Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

Вивиан посмотрела на шефа, который нервно жевал свою сигару и брезгливо смотрел на начальников отделов, лихорадочно строчащих что-то в своих блокнотах.

Председатель закончил свой спич глухим рыком: «Помните – сокращения могут грянуть в любой момент!» – и снова откашлялся.

Джон опять наклонился к Вивиан прошептав ей на ухо:

– Жалкий ублюдок!

– Обычный корпоративный джингл. В прошлый раз он отругал всех за византийскую замысловатость и спел песню в поддержку британского внешнеполитического курса. В чем-то он прав. Но любое преувеличение должно быть пропорционально масштабу личности. Это и тебя касается.

– Что ты имеешь в виду?

– Твое Лохнесское чудовище. Это же надо! Чтобы поверить в такую ерунду, нужен поэтический полет фантазии, а не сухая проза и фотошоп.

– По-твоему, я фантазер.

– Даже дураку ясно, что фотография сделана при помощи двойной экспозиции. Так что сенсации опять не получится.

Джон залез своей огромной пятерней в волосы:

– И почему меня все ругают. Особенно женщины.

– Потому, что они тебя любят.

– Не ври! Они меня жалеют. Все, кроме тебя.

После редакционной накачки все повалили из кабинета. Вив осталась.

– Ну рассказывай, – шеф проявил искренний интерес.

Вив рассказала о своей поездке в Югославию и пересказала досье на Анну Тремайн, которое составил Фред.

Шеф разрешил ей работать дальше, после чего, размахивая фотографией Анны Тремайн, минут пять витийствовал по поводу того, что красота была и остается самым мощным средством продвижения печатной продукции. С тех пор как Дейла Фокс начала переносить на обложку своего журнала изображения томных девиц, никто ничего лучшего не придумал. Фотография Анны Тремайн может стать сенсацией. Надо лишь немного текста.

На выходе из кабинета шефа ее перехватила Джейн и, как всегда, начала сплетничать:

– Ты пропустила вторую часть нашего апрельского корпоратива. Нас всех погрузили на яхту и повезли на Ибицу. Было весело. Все ходили расфуфыренные, а на ногах кроссовки или шлепанцы. Так вот. Мы начали напиваться еще утром. Но это не помогло. К ланчу всех укачало. До этого я не знала, что такое морская болезнь. Теперь знаю. Ужас! Хорошо, что на мне были шлепанцы. На каблуках я бы вывалилась за борт. Что было делать? Пришлось до обеда сидеть в каюте. В обед выпила две «Кровавых Мэри». А за ужином догналась «дайкири». И такое натворила! Всегда, когда пью «дайкири», выходит какая-нибудь фигня. Что было после десяти вечера, я вообще не помню. А утром обнаружила у себя в постели корабельного фотографа. Представляешь! Хорошо, что было еще только шесть часов. Я его тут же выставила. Привела себя в порядок, открываю дверь, и что я вижу? Из соседней каюты выходят шеф и Пентал. Знаешь, что я тебе скажу: он ее потихоньку трахает.

– Ты не обозналась? – Вив подошла к автомату и налила себе кофе.

– Два раза? – фыркнула Джейн. – Уж можешь мне поверить.

– А что, был еще случай?

– Да, да, да. Еще зимой. Шел дождь, и я целый час проторчала в магазине, разглядывая всякую ерунду. Так вот, стою я там, и кого же я вижу? Шефа и Пентал. Ну что ты корчишь рожу! Только не пытайся меня убедить, что ты такая же легковерная, как и его жена.

– У шефа синдром учителя.

– Неужели ты веришь во всю эту платоническую чушь? У нас в редакции очень просто выявить девиц, которые спят со своими начальниками. Они всегда неумело разыгрывают невинность. Пенталиха классический случай. А что, если шеф сделает ее моим начальником? Я повешусь!

Элен Фицрой работала в редакции уже десять лет. Неглупая и усидчивая, она хорошо справлялась с архивами, но плохо писала. Поэтому сидела в отделе проверки.

Вив зашла к ней в кабинет:

– Найди мне по базе араба по имени Халид, который мог быть рядовым «Арабского легиона», засланным туда британской разведкой. Извини, я не знаю ни фамилии, ни даты его рождения. Только имя. Предположительно он из Южного Йемена. Сможешь?

– Попробую.

Вечером Вив добралась до каталога Британского музея. Внешний вид браслета больше всего напоминал дизайн древнеегипетского браслета, относящегося к X веку до нашей эры.

Если это подлинник, то ей подарили вещь стоимостью как минимум 50 тысяч фунтов.

Она вышла в коридор и позвонила:

– Тони! Я здесь, рядом. Мне нужна экспертиза одной вещицы. Предположительно Древний Египет. Да, неофициально. Нет, я ни в чем не замешана. Потом решим, что делать дальше. Жду тебя в своей машине.

Элен перекладывала на столе свои записи.

– Есть лишь догадки, – сказала она Вив. – Возможно, это Халид Бубекр. Он был в плену на территории Боснии. А ушел оттуда непонятно как. Сама представляешь, что мне стоило об этом узнать.

В 1940 году в возрасте 18 лет Халид Бубекр записался в британский бедуинский легион и прошел курс подготовки офицеров. Там его завербовала британская разведка. Он получил задание поступить в одну из боевых групп легиона «Свободная Аравия», военного подразделения, воевавшего на стороне Германии. Немцы начали набирать добровольцев в легион среди арабского населения Сирии и Палестины после так называемой 30-дневной войны Ирака и Англии. Антибританские настроения среди арабов тогда были очень сильными. Штаб легиона находился в сирийском городе Алеппо. Фактически легион состоял из небольших мобильных групп в задачу, которых входило совершение диверсионных актов на пути следования в Ирак английских войск. Действие этих групп было неэффективным. Добровольцы требовали оплачивать их работу из расчета один сирийский фунт в день, а немцы платили нерегулярно.

В феврале 1943 года Халид Бубекр получил новое задание – завербоваться в 13-ю горную дивизию Ваффен-СС «Ханджар». Дивизия формировалась из югославских мусульман-боснийцев. Основной ее задачей была борьба против партизан Тито.

Осенью 1943 года дивизию направили на переподготовку во Францию. Там немецкие и боснийские солдаты не сошлись во мнениях по ряду вопросов, в итоге мусульмане взбунтовались, убив группу немецких офицеров. Это был единственный случай бунта в частях СС за годы войны. Гиммлер приказал расстрелять 14 зачинщиков беспорядков, а саму дивизию перебросить обратно на Балканы. Возможно, Халид Бубекр каким-то образом повлиял на события.

В марте 1944 года в боях в районе города Брчко дивизия приняла участие в немецком наступлении на 16-ю и 36-ю дивизии партизан. Причем ее действия поначалу были довольно эффективными. Но что-то произошло, и партизанам удалось отбиться. Возможно, и здесь Халид Бубекр приложил свою руку. Партизаны взяли его в плен и чуть было не расстреляли. Он бежал. Больше ничего не известно.

Вивиан что-то записала в свой блокнот.

– Да, еще вот что! – Элен протянула Вив фотографию. – Некто Халид Бубекр широко известен в Южном Йемене как местный контрабандист. По возрасту подходит. Чем черт не шутит, проверь.

На фотографии был изображен пожилой араб в одежде бедуина. На его груди красовалась британская медаль войны.

Вивиан вернула Элен фотографию:

– Сделай для меня копию. И надо проверить по наградным документам, когда и за что Бубекр был награжден.

В Париже Вив сразу повезло. В архиве агентства по найму прислуги сохранилась информация про горничную, работавшую в доме четы Тремайн все годы, что они прожили в Париже. Старушка была еще жива. Крепкая, румяненькая, она приняла Вив в своем крошечном домике в пригороде Парижа – Кампьоне и, хлопнув бокал красного вина, разболталась так, что не остановить.

Париж конца тридцатых годов с трудом расставался с роскошью и беззаботностью «золотых двадцатых». В моду вошел сдержанный стиль, носить настоящие драгоценности считалось неприличным. Но Анна выработала свой собственный стиль. Вив представила, как она надевает элегантное платье, строго соответствующее времени «пуризма» и положению супруги дипломата. Никакой бижутерии, только натуральные камни.

В апартаментах Тремайнов в комнате с окнами на Сену всегда стоял роскошный мольберт. Хозяйка дома писала этюды один за другим.

К ним постоянно приходили гости. У Роберта был припасен, казалось, нескончаемый запас виски и оригинального ямайского рома, почти пропавшего из продажи из-за экономического кризиса. Выбор закусок несколько уступал выбору напитков, но гостей – художников, журналистов, политиков – это никак не смущало, все предпочитали выпить, а иногда и напиться.

На сенсационной выставке «Париж сегодня» вместе с признанными мэтрами были выставлены и работы Анны, хотя на их фоне ее этюды выглядели не очень.

Анна дисциплинированно играла роль жены атташе. «Мой муж любит культуру, а я ему помогаю ее любить», – шутила она, хотя ее гости были убеждены, что во многих делах верховодит именно она.

Все свободное время Анна проводила в беготне по лавкам древностей и перезнакомилась чуть ли не со всеми парижскими антикварами.

«Просто семейная идиллия», – заметила Вив.

Старушка, раскрасневшаяся от вина, глянула на нее выцветшими глазками и эту идиллию разрушила.

4 июня 1940 года немцы парадом прошли по Елисейским полям. Роберт вернулся домой усталым. Но Анны не было дома, шкаф с ее одеждой был почти пуст, ящик бюро валялся на полу. А шкатулка с драгоценностями стояла на месте.

От старушки Вив с удивлением узнала, что после бегства жены Тремайн остался в Париже и всю войну прожил там как частное лицо.

Вернувшись в Лондон, Вив раскопала статью о Роберте Тремайне, опубликованную в ее журнале в 1960 году. Его обвиняли в связях с немцами и после освобождения Парижа долго искали. Но нашли только через 13 лет в Южной Америке. Прижатый журналистами, он дал интервью, в котором отрицал все обвинения против себя и обвинил в шпионаже и связах с гитлеровской разведкой свою жену Анну, которую считал погибшей.

Британские власти ко всем обвинениям отнеслись совершенно равнодушно, читательская аудитория ждала новых сенсаций и Тремайна оставили в покое. Его юридически признали вдовцом, и он оформил новый брак – со своей экономкой.

Оставалось узнать, что Анна делала в 1937 году, куда исчезла из Парижа в 1940-м и что делала до пленения в Боснии.

Вив на всякий случай решила поднять архив редакционных писем. Все-таки статья о Роберте Тремайне наделала тогда много шума.

Фред ухватился за это дело с необыкновенным энтузиазмом и целую неделю копался в мешках, сваленных в подвале. Девяносто процентов почты даже не вскрывали. С несвойственной ему злостью он ругал всех подряд, постепенно теряя надежду что-нибудь найти.

Вив пришла ему на помощь. Подвал архива напомнил ей Англию времен Диккенса, настолько он не вязался со стеклянным офисом наверху. Пыль толстым слоем покрывала лампочки, свет был тусклым, как от восточных светильников, с торчащих балок свисали тени. О перегоревшую лампочку билась муха.

К концу дня Фред сдался и, завернувшись в плед, заныл:

– Пусто, как на моем банковском счете.

Поработав еще час, Вив почувствовала, как ломит спину и болят глаза. Но когда она тоже была готова сдаться, Фред прохрипел: «Есть!!!»

Писем было пять. Три – из Франции, подписаные супружеской парой из Пириньи. Письма не были распечатаны, вероятно, их поленились переводить. Но супруги из Пириньи проявили удивительную настойчивость и продолжали добиваться внимания редакции. Им очень хотелось рассказать, что в июне 1940-го дама по имени Анна Тремайн поселилась в Виши, в апарт-отеле «Амбасадор». Супруги работали в этом отеле, он – у стойки регистрации, она – горничной.

По информации супругов, Анна вела себя там как свободная женщина, пользовалась успехом, особенно у военных, и ее регулярно навещал высокий чин из свиты маршала Петэна. Она чуть не каждый вечер выходила в Оперу, ужинала в ресторанах, играла в казино и много фотографировала. У отеля ее всегда поджидал автомобиль с водителем.

В высоких связях Анны супруги из Пириньи окончательно убедились в октябре 1940-го, когда горничная в ее номере обнаружила вино Луарской долины и другие покупки, привезенные из Монтуара. Она явно ездила туда на встречу Петэна с Гитлером. Супруги были уверены, что Анна – немецкая шпионка.

Первого января 1941 года горничная получила выходной, а на следующий день нашла в номере Анны скомканное вечернее платье и порванные чулки. Все ее вещи были на месте, но их накопилось так много, что пропажу никто бы и не заметил. Полиция выяснила, что Анна вернулась с новогодней вечеринки в районе 12 часов дня. Одна. И после этого исчезла. Расследование прошло быстро и тихо, никаких сообщений в прессе. Персоналу сказали, что мадам уехала по важным делам. Все решили, что Анну разоблачили и расстреляли как шпионку.

Полиция забрала все вещи, но оставила после себя много мусора. Все, что валялось на столе, горничная смела в корзину для бумаг, но потом часть бумажек сложила в конверт. Она сама не понимала, зачем это сделала, и теперь пересылает конверт в редакцию.

 Фред дрожащими руками разорвал конверт и из него высыпались чеки, билеты в кино и театр, квитанции из прачечной, приглашение на благотворительный ужин, скомканные вырезки из газет с рекламой косметических салонов, билет на самолет.

Еще одно письмо из мешка 1960 года было распечатано и, судя по всему, прочитано, но затем в раздражении сложено обратно в конверт и сброшено в архив. Письмо было из Сингапура, но конверт покупался в Лондоне. В нем некий Джон Темпер предлагал редакции, прежде чем публиковать всякие глупости, проверить информацию об Анне в архиве британской военной разведки, в которой когда-то якобы служил его отец.

– Ну, конечно, в МИ-6 нас ждут не дождутся, – саркастически отреагировал Фред.

Вив повертела в руках билет на самолет. 30 июня 1940 года Анна летала в Оран и 5 июля вернулась обратно в Виши. Она протянула билет Фреду.

– О чем это тебе говорит?

– Пока ни о чем. Зачем ей понадобился Оран? Это где-то во Франции?

– Нет, это в Алжире. Довольно большой город на берегу моря. Наверное, самый бесшабашный город во всей Африке. Может, потому, что там очень сильно испанское влияние. Но главное, до войны рядом с Ораном находилась французская военно-морская база Марс-эль-Кебир, которую 2 июля атаковали британские корабли и авиация.

– Французскую базу? Англичане? Зачем?

– Ты что, не знаешь эту историю? У тебя серьезные пробелы в образовании. В 1940 году Черчилля преследовал кошмар – разгромленная Франция вступает в войну на стороне Гитлера. Особое беспокойство вызвали французские линейные крейсера «Дюнкерк» и «Страсбург», стоящие в Марс-эль-Кебире, с их помощью немцы могли перекрыть Британии пути снабжения, – Вив сложила авиабилет пополам и засунула его обратно в конверт. – Операция по уничтожению французского флота в Марс-эль-Кебире называлась «Катапульта». «Дюнкерк» потопили, вместе с ним еще кучу кораблей, а «Страсбург» ушел через Средиземное море в Тулон. Погибло почти полторы тысячи французов. Когда в 1942 году немцы вошли в Тулон, французские моряки «Страсбург» затопили.

– Ты хочешь сказать, что Анна могла быть причастна к уничтожению французского флота, чтобы он не достался немцам?

– С таким же успехом я могу сказать, что благодаря Анне «Страсбургу» удалось уйти, чтобы он достался немцам.

– Ну я же тебе говорил! – обрадовался Фред. – Анна – это Мата Хари Второй мировой. Она работала на наших, а ее перевербовали. Или наоборот.

– Наоборот даже интересней, – согласилась Вив. – Но мы пока ничего не знаем.

Когда они начали потрошить мешок 1961 года, Фред решил начать с самого дна, то есть с первых чисел. Бумага там пожелтела, как и вся остальная, но вид у писем был нетронутый. Среди них оказалось много поздравлений с Рождеством, признаний в любви к журналу и его авторам, всяческих пожеланий, просьб и прочей белиберды. Но Фред работал как одержимый и снова прокричал: «Есть!», – помахав конвертом.

Письмо было из Йемена, с коротким текстом, от которого у обоих захватило дух: «Анна Тремайн – это моя жена. Она жила здесь со мной. Приедете – все расскажу. Адрес на конверте. Капитан Даррелл».

Вив почувствовала безумную усталость. Ей захотелось быстрее оказаться дома, вытянуться на кровати и спать.

С редакционным архивом можно было заканчивать, большего от него уже нечего было ждать.

Они решили при первой же возможности лететь вдвоем сначала в Виши, а потом в Йемен.

С этой ночи Вивиан не отпускало ощущение, что Анна взяла ее мертвой хваткой и тащит за собой.

Фред расфантазировался не на шутку. Он предположил, что Анна была агентом МИ-6 и участвовала в операции по уничтожению французского флота в порту Мерс-эль-Кебир. Но ее перевербовали немцы, и она до поры до времени отсиживалась в Йемене. Возможно, у немцев были планы использовать ее в большой игре с англичанами на Ближнем Востоке, так как она знала арабский язык. Потом ее перебросили в Европу, но по пути она попала в плен к партизанам.

С чем-то Вив могла согласиться. Ведь Анна уходила из Франции, заметая следы. Если же она ушла по заданию МИ-6, то почему контора об этом молчит? А что, если Анна почувствовала, что заигралась, и решила выйти из игры, заняться своими делами. Выйти замуж, завести детей… Но это никак не вязалось с ее образом авантюристки. И главное, где она была в 1937 году? Вив чувствовала, что это бы все объяснило.

Через несколько дней Вив получила результаты экспертизы браслета. Тони подтвердил, что это древнеегипетский артефакт. Как он мог оказаться у Анны Тремайн? Это предстояло выяснить.

Еще через несколько дней Элен прислала ей информацию, что Халид Бубекр действительно получил британскую медаль войны, но только в 1949 году и с самой общей формулировкой заслуг.

Вивиан с удивлением обнаружила, что у нее появился настоящий азарт и желание раскрутить всю эту историю до конца.

Древний Египет, Фивы. 974 год до нашей эры

Нефер не находил себе места. Он думал о Таисмет, о ее бедрах за прозрачной тканью, о вине и славе, которую должны были принести ему его скульптуры.

Темнело. Заходящее солнце и вечерняя дымка создавали причудливую игру света и тени. Это всегда производило на него сильное впечатление. Год назад он понял, что вечерний наклон солнечных лучей можно поймать в борозду, выдолбленную в камне под определенным углом, и при помощи изобретенного им вещества создать неповторимое свечение.

В этот вечер Нефер решил прогуляеться по городу. Часть лавок была закрыта, часть открыта. Лавочники, безразличные ко всему, то ли из-за духоты, то ли из-за отсутствия покупателя, сонно смотрели ему вслед. Он крепче сжал в кулаке золотые кольца, которыми Таисмет оплатила скульптуру, и почувствовал себя богачом.

Ноги сами привели его к небольшому дому, некогда красивому, но пришедшему в упадок. Он некоторое время постоял возле него, потом быстро взбежал по ступенькам цоколя и толкнул дверь.

Внутри дом выглядел не лучше. Ковры протерлись до дыр и лохматились по краям. Стены шелушились. На дверях и окнах висели пыльные драпировки.

В центр комнаты вышли три молодые женщины в прозрачных льняных покрывалах. Их глаза были сильно подведены, губы ярко накрашены, в распущенных волосах белели цветы лотоса, на запястьях и щиколотках бились тяжелые браслеты. Вслед за ними вышла сама хозяйка публичного дома Небтет в сопровождении двух нубиек, обмахивающих ее опахалом. Она, несомненно, была самой красивой из всех и немного напоминала Таисмет. Ее глаза смотрели прямо на Нефера: «Выбирай». Девушки подошли ближе. Нефер опустил глаза: «Я хочу тебя». Небтет бросила на него быстрый взгляд и о чем-то задумалась: «Это будет тебе очень дорого стоить». Нефер вынул из кармана золотое кольцо: «Вот!» Небтет удивленно подняла брови. Ее рука нашла руку Нефера и потянула за собой: «Что ж, тогда идем».

Они прошли мимо комнатушек, отделенных друг от друга занавесками, и оказались в большой богато убранной комнате. Нефер подрагивал от страха и возбуждения.

Когда Небтет разделась, он увидел татуировки на ее теле. Цветок лилии на левом бедре возле лобка предохранял от беременности, а бог Бес над черным треугольником волос – от венерических болезней.

Плавно сгибая длинные ухоженные ноги, Небтет сделала несколько шагов в его сторону, а потом всем телом подалась вперед. Они вместе упали на кровать.

Ее движения ускорились. Нефер быстро задышал, застонал и умолк. Она прильнула к нему, обхватив его руками.

– Ты смелый парень, – Небтет поправила растрепанные волосы, – и доставил мне удовольствие. Большинство моих клиентов слишком много пьют, их член становится вялым и дряблым. Почему ты расстроен? Все хорошо.

– Я не уверен в этом. Ты говоришь неправду.

Небтет снисходительно улыбнулась.

– Поверь мне. При определенных обстоятельствах женщины никогда не врут.

Ной переправлялся на другой берег Нила на утлой лодке, сплетенной из камыша. Ему навстречу на огромном плоту плыл простой люд, работавший в Некрополе – парасхиты[45], каменщики, кочующие мастеровые.

Рядом с ним к берегу причалила лодка, перевозившая черные носилки бальзамировщика. Это был дурной знак. Ной плюнул на ладонь, чтобы отвести порчу.

Выйдя на берег, он столкнулся с толпой горожан, посещавших могилы близких. Люди беспорядочно скатывались к реке, подгоняемые отрядами стражников, охранявших гробницы.

Расталкивая людей локтями, Ной с трудом пробился к дверям полицейского участка и несколько раз ударил по ним кулаком. Ему открыл сам начальник полиции Западных Фив – Усеркаф. Он был высок, худощав, немного сутул. На нем был дорогой, но сильно изношенный парик. Одежда, некогда украшенная серебряным шитьем, выглядела довольно жалко. Ной подумал, что Усеркаф действительно не берет взяток.

– Я ждал тебя, почему ты так поздно? Я уже занялся другими делами.

– Так вышло. Я подожду.

– Почитай листовки, которые мы сегодня подобрали в городе. Я быстро.

Усеркаф начинал носителем сандалий Сиамуна, а потом был послан на Юг. Ной видел у него в доме письменное напутствие царя: «Я полагаюсь на тебя больше, чем на любого другого своего сановника, больше, чем на любого другого своего вельможу, больше, чем на любого своего слугу». Несколько лет Усеркаф вместе с главной судьей вел допросы. Но потом тайные дела перешли в ведение первого жреца и ему дали должность начальника полиции Западных Фив. Он подумывал вернуться в Танис, но там его уже никто не ждал.

Ной собрал разбросанные по столу листки папируса и начал читать.

Чтение оказалось весьма забавным. Особенно ему понравилась листовка под заголовком

«Спеши сказать среди молчанья!»

Плутует жрец,

Корыстен суд,    

Крадет зерно учетчик    урожая,

Добро сокрушено!   

Глава угодий – вор,

Чиновник – во грехе,

Наставники – дурные речи молвят,

Нет места честности!

Кто знает – низвергает Правду,

тем навлекая бедствия на город.

Тот, кто имеет – низвергает Доблесть,

тем навлекая бедствия на душу.

Кому со злом предписано бороться –

тот нынче сам злодей!

Но покарать его – одной минуты дело…

Так покарай же!

Потом Ной просмотрел сводку преступлений за последний месяц, только что законченную писцом. Некий Паиабеджу ограбил женщину в Ипет-сут[46]. Некие Кенпахека, Тхутисенбу, Собекмос устроили драку со смертельным исходом. Некто Хери был пойман у гробницы Саптаха[47] в Долине царей. Некая Седжмефни, промышлявшая проституцией, усыпила и ограбила почтенного жителя. Другая проститутка, Бакет, заразила нехорошей болезнью целый квартал в западной части Фив. В третий раз попалась воровка Хедеткаш.

Ной почесал затылок. В сводке не было ни одного египетского имени.

Усеркаф допрашивал дородную женщину:

– Вы находитесь под присягой. Изложите свои обвинения.

Женщина засуетилась и выдала тираду:

– Мой муж пьет слишком много пива, особенно по вечерам. Он постоянно оскорбляет меня и бьет в присутствии нашей дочери. Бедняжка пугается. Врач засвидетельствовал следы от ударов.

– Преступление налицо. – Усеркаф зевнул во весь рот, даже не пытаясь скрыть свое равнодушие. – Скриб запишет ваши показания, и я передам дело в суд.

Следующим был пожилой торговец. Выпучив глаза, он стал сыпать обрывками фраз.

– Я ничего не понял. – Усеркаф дал знак писцу, и тот перестал писать. – Подумай, как яснее изложить свою жалобу и приходи завтра.

– Я не могу завтра.

– Тогда соберись.

– Хорошо. В тот день, когда я прибыл в Абидос, стояла очень жаркая погода…

– Боже мой! Короче!

– Одним словом, меня обокрали. Я сумел добраться до номарха и сказал ему: «Меня обокрали на твоем берегу, и так как ты князь этой стороны великого Та-Кемта отыщи мои деньги».

– И что он тебе ответил?

– Он сказал: «Если грабитель, который отнял у тебя деньги, принадлежит к моей стороне, то я возмещу тебе их из моего имущества, но сначала пусть найдут того грабителя».