Предатель

Я с надеждой на чудо вглядывался в это месиво, растерянно приговаривая:

– Где ты, где ты, родная моя?! Ну, не могла же ты потонуть, ты же деревянная!

Аккуратно передвинув под собой опору, я освободил одну лыжную палку и стал разгребать плавающую массу. Лыжи не было.

– Ну же, голубушка! Тут же нет течения! Тебя не могло унести под лёд…

Под лёд! Конечно! Она где-то здесь, рядом. Я принялся отгребать плавающий снег к центру промоины. И вот, в тёмной воде, под кромкой льда забелел кончик перевёрнутой лыжи… Я замер. Теперь главное – не упустить и самому не провалиться. Осторожно шевеля палкой, я пытался выманить беглянку из-подо льда. С какой-то попытки это удалось, и она выплыла, покачиваясь, длинной рыбой.

Я устало лежал на подтопленном водой льду в слое мокрого снега в состоянии какого-то отупения, чувствуя, как холод под мокрой одеждой всё сильнее стискивает тело… Интересно, сразу после купания колотун так сильно не донимал… Вероятно, работал адреналин… Работал-работал и иссяк…

– Так можно и кони двинуть, – пожаловался я плавающей лыже… Сделав усилие, я медленно вытянул вперед руку с зажатой в ней палкой и зацепил кольцом за крепление, тихонько подтягивая «утопленницу» к себе. Лыжа лениво ткнулась в кромку, норовя снова нырнуть под лёд. Этого нельзя было допустить. Рискуя провалиться, я схватил её дубеющими пальцами, выдергивая из воды. Накатившая волна облегчения подарила второе, а может, уже и третье дыхание. Фууу…

– Не торопись, потихоньку… Левой, правой… левой, правой… – шёпотом командовал я себе под нос, пятясь из опасной зоны. Достигнув рюкзака, поднялся на негнущиеся ноги, отжал шапку и рукавицы, непослушными руками застегнул крепления лыж… «Эх, остальное бы отжать», – мелькнула мысль, но вернувшийся из тёмных далей промозглый ветерок быстро выдул тему из головы – надо срочно убираться с открытого места. Костёр, костёр, срочно нужен костёр! С кряхтением поднял мокрый рюкзак. Покрывшаяся ледяной коркой штормовка жестяно скрежетнула.

Дааа, теперь надо реально спасаться. Сейчас главное – движение и огонь. Вперёд, вперёд, темп, темп! Превозмогая сковывающий холод, я прорывался к лесу, обходя предательские камыши. Мокрые лыжи тут же превратились в два знакомых снежных бревна, которые волочились за мной, как кандалы у каторжника. Яростно дёргая всем телом, я заставлял руки и ноги двигаться. Моей заветной целью стала проплешина в лесу, упирающаяся в пологий береговой спуск. Наконец, я втащил себя в заснеженный низкорослый ельник. Глаза автоматически рыскали в поисках спасительного сухостоя. И, слава богу, он здесь был. Остановившись с подветренной стороны у молодых густых ёлок, я принялся прыгать, утаптывая лыжами площадку. Рюкзак тёрся о спину, создавая ощущение тепла.

– Хорошо живёт на свете Винни-Пух, – пыхтел я, прыгая на деревянных ногах. Стало немного лучше. Хорошо, что мороза нет, чуть ниже нуля, а то бы – кирдык… Скрюченные пальцы смогли расковырять рюкзак, чтобы добыть запакованную в полиэтилен драную пуховку. Смотри-ка! Сухая! Полезная привычка походника – всё заворачивать в плёнку. Ура мне! Практически ни одна из вещей не промокла. Преодолевая колотившую дрожь, я стянул мокрое и, стоя на пенке, кое-как переоделся. Засунув замерзшие руки под мышки, заставил себя поприседать – надо разогреться… Это действие и пуховка сделали своё дело… Мне даже удалось повесить на ёлочках защищающий от ветра тент.

Еловый сухостой, который я высматривал на подходе, стремясь убить двух зайцев –совместить укрытие и дрова – стоял совсем рядом. Достав топорик, я думал, что, помахав им, сумею согреться… Но это оказалось не просто. После первого удара я понял, что холодные руки не могут удержать рукоятку, и у меня отличные шансы лишиться топора, если он выскользнет и нырнёт в снег. Тогда я решил попробовать по-другому: навалился на сушинку всем весом и стал гнуть её к земле. Раздался хруст, и я упал, сжимая в руках сухостойный трофей… Таким варварским манером я завалил ещё несколько сухих ёлочек, притащив это добро к месту будущего костра, хотел отломить ветки, но пришлось опять вприсядку греть руки под мышками… В конце концов сбил ветки и наломал сухие жердины, зажимая их между двух, стоящих рядом, деревьев. Всё приходилось делать, приплясывая и похлопывая себя, то есть «с огоньком», только настоящего огонька пока ещё не было… Сложив из палок что-то вроде настила, как основание для костра, я набрал прятавшийся под еловыми лапами мелкий сушняк для растопки и, стуча зубами, начал его сортировать… Тут надо быть аккуратным, чтобы всё загорелось с первого раза. Я не знал, сколько мне отпущено попыток. Конечно же, хотелось по-быстрому схватить всё в охапку и чиркать спичками, но я сдержался. Разобрал веточки на пучки – тонкие, средние и потолще… К этому моменту руки отчаянно задубели, я их просто не чувствовал. Ладони пришлось совать под мышки, дышать на них и даже засунуть в штаны (там оказалось самое тёплое место). Приём сработал… Встав на колени, я уложил растопку на место и полез за спичками… Упакованный коробок выдержал все купания – он был готов к работе.

Только тут выяснилось, что не могу взять спичку: окоченевшие пальцы скребли коробку, рассыпая содержимое по полиэтилену. Зажав кисти между коленями, я склонился над старательно уложенными дровами. В луче налобного фонаря желтели тоненькие палочки спичек… «Вот от этой малости может зависеть жизнь», – проплыло в голове.

Было слышно, как шевелится тент под напором усиливающегося ветра. «Надо бы края прикопать», – подумал я отстранённо… Какая-то дремота накатывала и тянула голову вниз. Вот и фонарик пригодился! Я смастерил его перед самым походом. Провод от него шёл за пазуху, к спрятанной в мыльнице батарейке… Свет фонарика начал расплываться, превращаясь в мутное пятно… Вдруг раздался голос: «Вот именно так всё и происходит», и я почувствовал, как шевелятся мои губы. Невероятная злость на себя тугой волной плеснула из глубины, стряхивая морок.

– А-а-а-а! – заорал я в тёмное небо, чувствуя, как напрягается шея. – А-а-аххх, ты та-а-а-ак?!!!

Выдернув руки, я уцепил двумя пальцами спичку. Чёрт, руки – как чужие… Взял. Держать, не выпускать! Теперь чиркнуть об тёрку… Опираясь локтями, я провёл серной головкой по черкашу. Спичка зашипела и нехотя вспыхнула… Заслоняя ладонью дрожащий огонёк, поднёс его к нижнему пучку с самыми тонкими веточками… Я удерживал спичку до тех пор, пока не ощутил жжения, и только тогда её отпустил. А маленькие язычки пламени уже ловко перебегали по мелким хворостинкам, уверенно перебираясь на более толстые пучки. Уф! Получилось! Хорошо! Слава богу! Видно, поговорка права: опыт не пропьёшь…

…Костёр пылал, раздуваемый ночным ветром. От развешанной на палках одежды валил пар. Я сидел на рюкзаке, пил горячий чай и млел в тёплых волнах лучистой энергии… Помороженные руки радостно ныли.

Пока отогревался, решил поощрить себя супом, высыпав в котелок целый мосгорагропромовский пакетик с сушёными овощами и маленькими цилиндриками сублимированного мяса. Усиленное питание взбодрило, позволив мне предпринять несколько вылазок за дровами. Честно говоря, я зверски устал и держался на плаву чувством ещё не прошедшей опасности и не решённым вопросом: как перекантоваться эту ночь.

Конечно, можно палить костёр и прыгать вокруг, но тогда я к утру буду гарантированно никакой. Надо как-то умудриться поспать… Навес из брезента этот вопрос не решит, потому что нет у меня таких дров, чтобы соорудить таёжный костёр-нодью на всю ночь… А что, если… сделать снежную берлогу? Эта мысль мне понравилась.

Вдохновлённый этой идеей, я пошёл посмотреть место вероятного строительства. Рядом с моим ельником находился большой надув снега, подпёртый с одной стороны выворотнем упавшего дерева. Надув оказался просто огромный – снежная гора выше моего роста – то, что надо. Осмотрев гигантский сугроб со всех сторон, я остался доволен. К тому же в нём явно отсутствовали медвежьи продухи, которые могли бы сообщить о том, что место уже занято. А что? Очень даже запросто! Слышал, были «случаи на стройке»…

Роль снежной лопаты выполняла фанерка, служившая мне разделочной доской. В ночном небе появились снежинки. Подхваченные ветром, они кружились перед моим носом в луче налобного фонаря. И этих снежинок становилось все больше и больше. Надо торопиться… Утоптав площадку у основания сугроба, я начал копать шурф, и копал до тех пор, пока не появился мох, а потом принялся рыть горизонтальный ход…

Снег был как слоёный пирог, но, в целом, довольно плотный. Его даже можно было резать кирпичиками. Прикинув, что я уже нахожусь под сугробом, повёл «шахту» вверх до уровня будущего пола. Теперь можно расширять пространство. Особенно тяжело было выталкивать снег наружу. Я работал как мини-бульдозер и изрядно запарился. Вынося очередную порцию снега, расстёгивал штормовку, чтобы сбросить жар. (Пуховку я давно снял, чтобы не замокла в снегу). В результате своих трудов я получил убежище со снежным куполом вместо потолка.

А снег валил всё гуще. Поднималась метель. Подбросив дров в костёр, я старательно досушил барахло и полез обживать свою берлогу. Пещера вышла просторная – можно лечь во весь рост, а в центре – даже посидеть. Когда делал потолок, всё боялся пробить крышу: думал, того и гляди обвалится… Но нет, обошлось. Место для сна представляло собой снежный подиум, поднимающийся над полом сантиметров на двадцать. На него уложил еловый лапник, туристический коврик и увенчал всё это тщедушным индийским спальником, имевшим на бирке многообещающую надпись: “Green fantasy”.

Моя фанерка из лопаты превратилась в столик, на котором я укрепил свечу для обогрева и в целях экономии электричества. Немного замялся, соображая, снимать ботинки или нет… Потом решил просто развязать шнурки, но спать в ботинках – на всякий случай… Так спокойнее… Ну, и как в чём был, полез в спальник. Чтобы не отсыреть за ночь, прикрыл себя куском полиэтилена, особенно старательно со стороны стенки. А над головой, на всякий случай, укрепил связанные крестом две лыжные палки, надеясь, что эта конструкция сможет защитить голову, если что-нибудь обвалится.

Я лежал, глядя на потрескивающую свечу. Огонёк вздрагивал от моего близкого дыхания. Было непривычно тихо – так бывает, когда погружаешься глубоко под воду. Растопленный воск тонкой струйкой сбежал на фанерку, застыв тусклым озерцом. Так, вроде бы, я ничего не упустил: вход прикрыл лапником и немного присыпал снегом, чтобы не дуло; в крыше палкой прокрутил две дырки – продухи, положив на каждую по еловой лапке, чтобы не замело.

Мысли перескочили на сегодняшнее купание. Вот ведь, и на старуху бывает… В начале зимы я к камышам точно не подошёл бы… Но чтобы сейчас?.. Это было неожиданно… Наверное, где-то там бьёт ключ… Ледок тонкий, снежком припорошило и готово… Быть может, если б я шёл медленнее, то услышал бы потрескивание? Хотя, вряд ли… Снег – как подушка – глушит всё… А если бы бежал быстрее, сумел бы проскочить? Да-а, ну и денёк выдался…

Устроившись поудобнее, я проверил под рукой фонарик, спички и задул свечу… В темноте поплыл резкий запах горелого фитиля. За снежными стенами мела вьюга, а здесь было тихо, тепло и сыро. Я вздохнул, улыбнулся хранившей меня удаче и задремал…

День третий

Пробуждение было внезапным и не самым приятным. Распахнув глаза, я испуганно пялился в темноту, не соображая, где нахожусь. (Мне это напомнило случай из детства, когда во сне я перевернулся в спальнике и проснулся, к своему ужасу, в глухом, душном тупике, откуда и был спасён пришедшей на мои вопли мамой…) На этот раз я не орал, а вполне самостоятельно пришёл в себя, чему поспособствовал собачий лай, глухо, словно сквозь вату, доносившийся ко мне с улицы.

Таак, похоже, мы не одни! Я сильно напрягся, потому что теперь, судя по всему, моя пещера из хорошего укрытия превращалась в хорошую ловушку… и если бы на спине у меня росла шерсть, она бы, вероятно, зашевелилась… А тут еще молния на спальнике заклинила, зажевав бегунком край тряпки… Класс! Ну что же, я уже в тонусе. Кого же там принесло?!

Опрокинув свечку, я выполз из спальника, нашарил фонарик и сел, зацепив головой осевший за ночь свод. Прислушался. Нет, не показалось. За снежной стеной действительно лаял пёс. Потом он замолчал, и кто-то стал копошиться у входа. Чёрт! Где собака, там и люди… А в глухом лесу встреча с человеком – это уж как повезёт: либо друг и брат, либо может оказаться хуже всякого зверя… В любом случае, кто бы там ни был, они знают, где я. Надо выходить, пока ко мне не зашли сами… ещё пальнут сдуру…

Всё это мелькало в голове, пока я в свете фонарика поспешно завязывал ботинки и натягивал бахилы. Зажав в руке топор, нырнул в лаз, выталкивая перед собой еловую пробку. За шиворот посыпался снег. Я осторожно высунул голову наружу.

Прямо на меня смотрела запорошённая снегом лохматая собачья морда.

– Кто такой? – грозно спросил я, поднимаясь на ноги. Сделав устрашающий вид, я выпрямился во весь рост.

Собака попятилась и села на снег, молотя по нему пушистым крючковатым хвостом. На её морде сияла счастливая улыбка. Эй, да это та самая вчерашняя псина с зимовья рыбаков-охотников!

– Привет! – сказал я собаке, оглядываясь по сторонам. – А где хозяева-то?

На снегу, в свете начинающегося дня, ясно были видны собачьи следы. Они вели от кострища к моему укрытию и поворачивали обратно. Там тоже было натоптано собакой. А вот следов человека – не было.

– Эгей! – крикнул я в лес. – Мужики!

Послушал. Тишина. Вот так дела! Собака есть, мужиков нет.

– Ну, признавайся, где хозяин!

Пёс сидел у моих ног, преданно глядя в глаза. Уши торчком, хвост крючком… Может, мужики пошли в мою сторону охотиться, а собака наткнулась на мою вчерашнюю лыжню и по ней пришла сюда?.. Я, на всякий случай, ещё покричал, но с тем же результатом – ни голосов, ни выстрелов. Однако, надо собираться. Небо отчётливо светлело, прогоняя утреннюю серость.

Вытащив из берлоги вещи, я развёл костёр. Вокруг развесил на рогульках отсыревшие за ночь шмотки. Поставил на огонь туго набитый снегом котелок.

Есть пришлось быстро – просто выпил из котелка свою утреннюю порцию пакетного супа «со звёздочками». Нормально поесть было невозможно по тем же причинам морального толка, что и прошлым утром: серая с рыжими подпалинами животина сидела напротив и провожала каждое моё движение голодным взглядом. Я понимал, что хозяин специально её не докармливал, чтобы лучше работала, и потому, памятуя просьбу охотника, подавив в себе жалость, твёрдо решил – псу еды не давать.

Поминая недобрым словом вчерашнее «купание», особенно тщательно завернул вещи, упаковывая их в рюкзак. На прощанье на минутку ещё раз залез в свою пещеру. Спасибо тебе, моя берлога! Очень ты меня выручила. (И правда, так вовремя наткнуться на хороший надув – большая удача).

Пора… Я приподнялся и выскользнул через отполированный телом лаз. Вход закидал остатками лапника, чтобы не замело – вдруг, кому мой схрон пригодится…

Встал на лыжи, выбрал нужное направление. Отойдя немного, подчиняясь какому-то внутреннему движению, обернулся назад и посмотрел на приютивший меня лес. Было ощущение, словно чего-то не хватает… Словно что-то забыл, словно что-то не сделано… И я сказал: «Спасибо», сам не зная кому.