Дело о золотом коте

А теперь этот лес стал ее последним убежищем. По крайности, дым от пожарища, в котором догорает родная деревня, не ощущается здесь, и крики соседей и родичей, погибающих под кривыми саблями степняков-пацинаков, не слышны.

Молодая трава чуть холодила босые ступни, ветки хлестали по плечам, по лицу, цеплялись за одежду… А в голове билась одна только мысль: „Успеть!“ Успеть раньше, чем шею захлестнет тонкий волосяной аркан, раньше, чем чужие руки, смуглые, потные, волосатые, схватят, свяжут, заткнут рот кляпом, перекинут через седло, а что будет дальше – лучше не думать. Заклеймят каленым железом, как скотину, и продадут на торгу, если только раньше не затравят собаками, словно зверя, не замучают для забавы, не пустят по кругу, услаждая свою похоть…

Только подумав об этом, Беляна припустилась бежать еще быстрее. Нет, нет! Река уже близко, лучше уж сейчас шагнуть с обрыва, сбросить с себя путы земной жизни и, может быть, в последний миг ощутить крылья за спиной, как у вил, небесных дев, что повелевают ветрами и нагоняют облака…»

На телефоне пискнул таймер. Все, пора… Лена оторвала взгляд от монитора своего ноутбука и закрыла файл. Жаль, конечно, в голове созрел неплохой сюжетный ход, но нельзя, никак нельзя! У нее сегодня запланировано очень важное дело – неприятное, но необходимое.

Развод.

Ну, собственно, фактически он уже состоялся, попортив ей немало крови. Осталась сущая малость, финальная точка, последний штрих: пойти и получить в ЗАГСе соответствующую бумагу, свидетельствующую о том, что развод действительно свершившийся факт.

Это слово, похожее на лязг смертоносного железа, еще совсем недавно внушало ей просто мистический ужас. Алекс – ее уже почти что бывший муж – всегда относился к этому легко, даже с юмором. Собственно, как и ко всему остальному. «Ну, если я тебя не устраиваю. Может, тебе и правда нужен кто-то другой, чтобы ты была счастлива. Хочешь, давай разведемся, я не против!» – говорил он со всегдашней своей полуулыбкой, отвечая на любую ее претензию, а Лена каждый раз пугалась до смерти и кидалась убеждать любимого, что все хорошо, она всем довольна и не хочет ничего менять. «Да, конечно, офис – это рабство! Только дураки работают „на дядю“ от звонка до звонка. Да, конечно, я сама справлюсь с ремонтом, не бери в голову! Да, конечно, сейчас неподходящее время, чтобы завести ребенка, мы сделаем это когда-нибудь потом, не сейчас…»

Нет. Вот не надо об этом! Не надо.

Лена зябко передернула плечами, хотя в комнате было тепло, и солнце, не по-осеннему яркое, приветливо заглядывало в окно. Она аккуратно опустила крышку ноутбука, словно закрывая сундук, где хранится самое ценное в доме, и принялась собираться.

Что надеть для похода в ЗАГС, если намереваешься не замуж выходить, а совсем наоборот, она себе не представляла, но, поразмыслив немного, решила не заморачиваться и одеться как обычно. В конце концов, сейчас это совершенно не важно! Джинсы, свитшот, кроссовки, чуть подкрасить ресницы, нанести каплю блеска на губы, пару раз провести расческой по коротким, подстриженным под каре волосам, накинуть легкую куртку. Вот, кажется, и все!

Стоя на пороге с ключами в руках, Лена обвела взглядом квартиру – небольшую, но такую уютную, обжитую, свою… До сих пор не верится, что Алекс больше не войдет сюда, не обнимет, не поцелует в макушку, не скажет: «Как дела, мышастый-малышастый?» Он часто подшучивал над ее маленьким ростом (всего 156 см!), над ее не очень-то яркой, а говоря по совести – просто невзрачной внешностью… Впрочем, делал это так весело и добродушно, что она никогда не обижалась, скорее наоборот – воспринимала его слова, как свидетельство любви, как тайный язык их волшебного «вдвоем»!

Она вышла из дома, и с некоторым сомнением посмотрела на свой «дэу-матиз», припаркованный у подъезда. Алекс посмеивался над ее машиной, называя «бешеной табуреткой», а иногда и похуже, но сама Лена к своему автомобильчику относилась бережно, даже с некоторой долей нежности. Еще бы, ведь кредит за нее только недавно выплатила. Но дело было не только в этом – Лена на удивление быстро научилась водить, даже вошла во вкус, радовалась новым возможностям, которые появились, когда она села за руль, и считала машину чем-то вроде полезного и умного домашнего животного. Правда, на работу часто бывает удобнее и быстрее добираться на метро, но ведь в жизни есть не только работа!

Лена подумала недолго – и решительно зашагала вперед. Сегодня ее «бешеная табуретка» останется на своем месте… До районного ЗАГСа, который должен поставить точку в ее семейной жизни, рукой подать, погода хорошая, можно и пройтись.

А заодно и подумать.

Она шла по бульвару, ступая по шуршащим золотым листьям, щурилась на солнце, и прошлое прокручивалось в голове, словно кинопленка на повышенной скорости.

С Алексом они познакомились еще в университете. Лена училась на филфаке, он – на историческом, но спецкурс по древнерусской литературе они посещали вместе. Там-то она и заприметила высоченного красавца с мрачным взглядом, таинственной улыбкой и хищным вампирским шармом, похожего на героя фильма «Сумерки»… Но первое время даже поверить не могла, что он может обратить на нее внимание! А когда это все-таки произошло – просто не помнила себя от счастья. Очень скоро все вокруг стали считать их парой (девчонки-однокурсницы еще завидовали!), и то, что они со временем поженятся, воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Родители Лены, люди еще молодые и современные, тоже относились с пониманием. Еще бы, сами ведь поженились, когда им было чуть за двадцать… Правда, мама Алекса, Виолетта Максимовна, сухощавая пожилая дама (Алекс был поздним ребенком), вдова бывшего ответственного работника и хозяйка квартиры в сталинском доме на «Соколе», смотрела на Лену со смешанным выражением удивления и брезгливости, как на редкое насекомое, которое неизвестно как оказалось рядом, и непонятно, что теперь с ним делать. Впрочем, раз или два в год это вполне можно было пережить.

Уже тогда Алекс интересовался славянским язычеством, общался с родноверами, с энтузиазмом ездил на раскопки и был «своим» в тусовке реконструкторов. Скоро и Лена стала ездить с ним, хотя попытки воссоздать в двадцать первом веке события более чем тысячелетней давности казались ей делом довольно странным, все равно что пытаться повернуть время вспять, а выживание в лесу без элементарных бытовых условий, среди комаров и странных молодых людей обоего пола, то размахивающих огромными мечами, то поющих песни у костра после совместного распития «старого доброго меда» (сиречь деревенского самогона, чуть сдобренного дачным вареньем и какими-то травами), вызывало только одно желание: поскорее вернуться в город, принять горячую ванну и спрятаться под одеялом.

Но все же это была хорошая жизнь – веселая, интересная… Молодость, любовь и большие планы на будущее придавали ей остроту и яркость. Постепенно Лена и сама прониклась красотой и мощью древнего язычества, даже напи сала несколько рассказов в стиле «славянского фэнтези». Рассказы были опубликованы на нескольких раскрученных сетевых ресурсах (один даже попал в изданный на бумаге альманах!) и удостоились сдержанных, но благожелательных отзывов от критиков и признанных мэтров жанра. Лена начала задумываться о том, чтобы написать свой первый роман, собирала материал, расспрашивала друзей-реконструкторов о методах ковки, способах изготовления глиняной посуды и приемах боя на мечах. Алекс активно поддерживал ее, даже хвастался друзьям в тусовке, и это ей тоже льстило – еще бы, ведь любимый гордится ею!

Легкая и беззаботная жизнь для Лены закончилась незадолго до окончания универа. В сырой и пасмурный мартовский день родители собрались на дачу к дальней родственнице тете Маше – проверить, что там и как. Она как раз приболела и очень беспокоилась, что вода может просочиться в подпол, и придется ее откачивать… Папа немного поворчал, что придется тратить выходной на эту поездку, но, вспомнив о запасах огурцов и варенья, которыми тетя Маша щедро делилась с ними, и о веселых летних поездках «на шашлыки», согласился. С подвалом в итоге все оказалось хорошо, а вот с ними самими – нет. Обратно они возвращались уже затемно, папа не успел среагировать, когда водитель КамАЗа не справился с управлением на скользкой дороге, и многотонная махина в одно мгновение смяла в лепешку их старенький, но вполне еще бодрый «опель».

Говорят, что у людей бывают предчувствия, когда с близкими случается беда, – птица ли постучит в окно, холодок подкатит ли под сердце… Лена не почувствовала ни-че-го. Пользуясь отсутствием «предков», они с Алексом приятно проводили время вместе – нежились в постели, слушая, как стучит в стекло противный дождь со снегом, ели сладкие сушеные финики (потом она даже смотреть на них не могла), иногда поглядывая на часы, чтобы папа с мамой не застали врасплох. Они, конечно, давно были в курсе их отношений, но надо же соблюдать хотя бы минимальные приличия!

Звонок из милиции (тогда ее еще не переименовали в полицию) вырвал Лену из сладкой полудремы. Она не сразу осознала, что произошло, казалось, это какая-то дурная шутка, такого просто не может быть! Дальше все было как в тумане – морг, опознание, похороны, поминки… И в конце концов, она обнаружила себя отчаянно рыдающей в опустевшей квартире, не зная, что делать и как дальше жить.

К счастью, Алекс все время был рядом. Без него она бы, наверное, вообще не справилась.

– Ничего, малыш, – шептал он, – не плачь… Ты не одна. Мы поженимся, и все будет хорошо!

Они и правда вскоре поженились. Денег на свадьбу, конечно, не было, и на свадебное путешествие – тоже (по правде говоря, тогда их не было вообще ни на что!), зато после ЗАГСа всей реконструкторской тусовкой устроили настоящий брачный пир в «священной роще» – то есть небольшом подмосковном лесочке неподалеку от железнодорожной станции Разуваево, давно облюбованном для подобных мероприятий. Пели «подблюдные» песни, водили хоровод вокруг старого дуба, и сам волхв Велемудр (в миру – доцент кафедры материаловедения машиностроительного института Иван Семенович Кыртиков) благословил их на долгую и счастливую совместную жизнь.

Получив диплом, Лена устроилась на работу в крупное издательство, где трудится и сейчас. Внештатным редактором она подрабатывала еще с третьего курса, поэтому ее приняли с распростертыми объятиями. Зарплата, конечно, не поражала грандиозностью, в нефтяной компании, наверное, за такую никто и со стула не встанет, но радовало (да и теперь, собственно, радует!) чувство причастности к хорошему, важному делу, общение с интересными людьми, и, каждый раз, держа в руках новую книгу, Лена ощущала прилив гордости. «Вот что сделала я, вот что сотворили руки мои!»

У Алекса все было гораздо сложнее. Из универа он пару раз чуть не вылетел из-за постоянных конфликтов с преподавателями, а получив диплом, так и не сумел найти достойной себя работы. «Ну, не в школу же идти, в самом деле! – бывало, пожимал плечами он, всем своим видом давая понять, что такое развитие событий ну совершенно невозможно. – Вдалбливать оболтусам даты Куликовской битвы или Бородинского сражения? Нет уж, слуга покорный». Устраиваться не по специальности – например, в офис каким-нибудь менеджером по продажам – Алекс тоже не собирался. В результате он то работал экскурсоводом за мизерную зарплату, то занимался модерацией сайта, посвященного вопросам истории и археологии, то писал статьи для сетевых журналов, то приторговывал сувенирами со славянской символикой… Все эти разнообразные и увлекательные занятия приносили совсем небольшие деньги, к тому же – крайне нерегулярно, но Алекса это не смущало. «Не всем же быть олигархами!» – разводил он руками с всегдашней своей улыбкой, и Лена чувствовала, как сердце тает и бегут мурашки по спине.

Запросы у Алекса в самом деле были невелики. Недаром он называл себя «идейным аскетом» и часто цитировал Нагорную проповедь – там, где говорится «будьте как птицы небесные», напрочь игнорируя мысль о том, что клевать что-нибудь надо даже птицам. Не говоря уже о том, что им не приходится платить за квартиру, покупать одежду и обувь, менять лампочки, заправлять машину, делать ремонт. Впрочем, Лена довольно скоро привыкла, что рассчитывать ей приходится в основном на собственную зарплату, и не жаловалась. Ведь Алекс был с ней, а деньги. В конце концов, деньги – не главное!

К тому же в их совместной жизни была своя, особая грань, недоступная, как считала Лена, большинству обычных пар, которые вместе спят, едят, воспитывают детей и смотрят телевизор по вечерам. Их связывало еще кое-что… Слово «творчество» Лена не любила, считая его слишком высокопарным и применимым разве что к давно почившим классикам, но это было именно оно! Собирая материал для своей первой книги, и потом, пока писала ее, Лена постоянно советовалась с мужем, обсуждала сюжетные ходы, читала вслух новые главы… Иногда они даже спорили, но, впрочем, скоро мирились. Закончив роман, Лена отнесла его в родное издательство (правда, в другой отдел). Книгу напечатали, хотя и под псевдонимом, и просили приносить еще, как появится. В авторы бестселлеров Лена так и не выбилась, хотя до сих пор прилежно выдает на-гора по роману в год. Увы, тиражи невелики, и гонорары составляют ничтожно малые суммы, но держать в руках собственную книгу, пахнущую типографской краской, – это ни с чем не сравнимый кайф! В тусовке ее книги читают и обсуждают, и Алекс, напустив на себя отстраненно-таинственный вид, любил иногда ввернуть что-нибудь эдакое про тонкости издательского процесса и сложности книжного бизнеса, загибающегося от засилья Интернета.

Потом, много позже, Лена часто думала: в какой момент все пошло не так? Когда между нами пролегла та первая трещина – маленькая, почти незаметная! – что теперь превратилась в непреодолимую бездонную пропасть?

Может быть, это началось, когда ее повысили на работе, сделав руководителем группы? Переговоры с авторами, художниками, внештатными сотрудниками, договоры, отчеты для начальства стали занимать кучу времени, так, что поначалу она возвращалась почти без сил, а в выходные ей хотелось только одного – как следует выспаться. О том, чтобы ехать в лес на очередную реконструкторскую тусовку, и речи быть не могло!

Или это случилось позже, когда денег стало хватать не только на повседневные расходы, но и на некоторые скромные радости – например, отдых в Турции или Греции, или машину в кредит? Обнаружив, что даже простенький трехзвездный отельчик у теплого моря привлекает ее значительно больше, чем сырой и промозглый подмосковный лес, полный комаров, Лена поначалу чувствовала себя несколько смущенной и даже виноватой. Алекс регулярно подкалывал ее за «буржуазные замашки» – иногда беззлобно, иногда более ехидно и остро, но Лена ничего не могла с собой поделать – хотелось уюта, стабильности, комфортной упорядоченной жизни… Чтобы фэнтези было только в книгах (ну, может, еще в кино!).

Или это случилось, когда она забеременела?

Вспомнив о том, что случилось с ней два года назад, Лена невольно всхлипнула. Поначалу она сама не очень-то задумывалась о детях – хотелось, что называется, «пожить для себя», состояться как профессионал, попутешествовать, в конце концов… К тому же Алекс только морщился, как от зубной боли, когда видел бегающих и орущих чьих-то отпрысков, которых презрительно именовал «спиногрызами». Представить его в роли заботливого папаши было трудно, хотя некоторые из друзей-реконструкторов давно уже обзавелись семьями. Но время шло, Лена привычно поддакивала мужу, а сама все чаще ловила себя на том, как заглядывает в чужие коляски и застывает у витрин магазинов с детскими вещами.

Все чаще она заговаривала с Алексом о том, что ей уже скоро тридцать и пора бы подумать о детях, но он, по обыкновению, лишь беззаботно отмахивался или приводил массу логичных и убедительных доводов, что сейчас это никак невозможно, очень неподходящий момент, но, может быть, потом, когда-нибудь… Последним, коронным аргументом шло его обычное: «Ну, может быть, в самом деле, ты была бы счастливее с другим человеком – обычным, нормальным, как все… Варила борщи, стирала пеленки, смотрела сериалы по вечерам. А муж твой тебе мимозу бы дарил на Восьмое марта. Чем не жизнь, а? Зачем тебе такой раздолбай, как я?»

Все эти тирады он произносил вроде бы сочувственным тоном, как человек, искренне заинтересованный в том, чтобы любимая женщина была счастлива. И Лена вздыхала, но соглашалась. Даже уговаривала себя, что тонуть в пеленках и кашках – это вовсе не то, о чем она мечтала, что ей дорога свобода, что у нее насыщенная интересная жизнь, в которую никак не вписывается пищащий рядом младенец.

А потом снова с завистью смотрела на чужих детей, играющих на площадке возле дома.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды она и в самом деле не обнаружила себя в интересном положении. Как это могло случиться – одному богу известно, ведь предохранялась же, и таблетки пила исправно… А вот поди ж ты!

– Ну, бывает, – развела руками гинеколог в районной поликлинике, – надежной на сто процентов контрацепции не существует.

И осторожно поинтересовалась:

– Вы дальше-то что делать собираетесь? Сохраняем или как?

– Н-не знаю… – пролепетала Лена, торопливо одеваясь, – я пока не решила.

– Ну, думайте, думайте, – кивнула она, – тем более у вас уже и возраст.

Алекс воспринял эту новость без особого энтузиазма. Он стал угрюмым, раздражительным, все чаще замыкался в себе и куда-то уходил из дома. Когда Лена все-таки вызвала его на откровенный разговор, заявил, что не готов быть отцом, что сейчас (вот именно сейчас!) это все очень не ко времени, потому что у него наконец-то наклевывается очень интересный и перспективный проект, а появление ребенка скомкает все планы. Конечно, он понимает, что она, и только она сама должна принять решение, что для нее важнее – беременность или их отношения. А чтобы не мешать, он пока поживет у мамы.

Следующие две недели Лена провела как в аду. Чувствовала она себя словно героиня древнего эпоса, разрываемая на части дикими конями… Остаться одной, без Алекса, без его рук, его губ, его улыбки, его острых словечек, без их долгих разговоров, что порой затягивались за полночь, было все равно что оторвать кусок себя! Не чувствовать его рядом, не класть ему голову на плечо в постели, засыпая, – мучительно каждый день, каждую секунду. О том, чтобы писать, и речи не шло – Лена несколько раз пыталась сесть за компьютер и углубиться в перипетии судьбы своих персонажей, чтобы отвлечься от собственных проблем, но не могла набрать ни слова. На нее словно ступор нападал, она несколько минут смотрела на пустой экран, а потом, вспомнив о том, что уже не сможет обсудить с Алексом новую главу, начинала плакать, отчаянно и безутешно.

Казалось бы, решение лежит на поверхности: стоит лишь устранить досадную помеху, и все снова вернется в привычную колею! Но и убить зародившуюся в себе новую жизнь, такую неожиданную – и долгожданную в то же время, явленную как чудо, тоже было никак невозможно. Сердце радостно замирало, стоило лишь подумать, что там, внутри, растет будущий сын или дочка! Лена понимала, что, если все-таки решится родить этого ребенка, рассчитывать ей придется только на себя. Как говорится, не она первая, не она последняя. Нельзя сказать, что ситуация у нее особенно тяжелая – есть квартира, своя, не съемная, есть постоянная работа, к тому же с ее профессией вполне можно работать из дома – по крайней мере, какое-то время, руководство издательства в таких случаях обычно идет навстречу. В общем, голодать и скитаться с младенцем на руках ей точно не придется… Но при мысли, что она может остаться совершенно одна, да еще будет нести ответственность за малыша, – у нее просто руки опускались, и все внутри сжималось от страха. Она осознала окончательно и бесповоротно, что, кроме мужа, у нее нет никого — ни родителей, ни близких подруг, ни каких-нибудь завалящих дальних родственников! Даже тетя Маша – и та давно умерла. Случись что – и обратиться будет не к кому.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, но в одно далеко не прекрасное утро проблема разрешилась сама собой. Проснувшись, Лена обнаружила, что лежит в луже крови. Она испугалась, вызвала скорую… Что было дальше – помнила плохо, все тонуло в каком-то сером тумане. Лена очнулась на больничной койке, и первое, что она поняла, открыв глаза, – ребенка нет и больше не будет. Она позвонила Алексу, и тот, словно по мановению волшебной палочки, превратился в образцового любящего мужа: сразу же примчался в больницу, привез необходимые вещи, и потом приходил каждый день с фруктами и цветами. Сидя рядом с Леной, он держал ее за руку и повторял, что все будет хорошо.

Но в глазах его она видела то, что видеть не хотела, – радость и удовлетворение оттого, что все закончилось именно так.

После возвращения домой из больницы жизнь вроде бы вошла в привычное русло. Алекс был таким нежным, таким ласковым, заботливым, что Лена смирилась с потерей нерожденного малыша.

Почти смирилась.

Еще долго ей не давала покоя абсурдная в общем-то мысль о том, что ее ребенок, которому не суждено было появиться на свет (почему-то она была уверена, что это должен быть мальчик!), пожертвовал собой ради нее, умер, чтобы ей не пришлось делать этот тяжелый выбор… Иногда она представляла себе, каким был бы ее малыш. Тихим и скромным воробышком, как она сама, или большим, ярким, шумным, как отец? Каким бы он вырос? Кем бы стал?

С Алексом они почти не ссорились, но как-то постепенно, почти незаметно стали отдаляться друг от друга. Он все так же уезжал на свои реконструкторские сборища и пропадал там по несколько дней, регулярно загорался очередным «проектом», который, как обычно, заканчивался ничем, иногда, смущаясь, просил у Лены денег на какие-то свои надобности… «Прости, малышастый, небольшой кассовый разрыв! – говорил он обычно в таких случаях, и она безропотно отсчитывала купюры. Впрочем, много он никогда не брал – так, по мелочи…

Собственно, из-за денег все и случилось.

Однажды вечером, возвращаясь домой с работы, Лена открыла почтовый ящик и обнаружила уведомление из банка о просроченном кредите. В первый момент она решила, что это какая-то ошибка, – просто почтальон сунул конверт не туда, бывает… Но, присмотревшись, поняла, что адрес верный и письмо адресовано Алексу. Дрожащими руками она вскрыла конверт и обнаружила, что речь идет о довольно крупной сумме. Ей за такие деньги работать надо не один месяц, и то, если при этом не есть, не платить за квартиру и не пользоваться транспортом – ни общественным, ни личным автомобилем! Причем кредит просрочен уже давно, набежали проценты, и банк в довольно суровых выражениях требовал его погасить, угрожая всеми карами, предусмотренными Гражданским и Уголовным кодексами.

Первым чувством было недоумение – ну как он мог так поступить? Потом пришла ярость. А потом – чувство холода и пустоты в сердце, такое сильное, страшное, что она даже испугалась.

Когда Алекс вернулся домой – по обыкновению, веселый, улыбающийся, чем-то в очередной раз воодушевленный, – Лена молча протянула ему письмо. Он быстро пробежал его глазами и небрежно отбросил в сторону.

– Ну, вообще-то, читать чужие письма некрасиво, – начал было он, – я-то думал, что могу тебе доверять, а ты…

Он смотрел укоризненно, как на нашкодившего щенка. В другое время, наверное, Лена и в самом деле почувствовала бы себя виноватой, постаралась бы как-то сгладить эту неприятную ситуацию, все исправить…

Но не сейчас.

– Некрасиво читать чужие письма? – переспросила она, сама удивляясь собственному злому, ледяному спокойствию. – Может, и некрасиво! А кредиты брать – красиво? Ты хоть подумал, чем будешь отдавать и когда?

– Ну, что ты, малыш! Не стоит так кипятиться, это всего лишь деньги… – Он улыбнулся, легко и беззаботно, но Лена уже не могла остановиться. Этот злосчастный кредит стал последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, и все, что накопилось за годы брака, все, чего она предпочитала не замечать, вдруг, в один миг выплеснулось наружу:

– Всего лишь деньги, говоришь? Всего лишь деньги? А ты сам хоть что-нибудь заработал в своей жизни? Или до сих пор думаешь, что булки на деревьях растут и холодильник сам наполняется?

– Значит, деньги для тебя самое главное? Вот уж не ожидал…

Алекс мигом помрачнел, как будто внутри лампочка погасла, и забормотал что-то о новой амуниции для своих реконструкций, жизненно необходимой ему для следующей игры, о расходах на организацию большого квеста, доходы от которого должны непременно покрыть все-все-все, и еще прибыль принести, о том, что ему надоело унижаться и просить денег у жены, да еще отчитываться за каждую копейку и терпеть ее вечно укоризненный взгляд… О том, что он сам будет решать свои проблемы и совершенно не обязан с ней советоваться, а тем более – просить разрешения.