banner banner banner
Курица в полете
Курица в полете
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Курица в полете

скачать книгу бесплатно


– Привет!

Витька резко обернулся.

– Бля! – вырвалось у него.

Элла застыла. Что он говорит? (Тогда еще не придумали спасительное словечко «блин».)

– Ох, прости, Элюня, вырвалось! Ты так шикарно выглядишь, просто слов нет! – Он ласково погладил ее по руке повыше локтя. Она задрожала. – Ну чего? Пошли? Бабка тебя легко отпустила?

– Она сама пошла на Пьеху.

– Здорово!

В кино показывали скучнейший фильм о конфликте хорошего парторга с не очень хорошим главным инженером металлургического комбината, но им не было до этого дела. Они целовались как безумные, сидя в последнем ряду. И Витька распускал руки. Но ничего слаще Элла еще не испытывала. К тому же он шептал ей в ухо ласковые слова, некоторые из них ее шокировали, пугали, но тем упоительнее было все остальное.

– Элюня, ты целочка? – вдруг прошептал он.

– Нет, – сразу и гордо ответила Элла.

– Не врешь?

– Нет.

– Что же ты молчала? Пошли отсюда скорее!

– Куда?

– Ко мне, у меня мать в ночную.

Он схватил ее и поволок из зала. Они ни о чем не говорили, а, взявшись за руки, бежали бегом. Но на подходе к их двору Элла вдруг опомнилась:

– Вить, подожди, нас увидят!

– Факт.

– И вообще, я не могу к вам идти…

– Но что же делать? А давай на все плюнем! Какое их собачье дело? Ты хочешь пойти со мной?

– Хочу!

– Тогда пошли!

– Нет, давай не так…

– А как?

– Ты иди в наш подъезд, как будто к Севке идешь, а я потом…

– Годится!

Он ждал ее у их двери, она никак не могла попасть ключом в замок, у него тоже тряслись руки, но наконец они вошли в квартиру, где вкусно пахло кексом. Бабушка всегда умудрялась испечь маленький кекс для внучки из материала заказчика. Но тут Витька обнял ее, прижал к стене и стал расстегивать «молнию» у нее на юбке. И Элла увидела золотых пчел, совсем таких, как на покрывале в воображаемой ленинградской спальне Ивана Аркадьевича. Это было так красиво!

Она сошла с ума! Второй раз превзошел все ее ожидания. У Витьки был опыт, и Элла, как и весь двор, знала, откуда этот опыт. Ему едва стукнуло четырнадцать, когда его затащила к себе в постель не слишком молодая, но весьма любвеобильная дама – жена капитана дальнего плавания. Капитан, далекий от идеала женщин – слепоглухонемым он не был, – узнав о том, что Тамарочка спуталась с четырнадцатилетним пацаном, пришел в ярость, избил жену до полусмерти, но не развелся – это могло повредить его карьере, а переехал с Пушкинской куда-то в новый район. Больше Тамарочку никто в их дворе не видел. Но вскоре Витьку арестовали по подозрению в краже. Его мать была уверена, что это дело рук капитана. Короче, Витьке дали три года, и последние полгода он досиживал уже во взрослой колонии.

– Витечка, – спрашивала Элла, глядя в его невозможно красивые и очень любящие глаза, – Витечка, ты и вправду ничего не крал, а?

– А если б крал, ты бы меня меньше любила?

– Нет, наверное, но все-таки…

– Да не крал я, не крал! Вон и на работу меня взяли, и вообще я завязал!

– А с чем завязал, если не крал, а?

– Ну, Элка, тебе бы прокурором быть! – восхищался Витька, так и не ответив на ее вопрос.

Она понимала: что-то там все же было. Он никогда ни словом не обмолвился о зоне, а если Элла спрашивала, твердо и неизменно отвечал:

– С этим покончено, Элюня! И вспоминать не хочу!

– Но ты теперь возьмешься за ум?

– Элюня, кончай с нотациями, иди лучше ко мне!

Это и вправду было для нее лучше всего, она совсем не могла без него жить, но некоторое время, месяца два, им удавалось таить свой безумный роман от всех. Когда кончились занятия в школе и Элла с бабушкой перебрались на дачу в Аркадию, все стало еще проще. Каникулы – святое время! Утром Элла убегала на пляж, купалась, плавала, загорала, а потом, оставив на пляже свое полотенце и книжку, тихонько смывалась. В условленном месте ее уже ждал Витька со своим стареньким мотоциклом, подарком старшего брата, живущего в Ильичевске. И они мчались в крошечный, полуразвалившийся курень на Четырнадцатой станции. Они никак не могли насытиться друг другом. А однажды, наврав бабушке с три короба, она уехала с ним на Каролино-Бугаз, туда, где Днестр впадает в Черное море. В будни там пустынно – и вместо тесного, не слишком опрятного куреня к их услугам было море, небо и песок. И солнце, конечно! Они загорели дочерна.

– Элюня, – сказал вечером Витька, когда они сидели у костра, – давай поженимся, а?

– Давай! – легко согласилась Элла. – Но нас не распишут! Мне же только пятнадцать.

– Черт, я когда на тебя смотрю, не верю просто… ты такая… И буфера у тебя как у…

– Не смей так говорить! – оскорбилась вдруг Элла.

– Ладно, прости. Титечки…

– Прекрати!

– Ладно, ты лучше скажи, пойдешь за меня, а? Если скажешь «да», я знаю, как быть, чтобы нас расписали.

– И как?

– Ребеночка заделать!

– Спятил, да?

– Почему? Все продумано. Заделаем ребеночка, как только дадут справку о беременности, пойдем получим разрешение, и ты еще успеешь сделать аборт!

– Аборт? – возмутилась Элла.

– А что такого? Это небольно, говорят, бабам дают веселящий газ – и это кайф! Правда, потом неделю трахаться нельзя… Но как-нибудь потерпим.

– Мудак! – сказала девочка из приличной семьи.

– Думаешь?

– Уверена!

– Значит, не хочешь замуж?

– Замуж хочу, а аборт не хочу! Давай лучше знаешь как сделаем?

– Ну?

– Расскажем бабушке, все ей объясним, и она позволит нам жить вместе, нерасписанными. А когда мне исполнится восемнадцать, распишемся. По-моему, здорово! У нас большая квартира…

– Ага, так твоя бабка меня и пустила, жди! Я ж для нее уголовник!

– Ты не знаешь мою бабушку! И ты еще будешь ей помогать!

– Тесто месить, что ли?

– Нет, будешь отвозить на своем мотоцикле заказы!

– Ага, я в кино видал, как в Нью-Йорке какой-то парень развозил пиццу в коробках. Кстати, ты когда-нибудь ела пиццу?

– Ага. Бабушка делала по заказу одной тетки, у которой муж итальянец.

– А что… Может, ты и права… Попробуй!

– Что? Поговорить с бабушкой?

– Ну да, чем черт не шутит… Она ж у тебя и сама вовсю еще гуляет, должна понять молодежь. Значит, ты согласна? Да?

– Да!

– В таком разе закрой глаза.

– Зачем?

– Кому сказано, закрой глаза.

Она закрыла глаза, но сердце отчего-то тревожно забилось.

– А теперь смотри!

Он протягивал ей раскрытую ладонь, а на ладони лежало кольцо. Золотое, с синим камнем в оправе из меленьких стеклышек.

– Это что?

– Сама, что ли, не видишь? Кольцо. Между прочим, не хухры-мухры, а настоящий сапфир с брюликами.

– Откуда? – помертвела она.

– Думаешь, краденое? – усмехнулся он. – Не боись, это еще прабабки моей. Бери, считай, что обручальное!

– Тебе его мама дала?

– Не, мать вообще не в курсaх! Это прабабка мне завещала.

– Не ври!

– Да не вру я!

– Нет, врешь! Витька, где ты кольцо взял? Хотя я и знать не хочу! Отнеси его туда, где взял, слышишь?

– А ты чего это раскомандовалась?

– Потому что с вором я жить не желаю!

– Да что ты заладила: «вор», «вор»! Если хочешь знать, кольцо мне и вправду прабабка оставила, отцова бабка, она мать мою на дух не переносила, а когда помирать собралась, своей дочке, моей бабке, сказала: пусть кольцо фамильное Витьке достанется, чтоб он своей невесте подарил. А ты: «вор», «вор»! Если б я кольцо украл, я б его заныкал, а не стал бы тебе дарить, или бы продал Вадьке-часовщику.

– А Вадька что, краденое скупает?

– А ты думала?

– Витечка, ты не врешь? – нежно проворковала Элла, которой смертельно хотелось поверить, что кольцо с сапфиром и брюликами – семейная реликвия.

– Ох, ты меня достала! – Он завалил ее на песок и стал целовать. Это было куда убедительнее любых клятв.

МОСКВА

Элла приехала к австрийскому посольству, готовая стоять в долгой, нервной очереди, но, к ее удивлению, народу было совсем немного, в дверях выдавали анкеты и стояли лавочки и стол, где можно было эти анкеты заполнить. А внутри веселый седой ветеран то ли войны, то ли компетентных органов с прибаутками просматривал документы, откладывая в сторонку то, что не нужно.

– Ох, – сказал он, оглядев Эллу взглядом старого бабника, – ну и повезет кому-то в Вене, – такая краля туда собралась! – И он поцеловал кончики своих пальцев. Элла почему-то смутилась.

И только когда она уже оплатила в банке визу, до нее вдруг дошло, что скоро она увидит мать. Все то время, пока шло приглашение, а оно пришло очень быстро, мать послала его с оказией, пока заказывался билет, утрясался вопрос с отпуском – Валерий Яковлевич был недоволен, что Элла уходит в неурочное время, – она гнала от себя тяжелые мысли, а вот получив банковский квиток, вдруг страшно заволновалась. Мать часто звонила, говорила, что уже приготовила ей комнату, купила билеты в театры, на концерты, что в Вене как раз проходит замечательная выставка Дюрера, а еще что они поедут вместе куда только Элла захочет, что она тоже волнуется, но уверена – они прекрасно поймут друг друга, все-таки родная кровь, и, несмотря ни на что, она любит свою единственную дочь.

А я, думала Элла, я разве ее люблю? Пока, наверное, нет, а смогу ли полюбить снова? Да, конечно да! Она же раскаялась. Уметь прощать – великое дело! И конечно, хочется увидеть Вену, хотя что значат европейские столицы в сравнении с родной матерью, которую она не видела бог знает сколько лет! И надо ли везти ей подарки? Элла решила посоветоваться с Машкой.

– Надо! – твердо заявила Машка. – Пусть знает, что мы тут тоже не лыком шиты! Купи ей какую-нибудь цацку.

– Да ты что? Какую цацку? Я даже не представляю себе, как она сейчас выглядит и что носит… Нет, цацку не повезу!

– А что, матрешку? – усмехнулась Машка. – Или водку?

– Нет, конечно. Куплю ей банку икры.