Загогулина. Рассказы, фельетоны, памфлеты

А на днях на Сергея свалилась совсем уж нелепая неприятность, дурацкая, по его оценке, болезнь: у него воспалился коленный сустав. Казалось бы – чепуха, а нога отказала, без болей невозможно было ею даже пошевелить, не то чтобы выйти из дома. И теперь прелести загулявшего бабьего лета он созерцать может только с балкона, со второго этажа многоквартирного дома, стоящего в шеренге таких же стандартных одноликих домов на городской окраинной улице.

Оставаясь в квартире один, – сын уходил утром в школу, а жена на работу, – Сергей ковылял на балкон, опускался в плетеное кресло и, чтобы не поддаваться влиянию скорбных эмоций, усилием воли заставлял себя наблюдать за происходящим на улице. С балкона он хорошо видел лица прохожих, слышал, что они говорили, сам же для них оставался невидимым. Это занятие отвлекало его и от назойливой боли, и от подсчета потерь, привнесенных нежданной болезнью.

Внизу, почти под самым балконом, у входа в продовольственный магазин было всегда оживленно. Там располагалась с нехитрым товаром – калеными семечками бойкая, не совсем старая женщина. Она жила в этом же доме, но Сергей о ней знал пока очень немногое, только, практически, то, что зовут ее тетя Марина. С тазиком, наполненным серо-черными семенами, стаканом и низкой скамейкой она приходила сюда ежедневно. Ее товар имел спрос, возле нее то и дело вставали прохожие. Знакомые делились с ней новостями, и Сергей, бесшумно сидевший над их головами, становился молчаливым участником этих бесед. Так было позавчера и вчера, так, похоже, будет сегодня.

Утром к тете Марине подошла невысокая полная женщина с гладкой прической. Тетя Марина приветливо поднялась ей навстречу, и женщины потерлись щеками, имитируя поцелуи. Потом они сразу затараторили, перебивая друг друга восклицаниями и вопросами. Говорили о многом, иногда по-разному относясь к предмету внимания, но в отношении собственного здоровья и розничных цен мнения их совпадали до идентичности – положение дел ухудшалось, и они принялись обвинять в этом власти.

Это показалось Сергею логичным: и в безудержном росте цен на товары, и в ухудшении здоровья людей власти были повинны безоговорочно. Впрочем, была и другая причина заговорить о властях: начиналась кампания выборов в Думу, законодательный орган, выдумывающий такие законы, от которых корчится в муках большая часть населения страны.

– Вот на выборах люди им и покажут! – с явной надеждой на лучшее говорит тетя Марина. – Надо же, до чего народ довели! В войну и то таких лишений не знали! Тогда понимали, почему трудно, всем тогда было трудно, не только простому народу! А сейчас не война! Почему же такое творится?! Одни, как свиньи в грязь, закопались в богатство, а народу не на что даже хлеба купить!

Из слов возбудившейся женщины Сергею становилось понятно, что живет она тяжело, что своим семечным бизнесом она занялась не от скуки и не от страсти к торговому делу. Она помогала выживать своим близким, и то обстоятельство, что приходилось им выживать, но не жить по нормальному, ее возмущало до крайности. Она с глубокой обидой говорила про то, как всю свою жизнь она честно работала на государство, а это самое государство ее, постаревшую женщину, теперь так облапошило, что признаваться в этом ей стыдно.

– Живем в нищете! – восклицала она. – Стыдно, когда гости приходят – попотчевать нечем! А те, кто у власти, все никак не насытятся! Все гребут и гребут под себя!.. Или чуют, что их выгонят скоро?.. И надо их гнать! Выбирать надо тех, кто заботится о народе!

Реакция собеседницы на эту гневную речь была неожиданной:

– А я на выборы не хожу, – скромно заявила она. – Ну их к шутам: выбирай, не выбирай, а все равно по-нашему не выходит…

Заметив изумление подруги, она смутилась и стала как бы оправдываться:

– Все кандидаты ведут себя одинаково: до выборов горы обещают из золота, а как дорвутся до власти – про обещания сразу забыли! Ни к кому не достучишься со своими болячками… Уже никому я не верю, все они, на проверку получается, – болтуны! Нечего их выбирать! Только время тратить впустую!..

Сергей к выборам относился индифферентно: ходил иногда, когда было хорошее настроение или компания, но чаще всего не ходил, и не видел в этом ничего нехорошего. Он был уверен, что выборы – это простая формальность, что где-то там, наверху, все уже давно порешали, что от его мнения абсолютно ничего не зависит и ничего не изменится. И все же он не мог не признать разумность реплики тети Марины:

– Чего же ты тогда возмущаешься?! – сердито спросила она. – Только что сама кляла эту власть за несносную жизнь, и тут же – на выборы не хожу!.. У тебя есть законное право самой решать, кого ставить у власти! Может, это – единственно ценное, что осталось у бедняков, единственное их достояние!.. Ты не ходишь, так ходят другие! Они-то и выбрали нам на горе таких! И в этот раз выберут!..

Тетя Марина была явно мудрее своей собеседницы, и Сергей невольно признал, что она мудрее и его самого.

– А я вот, хожу! – с вызовом сказала она. – Не участвовать в выборах сейчас может тот, у кого все устроено, кому и так хорошо!.. У тебя сейчас все хорошо?!..

– Какое! – смутилась подруга. – Живем на одну мою пенсию, а какая она – сама понимаешь: только на хлеб и на воду!.. Мясо и молоко видим только по праздникам… Но толку-то от того, проголосую я или нет, – женщина все же пыталась оправдать свою точку зрения. – Что решает мой один голос?.. Он, как песчинка на берегу…

– Это как же один?! – удивилась тетя Марина. – Как ты считаешь?!.. Пенсионеров в стране около сорока миллионов, почти половина всех избирателей! И все они такие же нищие, как и мы! Вот и прикинь: если все пенсионеры, только они одни, проголосуют за своего человека или за партию, то уже победа им обеспечена!.. А сейчас среди обиженных властями не только пенсионеры! А безработные?! Те, которых вынуждают кормиться позорными средствами: спекуляцией, воровством, проституцией! А молодежь, которой перекрывают дороги к учебе?!.. Молодежь уже начинает разглядывать, что из нее задумали сделать полуграмотных слуг! Прибавь их всех к сорока миллионам!.. Мы можем, и даже обязаны, поставить у власти тех, кому доверяем!.. А теперь посчитай по-другому – все стали думать так же, как ты: так мол и так, от меня ничего не зависит, и на выборы не пойдут. Какой тогда окажется результат? Будет то же, что и сейчас: в депутатах окажутся такие же, что и сейчас, а мы будем кусать себе локти!..

Тетя Марина села опять на скамейку, зачерпнула ладонью горсть семечек, снова ссыпала их в тазик и сказала, передернув плечами:

– А уж если тебе никто не по нраву, голосуй против всех! Тоже будет понятно… Но не ходить – просто грех!.. Я лично пойду обязательно!

– И правильно сделаете! – донесся до Сергея хрипловагый басок, и из зоны, не просматриваемой с балкона, к женщинам выдвинулся щупленький мужичок в соломенной шляпе. – Я невольно слушал ваш разговор, – поклонился он тете Марине, – и не могу не одобрить все ваши слова! Вы абсолютно правильно говорите: право на выборы – вот, что осталось у нас действительно ценное! И не каждый, к сожалению, это вот понимает!.. У меня тоже есть один из знакомых, вернее, – племяш! Он тоже заладил: я, дескать, нашел свою нишу, мне хорошо, и мне наплевать, кто там будет у власти! Вот дурачок! А еще инженер! Человек с высшим образованием! Работал когда-то даже мастером в цехе!.. Он торгует привозным лесом – вот его ниша!.. Я ему говорю: ты – простой спекулянт, даже посредник при спекуляции! И твоя ниша – это дыра в трухлявом полене. На него любой может ногой наступить и разрушить!.. Куда тебе, не понимает!

Сергей из-за шляпы не мог видеть лица говорящего, не мог определить его возраст, но судя по словам, это был человек с немалым жизненным опытом, скорее всего, тоже пенсионер, потому что продолжил он свои рассуждения на примере пенсионной реформы:

– От тех, кого мы выберем в Думу, только и зависит наша судьба! Возьмите, пенсионный закон! Каким он был, когда большинство в Думе имела партия коммунистов?.. Не помните?.. А тогда было так: пенсию назначали по стажу работы, суммы твоего заработка и его отношения к средней зарплате в стране. По этим данным определяли коэффициент каждому пенсионеру для того, то есть, чтобы в дальнейшем, при росте заработной платы в стране, пенсионеров не обижали: коэффициент автоматически умножался на процент роста средней зарплаты. И так было по – справедливости: растет уровень жизни, люди получают большую зарплату – жизнь улучшается и у стариков. И всем хорошо… Коммунистов потеснили в Думе, из-за нас потеснили, из-за тех, кто не ходит на выборы, и новые думцы сразу подрубили пенсионеров под корень: тот закон заменили на новый! А что по нему?.. Пенсии заморозили. Вроде бы обязались их повышать, но принцип другой – компенсировать рост инфляции! Понимаете разницу?!.. По первому закону моя пенсия была бы под четыре тысячи в месяц, а по новому – полторы не дотягивает! Вот, как случается, если не ходишь на выборы или проголосуешь не за того!

Мужчина еще какое-то время излагал свою точку зрения на выборы, потом слегка наклонился к тете Марине:

– А вы, извиняюсь, за кого голосовать собираетесь?..

– Еще не решила, – уклонилась та от прямого ответа. – Еще надо подумать, послушать, кто и чего будет нам предлагать…

– За ЛДПР голосуй, мать! – раздался звонкий молодой голос, и у тазика с семечками появился парень спортивного вида с толстой короткой шеей и наголо остриженной головой. Он был полон энергии и дергался телом, как застоявшийся конь.

– А какой мне-то прок от этого будет? – осведомилась тетя Марина, опасливо взглянув на этого молодца.

– Самый значительный! – заверил молодой человек. – В этом можешь не сомневаться! Если мы придем к власти, ни ты, ни другой кто не будет сидеть на ветру и продавать стаканами эту продукцию!

Молодой человек брезгливо поморщился, но спохватился и начал с пафосом декларировать:

– Мы сделаем вам утепленную будку, проведем в нее свет, сделаем водопровод и канализацию! Вы сможете не выходить из нее круглыми сутками! Семечки вам будут подвозить сюда наша машина! Мы поставим здесь пост, чтобы вас охраняли, проведем сюда газ! Семечки будете жарить на месте!

Парень все сыпал и сыпал на голову обескураженной женщине различные фигли-мигли о прекрасной будущей жизни торговки калеными семечками, только бы голосовали за ЛДПР. Узнав, что у тети Марины имеются внуки, он совсем загорелся:

– Внуки ваши будут учиться в элитных школах! Все школы будут элитными! Мы в школах изменим весь учебный процесс! Сейчас в школах учеба – каторжный труд! Мы его упраздним! Дети будут учиться играючи! Урок будет не сорок пять минут, как сейчас, и пять минут перемена, все будет наоборот: пять минут детишки будут учиться, а сорок пять минут – отдыхать! Отдыхать будут все люди!

– А кто же будет работать? – не выдержал мужчина в соломенной шляпе.

У тазика с семечками появилось еще несколько человек, их привлек громкий голос оратора от либерально-демократической партии. Тот был рад такому вниманию, и на ехидный вопрос ответил горделиво-запальчиво, глядя поверх удивленных голов:

– Работать лошади будут!.. Лошади и машины! Машины – железные, пусть они и работают, а люди должны отдыхать! Хватит! Они уже наработались1 Вы посмотрите на женщин: унылые изможденные лица! Какие из них женщины?!.. Женщины созданы для любви! Мы освобождаем от работы всех женщин! У всех будет все, кто чего пожелает! Как только нашу партию выберут в Думу, все в стране переменится!

– Но вы и так сколько лет уже в Думе, – заметил кто-то резонно.

– Хороший вопрос! – воскликнул радостно парень. – Да, мы уже в Думе, но нас очень мало! Нам мешают работать! Аграрии, коммунисты, яблочники! Кого туда только не насовали! А нас пока мало! Когда выберут только нас, все сразу изменится!

Молодой человек повел вокруг огненным взглядом и, пообещав прийти сюда еще раз, гордой поступью удалился.

Сергей, прослушав его трескучую речь, подумал: «Интересно, чего бы мне пообещал этот петух, узнай он о моих неприятностях? Сказал бы, наверно, что они, придя к власти, заставят хозяина кошечкой ластиться ко мне, а не клевать вороном ради собственной выгоды».

Проблемы в отношениях с хозяином у Сергея были всегда, но сейчас из-за этой обидной болезни они могли разрастись и дойти до разрыва всех отношений. Когда Сергей не смог подняться с постели и сообщил по телефону хозяину, что заболел, тот ответил сухо и коротко:

– Болей, чего здесь поделаешь? Я как-нибудь выкручусь…

Сергей ясно представлял себе дальнейшую ситуацию: на его место сразу поставят другого – сейчас безработных людей предостаточно, а вот как будет с ним? Юридически, он сам – безработный: никаких договоров с хозяином они не заключали, все на словах: приходи, работай, получай за день на руки. Ни приказа о зачислении, ни записи в трудовой книжке, а значит – ни больничных, ни стажа работы, ни отчислений на пенсию… До болезни эти вопросы Сергея как-то не очень тревожили: он еще молод, здоров – как-нибудь все образуется. Сейчас они поднялись перед ним во весь рост, и решения их пока он не видел.

Вывел его из удручающих размышлений шум, возникший на пятачке возле тети Марины. Там заскандалили двое мужчин, оба в приличной одежде, оба почтенного возраста, оба с лысиной на затылке. Только один был ростом пониже, потолще и с клюшкой, второй – значительно выше и тоньше. В руке у высокого была авоська с картошкой, немного – килограмма полтора-два, не больше. Толстый держал в руке сумку, из которой торчали наружу два хвоста колбасы. Он ворочал в стороны голову и защищал существующие порядки: все, дескать, сейчас хорошо, все идет так, как надо. В качестве аргументов он приводил положение, в каком страна оказалась при Ельцине и сравнивал с тем, что стало сейчас: все улучшается, все идет так, как и следует быть.

– Нашел, кого ставить в пример! – выкрикивал тощий. – Пьяницу, клятвопреступника, оборотня!

– Вот мужик разошелся! – усмехнулся Сергей. – По виду – мелкий чиновник, а выступает, как отважный герой: нате вам мое мнение! И говорит не о ком-нибудь из соседей, а о самом Президенте страны, неважно, что бывшем! Смельчак!.. А может быть это жизнь, наследство от Ельцина, заставляет его вопить благим матом?..

Толстый стоял на своем:

– Ельцина выбрал народ! Значит, он был нужен народу таким, каким был!

– Народ об-ма-нули! Неужели это не ясно?! – высокий был в полном отчаянии от упрямства своего оппонента. – Наболтали, наобещали, жизнью клялись, что хуже не будет ни одному человеку, а что оказалось?.. Он всю страну пустил под откос! Взорвал, как диверсанты железнодорожный состав!.. Я вот сейчас из аптеки иду, – сменил он неожиданно тему, – все там деньги оставил, а то, что купил – не уверен: поможет ли? Чуть ли не каждый день по телевизору предупреждают, что половина лекарств в наших аптеках – фальшивые! На всю страну говорят эту страшную весть! А власти чего?!.. Слушают и соглашаются! Потому что и сегодняшней власти совсем наплевать на народ! Мало, что народ голодает и вымирает, так теперь его стали травить!.. А как по-другому это можно понять, когда лекарства фальшивые?!.. И просят, чтобы их опять выбирали!.. Нет, на этих выборах больше нельзя ошибаться!..

– А как угадаешь, кто за народ, а кто – за себя? – спросил кто-то в толпе, разросшейся под балконом. – Все они говорят так красиво, что заслушаешься!

– Нет, судить о них уже можно, – не согласился с этим высокий. – Партии – те же. Вспомнить надо, что они говорили до выборов раньше, и что они сделали! Можно сравнить, оснований достаточно…

Пятачок под балконом был похож на агитплощадку, на которых раньше специально собирали народ для различных массовых мероприятий, здесь он собрался стихийно. К тазику с семечками протолкалась женщина с плоской фигурой и лицом монгольского типа. Она была вызывающе броско одета: очень короткое, цветастое платье, на оголенных плечах – два шнурка белесого цвета. Встав рядом с соломенной шляпой, она громко сказала:

– Вот здесь сейчас разглагольствовал некто из ЛДПР! Не надо им верить!

«Вот тебе на! – удивился Сергей. – А как же быть с пактом о взаимном ненападении?!»

Он хорошо помнил, что в самом начале предвыборной гонки по телевизору показали сбор лидеров всех объединений и партий, намеренных пробиваться в депутаты Государственной Думы. Там они дали слово, что в своей агитации не будут поливать грязью друг друга, как это было на прошлых выборах в этот заманчивый орган, а будут строить свои выступления только на добрых примерах. «Выходит, похерили эту договоренность?..»

– Из всех существующих партий только Союз правых сил имеет реалистическую программу вывода страны из глубокого кризиса! – заявила уверенно голоплечая женщина. – Наша партия – партия молодых, энергичных и богатых людей! Мы сумели обеспечить себя, своих близких, знаем, как надо избавляться от бедноты!

– Куда же вы бедноту подеваете? – выкрикнул кто-то. – Потравите? Дустом?

В толпе засмеялись, но это не смутило ораторшу. Не ответив, что будет с массой неимущих людей, она продолжала самозабвенно расхваливать состояние, когда человек стал богатым.

– А за чей счет?! – перекрыл ее воркотню мужской сильный голос, обладателя которого Сергей не видел: он находился под самым балконом.

– За чей счет вы живете и наживаетесь?! – продолжал спрашивать тот же голос. – Немцов – это кандидат вашей партии?..

– Да! – горделиво подтвердила ораторша. – Это наш лидер!

– Лидер! – передразнил ее обладатель сильного голоса. – Вот какой это лидер!.. Вот, что про него в газете написано: за прошлый год он заработал один миллион двести пять тысяч триста шестьдесят семь рублей! Вот она, эта газета!.. Каким трудом он заработал эти огромные деньги?!.. Это же больше ста тысяч за месяц! В день он получает в два раза больше, чем средняя пенсия в месяц! Зачем ему столько?! У него что, два желудка?.. А главное – кто ему платит? За что?!.. Откуда берут эти деньги?..

Женщина смущенно молчала. Она, как видно, сама не знала про эти цифры, сама была огорошена ими.

Не видимый мужчина переключил внимание на себя, взоры собравшихся направились к нему, под балкон.

– Они себе в Думе оторвали такие зарплаты, какие работяге даже во сне не приснятся! Потому-то они и рвутся туда!.. Себе хапают по стольку, сколько хотят, а учителям и врачам дают из того, что осталось!

– А ты еще про Чубайса скажи! – подсказывают из толпы. – Он тоже из этой компании! Вместе с ними намылился в Думу! Там и про Чубайса написано: в месяц по два с половиной миллиона рублей огребает! Жуть!.. А ведь это наши кровные деньги: он их за электричество с нас всех дерет!

Толпа угрожающе загудела. Оголенная агитаторша за СПС змеей заскользила по тротуару, выбираясь из возбужденной толпы. Голова у Сергея заработала счетной машинкой, он перекручивал доходы Чубайса на покупку еды, товаров первой и не первой необходимости, на покупку машины, недвижимости – любая прихоть была по карману человеку с такими доходами. Но зависти к нему Сергей не испытывал, нет. Он думал о нем, как о громадном клопе, присосавшимся к его, Сергееву, телу, клопе, которого он раздавил бы с большим наслаждением, но только как это сделать?..

С чувством глубокого омерзения к чубайсам, немцовым и другим кровососам он перешел в комнату, сел на диван и включил телевизор. Ему хотелось чем-то отвлечься от угнетающих мыслей, увидеть что-нибудь приятное для души, но на экране!..

Шла передача о каком-то сибирском селе. Картины, одна неприглядней другой, снова навевали глухую тоску: кособокие избы с прогнившими крышами, люди в рваных одеждах с лицами узников концлагерей, на заснеженных улицах, где не было видно ни одного машинного следа, качаясь, бродили худые собаки.

Корреспондент говорил, что село вымирает, что людям негде работать, что существуют они только за счет огородов.

Но появление здесь телевидения – не уникальность села. Таких вымирающих сел сейчас – тысячи. Повод другой: сюда из побежденной Германии прислали гуманитарную помощь – старые вещи. Местные власти решили раздать эти обноски бесплатно, и на церемонию пригласили представителей СМИ. Раздачу сделали в школе. Завуч, женщина среднего возраста, говорит, что даже такие не новые вещи здесь как нельзя кстати: многие дети ходят в школу в отрепьях. Она примеряет какую-то полинявшую кофту на девочку лет десяти. Кофта по росту, но девочка прячет от телекамер лицо: ей стыдно. Стыдно за себя, за родителей, за родную страну.

Не в силах наблюдать за этим позорищем, Сергей выключил телевизор. «Знает ли наш Президент об истинном положении народа? Как его сердце выносит такое?!..»

Сергей лег на диван и, смотря в никуда, стал считать: сколько дней остается до выборов.

Теперь-то он их ни за что не пропустит! За кого голосовать – это потом, с этим он еще разберется. Главное – не стоять в стороне, не быть презираемым обывателем, главное – быть полноценным гражданином страны!

2003 г.

Ноу – хау

Эта безымянная рукопись (ни заголовка, ни фамилии автора) у меня оказалась случайно. Уборщица, зачищавшая шкафы после съехавших на днях арендаторов комнаты, подошла ко мне с пожелтевшей папкой-скоросшивателем и произнесла озабоченно:

– Вот, поглядите: кажись, позабыли. Как бы не хватились за ней… Кажись, какой-то роман…

Это был не роман, а, скорее, рассказ. Рассказ об одном драматичном событии, случившемся в наших краях где-то на заре перестройки.

Не вдаваясь в анализ происходивших в те годы государственных потрясений, автор повествует о том, какое несчастье свалилось тогда на захолустный приволжский поселок, и как далекий от геройских достоинств, заурядный российский мужик взялся вызволить (и, главное, вызволил!) многих людей из, казалось бы, непоправимой беды. Портрет этого чудотворного избавителя нарисован правдиво и красочно.

Рассказ мне понравился, и думаю, что понравится многим. Полагаю, что он не должен дальше оставаться в безвестности в полумраке канцелярского шкафа, и предлагаю его своим современникам в том изложении, в каком появился он у меня.

Сюда, в четвертую городскую больницу, я попал по направлению из поликлиники: участковый терапевт заподозрила у меня язву желудка и настояла на стационарном обследовании.

– Даже если я ошибаюсь, – сказала она напоследок, – ничего страшного: полежите, отдохнете немного, отвлечетесь от повседневных забот. Условия там хорошие.

– Уж лучше бы вы ошибались! – не смог удержать я в себе свои чувства, думая, конечно, только о язве.

Условия, на мой взгляд, были далеки от хороших и даже посредственных: палата – на семь коек, только две из них были рядом с окнами, другие отступали в глубину помещения. Мне досталась самая крайняя, у внутренней стенки, в полумраке и духоте. Кроме коек здесь были еще тумбочки с тараканами, круглая железная вешалка и три постоянно кочующих стула. Туалеты и комната гигиены находились в дальнем конце длинного коридора. Про кормежку и говорить неохота: почти вся пища оставалась в тарелках не съеденной. Выручал молочный магазин, приютившийся возле ворот больничного комплекса. «Хорошо, если бы доктор также заблуждалась и относительно язвы!» – опять думал я, погружаясь в устоявшийся здесь неуют.

Обследование началось с продолжительной беседы с палатным врачом по имени Нина Петровна, спокойной немолодой женщины в чистом белом халате, легких комнатных тапочках и очках с круглыми стеклами в металлической белой оправе. Она простукала и промяла меня тонкими, но сильными пальцами, спускаясь от шеи к середине трусов, прослушала с помощью фонендоскопа, измерила кровяное давление, затем присела на принесенный мной стул и стала выспрашивать у меня сведения сугубо личного плана: о том, как я живу, как питаюсь, когда и как отдыхаю.

Я понимал, что такие вопросы помогают врачам докопаться до причины и характера заболевания, и потому отвечал ей охотно и достаточно откровенно. Пришлось рассказать и об одном странном случае, когда я вдруг оказался во власти непонятного мне, какого-то кошмарного состояния.

В августе прошлого года я получил кратковременный отпуск, вернее, отгулы за работу в выходные дни и почти неделю предавался безделью. Жил я один, понукать меня было некому, и основными моими занятиями были пляж, кафе-столовая и телевизор. Его-то я и считаю главным виновником начала моих неприятностей.

Одна из передач по второму каналу называлась «Умеете ли вы отдыхать?». В ней убедительно, с опорой на бесстрастные цифры и далеко не бесстрастные иллюстрации, утверждалось, что многие граждане нашей необъятной и великой страны потрясающе расточительно и неразумно распоряжаются самым ценным, что у них есть, а именно – здоровьем и временем. При этом время выводилось на первое место, называлось ведущим фактором в этом тандеме, фундаментом как для здоровья, так и для всего остального. Молодые напористые телеведущие наперебой и взахлеб вразумляли нас, зрителей, и призывали ужаснуться тому, как бессмысленно и бездарно протекает наша единственная и неповторимая жизнь. Приводилась весомость мгновения, минуты, не говоря уже о других, более крупных бесценных и безвозвратных отрезках.