Бездна

И такие мысли могли прийти в голову истово верующего, но беспощадного в поисках истины писателя, когда он глядел на Христа Гольбейна. И, кто знает, может, восхищение Достоевского духовно возделывающей (но бытийно не деятельной и всякое иное бытие не признающей) монастырской жизнью не было абсолютным и безоговорочным?! Ереси Льва Толстого тоже ведь появились не на пустом месте, как, впрочем, и пьяные попики Перова… Не отсюда ли выражающий сомнения автора «запах» почившего монаха Зосимы в «Братьях Карамазовых»?! Да и глубоко религиозный писатель не имел намерений постричься в монахи, как, скажем, это сделал Константин Леонтьев. Не потому ли, что Достоевский был и хотел оставаться деятелем в этой жизни?! [12] Ибо «дело» в его сознании вовсе не было чем-то отвлечённо-религиозным. Не страдая духовно-нравственным изоляционизмом, не было оно ни «чисто художественным», ни умозрительно-научным, а в исторической перспективе (это уж точно!) исключало «бумажные хоругви», под которыми всегда бодро шагают апологеты-филологи, литературоведы, пустые мечтатели и социальные утописты. А потому – как тогда, так и сейчас – смена политических и социальных реалий обязывает всякого уважающего себя человека воплощать духовность в дела, в том числе мирские. «При согласии – малые дела растут, при несогласии – великие дела рушатся», – говорил мудрец Саллюстий.

Ганс Гольбейн Младший. «Мёртвый Христос»

Ни писатели, ни философы никогда не создавали, не могут создать, а потому не могут и вести культуру народа по той причине, что они всегда находились рядом (что само по себе важно) с животворными истоками народной жизни. Можно говорить лишь о корпоративном содействии в возрождении заброшенных источников народного бытия (что уже много, почётно и ответственно), коими в жизни народа являются духовные источники.

Литература (исключая СМИ и прочую «словесную накачку»), как и другие сферы творчества, обладает бесспорной мощью. Но мощь эта, которую должно задействовать, призвана не строить, перестраивать или реконструировать. Она может стимулировать и вдохновлять созидательную деятельность в том, что уже есть, что сумело сохранить своё существование. Сохранило благодаря другим – более действенным сущностям, неясным в своей целостности ни одному из живущих поколений, как и необъяснимым привычной логикой. По всей видимости, это «другое» и есть самое существо внутренней жизни народа в неведомых ему извивах эволюции. Но это не значит, что «за неведением» можно списать, как заведомо безнадёжное, само созидание. Саван безнадёжности может быть выткан либо ввиду волюнтаристской разобщённости, либо хаосом в сознании самих «ткачей». Ясно, что «Вавилонское столпотворение» здесь неуместно, как неуместно и «литературное печалование» по надуманно-деревенской жизни.

Для возрождения народной жизни возможно, а потому необходимо найти видимые нити народного бытия, которые идут из самой его сути. Прослеживая их вглубь, реально «размотать» хотя бы часть исторического «клубка», для чего должно быть мобилизовано нечто, давно и естественно приспособленное к налаживанию и кристаллизации народной жизни.

Что же является народной жизнью, и где прячутся её основы?

История убеждает: создание гармоничного общества в масштабе Страны тождественно возрождению всего лучшего, чем народ проявил себя в исторической жизни. Применительно к русскому народу, это великодушие, ёмкость мышления, душевная доброта, щедрость, мужество и упорство в достижении цели. Средства же возрождения, через внутреннее преображение и повсеместную инициативность людей, кроются в недрах единства строя души и дел.

Именно в помощь этому устройству исключительно важно участие литературного, созидательного в своих характеристиках творчества. Последнее никогда не растёт корнями вверх, но, беря силу в почве, расцветает и устремляется по вертикали. Ясно, что в этом росте оно направлено к своему, всегда начинающемуся от корней будущему.

Отдельного разговора заслуживает утвердившийся в неприкаянном бытии горестный плач о якобы утерянном человеком ощущении природы, которой, помимо умирающей деревни, является близкая к ней «жизнь леса» и примыкающие к нему «степные» формы человеческого существования. Не забираясь в дебри опровергнутой жизнью апологетики Руссо, кратко остановлюсь на сути предмета.

Неверно думать, будто для понимания «языка природы» непременно нужно поселиться во времянке в таёжной глуши или, «накрепко слившись» с животным миром, подобно пастуху, жить в стаде. Такого рода «слитная» с тварным миром жизнь не нужна, не является таковой, да и не возможна уже. А если такое и случится, то природа непременно подчинит человека своему дикому существованию, ибо ей нет дела до умозрений. Столь же нереальное, сколь и идеализированное «погружение в природу» может привести лишь к «языку», который будет вещать о внечеловеческом существовании. И потом, зачем? Зверем человек уже не станет (имея в виду пещерно-лесное существование), а человеком может перестать быть (принимая в расчёт не звериную его ипостась, а деградацию духовных, культур- ных и нравственных ориентиров homo sapiens).

«Эдемский период» давно пройден, – и бесславно. Стоит ли тешить себя иллюзиями?! Стремление отождествить себя с природой в бытии есть не только извращённая форма язычества, но и путь, возвращающий сначала сознание, а вслед за ним и жизнь общества к внеисторическому существованию…

Осмелюсь утверждать: где бы мы ни были, мы уже находимся в природе и в этом смысле являемся ею. В испорченной, загаженной и изувеченной, но в той природе, которой мы достойны и которая по этой причине нам понятна. Вольная жизнь и красота дикой флоры и фауны поистине удивительны! И их – в этом не должно быть никаких сомнений – нужно не только беречь и изучать, но и отражать в творчестве. Но не в качестве субъекта (мира). Ибо в этом случае ты неизбежно будешь пересмешничать, изображая псевдоприроду ложными средствами. А раз так, то, отображая мир в таинстве творчества, куда корректней делать это с позиции самого себя, имея в виду позитивно мыслящую самость, оставаясь тем, что ты есть, а не с позиции того, кем бы ты хотел быть, но кем уже не являешься, а скорее, никогда и не был… В противном случае малокровное отображение (возвращаясь к тому, с чего начался разговор) «избяной Руси» даже и под талантливым пером превратится в красочный лубок, годный лишь для ласково-бесполезного рассмотрения его и пустосовестливого воздыхания, что есть заведомо никчёмная ностальгия.

Будущее Страны не способно уместиться в плохонькой избёнке, как не в состоянии уместиться в избяных хоромах и даже в несметных их количествах. Потому что будущее России – не в избе! А потому настаивать на таком «будущем» равносильно смертному для государства приговору. Именно усердие в чуждом для будущего России

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.