Дневник училки

– Можно портфели поставить? – заглядывают в класс две семиклассницы.

– Подождите, девочки. Позже…

Ага, эти сейчас зайдут – и все за ними! Шум-гам. А у меня тут явки, пароли, латинский щрифт, кириллица, нижнее подчеркивание, азбука Морзе… Не школа, а филиал разведывательного управления. Всё засекречено!

Но за десять минут перемены я-таки всё успела: Госуслуги открылись со второго раза, электронный журнал – с третьего. За минуту до звонка двери нараспашку: «Добро пожаловать!»

Если 6 «Г» – мои любимые дети, то семиклассники уже лучшие друзья. За два с половиной года сотрудничества у нас выработались общие привычки и «кодовые» словечки.

– А где мой любимый ученик? – как обычно спрашиваю я, поздоровавшись с классом и увидев отсутствие Мущенко.

– Опять в туалете прячется! – поясняет бойкий Саша Писаренко, знаменитый автор любимого нами фразеологизма «недержание мыслей».

Будучи ещё в пятом классе, мои начинающие лингвисты писали сочинение на тему «Краснодар – мой любимый город». Маленькому Саше очень захотелось поведать миру о том, какие эмоциональные и отзывчивые люди живут у нас на Кубани, но он не знал, как поточнее выразиться. И вот родился шедевр!

– Сейчас буду спрашивать стихи. Минута на повторение, – продолжаю я.

Класс зажужжал. Южане не умеют повторять тихо, молча, про себя. Недержание мыслей!

В этот момент дверь открывается и в кабинет, естественно, входит Андрей Мущенко. Этого мёдом не корми – дай только привлечь к себе всеобщее внимание.

– Здравствуйте… Можно войти? – тянет он, напустив на себя жутко виноватый вид.

Я пытаюсь выглядеть равнодушной, несмотря на то, что эти спектакли повторяются из урока в урок, и сухо разрешаю ему сесть.

Мущенко с ехидной улыбочкой шествует через весь класс, по дороге отвешивая подзатыльник Писаренко. Саша, от неожиданности опешивший на несколько секунд, подскакивает вслед за обидчиком, но не успевает схватить его.

– На перемене – держись! – выкрикивает Писаренко.

Приходится вмешаться. Добился своего Андрюшка, вывел меня из равновесия!

Однако время идёт.

– Рассказывать стихотворение пойдёт… Катя, ты хочешь? Хорошо!

Катю Кречетову нельзя назвать примерной ученицей. Домашние задания она выполняет отнюдь не регулярно. Часто у неё находятся, по её собственному выражению, «более важные дела». Но удивлять она умеет, особенно когда нужно исправить плохие оценки.

Выйдя к доске, Катерина заметно волнуется, дышит часто, потом вдруг крестится.

– Кать, мы же не в церкви!

– Всё равно страшно!

– Ты меня боишься? Почему? Я за два с лишним года ещё никого из вас не покусала. Правда?

Одобрительное гыгыканье по всему классу подтверждает, что это действительно так. Я продолжаю свою расслабляющую терапию:

– И вообще, всех учителей раз в год проверяет психиатр. Так что «я не псих, у меня и справка есть».

– Покажете? – орёт с последней парты Мущенко.

Я делаю вид, что ничего не слышала, класс тоже на моей стороне. Такие дети в наше время редкость! Большинство из них любит литературу и читает всё, что я задаю, и даже больше. Это, конечно, не моя заслуга. Видимо, у них читающие родители. Но так совпало, и нам на уроках друг с другом интересно. Эти ребята умеют высказывать своё мнение по поводу прочитанного, любят спорить, умеют убеждать. Наблюдать за ними гораздо интереснее и приятнее, чем смотреть какое-нибудь ток-шоу по телеку!

– Катюш, всё… Начинай.

Она делает глубокий вдох и звонко произносит:

– Некрасов! «Размышления у парадного подъезда»! Отрывок!

Назови мне такую обитель,

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель,

Где бы русский мужик не стонал?

Стонет он по полям, по дорогам….

Катя, иногда запинаясь, старательно жалеет русского мужика, который всё стонет и стонет. А я думаю, не о нас ли, нынешних учителях, это написано.

– Хорошо, Катя. Ты рассказывала с чувством! Но всё-таки несколько раз ошиблась. Поэтому ставлю тебе «четыре».

Она довольна. Садится, повеселевшая, на место и тут же, отвернувшись от класса, заводит разговор с Эвелиной, сидящей позади неё.

Ещё несколько добровольцев у доски сочувствуют угнетенным крестьянам. Но урок не резиновый, надо начинать новую тему. Остальным назначаю дополнительное время, в которое буду дослушивать «стоны».

– И попробуйте не отчитайтесь: «у меня все ходы записаны»!

– «Контора пишет»! – громко заявляет с задней парты мой вечный оппонент.

Вот ведь неглупый пацан, но сам себя губит.

– Сегодня мы начинаем изучать одно из самых известных произведений Николая Васильевича Гоголя – повесть «Шинель», – говорю негромким вкрадчивым голосом, как будто сказку сказываю. Мои бойцы, расслышав команду «вольно», разваливаются на стульях, а девочки становятся похожими на васнецовскую Алёнушку и подпирают головы кулачком. – Главный герой произведения – Акакий Акакиевич Башмачкин (тут, конечно, слышится добродушный смех) – мелкий чиновник, служащий в департаменте. Этот персонаж чем-то сродни автору…

Я вдохновенно рассказываю, как молодой Николай Васильевич, с успехом окончивший университет в Нежине, что на Украине, приехал в столицу, мечтая стать знаменитым юристом и изменить жизнь людей к лучшему, но у него не было влиятельных знакомых, и поэтому он служил обычным чиновником в департаменте. Рассказываю, как Гоголь мечтал, чтобы у него была просторная квартира с видом на Невский проспект, а вместо этого вынужден был снимать крохотную комнатушку на Гороховой улице, да и ту он делил с товарищем. Какой была скучной служба в департаменте, как жалования ни на что не хватало и они с другом носили одно и то же пальто по очереди…

Дети сидят задумчивые, грустно кивают головами.

– А потом Гоголь нашёл деньги и купил себе новое пальто? – с надеждой в голосе и страдальчески глядя мне в глаза спрашивает маленькая Маша Белова, сидящая на первой парте.

От неожиданности я останавливаюсь и, немного отрезвлённая, отвечаю:

– Ну, конечно! Он же стал знаменитым писателем! Гоголь бывал в лучших домах Москвы и Петербурга, долгое время жил за границей, видел Рим и Париж…

– Всё, пойду в писатели! – эмоции переполняют Сашу.

– Обломись! – поддевает Мущенко. – Это ж ГО-ОГОЛЬ!!!

6

И снова звонок. И снова: «Запишите домашнее задание!» И снова хоть на минуточку надо остаться в одиночестве…

Странный у нас сегодня разговор получился о жизни писателя. Начали с Акакия Акакиевича, закончили Римом и Парижем.

В Париже не была, а вот Рим и Афины мне посчастливилось увидеть своими глазами в эпоху «Доллар по 30, евро – по 35». Тогда и это уже казалось дорого, но я работала завучем в одной из сельских школ, и моя официальная зарплата тютелька в тютельку позволила открыть Шенген.

Италия убедила меня, что в области архитектуры ей нет равных. Но, привыкшая к простору и чистоте Москвы, я с недоумением взирала на горы фантиков и окурков на узких и кривых улочках Рима. Вдоволь наевшись замечательных круассанов con crema и напившись кофе из аппарата, через неделю я до слёз радовалась кубанскому борщу и обычной кружке чая с лимоном.

В Афинах же и вовсе смотреть было нечего, кроме знаменитого Акрополя. Но осталась в памяти одна встреча.

После осмотра достопримечательностей мы зашли перекусить в вездесущий Макдональдс (в Греции всё есть!). Народу было битком. Ещё бы! Центр города, толпы туристов. Сесть было решительно негде. Лев, маленький Васька и я стояли с полными руками, перебрасываясь незначительными фразами, и ждали, когда освободятся места. Вдруг слышим:

– Да это ж наши люди! Ребята, подвиньтесь! Пусть они сядут!

И весёлая группа украинских туристов усадила нас за свой столик. Вот так: «Наши люди». А как ещё иначе?

Вообще, в Грецию я ехала за искусством, но была очарована красотой природы. Сплошной массив средиземноморских сосен, покрывающих светло-серые Балканы, и синее – пресинее Эгейское море до сих пор манят меня во снах..

В свете новых обстоятельств я запретила себе об этом думать и решила съездить в Сибирь, посмотреть на Енисей. Бывали ведь и там великие писатели! Это всё Астафьев со своим «Последним поклоном» и «Царь-рыбой»! Это он породил во мне безумное желание тащиться в такую даль и глушь! «Тай-га да ки-ло-ме-этры…»

Спросив у Яндекса, сколько это стоит, я обалдела и решила, что мечта должна оставаться мечтою. Но сегодняшний разговор почему-то возродил во мне глупую надежду.

И снова: «Коллеги, выходим на дежурство!». Посмотрев прямо на камеру, висящую в противоположном конце кабинета, я огрызаюсь: «Да иду я, иду!»

7

Закрыв за собой дверь кабинета, тут же попадаю в водоворот звуков и тел, стремительно передвигающихся и грозящих снести всё на своём пути. Торжественно останавливаюсь в центре большого школьного коридора, принимаю строгий вид и отчитываю не в меру расшалившихся субъектов, устрашающе сдвигаю брови и таращу глаза. Вдруг понимаю, что похожа на Буншу, усевшегося на царский трон, и слышу голос Милославского: «Ой, халтура!»

Да, никто меня не боится и не обращает внимания на мои замечания… Остаётся только стоять столбом и жалеть, что до сих пор не купила беруши. Не робей, воробей! Перемена-то всего двадцать минут.

– Привет! – хлопает меня по плечу моя закадычная подруга Иринка, она же Ирина Ивановна, преподаватель истории, обществознания, кубановедения и странного предмета с названием ОДНКНР (никто не может выучить, как это расшифровывается!). – Полюбуйся, что твоя Кулакова мне сегодня выдала!

Она суёт мне в руки довольно потрёпанную ученическую тетрадь, в которой красуется написанная корявым небрежным почерком самостоятельная работа размером в полстраницы. Одно из предложений подчёркнуто красной ручкой.