Троя. Книга вторая

– Может добровольно, по любви пошла она? – предположил Фимет.

– В плен – по любви? Ты отдаешь отчет своим словам? – вспылил Приам. – Я видел, как слезами заливалась, жалела нас – меня, сестер… Разве это жених – что убивает родителей невесты.

– Не знаю, он убил, а может, и не он. – продолжал Укалегон. – Сейчас никто уж верно этого не знает. Прошло столько лет, что если она сама не хочет возвращаться?

– Действительно – живет с тем Теламоном, раз люб он ей? – поддержал его Фимет.

Но Приам был резко против таких предположений.

– А может быть напротив – каждый день ей тягостен. Чужеземке воду она таскает, шьет, прядет рабыней и молит каждый день меня, как брата спасти ее. Никто того не знает.

– Это прежде не мешало бы узнать, чем нападать внезапно. – стоял на своем Антенор. – Нас, Приам, послушай.

– Что боги говорят? – спросил Приам Панфоя.

– Посольство мирное отправь. Богам угодней это. – отвечал верховный жрец. – Сегодня рано утром возле храма две ласточки кружились. Явно знак. Нам двух послов отправить нужно.

– Вообще-то ласточки к дождю кружатся низко. – не удержался и съязвил Анхиз.

Ему никто не успел ответить – двери распахнулись, в кабинет ворвалась ребятня. С деревянными мечами, с игрушечными копьями в руках вокруг стола забегали мальчишки:

– Ура, вперед, в атаку – кричал Эней.

– Сдавайся – Гектор наседал. – Иначе ты погиб.

– Герои не сдаются – был ответ.

– Мы бьемся на мечах, отец. Нас вызвал Гектор. – скороговоркой объяснил происходящее Деифоб и сразу испустил воинственный клич. – Держись, иду тебе на помощь.

Деифоб поспешил на выручку Энею, которого Гектор теснил к углу отцовского кабинета.

– Мы сражаемся за Лаодику. – следом за ними влетел, размахивая мечом Дорикл, побочный сын Приама. – Гектор, я здесь.

И ринулся ему на подмогу. Последней в проеме дверей показалась Лаодика. Ее личико разрумянилось, глаза светились хитринкой – ей было страшно интересно – кто победит? Приам взял дочь на руки.

– Она совсем малышка. Аккуратней, а то вы испугаете ее. Ребятки, мечами не махайте у лица.

– Воины растут. – довольно улыбался Приам, передавая девочку прибежавшей служанке. – Будет кому защищать таких малышек, если что.

Война тем временем переместилась на лестницу. Приам закрыл двери кабинета, победные крики стали не слышны.

– Кто поедет?

– Думаю, мне, как родственнику, нужно ехать. – предложил Анхиз. – Хорошо бы взять того, кто в ратном деле лучше всех соображает. На всякий случай, чтобы на месте наш воин мог осмотреться, что там и как на этом Саламине – если вдруг придется воевать.

– Значит, с тобой едет Антенор. – решил Приам.

2. Остров Саламин

Маленький каменистый остров Саламин от полной нищеты и забвения до сих пор спасали два обстоятельства.

Во-первых, героическая личность самого правителя острова, что лет тридцать назад привез из разоренной Трои несметные богатства. В самом деле – тогда посмотреть на Теламона сбежались все соседи – одни с восхищением, иные с плохо скрываемой завистью внимали рассказам о столь удачном походе, от которого они так опрометчиво когда-то сами отказались. Теперь восторженным слушателям оставалось рвать на себе последние волосы, вспоминая, как сам Геракл уговаривал их принять участие в этом мероприятии.

– Это авантюра – тогда отвечали они. – У нас своих дел полно.

Сейчас, когда Теламон, облачившись в невиданные доселе шелка, гордо демонстрировал захваченные трофеи, все соседи потели от зависти и мотали себе на ус – в следующий раз они такого шанса не упустят.

Когда Теламон, помимо всего прочего, отгрохал себе невиданные трехэтажные хоромы с широкой верандой и фонтаном, устлал мягкими восточными коврами, уставил чашами, фиалами, статуэтками, треножниками, расписными напольными вазами и прочей захваченной утварью все пространство огромного дома, а в довершении велел организовать мраморную ванну с подогревом – такую же точь в точь, что он видел в троянском дворце – тут все окончательно лишились дара речи, и стали воспринимать теламоново жилище не иначе, как восьмое чудо света, а самого Теламона – личностью легендарной.

Однако тридцать лет – срок немалый.

Истерлись те ковры, поблекли яркие восточные одежды, потускнели роскошные светильники, погнулись чаши, потрескались да разбились от небрежного обращения шикарные вазы, и моль не торопясь поела шерсть пышноузорных гобеленов, развешанных по стенам тут и там.

Слив фонтана давно забился – мраморная нимфа позеленела, окруженная болотцем, в коем прекрасно себя чувствовали одни лягушки да тучи комаров.

И все бы ничего – но захваченное золото заканчивалось, а взять его было решительно неоткуда – что не могло Теламона не огорчать.

Тогда, чтобы прокормить семейство, а у Теламона росли два сына – Аякс и Тевкр – от разных, кстати, жен, он стал довольно умело использовать как местоположение своего острова, так и создавшуюся в то время ситуацию. Это было то самое второе обстоятельство, что позволяло продержаться на плаву маленькому острову Саламину, не погрязнув в окончательной и беспросветной нищете.

Само это немаловажное обстоятельство заключалось в следующем – торговля в проливе Геллеспонт к тому времени постепенно свелась на нет для греческих судов. Их попросту туда не пропускал Приам, а вслед за ним вся Малая Азия смотрела на ахейцев косо, не спешила делиться хлебом, лесом, медью и другим добром, которого так грекам не хватало.

Потому каждое судно, груженое зерном, оказывалось событием долгожданным, не говоря о корабельном лесе, железе, меди и прочих необходимых вещах. Потому два мощных ахейских порта – Коринф и афинский Пирей оспаривали друг у друга право принимать купеческие корабли – оспаривали жестко, порой жестоко – дело едва не доходило до вооруженных столкновений.

Маленький Саламин затесался как раз на пути тех самых кораблей. Морское течение и рифы в свою очередь делали проход мимо Саламина неизбежным – как для ближайшего к нему Пирея, так и для чуть более отдаленного коринфского порта.

Первыми к Теламону пожаловали афиняне.

– Всех заворачивай к нам – потребовали они.

– Хорошо. – согласился царь острова Саламин.– За определенную плату я согласен.

И озвучил требуемую сумму. Делегация дружно почесала затылки. Попыталась было торговаться, но вскоре пришла к выводу, что это бесполезно. Теламон был учтив, но непреклонен. Таким образом, общий знаменатель вскоре оказался достигнут, более или менее удовлетворенные договором афиняне покинули остров Саламин в полной уверенности, что порт соперников доживает последние дни.

Спустя несколько дней на Саламин высадилось посольство из Коринфа.

– Направляй всех к нам. – заявили коринфяне. – Хочешь, мы построим тебе маяк.

Относительно маяка Теламон обещал подумать, в остальном переговоры свелись к уже известному варианту. Естественно, царь острова Саламин строго соблюдал свой интерес – то есть дешевиться не стал. Коринфяне изумились таким запросам, попытались оспорить цифру, но тщетно. С тем и уехали – твердо уверенные – за такие деньги все корабли Эллады соберутся у них в порту.

Теламон поступил просто – направляя корабли через раз – то в Коринф, то в Афины – то есть поровну и вашим, и нашим. Чтобы в афинском порту не раздражались, видя, как мимо идет торговое судно, Теламон пускал его в обход острова, путем, считавшимся несудоходным. Один местный опытный лоцман сумел-таки найти маршрут между рифов и скал, чем несказанно Теламона обрадовал. Таким образом, Теламон сумел извлечь выгоду дважды – при этом изловчился всем угодить.

Однако при таком раскладе следовало держать ухо востро – малейший промах, досадная случайность – и прощай стабильный доход, не говоря о том, что пришлось бы объясняться с грозными соседями. На такой экстренный случай в порту Саламина постоянно дежурили специально обученные люди – чуть что, они немедленно докладывали Теламону о любой нештатной ситуации.

Сам Теламон мог теперь расслабиться и отдыхать – что он и делал, развалившись на необъятной шаткой кровати – тоже, кстати, трофейной. Она держалась на честном слове, эта кровать, скрипела, прогибалась до пола, чередовала бугры с ямами – однако заменить ее было решительно нечем, разве что оставалось только выкинуть, а самому улечься на полу.

Однако Теламон измученную кровать жалел – отчасти из-за барахольной черты своего характера, а главным образом, потому, что она помнила его молодого, горячего – эта старенькая вещь исправно служила ему столько лет. Она, можно сказать, стала до боли родной. Потому Теламон не допускал и мысли расстаться с ней – скорее готов был умереть под выцветшим вишневым балдахином, в окружении пыльных шелковых кистей, густой волнистой бахромы, нежели позволить лишить себя воспоминаний о молодых его годах – ибо Теламон старел – постепенно и неотвратимо, старел, как стареет все на свете – и вещи, и люди.

Действительно, жизнь шла своим чередом, отсчитывая годы – к тому моменту, когда корабль с Антенором и Анхизом на борту приближался к острову Саламин, Теламону давно перевалило за пятьдесят. Он охладел совершенно ко всякого рода подвигам и приключениям, утратил интерес к битвам, оброс брюшком, малость облысел и сильно обленился, однако живости ума при этом не утратил. Впрочем, ему больше не надо было особо напрягаться – с тех самых пор, как подросли и возмужали сыновья.

Старшенький Аякс – тридцатилетний детина, могучий и крепкий, был способен одним ударом послать оппонента в глубокий нокаут, после чего в дело вступал младший из братьев Тевкр. Они так и выступали вдвоем – горой друг за друга, являя собой образец братской любви, дружбы, привязанности – глядя на них никому бы в голову не пришло, что они лишь сводные братья. Но, тем не менее, это было именно так, и никак иначе. Дети одного отца, но разных матерей – старший Аякс – сын уроженки Саламина, младший Тевкр – сын троянской царевны.

Сами братья никогда не делили семью на разные лагеря, напротив – блюли единство, а главное – очень гордились своим отцом, как настоящим героем. Конечно, оба стремились быть похожими на него – оттого и поднаторели в боевых искусствах, мечтая о подвигах точно так же, как когда-то мечтал о них сам Теламон.

Однако ребятам еще не представился случай отличиться – если, конечно, не считать нескольких разбойных вылазок на мелкие острова вдоль побережья – но, какой то подвиг? Добыча – так себе, а слава весьма сомнительна. Но, к великому сожалению – не было больше в округе чудовищ, ровно как и прикованных к скалам красавиц – никто не взывал о помощи – жизнь текла буднично, своим чередом безо всякого намека на приключения или подвиги. Негде, решительно негде было развернуться могучему Аяксу и Тевкру – тот хотя не вышел ростом, однако боги не обидели Тевкра ни силой, ни ловкостью – а лучшего стрелка из лука во всей Элладе нечего трудиться искать.

Такими выросли сыновья Теламона, вот о чем мечтали, но пока – пока они томились в бездействии на родном острове, не представляя себе, чем занять свободное время.

3. Разведка

– Те двое, что прибыли сегодня рано утром с торговым судном, очень подозрительно себя ведут. На купцов не похожи, на праздных путешественников – тоже.

Докладывал Теламону его соглядатай, тщедушного вида человечек – маленький, юркий, ничем особо не примечательный – из тех, чья внешность не запоминается вовсе, а если запоминается, то в самых общих, расплывчатых чертах.

– Ходят, осматриваются, везде суют носы, тот, что повыше – глазами так и бегает по сторонам, как будто в памяти желает сохранить все до мельчайших мелочей – взгляд цепкий, острый – продолжал свой доклад человек – Выяснял, одна здесь гавань или есть еще, и сколько тут народу проживает.

– Так… – призадумался Теламон – Что еще?

– Второй – посимпатичнее – спрашивал, что вы за человек и можно ли иметь с вами дело. Его особо интересовал ваш дом, и все семейство. На дом ему, конечно, указали – его не увидеть невозможно.

Действительно – дворец, он же дом Теламона нелепо возвышался над более чем скромными жилыми строениями островитян этаким вальяжным особняком, и бросался в глаза в любом случае – интересовались им или нет. О семье своего правителя подданные предпочли не распространяться.

– На самом деле – странно это все. – согласился Теламон. – Так, значит, не купцы?

– Точно нет, мой господин. – отвечал маленький человечек – Между тем их судно глубоко осело в воду – что указывает ясно – загружен трюм прилично. Но что за груз – узнать не удалось.

– Вы так все проспите – подскочил с любимой кровати Теламон – Совершенно свободно разгуливают какие-то странные личности, выведывают, что хотят, а я только сейчас об этом узнаю. Что за бардак у вас? Подумать только – с самого утра стоит судно, и никто до сих пор не соизволил узнать, чем там забит весь трюм?

– За ними наблюдают неотступно. – оправдывался как мог соглядатай. – Сам корабль я внимательно рассмотрел.

– Разве много толку в осмотре корабля снаружи? Важнее, что внутри.

– Не скажите. – засуетился безликий человек – Вы будете удивлены безмерно. Название их судна – Гесиона. Выше ватерлинии – клеймо « Троянские судоверфи Ферекла». С трудом его прочел – все почернело от морской воды, но все-таки удалось разглядеть, что там написано.

– Вот откуда их занесло. – присвистнул Теламон и принялся энергично начесывать затылок, соображая случайное то совпаденье или нет – что корабль из Трои носит имя второй его жены.

Что это – запоздалая месть? Желанье взять реванш? В любом случае это глупо – очень глупо. С одним соваться кораблем – если только рассчитывать на внезапность – но тогда какой смысл расхаживать по острову и привлекать к себе внимание различными вопросами? Неслыханная наглость – думать, что я беспечен и допущу подобное. Они что думают? Что тут никто не может оружия в руках держать?

– Разведка – не иначе. – пришел к выводу Теламон, кивнул слуге, ожидавшему в дверях. – Аякса позови немедленно.

И продолжал:

– Я думаю, они ждут темноты, а в трюме том – отряд вооруженный. Эти двое лишь отвлекают вас своими разговорами, а сами готовят нападенье. Для чего им выяснять где я живу и с кем, и сколько на острове народу вообще?

Едва вошел Аякс – понятно, не один, а вместе с братом, как Теламон распорядился, указав на соглядатая:

– Отправитесь с ним в порт. Людей еще возьмите. Немедленно то судно обыскать, всех задержать, кто там окажется, а этих якобы купцов доставить мне сюда под усиленным конвоем. Узнаем, зачем они к нам заявились.

***

Это действительно было ошибкой – разгуливать по маленькому острову, пытаясь что-либо разузнать. Антенор и Анхиз, как жители больших шумных городов, совершенно упустили из виду это обстоятельство. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что прямолинейный Антенор предлагал сразу по прибытии обратиться к Теламону.

– Известно точно, Анхиз, что здесь твоя сестра. Зачем нам мешкать?

Действительно, Гесиона приходилась Анхизу двоюродной сестрой. Но тот был более осторожен.

– Нам нужно разузнать подробней что тут к чему. В качестве кого живет здесь Гесиона – женой, наложницей, рабыней? Из этого и будем исходить.

– Что ж – твоя сестра – тебе виднее. – нехотя согласился Антенор.

В конце концов, внимательно осмотреть остров на случай военного вторжения – еще одна задача, что поставил перед ними Приам. На это нужно время. Поэтому, едва их судно пристало к скалистому берегу, как Антенор и Анхиз принялись расспрашивать местных завсегдатаев маленького порта, но узнали немного, а только насторожили своими вопросами народ.

Новость о появлении каких-то очень любопытных купцов распространилась быстро. По сути маленький Саламин – одна большая деревня, где все друг друга знают, все друг у друга на виду и если кто в одном конце острова чихнет – в другом известно об этом сразу. Пока посланцы Приама пытались что-нибудь выяснить, их самих вместе с прибывшим кораблем дотошно сверлили взглядами местные обитатели, а неприметный Теламонов шпион, разглядевший название судна, весьма встревожился и опрометью бросился в направлении дворца – только пятки успевали мелькать.

Это оказалось второй оплошностью прибывшего посольства. Но, увы, ни Анхиз, ни Антенор здесь ничего поделать не могли.

Назвать судно «Гесиона» настоял сам Приам. Он столько раз представлял себе, как его сестра взойдет на корабль, носящий ее имя, и поплывет на родину. Воображение троянского царя неизменно рисовало хрупкую белокурую девушку, что трепетной ножкой ступит на палубу, подставит нежное лицо морскому ветерку, и станет напряженно всматриваться вдаль большими серыми глазами, чтобы первой увидеть на горизонте очертания милых родных берегов. Именно такой он запомнил сестру, именно этот образ сохранил на всю жизнь.

Приам с болью думал о том, что она, быть может, нуждается, занимает не то положение, которого достойна, а он, при всех его возможностях, он ничего не в состоянии сделать, потому как не знает, где она. Приам упорно искал ее – искал долгие двадцать пять лет. А как только нашел – дело осталось за малым – вызволить ее из неволи, вернуть на родину. Это представлялось наилучшим, как можно и должно поступить.

Приам совершенно упускал из виду, что с момента столь драматичного их расставания прошло не менее тридцати лет. Что сам он уже не мальчик, а значит и сестра его из юной девушки превратилась в зрелую женщину. И где-то там, в чужом краю прошла большая часть ее жизни. И легкой ножки, как и нежного личика давно уж нет. А есть, скорее всего, другая семья, муж, дети – поскольку тот, кто увез Гесиону с собой, прежде просил ее руки.

Приам никак не хотел этого понять и принять. Он навсегда запомнил Гесиону юной, нежной, без малейшего раздумья жертвовавшей собой ради родного города и ради своих близких – только благодаря ей Приам остался в разграбленной Трое, а не был продан Гераклом где-нибудь на островах – как тот грозился сделать. Приам со временем обожествил сестру – она стала для него богиней доброты, богиней нежности и заботы – а богини, как известно, не стареют. Вот почему троянский царь никак не мог смириться с тем, что у его сестры своя судьба – и судьба состоявшаяся. Нет, для него Гесиона была похищена, несправедливо вырвана из его жизни – Приам хотел во что бы то ни стало эту вопиющую несправедливость устранить и был твердо уверен, что сестре несладко приходится в плену.

4. В поисках вчерашнего дня

– Вы ищите вчерашний день. Но, если Гесиона сама того захочет – удерживать ее не стану.

После такого заявления Теламон сделал паузу, ожидая реакции сограждан, которых собралось изрядно. Однако напряженная тишина свидетельствовала – он явно сказал не то, что от него хотели услышать. Лужайка возле дворца сама собой превратилась в площадь, заполненную до отказа людьми. В самом центре, то есть прямо напротив дубовых дверей парадного входа, стояли эти двое – каждый со связанными за спиной руками. Стража, отступила на шаг, держа наготове мечи.

– Тевкр, будь любезен, мать позови – обратился к сыну Теламон.

Прозвучавший ответ не стал для Теламона неожиданным:

– И не подумаю – и даже не проси. Ты что, отец? Куда она поедет? – без промедления возмутился Тевкр. – Разве можно выдать свою мать каким-то проходимцам? Где это видано?

Толпа взревела в одобрительном порыве и принялась потешаться:

– Гляди-ка, брательник объявился на старости лет. Где тебя носило-то?

– Кто вас звал сюда? Сестру им подавай.

– Что так мало просишь? Может, всех наших женщин выдать вам?

– Убирайтесь, покуда целы.

Негодовал народ. Теламон довольно улыбался в усы. Что – получили? Через тридцать лет явится сюда с такими требованиями – это просто смешно. Смешно и глупо.

Похоже, послы и сами это осознали – стояли, красные, как раки, и головы склонили. Толпа свистела и смеялась, норовила запустить в них чем попало. Такой реакции послы не ожидали. Они просили-то, весьма доходчиво ту просьбу выражая, вернуть за щедрый выкуп сестру царя Приама на родину – и только. Вовсю старался Анхиз объяснить, как царь глубоко опечален ее судьбой, весь извелся, тоскует, чувствует себя перед сестрой виноватым, мечтает вновь ее увидеть, и нежно прижать к своей груди. Но такие речи не тронули сердца островитян. Им даже повидаться с ней не дали. И обошлись не как с гостями – как с проходимцами.

Но, строго говоря, Тевкр от возмущенья малость преувеличил. На проходимцев послы Приама были не похожи. На шпионов тоже. Об этом сам Тевкр и сообщил, едва вернулся из порта. Впрочем, он тогда не знал о чем пойдет речь. Тевкр первым из братьев возвратился во главе толпы, что провожала захваченных посланцев.

– Все судно подвергли тщательному досмотру, отец. – взволнованно докладывал Тевкр. – Сам, лично проверял. Народу там немного – команда и эти двое. Солидные такие с виду. Говорят – послы. К тебе по делу прибыли из Трои – но по какому делу – не сказали. С тобой лично будут говорить. Оружия там нет, а то, что есть – для самообороны – мечи, кинжалы – но это по нынешним-то временам вполне нормально.

Теламон вздохнул спокойно. Главное, что, судя по всему, воевать не придется – и то хорошо. А послов принимать ему не впервые. Теламон всегда готов их выслушать. Что бы они ни хотели – своей выгоды он все равно не упустит.

– Слава всем богам, какие есть на свете, что с миром прибыли они. Война нам ни к чему.

– Почему? Мы приняли бы бой. – Тевкр именно так и поступил бы – Теламон в этом нисколько не сомневался, потому почел за благо направить излишний пыл сына в более разумное русло.

– Воевать всегда лучше на стороне, сынок. А то все эти разрушения, пожары… – замучаешься восстанавливать и снова наживать добро. Ломать-то легче, чем потом построить. Так это все? Послушаем, что они нам скажут. Надеюсь, это будет интересно.

Поднялся наконец с кровати Теламон, намереваясь сойти по широкой лестнице вниз, где ожидали его послы, а заодно с послами практически все население острова.

– Постой, отец. – Тевкр явно приберег это напоследок. – Гораздо интереснее, что в трюме.

– Что там? – остановился на полпути до двери Теламон.

У Тевкра заблестели глаза.

– Ценности, отец. И ценности немалые. Я приказал все выгрузить и доставить сюда.

– Это правильно ты сделал. – остался доволен сыном Теламон. – Это очень правильно. А что там? Что?

– Золота – как минимум два слитка. Таланта по три – так, на вскидку. Ковров двенадцать штук. Чаш золотых, серебряных… не знаю, не считал. Затем светильники и умывальник из серебра, и много чего еще. Обоз за нами следом должен быть. Сам я торопился к тебе послов доставить.

– Это ты напрасно. Я подождал бы. Спешить нельзя ни в коем случае, когда речь идет о материальных ценностях. Сейчас половину там растащат. – сокрушался Теламон.

– Не волнуйся – все будет в целости. Аякс там контролирует процесс. Он в грузчики определил команду судна, сам подводы сторожит – там мышь, и та не сможет проскочить безнаказанно.

Вскоре пять доверху нагруженных подвод под свист и крики появилась на лужайке. Народ посторонился. Весь обоз подъехал максимально близко ко дворцу – из-под наспех наброшенной парусины выглядывали разные предметы – треножники, высокие пифоны, свисала бахрома ковров, виднелись изогнутые ручки шикарных ваз… Аякс отбросил парусину с первой клади, снял тяжеленный слиток к ногам отца. Тот заблестел на солнце, вслед за ним ничуть не хуже засияло лицо самого Теламона.

– Золото – восторженно выдохнул народ. – Вот это да.

Действительно, приличных размеров благородный слиток лежал у ног Теламона – таланта три, не меньше – (то есть под сто килограмм) только Аяксу под силу тягать такие камушки.

– Вот, отец – отчитался Аякс – Весь трюм опустошили.

Бог мой, чего там только не было – домашней утвари полно, одежд тончайших, покрывал овечьей шерсти, риз пышноузорных, искусно шитых золотой нитью гобеленов, ковров, богато украшенной сбруи, а так же слитков – и золота, и серебра, и меди. Пифонов – остроконечных высоких амфор красного вина штук двадцать. Аякс еще в порту замучился отгонять от них желающих немедля начать дегустацию.

Теламон с нескрываемым удовольствием прошелся вдоль всего обоза – везде заглянул, все потрогал. Щедрость далекого троянского царя произвела на владыку острова Саламин неизгладимое впечатление. Если он за сестру, с которой не виделся столько лет, готов все это выложить, то, что в самом городе делается? – прикидывал Теламон. Они там, должно быть, с жиру бесятся, пока он тут лавирует между соседями, как может.

– Это тот самый выкуп – если вы отпустите Гесиону. – вернул его на землю Антенор, набравшись смелости, хотя и понимал, что это дохлый номер – забрать с собой привезенные богатства теперь, когда все выгружено, нечего мечтать.

Однако Антенор решил использовать все возможности до последней.