скачать книгу бесплатно
Молчание Соловья
Виктория Карманова
На окраине современного портового мегаполиса Нурбакана археологи обнаруживают следы древнего и загадочного племени Скитальцев. Никто даже не подозревает, что выходцы из этого племени, наделенные магическими силами, по-прежнему живут среди людей.Миссия Скитальцев – вести между собой постоянную борьбу, основанную на Равновесии Сил, тем самым предотвращая и нейтрализуя губительные кризисы всей человеческой цивилизации. Но когда один из Скитальцев нарушает главную Заповедь клана, хрупкий мир оказывается под угрозой.Спасти его может только Иван Паляев – с виду неприметный отец семейства и закоренелый домосед, даже не подозревающий, каким могучим Даром он обладал прежде. Но вернуть этот Дар и спасти Миссию Скитальцев Паляев может, лишь разгадав мрачные тайны своего давно забытого прошлого.Тогда свершится пророчество: «…И появится Долго Молчавший, И в третий раз войдет в Дом Зла, И сразится со Змием, И не погибнет, но возродится!..»
Виктория Карманова
Молчание Соловья
Глава 1. Загадочное происшествие на Пригородном вокзале
Беспросветно-плотные, сырые тучи накрыли город, и сумерки сгустились гораздо раньше, чем это обычно происходило при ясной погоде. От теплого летнего дня не осталось и следа. Его остатки уничтожил внезапно налетевший холодный ветер, остервенело треплющий темную листву деревьев и опустошающий городские улицы от последних прохожих.
Ветер ворвался во двор дома №47 по улице Кривохаткинской, закрутил маленькие смерчи-гномики из мелкого мусора и погнал по кругу унылую потрепанную картонную коробку безымянного предназначения.
Дарья Митрофановна встала со скамейки, отряхнула с юбки семечковую шелуху и поглядела на мрачное небо. «Не к добру разгулялось», – вынесла она свой вердикт в адрес небесной канцелярии.
В это время дверь подъезда заскрипела и с натугой открылась.
– Ты чего это надумала, милая моя? На ночь глядя, да по такой погоде! – Дарья Митрофановна всплеснула руками, увидев соседку с большими сумками. – Кому сейчас твои пирожки понадобятся?
Соседка поставила сумки на землю, с трудом разогнулась и махнула рукой:
– Дождя-то не будет, точно. А до вокзала меня Пашка подбросить обещал, да вот не едет что-то, паразит…
– Неужто, Серафимовна, на железнодорожный поедешь торговать?
– А что? Скоро проходящий поезд будет, в самый раз успею. Раскупят все в два счета. Да куда же этот малохольный подевался? – Серафимовна оставила сумки, вышла на дорогу и посмотрела вдоль улицы:
– Едет, чертяка.
Дарья Митрофановна, кутаясь в вязаную кофту, подошла к соседке:
– А может, не поедешь? Сегодня день-то… – она оглянулась настороженно по сторонам и понизила голос, – день ведь – тот самый!
– Так вот ты о чем! – соседка отмахнулась. – Делать тебе нечего, только всякие сказки пересказывать. Не верю я, и ты не верь. Ерунда все.
Бренча плохо закрепленными железными внутренностями, подъехал старенький «Москвич». Из машины выскочил наголо стриженый парень в серой футболке и джинсах и наспех покидал сумки на заднее сидение автомобиля.
– Павлик, деточка! Поосторожней, – забеспокоилась Серафимовна, – смотри, чтоб крышки с кастрюль не съехали. Остынут пирожки – тогда хоть выкидывай!
Оба сели в «Москвич». Серафимовна помахала соседке из-за стекла, и машина, газанув, вылетела на дорогу.
Дарья Митрофановна и опомниться не успела, как осталась одна посреди темного и пустынного двора. «Какие же это сказки, – развела она руками, – когда сама Великоцкая из пятой квартиры позавчера рассказывала, что своими ушами слышала, как Фомичу брат говорил и божился, будто собственными глазами видел, как третьего дня…».
Дарья Митрофановна снова посмотрела на тучи, перекрестилась и заторопилась домой, продолжая на ходу мысленный заочный спор с уехавшей соседкой.
Серафимовна торговала пирожками на железнодорожном вокзале уже не первый год. Не то, чтоб пенсия у нее была слишком маленькая. Здесь она утоляла, прежде всего, свою неизбывную жажду общения, чувствовала себя нужной, причастной к чему-то большему, нежели ее простая, незатейливая жизнь. На вокзале всегда было тепло, светло, людно и шумно. Играла музыка, тренькали игровые автоматы, бегали мальчишки, предлагая газеты и журналы, сновали во все стороны серьезные грузчики, катя перед собой тележки с багажом.
Однако сейчас при виде аквариумного здания, подсвеченного изнутри тусклым, голубоватым светом, Серафимовна почему-то сникла. Ей очень захотелось обратно домой, но идти на попятную было поздно – пообещав «забрать бабулю часика через полтора», Пашка уехал так же стремительно, как и появился в свое время во дворе дома №47. Деваться Серафимовне было некуда, и она, ступая медленно и настороженно, вошла в здание вокзала через распахнувшиеся перед ней автоматические двери.
Огромный зал ожидания оказался безлюден и тих. Одинокое эхо шагов Серафимовны отозвалось в стеклах высоких окон и растаяло в сумрачных лестничных пролетах. Пустота и холод царили там, где обычно было не протолкнутся даже в самое позднее время. Электронное расписание поездов не работало. Билетные кассы и справочная были закрыты. Только в углу на пластмассовой железнодорожной скамье дремал, поеживаясь от вечерней сырости, бомжеватого вида старичок в мятой шляпе. Да замусоленная, словно сшитая из разных лоскутов кошка, бродила, обнюхивая визитные карточки, оставленные днем ее случайными ухажерами.
Серафимовна присела на краешек скамьи подальше от старика и утерла внезапно выступившую на лбу испарину. Она была женщиной простой, малообразованной, но при этом не суеверной. И рассказы о странных и загадочных случаях, которыми так любили делиться ее соседи, вызывали у Серафимовны, в зависимости от настроения, когда скуку, а когда и смех. Она не верила ни в инопланетян, ни в домовых, ни в гадалок и ни в целителей.
Но в последнее время все больше ходили слухи, самые разные, от которых у чувствительных кормящих мам пропадало молоко, пацаны, напившиеся пива, трезвели в момент, а старушки богобоязненно крестились и шептали «Чур, меня! Чур!». Вот говорили будто бы, что, когда первый день новолуния выпадает на первое число месяца, которое к тому же еще и понедельник, на пригородный железнодорожный вокзал нельзя приходить ни в коем случае. А кто придет без особой нужды, тот и пропадет без следа. Неужто об этом самом дне хотела предупредить ее Дарья Митрофановна, отговаривая от поездки?
«Сказки всё, – сказала сама себе Серафимовна, пытаясь унять неприятную дрожь в руках, – брехня…». Но найти вразумительное и простое объяснение происходящему она так и не смогла. Торчать здесь целый час до приезда внука? От этой мысли Серафимовне и вовсе стало жутко.
Она засобиралась выйти на улицу, но тут бомж, что примостился на лавочке в другом конце зала, повел плечами, пару раз кашлянул и еще выше поднял воротник своего пиджачка. Серафимовна скосила в его сторону глаза: «Ишь ты, холодно ему, наверно. И костюмчик-то на нем прохудился. И забыл, поди, бедолага, когда ел в последний раз…».
Старушка вздохнула, сняла крышку с одной из своих кастрюль и достала оттуда внушительных размеров пирожок, источающий восхитительные ароматы хорошо пропеченного дрожжевого теста, горячего сливочного маслица и начинки, намешанной из рубленого яйца и молодого зеленого лучка. Медленно, с опаской она приблизилась к старичку, положила ему на колени пирожок, предусмотрительно завернутый в салфетку, и быстро засеменила обратно на свое место.
И вдруг в тот момент, когда Серафимовна вновь склонилась к кастрюле, чтобы укрыть свою уникальную продукцию от губительного охлаждения, кто-то внезапно схватил ее за руку. Она охнула, подняла глаза и потеряла дар речи. Старичок, что спал крепко всего лишь секунду тому назад на другом конце зала, стоял теперь напротив Серафимовны, крепко вцепившись в ее запястье, и сверлил ее взглядом желтых, как у тигра, глаз.
«Убивают!» – заголосила Серафимовна, но не услышала сама себя, будто кричала в подушку.
Старик усмехнулся и прикоснулся пальцем к губам: «Тс-с-с! Тише. Это – всего лишь сон… Обычный сон».
«Как же, знаем мы эти ваши сны, – возразила мысленно Серафимовна, пытаясь освободить руку, – после таких „снов“ половины выручки не досчитаешься».
А старик, словно зная, о чем она думает, усмехнулся, надкусил пирожок и приподнял шляпу.
«Разрешите откланяться. И, что бы ни случилось, очень прошу Вас, оставайтесь на месте, пока все не закончится», – услышала у себя в голове Серафимовна его голос, но удивляться своей внезапно открывшейся способности к телепатии у нее уже не было сил. Она хотела бежать, но ее ноги, ставшие в один момент ватными, не смогли оторваться от пола. Оцепенев от ужаса, Серафимовна смотрела на старика. А тот еще раз усмехнулся, доедая гостинец, а затем повернулся и пошел к кассам.
Все, что произошло затем в здании пустого пригородного вокзала и свидетельницей чему случайно стала пожилая женщина с двумя кастрюлями жареных пирожков, не укладывалось ни в какие рамки обычного житейского мировосприятия и впоследствии в корне изменило отношение Серафимовны к разного рода слухам и мистическим россказням.
Сначала что-то неуловимо поменялось в мире, ставшем в один момент пугающим и незнакомым. Стены здания загудели подобно гигантскому органу и потянулись вверх, туда, где на головокружительной высоте возник треск тысяч плотных, тугих черных крыльев, несущихся в стремительном водовороте. Пол задрожал под ногами и раздался потусторонний звук, отдаленно напоминающий гудок приближающегося поезда.
Внезапно окошко кассы №2 озарилось малиновым светом и распахнулось само собой. Табло расписания ожило, засветилось, защелкало, и по нему помчались со страшной скоростью неразборчивые сочетания горящих букв и чисел.
Пестрая кошка села посреди зала и уставилась на табличку с надписью «Выход в город». Посмотрела в том же направлении Серафимовна и увидела, как большие стеклянные двери бесшумно разошлись в стороны, и в зал ожидания стали входить люди.
Первой шла высокая, стройная женщина в вечернем темно-синем платье с блестками. Казалось, прибыла она сюда прямо из театра, если бы не ее домашние туфли, отороченные розовеньким пухом. Наклонив голову и крепко прижимая к груди фотографию в простой деревянной рамке и самодельную, сшитую из лоскутов куклу, женщина двигалась прямо на Серафимовну, словно слепая. Не дойдя до скамейки, на расстоянии вытянутой руки она остановилась, прислушиваясь к чему-то, от чего стала похожа на большую испуганную птицу. Затем откинула волосы со лба, обошла скамейку и направилась к кассам. Серафимовна следила за ней, прижав руку к губам и еле сдерживаясь, чтобы не закричать: у женщины не было глаз!
Другие люди, что появлялись в зале, выглядели не менее странно. Профессорского вида старичок в пляжных шортах и большим кожаным портфелем, из которого торчали наспех уложенные листы бумаги; футболист в испачканной форме, запыхавшийся и растерянный; жених без невесты; молодая мамаша с пустой детской коляской, – все они тоже шли на ощупь, молча, прислушиваясь только к одним им доступным звукам, иногда сталкиваясь друг с другом, и также в полном молчании расходясь в разные стороны. В конце концов, они достигали освещенного малиновым светом окошка кассы, где их ожидал старик в мятой шляпе, получали от него билеты и уже более уверенным шагом выходили на перрон.
Снова раздался гудок поезда, уже более высокий и пронзительный. Электронное табло расписания, наконец, успокоилось, и на нем ярко зажглась зеленая надпись: «Ваше время вышло. Переход на станцию КОНЕЧНАЯ».
Последним вышел на перрон маленький мальчик в школьной форме с собачьим поводком в руках. Пустой ошейник на конце поводка волочился по полу, позвякивая металлическими заклепками. Вслед за ним двинулся и старичок. За старичком побежала кошка, разбрызгивая во все стороны зеленые и золотые искры. У самых дверей она обернулась на Серафимовну и, усмехнувшись, сказала: «Повезло тебе, бабуля!».
Двери закрылись, табло погасло, и стало темно.
Глава 2. Поздний посетитель
Рабочий день давно завершился. Большие настенные часы в приемной гулко пробили семь раз.
Секретарша докрасила последний свой ноготок ярко-красным лаком, полюбовалась на весь маникюр в целом и обратила, наконец, внимание на невзрачного, щуплого старичка, который томился в углу на краешке стула:
– Так это Вас ожидает господин Водопьянов?
– Именно так, – старичок привстал, прижимая к груди помятую фетровую шляпу.
Секретарша поджала пунцовые, в тон ногтей губки и щелкнула кнопкой громкой связи:
– Тут один гражданин утверждает, что ему назначено. Хорошо. Конечно. А я могу быть свободна? Спасибо. Входите, он ждёт, – сказала она, с сомнением разглядывая позднего посетителя.
Старичок согнулся в извинительном поклоне и просеменил в кабинет. Тяжелая дубовая дверь с табличкой «ООО „Вторсырье“. Генеральный директор К.С.Водопьянов» мягко закрылась.
В кабинете было темно и тихо. За окном мерцали огни вечернего Нурбакана. Единственная в комнате канцелярская лампа бросала пятно белого света на массивный дубовый стол, за которым сидел хозяин кабинета. Лицо мужчины скрывала абажурная тень. Видны были лишь тонкие пальцы, спокойно лежавшие на темной полировке стола.
Войдя в кабинет, поздний посетитель внезапно и разительно переменился. Его фигура, прежде бесформенная и будто помятая, напряглась, обнаруживая скрытую силу. Он взял один из стульев, стоявших вдоль стены, передвинул на середину комнаты и уселся, не спрашивая разрешения.
– Зачем Вы пришли, Модест? – нехотя поинтересовался хозяин кабинета. – Ведь мы уже обо всем договорились.
– Видите ли, господин Водопьянов, появилось одно небольшое обстоятельство, которое не вписывается в прежние договоренности.
– Ну ладно. Выкладывайте, что у Вас там.
– Гудвин влюбился. Если так можно выразиться.
На безымянном пальце левой руки Водопьянова блеснула золотая печатка.
– Мой Преемник? Это невозможно. Он уже готов к Переходу. Он – почти в Пустоте.
Модест пожал плечами:
– Значит, Вы ошибаетесь – он ещё не готов. Или мы что-то упустили, или Вы что-то скрываете от меня. Моя задача…
– Бросьте! Это – не Ваше дело. Вы уже справились со своей главной задачей! Я – Ваш враг – повержен! А Вы все никак не насладитесь своей победой!
Водопьянов резко встал из-за стола. Лампа качнулась, и световое пятно заметалось по полировке.
По-прежнему оставаясь в тени, Водопьянов прошелся по комнате, стараясь не приближаться к Модесту, и остановился напротив окна. Его хищный, острый силуэт четко выделялся темным контуром на фоне мерцающего моря городских огней.
– Вы пришли, чтобы еще раз вкусить это захватывающее чувство?
– Вы не мой враг. Вы мой соперник. Помните? «Вечная борьба равных, и равновесие вечной борьбы…». Я всего лишь восстановил нормальный, естественный ход событий и остановил Разрушителя.
– А что, если я не Разрушитель? Что, если я, наоборот, Созидатель? Созидатель нового мира?
– Вершители уже вмешались, – продолжил Модест, – и Талисман все равно перейдет Вашему Преемнику, как и предусмотрено Заповедями. Но уже – без Вашего участия. Хотя Вы отчасти правы: я пришел, в том числе и для того, чтобы убедиться еще раз – Вы не передумали и сдержите данное Вами слово.
– Причем тут мои обещания? Всё и так идет без моего участия. Или я – всё же могу повлиять на процесс?
– Нет, не можете! – излишне торопливо ответил Модест и нахмурился, почувствовав, что допустил некоторую оплошность.
В его взоре, спрятанном под низкими густыми бровями, мелькнул золотистый сполох:
– Никто до Вас не пытался нарушить Заповеди. Все Скитальцы в конце цикла готовят себе Преемников, передают им Талисман, становясь простыми смертными, и уходят в небытие. И только Вы посягнули – дважды посягнули на Талисман, превратив его в личную собственность, а Преемников – в закуску. Вы ставите под угрозу всю нашу Миссию. Вы полагали, что это пройдет незамеченным? Безнаказанным?
– А разве в самих Заповедях не написано: «И придет Разрушитель в конце времен…»? Кто-то должен был это сделать. Почему – не я? – с воодушевлением заявил Водопьянов и снова заходил по комнате, прячась в тени.
Модест, не меняя позы и крепко сжимая в руках свою шляпу, внимательно следил за его перемещениями.
– Они забрали у меня мой Талисман! – настроение Водопьянова вдруг резко сменилось с болезненного оживления на неприкрытую озлобленность.
– Не Ваш.
– Мой! Слышите, МОЙ Талисман! – Водопьянов стукнул себя кулаком в грудь. – Нельзя вот так просто дать такую вещь, такую силу!.. А потом – забрать! Как пирожное – у провинившегося ребенка!
Тут Водопьянов остановился и впился взглядом в Модеста:
– Скажите честно, Модест, а Вам самому не приходило в голову попытаться нарушить Заповеди?
– Для чего?
– Как это – для чего? – Водопьянов всплеснул руками, удивляясь недальновидности старичка. – Послать к чертям эту Вашу непрекращающуюся борьбу и жить в своё удовольствие! Жить – вечно!
Модест не ответил, и Водопьянов продолжил с нарастающей горячностью:
– Видите ли, мне нравится слово «Вечность». Оно внушает уверенность в завтрашнем дне. У меня можно забрать Талисман, но никто, слышите, – никто не в силах заставить меня отказаться от мечты жить ВЕЧНО! От самой мысли о возможном бессмертии!! И пока есть эта мечта – ничего не предопределено. Потому-то Вы и суетитесь, бегаете, заглядываете мне в глаза, пытаясь увидеть там то, что Вам хотелось бы увидеть. Но там этого нет, смею заверить!
Водопьянов снова хохотнул, крепко потирая ладони, будто раздавливал ими грецкий орех.
– Так как же быть с девушкой? – поинтересовался Модест, проигнорировав очередной водопьяновский пассаж. – В любом случае, нельзя допустить, чтобы пострадало это невинное дитя.
– Почему? Разве она – единственная женщина, которая страдала рядом с Гудвином? Ну ладно, кто она – Вам известно? – Водопьянов вернулся обратно за свой стол.
– Стефания. Она работает в городской телекомпании – недавно устроилась простым корреспондентом. Родителей нет. Живет с теткой. Она совсем молода. Ей чуть больше двадцати.
– Кому? Тетке?
– Стефании.
– А она тоже – увлечена?
– Это не просто любовь. Я бы не взялся даже подыскивать слова, чтобы описать ее состояние. Их чувства взаимны – хотя оба об этом даже не подозревают – и усиливаются с каждым днем. А это может дестабилизировать ситуацию при Переходе Гудвина. Надо срочно предпринять какие-то меры, пока они еще сами не осознают глубины и силы своих чувств, не до конца понимают, что с ними происходит.
– Они… они уже – любовники?
– Нет. Опять же, к счастью, – нет. Еще не поздно. Помогите мне, выведите девушку из игры. Это в общих интересах. Пустота не потерпит Любви, как и Любовь – Пустоты.
– Может быть я и прислушался бы к Вашей просьбе, – Водопьянов помолчал, сделав многозначительную паузу и наблюдая исподтишка за приободрившимся Модестом, – но… Но, ничего не выйдет. И знаете, почему? Вы сами виноваты в этом. Вы слишком заинтриговали меня, и теперь я хочу напоследок позабавиться. Кто сказал, что нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте? Я создам ТАКУЮ повесть! Такую чудовищную трагедию! И может быть, когда-нибудь найдется перо, достойное описать эти страдания. А пока – пока я буду наблюдать за душераздирающим зрелищем прямо из первого ряда и…
Водопьянов, увлекшись, воздел руки к потолку, и тут Модест не выдержал. Впервые за все время весьма напряженного и непростого разговора он встал и направился к столу, за которым укрывался хозяин кабинета.
Водопьянову это явно пришлось не по вкусу. Он вскочил и резко выбросил руку вперед, но старик проигнорировал предостерегающий жест и приблизился к своему противнику почти вплотную.
Так они и застыли друг против друга, разделяемые лишь столом и желтым ламповым светом, тяжело дыша и чувствуя, как их тела постепенно наполняются невыносимой, сверлящей черной болью.
