banner banner banner
Дети Ишима. Книга 3. Океан
Дети Ишима. Книга 3. Океан
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Дети Ишима. Книга 3. Океан

скачать книгу бесплатно


Но юный учитель в то время и этого не любил. Примерно через месяц, учитель и будущий студент навсегда покинул этот город, но из его памяти эта Принцесса пиано не уходит до сих пор… В этой связи автору вспоминаются слова замечательной новеллы Матвеевой под названием «Любви моей ты боялся зря» из старинного фильма под названием «Девушка из харчевни».

Сюжет этой песни, как будто специально написан по данному эпизоду из жизни автора. Поскольку, в наступившие новые времена эту песню уже не исполняют, автор для убедительности решил привести ее слова.

Любви моей ты боялся зря, – не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя, встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой или просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость, ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь остался после плаща.
Теченье дней, шелестенье лет, – туман, ветер и дождь…
А в доме событье – страшнее нет: из стенки вырвали гвоздь!
Туман, и ветер, и шум дождя… теченье дней, шелестенье лет…
Мне было довольно, что от гвоздя остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез под кистью старого маляра, —
Мне было довольно того, что след гвоздя был виден вчера.
Любви моей ты боялся зря, – не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя, встречать улыбку твою!
И в теплом ветре ловить опять то скрипок плач, то литавров медь…
А что я с этого буду иметь? Того тебе – не понять.

Слова этой песни на удивление подходят и к другому его жизненному эпизоду, который произошел с ним значительно позднее.

Между тем шли годы, но время от времени автор мысленно возвращался назад к той замечательной юной Принцессе пиано, жительнице мало кому знакомого южного городка. Он взрослел и, начиная с какого-то времени, ему начало казаться, что тот случай из далекого прошлого, не так уж и безнадежен. Он представлял себе, как он возвратится повзрослевшим в тот городок и снова встретит Принцессу, в том самом детском возрасте, и с глазами все еще полными слез.

Сейчас, конечно, он бы нашел повод взять ее на руки и стал рассказывать, какие-нибудь байки, напевать колыбельную из своих студенческих лет и баюкать. Он рассказал бы ей старинную легенду о двух половинках, которые бродят по миру в поисках друг друга. Еще он сказал бы принцессе о том, что где-то в мире есть и ее половинка, и она уже ищет свою. И совершенно очевидно, что она ее найдет, не может не найти! Это будет ее половинка, которая от своего друга усвоила главное правило жизни. И это правило гласит, что самого главного не увидишь глазами, а зряче лишь сердце!

Не знаю, что бы я ей еще рассказал, чтобы она услышала меня. Наверное, я бы сделал бы все от меня зависящее, чтобы прикоснуться к ее душе, затронувшей мою много лет тому назад. И чего я бы ей только не наговорил, чтобы в ее душе зазвучала музыка, имя которой «Вера», из глаз исчезли слезы, а на ее личике опять засияла детская улыбка. Ведь она такая загадочная и таинственная эта страна детства, страна любви и слез…

Спецшкола

G. Bersanetti: Concerto in G Min.

for Four Harpsichords & Strings (Allegro)

Не могу забыть, как на старшем курсе, один мой студенческий друг попросил меня на некоторое время подменить его в качестве учителя физики в вечерней школе. Вечерняя школа тех времен представляла собой некоторое учреждение, в которое принудительно с производства загоняли всех уклонистов, не имеющих среднего образования. Вот тогда стало понятно, что чувствовали учителя в те времена, когда в число учащихся входил я сам. Примерно таких же учеников, с похожими задатками, у меня набралось десятка два.

Понимая, что моя персона в школе временная, и у меня недостанет времени на изучение опыта Макаренко, я решил внедрить в процесс образования, придуманный по ходу свой метод обучения. На втором занятии в начале урока, я попросил у присутствующих несколько минут внимания. Обратился к ним я достаточно уважительно:

– Господа ученики, попрошу вас уделить мне несколько минут внимания, чтобы впредь у нас не возникало никаких недоразумений.

Господа ученики, за исключением двух целующихся в полутьме пар на задних партах, оставили свои занятия и обратились в слух.

– Господа, надеюсь, вы понимаете, что я должен исполнять возложенные на меня вашей школой функции, за которые мне платят вознаграждение.

Господа ученики молча, согласились с этим бесспорным утверждением.

– Тогда пойдем дальше, – продолжил я. – На раскрытие темы урока мы с вами располагаем сорока пятью минутами. Я берусь вам ее изложить, самое большое, минут за десять, и моя совесть перед вами и школой будет чиста. Если я по случаю увлекусь сверх этого времени, не забудьте мне напомнить об этом, можете даже свистнуть! Остальное время мы отдадим подготовке домашних заданий. Вы – своих уроков, а я, соответственно, – своих! Рассчитываю на ваше понимание, и что все это останется между нами, а также не сильно выплеснется за пределы нашего класса.

– Да, кстати! Молодых людей в темноте на задворках класса, это касается тоже… Потом, – повторяю еще раз, – нижайше прошу прощения учащихся с задних парт, можете вы пожертвовать несколькими минутами своего времени для общего блага или все-таки не можете?

Молодые люди, видимо заинтересованные этим предложением и перспективами, тоже ненадолго отвлеклись от своих внеклассных упражнений.

– Вот с этого мы и начнем, – сообщил я открывшим от изумления рты ученикам. – Сегодня у нас тема: «Электрические заряды, их взаимодействие и некоторые примеры из жизни, подтверждающие их существование».

В течение пяти минут я объяснил учащимся, какие заряды бывают, как и по каким законам они взаимодействуют. Оставшиеся пять минут у меня ушло на примеры из жизни.

– Обратите внимание, господа, – обратился я к своим ученикам. – На задних партах две пары учеников наглядно демонстрируют нам закон притяжения зарядов различной полярности! Если быть внимательным, то пара «зарядов» слева явно уступает по их величине и создаваемой напряженности поля, которое они формируют вокруг себя той паре, которая находится в самом укромном месте нашего класса, – справа.

– Вот как раз от тех, которые находятся правее, исходит напряженность поля такой величины, что даже нейтрально заряженный учитель, испытывает сильнейшее притяжение с их стороны, и всеми силами пытается не глядеть в их сторону. На этом Господа ученики, согласно нашим договоренностям, приступим к выполнению своих домашних заданий.

Я сел за стол, открыл бумаги и до конца урока забыл о существовании своих учеников. Этот необычный урок физики, вероятно, произвел на моих учащихся неизгладимое впечатление. По школе, среди учеников разных классов поползли слухи, что в 10-Б объявился учитель чудак, каких в этой школе еще не было, да и вообще таких учителей в природе быть не может. Учитывая, что в то время мне стукнуло двадцать четыре, а внешне я выглядел лет на двадцать, думаю, что именно это вызывало некоторый интерес к урокам физики, проводимых в 10-м Б со стороны учениц других классов этой школы.

Прошло всего несколько уроков, как вскоре я заметил, что посещаемость занятий значительно улучшилась и, более того, численность учеников в моем классе начала резко возрастать. Прибавка численности учеников шла, в основном, за счет учениц других классов, сбегавших от своих скучных учителей и уроков.

Вскоре все парты в классе были заняты, мест не хватало, и ученицы приносили с собой стулья, расставляли их в непосредственной близости от учителя. Они в коротких юбочках рассаживались в передний ряд, иногда закинув ногу на ногу, но самым внимательным образом вникали во все, что слетало с его языка. Мне уже начало казаться, что на уроки слетались не только ученицы этой школы, но и с окружающих школу дворов.

Вскоре учащиеся, каким-то образом пронюхали, чем собирается заниматься их учитель в будущем, поэтому наше взаимодействие начало плавно выходить за пределы тех формальных границ, которые учитель установил на первых занятиях. Как-никак, оканчивал он тогда факультет космических исследований, а наших старшекурсников загоняли в разные НИИ, связанные с будущей их работой. Там до нас долетали любопытные сведения из мира космоса, не доходящие до ушей широкой общественности.

Понятное дело, все это отвлекало учителя от его непосредственных обязанностей по ведению урока. Кроме того, учителя из соседних классов выказывали свое неудовольствие и непонимание вошедших в моду и выросшей популярности уроков физики, а директор школы даже подумывала о преобразовании своей заурядной школы в школу с физическим, а может быть даже космическим уклоном.

Активность класса достигла невероятного размаха. Учеников и учениц интересовало все. Где и чему учится студент-учитель? Сколько ему лет, и сколько лет еще ему осталось до завершения своего образования? Были и профессиональные вопросы: Что такое электричество? И что он собирается учить, если выучит всю физику? Надолго ли он задержится в этой школе? И нельзя ли другие уроки, например английский, поменять на урок физики? Ходит ли учитель в кино? Какие кафе посещает? Каких девушек предпочитает – брюнеток или блондинок? На этот последний вопрос учитель неизменно давал ответ, что предпочитает всяких, но преимущественно умных и веселых, и лучше, конечно, хорошеньких.

Короче, идиллическую картину выполнения студентом своих домашних заданий на уроках физики пришлось оставить. Впрочем, как он и обещал своим ученикам, сбоев с программным материалом раздела электричества им не допускалось.

Неясно, по какому пути пошло бы дальнейшее развитие этих уроков и школы вообще. И не превратилась ли в будущем эта школа в филиал физтеха, или в какую-нибудь другую организацию? Но к счастью через месяц вернулся из поездки мой товарищ и восстановил статус-кво системы вечернего образования.

Хочу добавить, что и сейчас я к своим студентам отношусь столь же уважительно и лекции начинаю примерно так: «Итак, Господа Студенты, начнем! Сегодня у нас тема «…». Те, кто в конце учебного года приходит на лекцию впервые, иногда падают в обморок! На этот случай предусмотрительный профессор приносит с собой на лекцию нашатырный спирт и дает его нюхнуть ослабевшим…

Последнее лето в Волынском Иерусалиме

Мастер

Rubinstein – Piano Concerto No. 1 In E Minor

Жаркий летний украинский день. Солнце приближается к полдню. Я в одиночестве валяюсь на берегу небольшого водоема. Его берег порос мелкой и мягкой, наподобие ковра травой, которую неторопливо пощипывает гусиный выводок. Тишина такая, что звенит в ушах. В голубом небе небольшие красивые горки белоснежных кучевых облачков. За водоемом радует глаза поле еще молодых подсолнухов. Правее от водоема расположена аллея пирамидальных тополей, за которыми, по слухам, находится колхозный сад. Но в колхозный сад меня уже почему-то не тянет, остро чувствую, как на глазах старею.

Сегодня у меня с напарником выходной. Минул месяц, как мы вдвоем с ним бродяжничаем по центральным районам Украины, подправляя свое растаявшее к весне «состояние». Напарник накануне махнул к какой-то приглянувшейся ему сельской вдовушке, а я, пользуясь подвернувшимся случаем, направился к водоему. При минимальной возможности и наличии времени, я направляюсь к воде, которая меня притягивает магнитом, может быть потому, что и мой знак Вода. Вот в таком окружении я и лежу, вспоминая последние годы учебы, которые уже закончились, и все никак не могу прийти в себя от ощущения свободы. Укладка кирпичей в стену после шести лет постижения премудростей физических наук представляется мне просто детской забавой, хоть нам и приходится пропадать на строительных лесах часов по десять в день.

Прошел месяц с тех пор, как мы с напарником обосновались в этих краях. Неподалеку от этих мест появился на свет и я, может по этой причине все окружающее мне близко и приводит меня в хорошее расположение духа. Кажется, что этих мест я никогда не покидал вовсе. Нравятся здесь мне простой незамысловатый народ, далекий от того мира и людей, с которыми последние годы мне приходилось сталкиваться. Закончился еще один значимый эпизод моей жизни, связанный с годами учебы и выбора дальнейшего пути.

Как быстро промелькнули последние шесть лет, которые вначале казались бесконечностью! «Неужели так „незаметно“ промелькнет вся жизнь», – думаю я. До сих пор не могу прийти в себя от ощущения свободы. Такие ощущения, вероятно, сродни тем, которые испытывает приговоренный к пожизненному заключению, и который, наконец, прорыл ход за пределы тюремного забора и выскользнул на свободу.

Раньше, после каждой летней сессии, перед очередной вылазкой в неизвестные края, меня неизменно посещало волнение, как при спуске на лыжах с высокой горы или перед прыжком в неизвестность. Подобные ощущения я очень любил, и время от времени, если по какой-либо причине они задерживались с моим посещением, провоцировал сам себя, пускаясь на разные авантюры.

Валяясь на траве, я вспоминаю, размышляю и как бы пытаюсь дать оценку последним годам своей жизни. То и дело меня заносит в более удаленные времена, когда в далеком степном селении, лежа, как и сейчас, на берегу Ишима, я и представить себе не мог, что жизнь может быть столь изменчивой и выкидывать такие коленца. Тогда меня посещали, хоть уже и сформировавшиеся желания и грезы, но которые не имели никакой связи с окружающей реальностью.

– Загадочно, – думаю я, – каким образом неясные фантазии подростка могли воплотиться в реальность с такой точностью. Мне удалось получить образование, которое напрямую открывало дверь к космической тематике, а теперь еще и привело меня в такое место, где в ближайшие годы мне непосредственно придется столкнуться с решением проблемы подготовки первой пилотируемой экспедиции на Марс. Не в качестве пилота, конечно, а человека, который с некоторым сожалением со стороны будет наблюдать, как это будут делать другие…

А пока, дело, которым мы с напарником занимаемся в этих местах уже второе лето подряд, – мне по душе. Мы строим селянам жилища. А что может быть важнее этого? Заканчивая одну стройку, делаем перерыв. Возвращаемся на два-три дня в Волынский Иерусалим, в простонародье, называемым Бердичевом, и затем перебираемся на другую стройку, где хозяева нас ожидают с распростертыми объятиями.

Можно сказать, всему этому я обязан своей матушке, которая много потрудилась, чтобы отговорить меня от летних вылазок в дальние края, наподобие Камчатки или Чукотки. При этом она часто повторяла: «Сынок! И что тебя тянет к черту на кулички, где ничего не растет, где нет ни яблок, ни вишни, ни клубники…». За этими словами всегда присутствовал другой подтекст: «И я тебя почти не вижу совсем, разве только урывками…»

Сколько себя помню, как только в свои шестнадцать лет я отправился странствовать по миру, каждое лето, едва поспевала клубника, она слала телеграммы, а потом оставляла огромной кусок плантации с отборными ягодами, которые, так и не дождавшись блудного сына, пропадали на корню. Делала она это на тот случай, что если ее неразумное дитя вздумает неожиданно нагрянуть в гости, – и чтобы у нее было всегда что-нибудь под рукой, чем можно его побаловать. Позднее, в годы студенчества, когда выкроив неделю, другую, после вылазок в дальние края, я добирался домой, мама до конца августа держала наготове зрелую и перезрелую сортовую вишню под названием «чернокорка» с черными, но необычайно крупными и вкусными плодами.

Сколько себя помню, она, всегда используя свои маленькие хитрости, пыталась заманить меня домой. Так было и в раннем детстве, когда она отлавливала меня, чтобы постричь и отмыть от уличной грязи. Как ни хороша была ароматная клубника и вишни, наибольшую радость мне, да и ей тоже, доставляли часы, когда я находился с ней поблизости. Потратив изрядно своих усилий, однажды она свела меня, как бы между прочим, со своим хорошим знакомым, пригласив его к нам «случайно» на обед.

Ее знакомый пришелся мне по вкусу сразу, хотя и был лет на пятнадцать меня старше. Вероятно, чтобы не сильно бросалось в глаза, мама предварительно хорошо поработала над своим знакомым. При встрече, после того как мы слегка выпили за знакомство, он плавно начал интересоваться, чем это я занимался в свободное от учебы время раньше и чем занимаюсь сейчас? Так, в процессе беседы, получив мои разъяснения, он без лишних слов предложил на время каникул присоединиться к нему, образовав, таким образом, некую бригаду странствующих строителей.

При этом, по его мнению, я вроде как ничего и не теряю, так как сохраняю свои обычные увлечения. Мне не придется расставаться со своими бродяжническими наклонностями – я выиграю в заработке и, в конце концов, несколько сменив географию путешествий, смогу чаще навещать свою матушку. Матушка приложила немалые дипломатические усилия, чтобы убедить свое непослушное дитя в том, чего ей больше всего хотелось. А хотелось ей более всего осуществить свои, самые что ни есть простые желания, – чаще видеться со своим чадом, беседовать с ним часами и петь красивые народные песни по вечерам. При этом ненавязчиво использовала авторитет и мнение, на первый взгляд, постороннего лица. Она явно владела врожденным дипломатическим даром.

Мой напарник завоевал мою симпатию сразу. Во-первых, из-за умения делать все, за что бы он ни брался; во-вторых, из-за своего жизнерадостного и неунывающего характера, повышенного интереса к вдовушкам и, наконец, исключительной порядочности. Сразу же, не вдаваясь в мои профессиональные навыки что-либо делать руками, он предложил будущую выручку делить пополам. Даже предположение о таких возможностях вызвало у меня повышенную симпатию к этому незнакомому человеку сразу. Впоследствии все мои первые впечатления об этом обычном и необычном человеке полностью подтвердились, и я оценил проницательность своей матушки, которая для меня остановила на нем свой выбор.

Те, кто знаком с тем, что представляла собой Украина и жизнь в ней времен застойного периода, меня поймут без излишних слов. Народ уже оклемался от войны, голода и полной нищеты, поэтому, кто как мог, начал приводить в соответствие с требованиями времени свои жилища. Глиняные мазанки обкладывали кирпичом, меняли соломенные крыши на жестяные или шиферные; ставили заборы, заменяя вишневые заросли вокруг своих домов, которые исправно выполняли свою основную функцию естественных заборов, что, кстати, меня сильно расстраивало. Что может быть лучше естественного вишневого забора, в котором обычно устанавливалась простая деревянная скамейка. Так что работы у нас было навалом. И за нее нам хорошо платили, при этом, у нас не было никаких хлопот с жильем, едой и питьем, в самом широком смысле этого слова.

Я, конечно, сопротивлялся такому неравному равенству, утверждая, что бегать, прыгать и даже решать дифференциальные и интегральные уравнения уже умею. Умею я делать еще сотни никому не нужных других дел, но это вряд ли нам пригодится в том, чем мы собираемся заниматься. Но мой напарник был неумолим, как скала. И произнес в конце дискуссии: «Заработок пополам, и точка!»

В этой паре, один из которых, представлял собой бледного и замученного студента, с порочными наклонностями интеллигента, который, правда, когда заставляла нужда, мог без тени смущения рыть могилы, зарывать усопших или заниматься другими схожими делами. Ко всем своим скрытым недостаткам студент к тому же изъяснялся на чистом диалекте столичного жителя, в котором не прослушивалось характерного звучания буквы «г», поэтому местные жители принимали его за иностранца.

«Иностранец», между тем, свободно владел языком аборигенов, но из-за некоторой застенчивости, а также, чтобы чего не подумали, не стал сливаться с толпой и переходить на местный диалект. В набедренной повязке, в виде плавок с нацепленными на нос очками, он с восхода и до захода солнца находился на строительных лесах и привлекал своим видом внимание местных жителей. Он был видим и открыт со всех сторон: лучам солнца, ветрам и взглядам, проходящих по деревенской дороге местных жителей, которые в жаркий летний день натягивали на себя, кроме штанов, еще и рубашку с длинными рукавами и неодобрительно поглядывали в его сторону.

Своим внешним видом и поведением для местных жителей, он сильно походил на цивилизованного дикаря, забравшегося на подмостки, которого выставили на всеобщее обозрение. Может быть, поэтому молоденькие жительницы, проходя мимо, чтобы не видеть этого «непотребства» отворачивались. Другие, бойкие на язык, не упускали возможности «запустить камень» в его сторону и стрельнуть в студента шуткой. Студент, как и следует неразумному «иностранцу», чаще всего пропускал их шутки мимо своих ушей. Но его напарнику только этого было и нужно. Он охотно вступал в беседу с незнакомыми людьми, будь тот стар или млад, мужчина или женщина, пускал в ход шутки, анекдоты. Он мог спеть какой-нибудь двусмысленный куплет, а то и, не слезая с подмостков строительных лесов, отбить чечетку. Так, что слава о двух странных строителях распространялась по окружающим селениям со скоростью эпидемии, создавала нам неплохую рекламу, и мы были нарасхват местными жителями.

Напарник студента был невысокого роста, крепыш с закопченным и задубленным от непрерывного пребывания на солнце лицом, и до пояса оголенным торсом. Из-за этих качеств и внешнего вида, он чем-то напоминал студенту пирата Бена Ганна, списанного с борта шхуны на берег необитаемого острова за какие-то провинности, скорее всего за доброту, самим капитаном Флинтом. Это сходство усиливалось, когда он обматывал свою курчавую голову цветным платком, чтобы защититься от лучей немилосердного полуденного солнца и взбирался на строительные леса, как на мачту «Эспаньолы». Так или иначе, но имя, которое приклеил к нему студент, подходило мастеру значительно лучше его собственного. Пират-мастер вначале сопротивлялся такому переименованию, а после того, как студент доходчиво объяснил связь нового имени с главными чертами его характера, смирился и даже, кажется, одобрил его.

За двухлетний период тесного знакомства с этим человеком, студенту так и не удалось выведать, какие тайны в житейских делах и сложности могли бы привести его в затруднительное состояние или вывести из душевного равновесия. В начале сезона, когда студент еще сохранял все атрибуты, приписываемые студенчеству, с проступающими на его теле ребрами и отрицательной кривизной осанки из-за вынужденных строгих диет, он служил для Мастера-пирата своеобразным наглядным пособием.

На этом пособии Мастер частенько демонстрировал темным крестьянским массам недостатки современной системы образования молодежи. Прибыв на объект, он сразу же объявлял новому хозяину о необходимости самым внимательным образом следить за здоровьем и питанием студента, и даже прописывал ему специальную усиленную «диету», с перечислением, на его взгляд, главных продуктов питания, без которых не мог впредь обходиться организм его юного напарника.

В этой связи, и по случаю строительства, хозяева заблаговременно, выгнав несколько ведер самогона, закалывали еще и кабана, а для разнообразия рациона студента на столе неизменно должны были находиться полные тарелки со свежими и вареными яйцами.

Для закалывания кабана часто привлекали Мастера. Как оказалось, и в этом деле пират тоже был незаменимым для всех человеком. На этом мне хочется остановиться поподробнее и рассказать читателю все по порядку, не отклоняясь от истины и не упуская ни одной значимой детали.

Обычно, эти полезные животные задолго чувствуют скорый конец и начинают свой визг заранее – с самого утра, а то и с вечера. Мой мастер в день «жертвоприношения» советовал хозяину выпустить приговоренного кабана в сад, позволить ему последние часы провести на воле, чтобы напоследок ему вдоволь надышаться райским воздухом свободы. В первое наше прибытие, не знаю, с какой целью, он решил пригласить на убиение невинного кабана и меня. Думаю, что в образовательных целях. А вдруг пригодится! Он был убежден, что в жизни человеку нужно уметь делать все. Конечно, за свою деревенскую жизнь с подобной процедурой негуманного обращения с животными не раз приходилось сталкиваться и мне, но на удалении. Лично сам в этом деле я не участвовал никогда.

Понятное дело, представляя себе визжащего приговоренного в последние минуты его жизни, от зрелища я отказался, не находя для себя ничего в этом занимательного. Но то, что мне пришлось увидеть в тот раз, подняло строительных дел мастера, в моих глазах, на недосягаемую высоту. На мой отказ принять пассивное участие в этом деле, пират-мастер заявил мне, что ничего напоминающего обычное убийство приговоренного, которое сопровождается сильным сопротивлением и визгом, с его стороны не будет. Все будет тихо, мирно и с огромным удовольствием для жертвы. В этой процедуре жертва будет издавать довольное хрюканье и даже не заметит, когда ее душа окажется на небесах, а все остальное у нас на обеденном столе. Поскольку, подобного представления мне, как и многим другим, видеть не приходилось, опишу его подробнее.

После того, как кабана «условно» выпустили на свободу, он первоначально по диагонали несколько раз на полном скаку пересек сад от изгороди до изгороди, ловко маневрируя между яблонями, потом успокоился и, недоверчиво поглядывая на любопытных зрителей, сгрудившихся возле дома, принялся пощипывать зеленую травку. Через некоторое время хряк и вовсе забыл о нашем существовании. Тогда Мастер, припрятав под полой куртки узкий длинный ножик, велел мне, до поры до времени, оставаться на своем месте.

Он спокойно направился в сторону кабана, что-то ласково бормоча себе под нос. Кабан развернул рыло в его сторону, но с места не сдвинулся и продолжал мирно щипать травку. Мастер приблизился к нему вплотную и пощекотал за ушком. От удовольствия кабан даже хрюкнул. Так продолжалось еще некоторое время, пока кабан не впал в кому. Мастер помахал рукой, приглашая меня подойти и понаблюдать за происходящим вблизи. Я подошел поближе, кабан, погруженный в любовную истому, даже не удостоил меня своим вниманием, а лишь изредка пощипывал зеленую травку.

Мастер плавно переместил свою ладошку к брюшку кабана и продолжал ласково почесывать его животик. Было видно, что борову стало настолько хорошо, что он собирается прилечь. Замечу, кстати, что так себя часто ведут и люди. На этой стадии операции мастер достал ножик, поставил его ручкой на землю между передних ножек кабана и почесал под брюшком в последний раз. Кабан вздохнул, подогнул передние ноги и опустился на вертикально поставленный нож, при этом даже не пикнув. Ножик уже давно находился в сердце кабана, а хряк с довольным видом, лежа, пытался пощипывать травку, так и не сообразил, что с ним произошло.

«Рома, а тебе не жаль беднягу?» – спросил я мастера. Но тот пожал плечами и сказал: «У каждого своя судьба, а его судьбе можно только позавидовать. Умер счастливым. А что было бы лучше, если бы куча жлобов гонялась за ним по саду, пытаясь связать, а он от страху готов был забраться на дерево? А потом, связав его по „рукам“ и ногам, неумело тыкали в него ножичком, да при этом еще и мимо. Шум при этом стоит такой, что хоть святых выноси». Таким был мой мастер на все руки! Да продлит Создатель дни его жизни!

Однако подобные эпизоды из наших будней происходили не часто. Больше всего мне нравились вечерние часы, когда мы, завершив дневные труды, после захода солнца присаживались «вечерять». Вечеря обычно продолжалась за полночь и сопровождалась обильными возлияниями веселящего напитка и потреблением закуски, мастерски приготовленной из того же самого кабана.

Через некоторое время любители застольного пения затягивали какую-нибудь народную песню, а после одной, другой чарки к ним присоединялись даже самые ленивые певцы. Что касается меня, то с фольклором я был знаком не понаслышке, и до сих пор не знаю ничего более душевного и мелодичного, чем старинные украинские народные песни. Видно матушка, сама того не подозревая, на генетическом уровне передала своему неугомонному чаду любовь к народной песне.

До поры до времени, студент молча слушал песни, не подавая никакого вида о том, что он легко может и объясняться на «их» языке и тем более прекрасно знаком со всем популярным застольным репертуаром. Все шло хорошо до тех пор, пока он одним махом не провалил свою многодневную конспиративную возню, поддерживая у окружающих свой образ таинственного «иностранца». Провал произошел дня через два, после того как мы перебрались к новым хозяевам, а вечером, следуя лучшим традициям в конце рабочего дня и в процессе ужина, собрались попеть песни.

Случилось, на взгляд студента – небывалое! Собравшийся на ужин народ спел несколько песен, но в дальнейшем вышла заминка, поскольку полностью был исчерпан весь имеющийся в их памяти репертуар. И тут студент, неожиданно для него самого, провалился, он предложил спеть одну старинную песню, которую очень любила его матушка и, не дожидаясь согласия остальных, запел сам. Чего-чего, а никто из присутствующих от «иностранца» подобной выходки не ожидал. После этого, если случалась заминка с песнями, мастер, хитро подмигнув «студенту», просил его освежить своим землякам память.

В поисках рая

Anton Rubinstein – Piano Concerto No. 3

Помучившись так дня три на общем пляже, мы решили отправиться вдоль побережья пешком, куда глаза глядят, и оказались правы. В первый день мы отодвинулись от общего пляжа метров на триста, потом метров на пятьсот, а еще через день удалились более чем на километр. Численность отдыхающих при наших береговых маневрах резко снижалась с расстоянием от эпицентра пляжа. И только тогда, когда нам изредка стали попадаться такие же двуногие существа, как мы, – сделали привал.

Наконец мы попали в другой мир, с чистой и прозрачной водой, крупным песком на берегу и без непроходимых яйцевидных камней в море. Так, в который раз, нами была доказана аксиома, что чем дальше от подобных себе, тем лучше. Мне кажется, что и рай ныне перенаселен до предела и напоминает места современного отдыха. Мой кумир Хайям считал напротив, что если всех пьяниц и гуляк отправлять в другое место, то рай непременно должен опустеть. Поскольку ни с одного, ни с другого места еще никто не возвращался то это вопрос спорный, и каждый из нас может придерживаться своего мнения. Мне даже кажется, что если эта развеселая публика собралась в аду, то на нем уже давно сменили вывеску.

Закат

Я валюсь на песок поближе к воде. Шурша мелкой галькой возле моих ног, замирают волны, какое то время мне ни о чем не думается, и я начинаю дремать. Не знаю ничего лучше звучания морского прибоя, ну разве еще шума дождя по металлической крыше, когда обитаешь на чердаке.

Правда и в обитании на чердаках, тоже есть свои особенности. Мне как-то целое лето пришлось обитать на чердаке. Да, когда идет дождь – это всегда здорово! Но один раз ко мне на чердак пожаловал огромный кот, и ему там так понравилось, что он повадился приходить ко мне на чердак каждую ночь. Вначале он располагался поблизости и мурлыкал, и не могу сказать, чтобы это мне не нравилось. Но потом сменил привычку, и начал укладываться на мои ноги, но это были еще цветочки.

Через некоторое время кот посчитал, что лежать на груди как-то удобнее— никто не пихается ногами, решил сменить законное место на новое. После полуночи он перебирался ко мне на грудь, поближе к шее, и укладывался клубочком там. В это время у меня начинался час кошмаров. Как это и случается в кошмарах, меня каждую ночь приходили душить темные силы. И вот когда терпение мое лопнуло, я решил проучить этого негодяя на всю его оставшуюся жизнь.

На чердаке были свалены старые книги, среди которых мне удалось подыскать огромный по размерам и весу словарь немецкого языка. Готовился я к операции с котом, мурлыкал себе под нос слова из немецкого словаря: «Schwein, H?nde hoch, aufgeben, Sie Ende, Kaput», перевод которых знают все, даже те, которые его не учат: свинья, руки вверх, сдавайся, тебе конец.

Вооружившись этим словарем, я заблаговременно положил его рядом с собой в пределах досягаемости рук. Подготовившись к встрече с котом, по всем правилам военного искусства, я завалился на постель.

Поле захода солнца на чердак, как всегда, пожаловал кот-сожитель и разлегся на моих ногах, а через некоторое время до моего слуха дошло его довольное мурлыкание, и операция под кодовым названием «Ликвидация главаря банды «Черный кот» вступила в свою финальную стадию.

Я приподнялся с постели, пытаясь не потревожить кота, достал немецкий словарь, приподнял его двумя руками над собой и со всей мочи опустил его ему на голову. Что тут началось у нас в обители! Объяснить словами сложно. Кот в ту же секунду взмыл вверх, как истребитель вертикального взлета, а когда опустился вниз, кинулся в сторону, ударился головой изнутри о скат металлической крыши, а после этого заметался по всему чердаку, ударяясь во все, что встречалось ему на пути. Я упал ниц лицом в подушку и не поднимал головы до тех пор, пока не стихнет поднятая котом буря. Метание кота по чердаку продолжалась до того, пока он, случайно, не нащупал небольшую открытую дверь, ведущую наружу. С тех пор кот на чердаке не объявлялся. Поэтому я и говорю, что в обитании на чердаках есть свои особенности.

Дикий берег

Beethoven Piano Concerto No.5

Неподалеку от нас расположилось еще двое отдыхающих – молодая мама и, вызывающая у меня симпатию, маленькая девочка с косичками. Сколько себя помню, маленькие детишки, в любом количестве, мне никогда не мешают, особенно, если они девочки, да еще с косичками. Не знаю почему, но девочки с косичками и особенно вплетенными в них бантиками, мне всегда кажутся симпатичнее тех, у кого бантиков нет.

Сквозь дрему слышу, как наша соседка, довела до сведения моей спутницы, что в этом месте утром и вечером, как по расписанию, недалеко от берега ежедневно проплывает стая дельфинов. Ближе волнорезов они не подплывают, может потому, что там изредка появляются люди. Вот и они с дочкой сегодня будут дожидаться возвращения дельфинов обратно, так как девочке с косичками страсть как хочется на них посмотреть. Мне тоже хочется взглянуть на дельфинов, но я молчу.

Если бы меня спросили, на какую литературную героиню она более всего похожа, я, пожалуй, не задумываясь, ответил, что на Татьяну из «Евгения Онегина». Может потому, что в детстве от нечего делать, или по глупости, я выучил этот роман почти наизусть, конечно же, не тогда, когда его проходили в школе. Может быть, с тех пор я не равнодушен, как к этому женскому образу, так и создавшему ее образ поэту. Она высокая, стройная, русоволосая, с серо-голубыми глазами, фигуркой, которая мне нравится с тех пор, как я ее увидел более тридцати лет назад. Описывать ее фигурку не возьмусь, читатель мне поверит на слово, что фигурка у нее хорошая, даже сейчас, после того, как она подарила мне троих малышей.

Раньше, она носила прическу в виде конского хвоста, которая мне нравилась тоже. Может быть, у нее и были какие недостатки, но я раньше их не замечал, а может быть, они мне нравились тоже. Помнится, еще тогда я ей говорил, что если человек нравится, то нравятся даже его недостатки, а если не нравится, то вызывают раздражение даже его достоинства. Я думаю, что с этим постулатом согласятся многие, во всяком случае, те, кто знает, что такое жизнь.

У нее темные брови, и когда на меня насупливается, она мне чем-то напоминает испанок с южной провинции Андалусии или темнобровых марсианок, хоть в тех местах мне бывать не приходилось, но почему-то хотелось всегда. Это состояние у нее длится недолго, чем она мне и нравится, а еще она мне нравится тем, что до сих пор не пытается себя приукрашивать и совершенно не пользуется косметикой. Этим я хочу сказать, что она настоящая, в полном смысле этого слова. Может быть, кому и не нравятся настоящие, но только не мне. Это повелось давно, еще почти с детства, а особенно с тех времен, как мне посчастливилось пожить некоторое время в степи, сопках и на реке Ишим, где, как мне казалось, все и было настоящим.

Вообще-то человек она очень хороший, с веселым нравом, добротой и повышенным чувством справедливости. Кое-кто из ее окружения приписывает ей черты героинь, наделенных нравственной силой, экспрессивностью, решительностью, жертвенностью. И эти качества соединены с мечтательностью и рассудочностью, кроме того, все это в ней сочетается с порывами беспримерного упрямства. Если она любит, то будьте уверены, любит упорно и неотступно, примерно, так как хорошая армия воюет или штурмует крепости. Но мы еще вернемся к ней в свое время, а сейчас я задумываюсь о дельфинах.

Дельфины

Тема добродушных обитателей моря – дельфинов – меня занимает давно. Я перемещаюсь во времени и в пространстве в свое детство и попадаю на просмотр кадров из фильма «Человек амфибия», где главный герой мог при необходимости позвать своего дельфина, если он ему был необходим.

Я размышляю… «Интересно, каким образом он подавал ему условные сигналы? Может, хлопал по воде ладошками? Или пускал пузыри? Ведь кричать в атмосфере все равно бесполезно, водная поверхность отражает звуки, распространяющиеся в воздухе. Нужно что-нибудь придумать, когда дельфины будут возвращаться и проплывать за волнорезом», – думаю я про себя. – Они смышленые, может, догадаются, что я хочу с ними завести знакомство или подружиться. Вот здорово было бы, чтобы так незатейливо сбылись детские грезы…» С такими мыслями я засыпаю…