Полная версия:
Записки старого капитана
Меня перетащили в первую камеру и бросили на деревянный настил. Под утро пришел в себя и вновь требую отвести меня к старшему, и требую врача. Врача не вызвали, и меня, по распоряжению начальника отделения – в воронок, и отвезли в СИ 20/1, следственный изолятор, в ТЮРЬМУ. Главное – запомнить старлея и тех, кто меня бил. Запомнить надо, неизвестно, как жизнь сложится. На меня завели уголовное дело по двум статьям – 246, хулиганка, и 191, сопротивление властям. Потерпевший на боевом посту, старший лейтенант, у него непонятная травма, рука начала отсыхать. Сергей Николаевич, как ты был прав, спасибо тебе, а я не верил, жаль, что одна рука.
С каждой секундой, минутой, часом, днем надежда на спасение пропадала, все глубже в эту враждебную пучину опускаюсь. Что делать, как быть? Сергей Николаевич на вечерних посиделках у костра нам говорил: «В любой ситуации есть два выхода, выбери правильный. Не дай себя унизить, будь самим собой, и ты справишься». Мне что делать? Учеба, отличные отзывы по работе, перспективы, партия – все прахом. Надо выстоять и начать сначала. Как жаль. Я очень огорчил маму и отца. Справлюсь, выстою назло.
Камера предварительного заключения – большое помещение, около двадцати двухярусных железных кроватей, спертый от немытых тел воздух, накурено, хоть топор вешай, и в воздухе стояло горе человеческое. В камере человек двадцать. Зашел, вернее, впихнули, чуть не упал, зверски болит бедро. Поздоровался, спросил, где можно приземлиться. Кто-то вальяжным голосом сказал, где приземлиться, и кто-то из подпевал: «Иди к нам, сладенький». Нервы в кулак, страшно хочется курить, потерплю, может брошу… Не дать себя подмять, не дам, зубами рвать буду. В зале гул, где-то веселый разговор, это трое на верхнем ярусе наносили татуировку на интимном месте, со своими комментариями. Глухая молитва какого-то татарина, или еще кого, причитание и плач, все смешалось. Жизнь изломанных людей.
Первый день и первая ночь в тюрьме – самое страшное, ломаются судьбы. Чтобы было неудобно спать, изломал подобие подушки, чтобы о себе напоминала, весь собрался, жду. Что ночью, что днем, постоянно горит свет, чтобы вертухай мог следить. От коек тень, можно сказать, полумрак. Мелькнула тень, и к глазу приставили наточенную ложку (алюминиевую ложку точат о железную койку, и она приобретает функцию ножа) и тянут в уголок. Я поддался, перехвати руку с ложкой и пальцы резко воткнул в два глаза, и – ребром по кадыку. Оно аж захлебнулось в крике от боли и тут же рухнуло на пол, ложку я забрал. Местный главарь видел, глядя в их сторону, только покачал головой. Сколько их – не знаю, трое было внизу, они студента неспеша насиловали, трое делали тату, осталось пятеро. Ночь прошла. Утром подошел к главарю, и спокойно с ленцой ему говорю: «Если что сделаете со мной – всех по одному убью, срока давности не будет. На воле у меня будут проблемы. Один уже отдыхает. Спасибо, что меня выслушал». Подошел к своему месту, лег и заснул. Прошел день, второй, третий – никого никуда не вызывают, думаю, ждут, когда синяки и гематомы пройдут, эти сволочи на этом руку набили. Я потребовал врача и адвоката, левая нога сильно болит, гематома не сходит. На пятый день вызвали на допрос к следователю. Он сильно на меня давил, я потребовал адвоката и врача, со следователем не разговаривал. Дело было фактически сфабриковано, требовалась моя подпись, и все присматривался ко мне, сошли ли синяки, или еще подождать. Опять ждать. В тюрьме существовала особенность – когда человека вели на суд, то народ его более-менее одевал, вот такое поветрие. Я был неплохо одет, так что на мне сейчас ничего своего не было, из хорошо одетого превратился в бомжа с чужого плеча.
Все это время сидел и думал, что дальше. На флот, кем? Дальше волнолома не пустят, роста не будет. В армию – судимость, возможно, не возьмут. Так КУДА? Главное – выйти отсюда с наименьшими потерями, а там посмотрим. Жаль, ох как жаль, маму и папу подвел, исправлю. Следак, сказал, есть общественный защитник и платный адвокат. По глупости: «А что лучше, не подскажешь?». Попросил платную встречу и встретился с соплячкой, только закончила юрфак, и туда же, платная, продажная стала.
Со мной в тюрьме определились, перевели в другую четырехместную камеру. Там все повторилось – на слабо, и сильно, от души избил вертлявого, в татуировках, мужика лет сорока. Сильно избил за притязание на мое молодое тело. А он в этой хате главный и не первый раз тянет. Зверь видит другого зверя. Меня скрутили и – в карцер, этот малеванный помощи у вертухаев попросил. Очень не приспособлено место, чтобы там жить: сильно холодно, почти не кормят, и без сна здесь провел пять дней. И изза кого – за уголовника! После карцера – в старую камеру к старым «друзьям». Зашел – все по-старому, к народу – «Вы с ним, или каждый сам по себе?» – и ухмыляюсь. Взял курево того разрисованного, «огонек дай», а тот протянул зажигалку. Прикурил, ее – в карман, никто не вякнул. Адвокату написал заявление на врача, чтобы осмотрел. Описал все, как было, с действующими лицами, не забыл про официантку Тамару, может, она не соврет, как мы вели себя и сколько выпили, все важно, мелочей нет. Господи, какая она бездарь! Великое самомнение, и больше ничего, по блату, наверное, училась, будет ли для меня толк? Для того, чтобы убедиться, нормальный ли я, надо пройти психиатрическую экспертизу, так сказала адвокатша, Мария Гавриловна. Вместе с нарядом повезли меня за моими вещами на железнодорожный вокзал, в камеру хранения. Сказал: «Мария Гавриловна, сделайте опись моих вещей и документов, а то эти суки украдут. А так – не посмеют». Хотя?
Рано утром – руки за спину, повели во двор и – в «столыпин» (спец.транспорт по перевозке заключенных, с двумя отсеками). В первом отсеке уже сидело восемнадцать человек, нас четверых – в другой отсек. Закрыли, поехали. Ехали долго, куда – и сейчас не знаю. На повороте что-то стрельнуло, сильный хлопок, машина начала заваливаться, грохнулась на бок и скатилась в кювет. И тишина. Почему-то загорелась кабина. Водитель получил серьезную травму, его вытащили, оказали медицинскую помощь, место падения быстро оцепили. Проезжающие машины останавливались, мужики с огнетушителями – к горящей машине, тушить, но их не подпускают. Огонь быстро распространялся, мы в заднем отсеке почувствовали запах дыма. Поняли – горит машина, а тушат ли? Машина горит, люди с огнетушителями стоят, их не пускают, а ЭТИ стоят, скоты, и зорко смотрят, как горит, и слушают крики о помощи, задыхающихся и сгорающих заживо.
Это слышал и я, только к этому прибавить запах жаренного человеческого мяса. Дверь не пытались вскрыть. Я пописал на рубашку и прижал к носу, чтобы сразу не задохнуться. В голове – так глупо, все, ты следующий. За что? Это нельзя описать, надо быть здесь, каждой клеткой ощущать и чувствовать тот ужас, что тебя ждет. Я задыхался, цеплялся за жизнь, сознание еще теплилось. Рядом мужика била судорога, и он затих…
На меня упала искра, мне не было больно, она горела на мне, я еще жив. Резали дверь. Резали военные. Проезжали мимо, оттеснили легавых с их офицером и вскрыли дверь. До нас троих успели, до восемнадцати – нет. Видя, что произошло, военный офицер от всей души врезал легавому по роже, со словами: «Сволочь, тебя здесь закопать надо! Убийца».
Появилась первая седина. Меня, как куль, вытянули из камеры, положили на землю. Господи, как вкусно пахнет земля! Мужчина, что меня вытащил: «Тебе повезло, парень». «Я знаю, спасибо».
Когда машина загорелась, кругом решетки и никак…
Когда горят в отсеке рядом,
И видишь ты, как там горят, А в том отсеке – восемнадцать, А в этом – четверо всего.
И запах мяса, крик и ужас,
Что не спасут… Что, как и те… Но и тогда не дрейфил я, Я знал, что я приду к тебе.
Терял от дыма я сознанье,
И все же верил – нет, не все,
Когда искра от автогена
Прошила корпус, я вздохнул,
Когда под дулом автомата
Загнали снова в воронок, Но и тогда не дрейфил я, Я знал, что я приду к тебе. Был невиновен я, и оправдали, Но слишком много времени ушло. Но я спешил к тебе, родная, Я как дурак к тебе спешил.
Хотя я знал, что болен и без денег, Хотя не помогла ты мне тогда,
А дома ты совсем меня не ждала. Но и тогда не дрейфил я, Я знал, что я верну тебя.
Когда нас бросило на берег,
И корпус от камней трещал,
Когда мы ночью SOS давали,
Спасали судно и себя,
Когда тонул за борт упавший,
Теряя силы, моряка держал…
Но и тогда не дрейфил я,
Я знал, что я приду к тебе
Я спас себя и моряка в придачу, Я выплыл, спасся для тебя.
И я спешил к тебе, родная,
Я как дурак к тебе спешил
А ты меня совсем не ждала,
Ты снова предала меня,
Но и тогда не дрейфил я, Я знал, что я верну тебя.
Ты часто, улыбаясь, говорила,
Что некрасив и болен я,
И как ты хороша, здорова и красива,
Но ты ошиблась, милая моя,
Прошло то время, когда я
Прощал тебя и слепо верил Но и сейчас не верю я, Что я тебе совсем не нужен.
Прошли года, старели мы,
И головы покрыты снегом,
Морщины появились на лице
Как ни проси, я не приду к тебе Я слишком многое тебе отдал,
Здесь море мне винить нельзя.
Тогда ушел я от тебя, Но и сейчас я все же верю, Что будет счастье для меня.
Своим упорством и трудом
Добился я успеха,
Имею лавры и чины,
Хотя смертельно болен,
Но встретил человека я, И сразу ей поверил
Я знаю, не оставишь ты меня,
На все пойдешь, тебя я знаю,
Но поздно, не вернешь меня, Я сердце отдал той девчонке, я полюбил и верю ей. Я отдал ей всего себя,
Хоть некрасив и болен,
Но любит все-таки меня
Я знаю не оставишь ты меня,
На все пойдешь, тебя я знаю…
Фильм был – во время войны, конец войны, женщины из СС вели женщин и их детей в другой лагерь, по пути на ночь загнали в амбар, закрыли на ночь, выставили охрану. Прилетели англичане и начали бомбить по площадям, попали и в амбар, он загорелся. Чтобы спасти женщин и детей – открой, выпусти, перегони в другое место. Для них они не были людьми, ненужный балласт. А вдруг разбегутся, инструкция. Все триста невинных душ сгорели. После войны нашли этих охранниц и судили, получили по двадцать лет за злодейство, за триста невинных душ. Чем же славная милиция отличается от извергов войны СС? СКАЖУ – НИЧЕМ!!! Я так понимаю, этого офицера не судили, он рос по службе и сейчас на заслуженном отдыхе, на пенсии, хорошей пенсии. Этот выродок среди нас,
ПОЧЕМУ?
Подошел ублюдок в офицерской форме, пнул меня ногой, попал в больное бедро, адская боль. «Бегом в машину, время пошло». Нас загнали в следующий воронок и повезли на экспертизу. Остальные остались на дороге, в кювете, у всех были маленькие статьи – хулиганы, пьяницы, карманники, одна мелочь, за что так распорядилась судьба? Мы все-таки попали на прием к психиатрам. Среди нас только один мужичок все время шептал чтото и посмеивался, видимо, не вынес этого. Врачи в годах, с сединой, женщина и мужчина, мне задавали вопросы, показывали какие-то картинки. Я на них смотрю и думаю – не больные ли вы? Может, вас запугали, или до костей циники, и все равно, с каких рук деньги получать? А эти – расходный материал. Я им: «Может хватит? Вы же знаете, через что мы прошли. И есть ли у вас мужество ответить мне, как бы вы поступили, зная, что всех могли спасти, но не стали, упиваясь криками о помощи этих… Сознательно убивали людей, прекрасно зная, что ничего за это быдлу не будет. Вы не тех проверяете, палачей проверяйте. Мы в живых остались случайно».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги