но никогда их и не презиравший,

Теперь он сам у ихних берегов,

Но не пропащий и отнюдь не павший.

Такой как был. Такой как есть. Такой как будет —

Поэт и бард. И просто человек!

И этот день июльский не забудем

Ни мы, ни он, тот наш двадцатый век,

В который он вместил себя по полной —

Театр, любовь, поэзию и смерть,

И жизнь, и мир вокруг себя, огромный,

А славу можно и перетерпеть…

Тот долгий день

Он двадцать пятого родился, а в июле

Того же двадцать пятого числа,

Пока его Москва была в загуле,

Его к себе смерть тихо прибрала…

Он умер. И опять, как жил, не к месту,

Мог бы ещё немного подождать,

Побыть ещё немного неизвестным,

Чтобы гостей Москвы не раздражать…

Но он бы был не он – жаль, не успел

Жизнь доиграть и кое-что допеть..

Он умирать, конечно, не хотел,

Хотел лишь всё, что мог ещё, успеть…

…И вдруг Москва, очнулась как немая,

Ещё не понимая, кто ушёл?

И смерть его, душой, не принимая,

За ним народ толпой бессчётной шёл…

Такой толпы Москва ещё не знала —

Так хоронили только лишь вождей,

Но ведь у тех и ордена и слава,

А этот кто? Обычный из людей…

Без званий, без наград, не выездной,

Хоть это ему, впрочем, разрешили,

Но только лишь в Париж и лишь к одной,

Другие и того не заслужили…

Хотя при жизни пел и после жизни

В кремлёвских кабинетах и дворах,

Тем более, на собственной пел тризне,

Пел про вождей и про грядущий крах…

…И вот тот день июльский завершился,

Давно другой июль, другая Русь…

Но помним мы – он с нами не простился,

Однажды спев: Конечно, я вернусь!

Триколор

Белые тучки

Синее небо

Красное солнце

Над головой.

И всё-таки здесь

Место самое лучшее.

И Богу хвала,

Что оно ещё есть!

Родная земля,

Что зовётся Россией.

Родная Москва,

Кремль,

А над ним

Триколор!

Тебя нет милее,

Тебя нет красивее,

Отрада душе

И для сердца

Простор.

Я жил бы

Здесь вечно,

Любил бесконечно

И песни твои,

Даже если в них

Грусть.

Но жизнь

Скоротечна,

Коль Бог даст,

Конечно,

К тебе я вернусь

Благодатная

Русь!

И белые тучки

И синее небо

И красное солнце

Над головой.

И в Русь

Ненаглядную,

Красавицу ладную,

Я снова влюблюсь,

Когда буду

Живой!

Переходный возраст

Как хочется быстрее стать мужчиной…

Тебя я понимаю, мальчик мой,

Но не ищи в себе всего причины

И возвращайся вовремя домой.

А время стать мужчиной вмиг настанет

И сам ты не заметишь где, когда,

Ты сам себя бояться перестанешь,

И будешь сам решать всё и всегда.

Хоть отвечать за всё и всех непросто,

Вот только лгать намного тяжелей.

А если ты поймёшь вдруг, что ты взрослый,

Приди домой и маму пожалей.

Она ведь до сих пор ещё не верит,

Что мальчик тот так быстро повзрослел,

И смотрит на тебя чуть-чуть потерянно,

А что же ты увидеть вдруг хотел?

Себя в кроватке детской, маму рядом?

Тогда ты опоздал – здесь детства нет,

Не торопись решать: ну, и не надо!

Когда-нибудь потом на склоне лет

Ты вспомнишь всё: свой переходный возраст,

Желание скорее повзрослеть…

Но будет поздно. Будет слишком поздно

О том, как быстро взрослым стал, жалеть…

Идеалист

Не рвусь в народные, в заслуженные тоже,

Кем стану я потом – не мне решать…

Тот, кто мечтать об этом только может,

Тот только и умеет – всем мешать.

Обидами, заполнив свою душу,

Поверьте, он нигде не пропадёт,

И если здесь его никто не слушает,

Где слушать будут – он всегда найдёт.

Кого ославить надо – он ославит,

Кого прославить – он и тут как тут.

Потом и сам начнёт поэтов править,

И звание ему потом дадут,

И разрешат издательство возглавить,

Где лучших никогда не издадут…

И в звёздный час, достигнув всё, что можно,

И всех поэтов настоящих загнобив,

Он вдруг умрёт. Ведь в жизни всё возможно!

И в путь последний с плачем проводив,

На первом поминальном заседании

Вдруг кто-то спросит: а покойный кто?

– В партийных не работал он изданиях,

Но всем в ЦК знакомцем был зато!

– И говорят ещё, что был поэтом,

Народным вроде. И на даче жил,

С самим генсеком. Много пил при этом.

– Жаль, раньше нам никто не доложил…

Не знаю, почему, но я не верю

Не только в справедливость – и в слова:

Я тоже вхож в высокие был двери,

И у меня кружилась голова

От перспектив и всевозможных званий,

Но у меня их не было, и нет,

Ведь всё равно я был бы самозванец

Среди придворной челяди тех лет…

Между небом и землёй

Проснулся, а вокруг гробы, гробы…

Закрыл глаза и снова только тьма,

Что это? Сон? Ирония судьбы?

А, может, просто я сошёл с ума?

Когда не сплю, выходит, не живу,

А, может, это я лежу в гробу?

Когда засну, вся жизнь, как наяву,

Кого винить? Себя? Или судьбу?

Бессонницу позвать бы в доктора,

Излечит вдруг от моих странных снов?

Жаль, что она к другим ушла вчера,

Считая, видимо, что я вполне здоров

И что пока не выжил из ума…

И снова ночь. И снова тишина,

И фонари на улице горят

И полная в окне, как блин, луна.

Открыл глаза – там с косами стоят…

…В нарядах белых, явно, что не люди,

И явно я не сплю. Так, где же я?

А если сплю, то почему не будит

Меня давно умершая родня?

Дай, Бог

Дай, Бог, хотя бы половину

Тех лет, что я уже прожил…

И пусть добра я не нажил,

Но даже в этой жизни длинной

Совсем другого я хотел:

Дружбы хотел, но так случилось,

Дружбы мужской не получилось,

Или я что-то проглядел…

Друзья остались, но друзьями

Я, вряд ли, их могу назвать,

Чтоб снова в гости всех позвать,

Но не придут они и сами —

Жизнь оказалась штукой сложной,

Давным – давно иллюзий нет.

Один – давным-давно клеврет,

Второй – отъявленный безбожник,

А третий – им не судия,

Ведь этот третий – это я…

…Могу судить себя лишь только,

И от того тебя прошу,

Дать время мне, и я решу,

Как наказать себя, на сколько,

Как всё исправить, чтоб они,

Себя вернули мне однажды

Или себя им я, не важно,

Чтобы в оставшиеся дни

Ошибки молодости нашей

Не тяготили душу нам

И не мешали нашим снам,

А там, и умирать не страшно…

Старая Ладога

Когда-то не было России,

А Русь уже была века,

По небу синему носились,

Как и сегодня, облака,

Вставало солнце над столицей,

И также просыпалась Русь —

И русские повсюду лица,

Но от чего же в сердце грусть?

Не от того ли, что Россией

Увы, забыт, сей славный град…

Но здесь, похоже, не забыли,

Как на княжение просили

Тысячелетие назад

Его приплыть к ним из варягов,

Русь от набегов защитить

И быть здесь первым русским князем!

И, значит, здесь столице быть!

И там, где в Ладогу впадает

Могучий Волхов, вырос град…

Но кто-то до сих пор страдает,

И время то забыть бы рад,

В себе увидев претендентов

На первый главный русский трон.

И толпы из интеллигентов

Вновь поднимают плач и стон,

Что мол, не Рюрика, а Кия

Стать князем пригласил народ,

И что не Ладога, а Киев

Столицей стал! Такой разброд

И до сих пор в умах, похоже…

Пора б оставить всё как есть.

Но кто-то всё-таки не может

Признать, что начиналась здесь

И Русь, затем и вся Россия.

Тогда пусть время всё решит:

Где против истины грешили,

Кто до сих пор ещё грешит,

Но Русь стояла и стоит!

И как тобой мне не гордится

За твои прежние дела.

И, где бы ни была столица,

Ты первой, Ладога, была!

…Стою на старом городище,

Смотрю на Русь через века,

И вижу Рюрика, и город,

В котором правил он и жил.

Смотрю, и думаю с укором —

Он не забвенье заслужил,

А, как и водится в России,

Заботу, славу, и почёт!

И, как бы, где б, не голосили,

А Волхов также всё течёт,

Течёт по землям ленинградским,

По малой Родине моей…

…Хочу я ей в любви признаться,

Пусть и на склоне моих дней!

Ленинградская земля

Леса, луга и синие озёра

Всё это Ленинградская земля!

И вот опять твой день рожденья скоро,

А вслед за ним и свой отмечу я.

Все эти годы ты со мною рядом

И я с тобой всю жизнь свою прожил

И мне другой земли теперь не надо

Я здесь родился и стране служил.

Я здесь тебе, похоже, пригодился,

И ты одна душе моей мила,

И где бы я порой не находился

Моя душа назад к тебе вела.

Туда, где ветры северные дуют,

И где в июне по ночам светло,

Хоть я теперь по прошлому тоскую,

Но мне, похоже, с прошлым повезло.

Мне повезло, как повезло немногим,

С тобой взрослеть, с тобой и постареть,

Любовь здесь встретить и на твоём пороге,

Там, где родился, даст Бог умереть!

Ну, а пока ещё найдутся силы,

Никто не скажет, что мы старики.

Так будь же ты всегда, как есть, красивой

И для других красу прибереги!

…Чтобы и те, кто после нас родится,

В тебя могли влюбиться, как и я,

А мне ты будешь там, на небе, сниться

Из века в век, любимая земля…

Високосный год

Год високосный оправдал все наши страхи,

Назначив всем нам длинный выходной,

И повелел плато ждать вместо плахи,

Ну, вот и ждём, полгода всей страной…

Считаем дни, считаем тех, кому не очень

В год этот високосный повезло,

И что ж не отдыхать нам, между прочим,

Причём с зарплатой вирусу назло!

Вот только нас не то совсем волнует,

А вдруг тот вирус с нами навсегда?

Кто, как, потом наш отдых обоснует?

Вдруг деньги кончатся однажды, что тогда?

А новый високосный год не скоро,

Чтобы вот так нам снова побалдеть…

При пандемии жить, конечно, здорово,

Вот только б самому не умереть…

Еду на юг

Сходил к врачу, а он сказал со скорбью:

Вам противопоказан нынче юг…

– Не может быть! Пусть я немного сгорблен,

Почти старик. А так, с чего бы вдруг?

Нет, вы не правы! Я умру без юга!

А у кого теперь болячек нет?

Хотя бы месяц отдохнёт супруга,

Я сам на север ей куплю билет…

Без моря мне не жить, а жить охота,

Ещё охота девочек любить…

Уж если не на юг, тогда в пехоту

Опять на сборы вдруг решат забрить,

Пока я жив, пока я не в отставке?

Да, ну, вас всех, занудных докторов,

Тогда я обойдусь без вашей справки,

А, может быть, напишите: здоров?

…И вот уже опять сижу в вагоне,

Любуюсь на любимый мной Кавказ…

Ну, как без нас солдатам в эшелоне?

И как же нашей Родине без нас?

Чужая жена

В нашей жизни порой смысла мало бывает

И порой поступаем мы судьбе вопреки:

То, что надо бы помнить, навсегда забываем,

А, что помнить не надо, душу рвёт на куски.

В нашей памяти мы что-то личное ищем,

И находим, что нам и не надо бы знать:

Слухи, сплетни, наветы и всё прочее лишнее,

А потом из души их не можем прогнать.

И с душой развороченной, день и ночь снова маемся,

И, узнав, что не надо бы, снова нам не уснуть,

Жаль, что мы иногда и в себе ошибаемся,

Хоть и знаем, что прошлое нам уже не вернуть.

Всё, что было, осталось нам на память от памяти,

Ну, а где же тогда в ней и ты, и любовь?

Где же я молодой, и судьбой не израненный?

В чьей же памяти мы? В моей – только лишь кровь.

Кровь и смерть, лазареты, вперемежку с окопами,

И последняя осень в Петербурге с тобой,

И кровавый рассвет над маньчжурскими сопками,

Не моя это память и не мой этот бой…

Даже ты не моя – и со мной тебя не было,

Вдруг ещё не нашёл или друг вдруг увёл,

Просыпаюсь в беспамятстве – надо мной только небо,

Только поле зелёное, где багульник зацвёл…

Что ж тогда получается – не со мной та встречается,

Та, которую я сам себе сотворил,

Сам придумал её для себя, получается,

И её навсегда тут же сам и забыл?

Почему тогда вспомнил, то, что мне и не надо?

Только, может, тебе моя память нужна,

Снова встретить меня в ней была бы ты рада,

Чтоб самой позабыть – ты – чужая жена.

…В нашей жизни порой смысла мало бывает,

И порой поступаем мы судьбе вопреки,

То, что надо бы помнить, навсегда забываем,

А, что помнить не надо, душу рвёт на куски…

Не законченный роман

И день, и ночь я думаю о ней

И ей самой уже давно за сорок…

Чем больше лет, тем чувства всё сильней,

Одна искра и вспыхнет вновь, как порох,

Однажды не законченный роман.

Не выполненные мною обещания,

Жаль, что моя любовь была – обман,

И был обманом поцелуй твой на прощание…

А я опять на южном берегу

Сижу и жду, ищу в толпе прохожих

Одну тебя и снова не могу

Найти тебя среди других похожих,

Среди прекрасных лиц и стройных ног,

А, может быть, и ты здесь где-то рядом,

Но я узнать тебя, увы, не смог,

Хотя тебе, быть может, и не надо…

Вдруг наш роман дочитан был тобой

Ещё тогда. И новых было много.

И в них всегда была любовь и боль

Боль от разлук. Железная дорога.

Последний взгляд. Последний поцелуй.

А впереди – привычных дней рутина…

…И муж-старик: прошу, там не балуй!

…И крик жены: какой же ты, скотина!

Жизнь – не сказка

В степь раздольную выйду. Зычным голосом крикну.

И примчится из сказки Сивка-бурка ко мне.

Я уж взрослый давно. Но никак не привыкну,

Что не я в этой сказке на златогривом коне.

Это внук мой сегодня за Жар-птицею мчится,

Ищет счастье своё, как когда-то и я,

А потом, когда сможет сам читать научиться,

За Жар-птицей умчатся вместе с ним и друзья.

Жаль, реальная жизнь на ту жизнь не похожа,

Слишком времени мало жить нам в сказке дано.

И когда подрастём, сказку в шкаф свой положим,

Вдруг кому-то опять повторить суждено…

Те забытые годы, где была жизнь, как сказка,

Чтоб Конька-горбунка покатать пригласить,

Чтобы было, что вспомнить, в наше время неласковое,

И отправить нас в сказку, хоть на миг, попросить…

Остались только лишь мечты

У нас на севере дожди,

А там, у моря, цветут розы.

У нас морозы впереди,

А там, жара, ночные грозы…

Вода – парное молоко!

Хотим на море. Кто же спорит,

Вот только море далеко

И отпуск кончится наш вскоре…

Билетов не было на юг —

Все самолёты отменили,

Чтоб мы с тобой случайно вдруг

Ковид с собой не прихватили…

Остались только лишь мечты

И фотографии на память,

А в них, конечно, я и ты,

И море, море, море, море…

Неслышно плещется прибой,

На заднем плане горы, горы…

Вот только нас там нет с тобой

И будем, видимо, не скоро.

Остались нам одни дожди

И не подаренные розы,

И ты, мой друг, стихов не жди,

Настало время скучной прозы…

Сирия

Песок и солнце. Древняя земля.

Ты вся передо мной, оттуда, с неба,

Случилось так – теперь с тобою я

И ты со мной, где я потом бы не был.

Оазисы зелёные внизу,

А вместо городов одни руины.

Будь мальчиком, пустил бы и слезу,

Но вырос я и стал давно мужчиной.

И я с тобой здесь вовсе не турист,

Я тот, кто защитить тебя, явился,

И каждый день смотрю я сверху вниз,

Чтоб страшный план врагов твоих не сбылся…

…Пусть я сейчас от дома за полмира,

Туда я обязательно вернусь,

Но лишь тогда, когда твоя Пальмира,

Забудет и войну, и эту грусть.

Когда в песках твоих навек исчезнут

Твои враги. В глазах исчезнет страх.

И небо станет небом, а не бездной,

И по заслугам всем воздаст Аллах.

…Ну, а пока уходят в небо самолёты,

Ну, а пока кого-то «стингер» ждёт,

И кто-то не вернётся из полёта

И не домой, а к Богу попадёт.

Не будет ли душе его обидно,

Что принял смерть в чужой ему стране?

– Жаль только, что с небес Москвы не видно,

А в остальном, как на любой войне —

Примерно так я за него ответил бы,

Но оказался сам на небесах…

– Мы в Сирии за тем, чтоб наши дети,

Потом, как здесь, не прятались в слезах…

Возвращение

Ну, наконец, моя проснулась Русь

И вместе с ней я отошёл от скорби.

Ты, подожди, и я к тебе вернусь,

Пусть даже стариком годами сгорбленным.

И мы с тобой свершим немало дел

И нас никто теперь не остановит…

Стать снова русским я всегда хотел,

И не по духу только, а по крови.

Кровавый век заканчивает бег,

И над Москвой зажглась заря свободы

А там уже грядёт и новый век,

И я опять вновь со своим народом.

И я опять вновь со своей страной,

Ни самозванец и не иностранец,