Невры

скачать книгу бесплатно


– за мной пришли, спасибо за внимание, сейчас, наверно, будут убивать, – скороговоркой проговорил Борис и, подскочив с дивана, ловко запрыгнул в тапки и спешно вышел из дому.

– друга по разуму нашёл, – прокомментировал Юрик.

– угу, – безразлично согласился Денис, лежащий на кровати. Он улёгся поудобней и уставился в потолок, вставив в уши капли наушников. Открыв аудиоплеер он включил режим «случайное воспроизведение», на экране появилась строчка с названием группы «butterfly temple» и в уши ударили стремительные рифы тяжёлого рока.

В голове громыхало и от этого реальность не казалась такой уж скучной и серой. Покоробившиеся обои с незамысловатым рисунком, назойливо повторяющимся через каждые десять сантиметров потолка, рябили в глазах, превращаясь в светло-зелёное поле, уплывающее вслед за скользящим взглядом и движением тяжёлых век.

"Бегу я волком, когти сточить успел,

Плюётся слизью, кровью хрипит юнец,

Сталью рассечен половца колкий взгляд,

Зверем калеченный бродит в степи отряд", – музыка из наушников проникла внутрь, ударила конским хрипом, лязгом клинков, затянула и погрузила в обволакивающий вязкий сон…

Огромное поле, окаймленное лесной чащей, ждёт, томится в предвкушении боя, жаждет крови, просит тяжести срубленных тел, томится в невыносимости своей чистоты, дышит и вздыхает, расправляя свои пожухлые пряди, наряжаясь, будто старая дева на выданье, встречает незваных гостей. На краю поля стоит воинство из тысяч клинков. Боевые кони хрупают и нервно переступают в ожидании сечи, закованные в железо рыцари нервно покачиваются в с?длах. Тяжёлая железная броня туго обтянута белой парусиной, поверх которой грубо расчерчены красные и чёрные линии, встречающиеся в христианских распятьях. Под недружелюбным серым небом яростно полощутся белые хоругви с красными крестами. Тяжёлые шлемы-ведра грузно венчают головы всадников, через узкие щели глядящих на чужую негостеприимную землю. Чёрная стая воронов с громким нетерпеливым гарканьем кружит над христовым войском в ожидании скорой поживы. На белоснежном скакуне впереди строя гарцует рыцарь с нагой головой, рукой он прижимает к себе железный шлем с огромными рогами тура. Потянув поводья на себя он подымает коня на дыбы, потом пускает в галоп и снова останавливает. Волосы его сальными прядями обрамляют лоснящуюся лысину, а левый глаз наискось закрывает чёрная лента-повязка. Напротив белого войска, на другой стороне поля, стоит русская рать. Воинов всего сотни полторы. Красные хоругви развеваются шквальным осенним ветром, превращая войско в огромный факел, пылающий живым трепещущимся пламенем. Затянутые в кольчужные рубахи воины мрачно отливают тусклым блеском. Капли красных щитов с изображением сплетённых змей, фениксов и василисков сливаются в яркую чешую диковинного змея, готового напасть и разорвать своего врага. Тяжёлые клинки и копья томятся в ожидании долгожданного боя. Небо над ними чистое, вороны будто и не ждут здесь поживы. Сквозь жидкое тёмное небо вдруг прорывается ярко белый луч солнца и освещает князя, стоящего впереди своего войска на вороном коне. Его коренастая фигура будто вырастает из массивного крупа породистого жеребца. Внешне он точная копия Всеслава – отца Златы, только волнистые волосы касаются плеч, а борода окладистая и густая.

– ну что, братцы, – гремит Всеслав, заглушая шквальные порывы ветра, – постоим за землю русскую?

–х-э-э-э-эй, – дружно отвечает строй.

– не топтать ливонскому псу древнюю Невриду!

– х-э-э-э-эй, – поддерживает полторы сотни глоток.

– так пойдём и докажем это!

– х-э-э-э-эй, – в этот раз крик умножается шумом леса, уханьем с болот, посвистом птиц и рёвом лесных зверей. Лошади ливонцев в ответ фыркают, пятятся назад, трутся мордами и качают встревоженных всадников.

Рядом с князем на гнедом коне сидит его знаменосец. Его лицо, поросшее светло-рыжей бородой, наполовину закрыто шлемом, он нетерпеливо играет желваками и хищно скалится. Правая рука его лежит на рукояти большого двуручного меча, а левой он сжимает длинную пику с развевающимся на ней знаменем.

– nach vorne! -кричит белый всадник и, торопливо накинув рогатый шлем, тянет вожжи одной рукой, а второй, сжимая клинок, указывает на врага. Первые ряды всадников, справившись с опешившими лошадями, грузно устремляются вперёд. Всеслав, тем временем, трогает коня и поднимает вверх закованный в латы кулак. Латники, как по команде, медленно шагают на врага. С каждым шагом они ударяют клинками и копьями по длинным щитам. Над полем брани при каждом их шаге к тяжёлой поступи и железному лязгу добавляется многоголосое грозное дыхание отчаянного русского войска.

– ху-у-у-у, ха-а-а-а, ху-у-у-у, ха-а-а-а! -легко и задорно разносится над полем.

Лошадь магистра ливонцев упирается копытами, но пришпоренная снова рвётся вперёд.

Князь невров выбрасывает вверх клинок, и воины, вмиг смолкнув, останавливаются, становятся на колено и вонзают клинки и копья в землю перед собой. На торчащие из земли орудия они прислоняют свои длинные щиты, образуя двустороннюю пирамиду, и, расставив руки в стороны, начинают вращаться вокруг своей оси, будто в странном ритуале. Дикий и неуместный танец поднимает вихри пожухлой травы, закручивает серую хмурую круговерть, стирает черты воинов, размывает их, скрывает и преображает. Белая железная громада Ливонского ордена, тем временем, всей своей мощью мчится на них, разрывая стальными подковами мягкую болотистую землю. Зашорив глаза лошадям, размахивая палицами, склонив в смертоносном наклоне копья, рвётся, летит к очередной победе. Вращение невров резко прерывается, и на опушке стоят уже не люди. Волчьи морды выступают из-под шлемов со стрелкой, жёлтые глаза пылают яростью, кольчуги туго натянуты на волнующихся, рвано дышащих, напряжённых телах, покрытых густой серой шерстью. Лютый вой разрывает осеннее небо и, выдернув из земли своё оружие, русские воины вступают в бой. От чудовищных ударов дубовых щитов взлетают в воздух лошади авангарда ливонцев, погребая под собой всадников и несчастную пехоту, клинки подрезают сухожилия коней, разрубают опешивших всадников. Вгрызаясь в строй невры рассекают лавину рыцарей надвое, в воздух подлетают отрубленные руки и головы, истошные крики обрываются железным лязгом. Лошади в панике уносят седоков в сторону леса, сбрасывают и тащат несчастных, обрекая на верную гибель.

Огромный чёрный волк на вороном коне достаёт из седельной сумки рог и протяжно гудит в него. «А-у-у-у-у-м-м-м», – пролетает низкий дрожащий гул над полем брани, и из лесной чащи, справа от поляны, ломая мелкие деревья и кусты, втаптывая осеннюю траву в податливый грунт, несётся грозная кавалерия Невриды. На огромных медведях к полю боя верхом скачут невры. Скачут без доспехов, с одним коротким клинком в правой руке. Мастерски держа поводья они врезаются во фланг железного войска. Чудовищные удары пудовыми лапами мнут шлемы и сминают латы, длинные крепкие когти разрывают кольчуги, отделяют головы от тел, рвут бока лошадям и ломают ноги. Паника набрасывается на рыцарей и добивает стальную орду. Уцелевшие всадники топчут отступающих, пехота бросает оружие и бежит вразброс, крики отчаяния накрывают безымянную поляну. Волк-князь поднимает вверх меч и громко кричит, перекрывая стоны и крики: «Акопирнас! Брат мой, вступай в бой!» В этот же момент из травы взметаются сотни змей, ввинчиваются в сочленения доспехов, заползают под кольчуги, бросаются под копыта лошадям, запрыгивают в щели шлемов.

Магистр ливонцев, тем временам, рубя налево и направо странным загнутым клинком, мчится сквозь строй прямо на князя. От его ударов волчьи тела отбрасывает в стороны, воины начинают корчится, их раны дымятся и закипают. Но добраться до чёрного волка он не успевает, мощный удар пикой вырывает его из седла и поднимает вверх. Бронзово-рыжий волк-знаменосец одним мощным движением пробивает магистра насквозь и вздымает над битвой. Размахнувшись из последних сил магистр пытается достать своим клинком неприятеля, шлем сваливается с головы, а изо рта струится алая струйка крови. Но лёгким движением мощной когтистой лапы невр выбивает клинок из ослабшей руки. Описав дугу и лихо завращавшись кривой меч падает под копыта взбесившихся лошадей и тонет в чвякающей жиже топкой почвы.

– вот мы и снова встретились, магистр, – рычит рыжий волк, приблизив к своей морде бледное лицо рыцаря.

– я ещё вернусь, – едва слышно шепчет пронзённый насквозь воин и безвольной тряпичной куклой повисает на пике. Знаменосец бросает оружие вместе с магистром и, обнажив свой клинок бросается в общую свалку.

Вороны снижают высоту своего кружения, самые смелые робко срываются с орбиты полёта и клюют распростёртые на жёлтой траве тела, после чего, щ?лкая клювом, вновь поднимаются в воздух, тяжело разгоняя воздух чёрными крыльями. Битва окончена, русские воины, опираясь на мечи и копья, тяжело дышат, выходя из боевого ража, медведи, жалобно порыкивая, медленно бредут обратно в лесную чащу, тщетно пытаясь дотянуться до полученных ран. Тучи медленно тают, пропуская на залитую кровью поляну золотые лучи холодного осеннего солнца. Оно светит так ярко, что Денис невольно отворачивается, поворачивается на другой бок и снова засыпает. На этот раз ему снится Злата. Она нежно проводит его ладонью по лицу.

– ну что, устал, любимый? – ласково говорит она.

Денис наклоняет голову, чтобы поцеловать её руку, но вместо лица у него окровавленная волчья пасть. Глаза сами собой распахнулись, и Денис уставился в пёстрый потолок деревенской хаты.

Находясь под впечатлением от реальности сна Денис несколько минут просто смотрел в потолок, потом приподнялся и осмотрел комнату. Юрик спал на соседней кровати, а Бориса до сих пор не было. Мужик на санях всё также хлестал лошадь хлыстом, уходя от волчьей стаи по бескрайним просторам настенного ковра. Парень укрылся одеялом и отвернулся к стене, на этот раз сон был спокойным и без сновидений.

* * *

Выйдя на улицу Борис поздоровался с Антоном. Тот, судя по лицу, был уже под градусом. Глаза его под?рнулись стеклянной поволокой, а на лице блуждала довольная улыбка.

– мы там бухаем, – он неопределённо махнул рукой куда-то за спину, – скучно, короче, компания тухлая, вот за тобой пришёл. У тебя это… есть ещё?

– сейчас посмотрю, должно быть, – Борис энергично забежал в сени и откинул крышку погреба. Запрыгнув в яму он согнулся и нащупал горлышко бутылки, потом встал и пристально начал всматриваться в этикетку, пытаясь повернуть её к остаткам света. Подняв глаза он увидел Юрика, стоящего в дверном проёме.

– что, опять? – Юрик смотрел на Бориса, скрестив руки на груди.

– а что? Ты мне мамка, что-ли? Не дури головы, хочу и бухаю! – Борис вылез из погреба и закрыл крышку, – всё, давайте, спать ложитесь, я гулять. – он выбежал со двора, как будто Антон мог уйти, не дождавшись, и вместе с новым другом зашагал прочь.

– куда идём то? – спросил Борис, разбавляя повисшую тишину

– Глеба с Валентиной знаешь? Крайний дом.

– это у которого красный гольф?

– угу

– а жена ничё у него такая.

Антон повернулся к Борису и улыбнулся половиной рта.

– старая… Но для тебя ничё.

Они шагали по грунтовой дороге, вдоль которой их сопровождали мёртвые провода линий электропередач и бетонные столбы-опоры.

– вот тут хата была ещё пять лет назад, – указал Антон на участок, поросший бурьяном выше человеческого роста, – крепкий дом был, большой, сгорел дотла. Тётка Маня яйцо на молоке поджарила – Хута задобрить, а муж её, Степан, бухой пришёл и яйцо съел. Вот Хут им хату от обиды и спалил, а сам в колесо превратился, его Мамоцька потом к себе во двор забрал, Хут в огне то не горит.

– а сами то живы остались?

– остались, свинья только сгорела, бегала по двору живым факелом, на все Невры верещала. Они страховку потом получили и в город уехали.

– понятно, – Борис мысленно усмехнулся от той серьёзности, с которой Антон рассказывал про какого-то Хута. Домовой, наверное, здешний. Но в темноте смешно было не полностью, было и немного жутковато. Когда участок с пепелищем, покрытым бурьяном, остался за спиной, по позвоночнику пробежал холодок, и Борис украдкой повернул голову и скосил глаза назад, не идёт ли за ними таинственный Хут, и не катится ли колесо, которое не сгорело… Тьфу, чепуха! Борис поднял к глазам бутылку и в свете молодой Луны сумел прочитать:

– о, армянский коньяк вытянул, это я люблю! А то я виски как-то не очень, а ты? – Борис спросил и тут же опомнился, что Антон навряд ли когда-то видел виски где-нибудь, кроме кино. Тот в ответ пожал плечами и покачал ладонью в жесте «так себе».

– слышь, Антон, – решив сменить тему спросил Борис, – а ты работаешь где-то?

– так я это, в Польшу на заработки езжу, – ответил Антон, а потом засмеялся, – а сейчас и уезжать не надо, Польша сама к нам приехала.

– ну да, – невесело согласился Борис.

– а вот и пришли, заходи, не бойся, собаки нету, за мной иди, вот сюда, за хату, – Антон по-хозяйски пров?л гостя по тёмному подворью.

– о-о-о, наконец-то, – густым басом протрубил хозяин, – Глеб, – тут же представился он Борису, протягивая руку, – жена моя, Валентина, – она тоже протянула руку для пожатия. Борис представился. Рука у Глеба была сухая, широкая и шершавая, рука труженика, у Валентины ладонь оказалась тонкой и холодной. Борис внимательно разглядел Глеба. Приземистый, коренастый, руки толщиной почти, как ноги, волосы чёрные, на голове, которая будто заострялась от широкой тяжёлой челюсти к треугольной макушке, проявлялись большие залысины. Он перевёл взгляд на Валентину и на мгновение встретился с ней взглядом. Она делала вид, что они до сих пор не были знакомы. Борис не удержался и обв?л взглядом её фигуру. Синие джинсы туго обтягивали крутые бёдра, а рубашка в крупную клетку, заправленная в джинсы, повторяла две округлости крепких грудей. Борис отметил, что лифчика на ней не было, взгляд цеплялся за два характерных бугорка на рубашке.

– а ты со своим? – удивился Глеб, – ну Антоха, ну жук! Гостя на коньяк раскрутил. Ладно, пригодится, – он взял бутылку и поставил на стол, – нашего попробуй сначала, натур-продукт, всё своё. На столе стояла бутылка из-под ликёра «амаретто» с содержимым, которое, казалось, слабо мерцает зелёным светом в темноте. Рядом со столом исходили соком над раскалёнными углями румяные шашлыки.

Антон разлил зеленоватую жидкость по рюмкам. Почти как абсент, заметил про себя Борис, но навряд ли он.

– давайте, ребята, за нас с вами и за хрен с ними!, – Антон залихватски опрокинул странную жидкость в себя и с сопением занюхал рукавом. – йэ-э-э-х, хороша!

Борис повторил ритуал вслед за ним. Жидкость обожгла пищевод и загорелась во рту, в голову подозрительно быстро ударило тупым ударом, замлели руки и ноги.

– хорошо, – подтвердил он.

Беседа потекла свободно и развязно, стаканчики наполнялись мерцающей зелёной жидкостью и исправно осушались. Вскоре Антон с Глебом затянули какой-то спор об общих знакомых и отошли от стола, продолжая спор у мангала.

– а знаешь, мне моё имя не нравится, – лукаво улыбнулась Борису Валентина, – всегда хотела, чтобы меня по другому звали.

– тебе имя Юля подошло бы, – Борис слегка прищурился, подбирая подходящее имя.

– Не-е-е, – Валентина сделала обиженный вид и картинно надула губы, – я хочу быть Натальей.

– а почему Натальей? – удивился Борис.

– а что, не нравится? – она подошла поближе и слегка толкнула собеседника бедром.

– да нет, почему? Нравится, красивое имя.

– а у тебя дети есть? – неожиданно перевела Валентина тему, – у меня, вот, двое, сын и дочка. Люблю их, сейчас в лагере в городе.

– у меня тоже двое, оба мальчики,

– а как зовут, сколько лет?

– Женя и Артём, старшему десять, а младшему, – Борис запнулся, вспоминая, – шесть.. Или… Нет, семь.

– ты что, не помнишь, сколько детям лет? – Валентина подошла ещё ближе и стала так, что её грудь коснулась Бориса.

– вижу просто редко, в разводе три года, – Борис попятился на полшага и обернулся, ища глазами Глеба с Антоном, которые в пылу спора, казалось, забыли про остальных.

– что, боишься меня? Я не кусаюсь, – Валентина снова сократила расстояние между ними и теперь плотно прижалась к собеседнику грудью.

– Вообще-то, муж твой рядом, – Борис снова покосился на Глеба, но не смог удержаться и обнял женщину за талию.

– жена тебя, небось, проклинае-е-ет?– Валентина протянула последнее слово с каким-то сладострастием, и внезапно, будто из запазухи, поднесла Борису ко рту пластиковый стаканчик с зеленоватой жидкостью, – давай, за деток, пей до дна, а за мужа моего не беспокойся, они с Антоном сейчас в говно накидаются и спать пойдут. А мы с тобой… – она ещё плотнее прижалась к Борису, – плавать умеешь? – снова перепрыгнула она на другую тему.

– умею, – голос у Бориса сорвался в нижние ноты, и он прокашлялся, – умею, – ещё раз, более уверенно повторил он.

– вот и отлично, – в глазах Валентины мелькнули зелёные искорки, и она слегка отпрянула, – эй, голубки! Давайте к столу, Борю одного на меня бросили, скучно нам!

Антон и Глеб ещё с десяток секунд о чём-то спорили, потом, нехотя, вернулись к столу. Антон подхватил бутылку и ловко разлил содержимое по стаканчикам.

– внимание, тост! – торжественно произнёс Глеб, – разумный человек обычно пьёт, что в нашей жизни лучше опьяненья? Всечасно упивается народ любовью, ложью, золотом и ленью. Без опьяненья жизни сладкий плод казался б просто кислым без сомненья. Так пей же всласть на жизненном пиру, чтоб голова болела по утру! – он запрокинул голову и залил жидкость из стаканчика себе в широко разинутый рот.

– по Байрону решил пройтись? – улыбаясь спросила Валентина, с нежностью глядя на мужа. Борис с удивлением посмотрел на Глеба, оценив неожиданный поэтический этюд.

– ты же знаешь, я Цоя фанат, но тут, что-то, Байрон вспомнился. Ты, Боря, Цоя как, уважаешь?

– ну-у-у, – протянул Борис, – вообще-то есть к нему претензия.

Глеб удивлённо поднял бровь и вопросительно посмотрел на собеседника.

– зачем он «кукушку» Гагариной перепел? – с вызовом спросил Борис.

На несколько секунд возникла напряжённая пауза, а потом все прыснули от смеха.

– хорошая шутка, – сказал Глеб и снова плеснул из «Амаретто» по рюмкам, – давайте, за музыку.

Всё подняли стаканы. Глеб снова запрокинул голову, а Валентина, тем временем, подвинулась к Борису и прижалась к нему ягодицами. Борис поперхнулся, и адский абсент попал в дыхательное горло. Он закашлялся, ловя ртом воздух, от чего Антон с Глебом громко заржали.

– ничё, городской, привыкнешь! – Глеб ударил рукой-кувалдой по спине Борису, и у того как-то сразу восстановилось дыхание.

– а ты знаешь, как группа «Кино» сначала называлась? – продолжил Глеб, пережёвывая кусок мяса.

– «Гиперболойды инженера Гарина»? – предположил Борис.

Хозяин от удивления перестал жевать и удивлённо уставился на гостя.

– смотри-ка, хоть из Минска, а знает! – восторженно бросил он Антону, – только правильно «Гарин и гиперболоиды».

– э-э-э, – растерянно затянул Борис, – а что с Минском то не так?

– ну… Мы ближе, что-ли к… Да ладно, забей, Антоха, разливай! – Глеб махнул другу и чеканно поставил пустую рюмку на стол, – Слушай, Боря, а ты знаешь, что Цой с друзьями ловили голубей, раскрашивали их в попугаев и отпускали. По-моему это прекрасно, мир становился ярче и веселее!

– ну не знаю даже, – Борис почесал затылок, – как-то жестковато по отношению к голубям, нет?

– а ты что, считаешь, что голубю унизительно быть попугаем? Типа попугаи хуже голубей?

– да ты орни… Орнито… – Антон зацепился языком за буквы в сложновыдуманном слове и с трудом выговорил: – орнитонацист!

Борис повернулся в темноту и задумчиво, точно в видеокамеру проговорил:

– орнитонацистом быть ещё не приходилось…

Все дружно засмеялись, а Валентина толкнула его бедром.

– а ты смешной, – с улыбкой сказала она.

– стараюсь, – пожал плечами гость.