Золото наших предков

– Завод еле дышит, убытки страшные, а машины новые, эти "Святогоры" и "Князья Владимиры" – такое убожество. Контрольный пакет акций завода у государства, но как только Асатряна снимать соберутся, вся армянская диаспора на дыбы встаёт, коньяк прямо с Еревана бочками, подарки, взятки…

Наконец, внимательно сверяя паспортные данные с заявкой, по одному на территорию завода пропустили и команду Калины. Зал заводского информационно-статистического центра также поражал размерами и был охвачен характерным шумом работающих ЭВМ. Часть помещения специально отгородили, там и располагалась гигантская машина, которая с шестидесятых годов обрабатывала всю массу информации о жизнедеятельности этого завода, некогда звавшегося МЗМА, потом ставшего АЗЛК. ЭВМ состояла из десятка металлических шкафов выше человеческого роста и шириной метра в полтора, набитых электроникой. Здесь команду догнал припозднившийся Горбунов. Калина недовольно глянул на нового снабженца, грузного, в очках, запыхавшегося.

– Чего опаздываешь?

– Извини Иваныч… Электричка… мне же из Подольска ехать.

– Ладно, показывай, что ты тут напринимал.

Горбунов подошёл к шкафам и начал выдвигать блоки, показывая их содержимое.

– И где ты здесь золото увидел? – иронически спросил Калина.

– А вот, – Горбунов вырвал из гнезда металлический разъём и шеренги длинных контактов тускло зажелтели в матовом свете люминесцентного освещения зала.

– Ух ты! – восхитился подошедший бригадир Сухощуп.

– Какие большие, наши таких не делали, – удивлённо качал головой и Пашков.

– Что-то не верится, что здесь большое содержание золота, – продолжал выражать скепсис Калина, – скорее всего, как в чешских и польских, не больше процента.

– Что, процента!? А почти шесть не хочешь!? – торжественно провозгласил Горбунов.

– Не может быть, – не поверил Калина.

– По документам пять и восемь десятых, и здесь таких разъёмов и розеток тысячи три будет.

– Чтобы в Англии и столько золота в ЭВМ забухивали?… Нет, не может быть. Они же всегда заменители использовали, чтобы расходы уменьшить, это у нас без счёта тратили, – продолжал сомневаться Калина.

– Какого года выпуска машина? – поинтересовался Пашков.

– Шестьдесят первого, – ответил Горбунов.

– Тогда всё ясно. Иваныч, вполне может быть, что столько золота тут. Они же несколько позже, в семидесятых, восьмидесятых экономить стали. А до шестидесятых у них золото ещё дармовое было, из колоний гнали, из ЮАР, Родезии, – уверенно пояснил Пашков.

Продолжая недоверчиво качать головой, Калина отдал распоряжение начать разборку шкафов, чтобы их по частям втащить на грузовики. Потом он взял у Горбунова документы на покупаемую ЭВМ и стал их внимательно изучать. Пашков пересчитывал блоки. Но это оказалась работой на полчаса. Видя, что рабочим во главе с Сухощупом приходится нелегко, вытаскивать увесистые блоки, грузить на тележки, возить во внутренний двор к месту погрузки… Он стал им помогать, хоть в его обязанности это не входило… В обеденный перерыв вся команда поднялась в заводскую столовую, а Пашков, улучив момент, когда рядом никого не было, стал звонить с городского телефона, находящегося в информационном зале.

До сих пор у него не получалось обзвонить все номера из записной книжки, которую ему дал Сухощуп. Звонить с работы он не мог, потому что там имелся один общий телефон и возле него постоянно кто-то крутился – его вполне могли подслушать и заложить. Звонить вечерами из уличных автоматов, было уже поздновато и ряд номеров не отвечали, в выходные звонить так же не имело смысла, приёмные пункты не работали. Потому в книжке оставалось ещё немало "не пробитых" номеров. Скорее всего, что и они принадлежали скупщикам цветных металлов, но Пашков всё же решил воспользоваться возможностью позвонить в рабочее время. Первый номер не ответил, второй оказался "цветным", третий тоже, четвёртый…

– Извините, вы принимаете радиодетали? – задал в трубку свой обычный вопрос Пашков.

– А у вас какие? – последовал встречный вопрос.

– Разъёмы с золотосодержащими контактами, конденсаторы типа ЭТО и КМ-6, золотосодержащие транзисторы…

– Разъёмы какого типа, – перебил голос в трубке.

– СНП 34 на 135, РППМ – 288-е.

– Берём, СНП по пять долларов за штуку, РППМ по восемь, а КМ-6 по двести пятьдесят за кило.

– А как вы работаете? – с замиранием спросил Пашков, ведь если как на Ордынке он опять не будет успевать.

– В будни с десяти до семнадцати, в субботу с десяти до часу.

– Что!?… Вы работаете в субботу!? – чуть не воскликнул Пашков.

– Да, с десяти до часу, – бесстрастно ответила трубка.

– Сообщите, пожалуйста, ваш адрес, – дрожащим голосом, словно боясь спугнуть удачу, попросил Пашков…

Потом он с минуту стоял с опущенной трубкой в руке, застыв как изваяние, но в уме подсчитывал, сколько он баксов "подарил" Олегу.

После обеда Пашков вместе с рабочими грузил блоки в подошедший КАМАЗ. Помогали и Калина с Горбуновым, ибо вес стальных шкафов, даже лишённых своей начинки, оказался настолько велик, что в кузов их можно было забросить только сообща.

3

Окончательный учёт золотосодержащих элементов английской машины производился уже на складе. Срочно прибывший Шебаршин бегал вокруг нагромождённых шкафов и блоков, вновь превративших склад сырья в кавардак, и требовал учитывать всё вплоть до мелочей. Фирма уже заплатила АЗЛК десять тысяч долларов и, понятное дело, директор хотел большой "отдачи". Но учесть всё скрупулёзно было очень сложно, потому что "англичанку" привезли на склад в конце рабочего дня, сгружали в спешке, навалили всё кучей. К тому же те, кто непосредственно должны заниматься приемо-сдачей Пашков и Горбунов… им двоим было просто не под силу быстро разгрести весь этот завал, найти и учесть каждую деталь.

Шебаршин орал, но дело двигалось трудно… Прошло три дня, а Горбунов всё никак не мог сдать, а Пашков принять все "внутренности" ЭВМ. Пашков как приёмщик оказался куда "продвинутее" ещё неопытного сдатчика Горбунова. Он принимал так, чтобы иметь "резерв" для себя, то есть часть деталей он просто пропускал, не учитывал. Горбунов не замечал этого хитрого счёта. Впрочем, собственно для снабженца, это не таило никакой опасности – в документах, привезённых им с автозавода, учитывались только шкафы, блоки, общее количество золота, которое содержалось в ЭВМ… но не разъёмы, розетки, транзисторы и электронные лампы. Таким образом, Пашков подписал приёмные накладные, не сомневаясь, что у него на складе деталей в штуках минимум на десять процентов больше, чем он принял официально.

Хоть Шебаршин и, брызгая слюной, требовал от Калины, Ножкина строжайшего контроля за приёмо-сдачей, ни тот, ни другой не изъявили желания лазить по шкафам и блокам машины, тем более пересчитывать принятые детали, коих насчитывалось более тридцати тысяч…

В первую субботу после удачного телефонного звонка Пашков, собрав всю скопившуюся у него дома "добычу" вынесенную со склада, с тяжело оттянувшей его плечо сумкой поехал по указанному адресу. Ехать пришлось в Центр, на метро да станции "Кузнецкий мост", потом вверх по Рождественской улице. Приёмный пункт размещался в одной из комнат здания, когда-то служившее прибежищем некоего проектного института. Там уже давно ничего не проектировали, а разместились оффисы всевозможных фирм. Пашков по мере приближения к этому зданию всё более волновался. Самые тревожные предположения вдруг полезли ему в голову: а если это какая-нибудь полукриминальная организация, туда нагрянет милиция и его "повяжут", спросят "откуда дровишки", или, не дай Бог, там работает какой-нибудь знакомый Шебаршина, или … В общем, оснований для волнения было предостаточно. У дверей приёмного пункта стояла очередь из трёх человек, за железной дверью слышался какой-то шорох и приглушённые голоса. Пашков в ожидании своей очереди нервно ходил по коридору. Но вот, наконец, подошла его очередь…

В небольшой комнате находились два относительно молодых человека. Пара столов, три стула, такие же, как и у него на складе электронные весы, мешки и коробки, в которые ссыпались радиодетали.

– Что у вас? – спросил один из приёмщиков.

Пашков раскрыл свою сумку, выложил что принёс… Когда всё посчитали и взвесили, оказалось, что Пашков сдал товара на 238 долларов, или без малого на полторы тысячи рублей.

– Вам как, в рублях, или можно "зелёными"? – спросил старший приёмщик.

– Что?… Не знаю… Наверное, можно, – у Пашкова от волнения перехватило дыхание – он не ожидал такой суммы, превышающий его "чистый" месячный заработок, да ещё в валюте.

Домой Пашков буквально летел. Настя знала, куда пошёл муж, и тоже переживала, на ту же тему, что и он. Но увидев его торжествующую физиономию, две стодолларовые бумажки и ещё довесок в двести с лишним рублей (как и ожидалось, произошла деноминация и двести тысяч стали двумястами рублями)… она только всплеснула руками.

Сначала Настя с полчаса бурно радовалась, потом стала строить планы, на что потратить эти свалившиеся на них доллары… Потом она успокоилась и решила истратить только рубли, а доллары начать копить, потом неожиданно вновь забеспокоилась:

– Ох, Серёжа, боюсь, плохо это кончится. Никогда ещё так просто деньги нам не доставались.

– Перестань! Денег не было – ругалась, сейчас за месяц больше трёх тысяч принёс – опять не рада, – недовольно отреагировал Пашков.

– Да я рада… только боязно. Смотри, будь осторожнее.

– Ерунда. Я уже в дела влез по макушку, сожрать себя не дам, бояться нечего…

Но вскоре Пашкову пришлось убедиться, что он несколько переоценил свою "квалификацию". В один из эпизодов на работе, он едва, что называется, не "лопухнулся" по крупному.

Директор был крайне недоволен взаимоотношениями своей фирмы с подмосковным комбинатом. Там фирму постоянно "накалывали", занижая процент содержания драгметаллов в поставляемой фирмой продукции. Потому платину и палладий он решил отправлять в Рязанскую область на тамошний комбинат. Это предприятие имело дурную славу из-за громких уголовных дел в связи с массовым хищением золотых слитков. Но у Шебаршина в администрации комбината имелись свои люди, что и позволило заключить соответствующий договор.

В день, предшествующий отправке, Пашков готовил материал, укладывая в ящики платиновые термопары, списанные с какой-то теплоэлектроцентрали. Сосредоточиться полностью на работе ему никак не удавалось, всё время что-то мешало: то Калина пришёл и отдал распоряжение отнести в химлабораторию на электролиз посеребрённые разъёмы, то Сухощуп зашёл, за дополнительным материалом для демонтажа, а ближе к обеду вновь зашёл и попросил денег взаймы. После обеда ожидалось, что приедет Шебаршин, привезёт бухгалтерские документы на отправляемый материал и опечатает ящики своей печатью. Перед обедом Пашков собирался ещё раз перепроверить уложенные драгметаллы, но тут вновь прибежал Калина и сообщил, что директор уже сидит у него в кабинете и ждёт кладовщика с ящиками. Ящиков всего два, и весили они немного, килограмма по три-четыре каждый, но в них была платина, самый дорогой изо всех драгметаллов, дороже золота и потому общая стоимость этих ящиков…!!

Пашков взял оба ящика под мышки, запер склад и вышел вслед за Калиной… Какое-то внутреннее беспокойство "глодало" его, требовало: "проверь, проверь ещё раз… ты же хотел проверить". Он пытался заглушить тревогу, ведь вроде всё укладывал внимательно, сверялся с описью. Дошли до лестницы, и тут Пашков, не говоря ни слова, повернул назад…

– Ты куда… рехнулся, он же ждёт!? – чуть не закричал Калина.

– Нет… я ещё не готов… я кажется не всё ещё… мне надо проверить… – торопливо бормотал Пашков, спеша назад, на склад.

– Что проверить?… Полдня проверял… сколько можно!? – кричал вслед Калина.

Пашков вернулся на склад, открыл ящики и стал перебирать пакеты с платиновыми изделиями, сверяя с описью. Когда все пункты описи были "оптичены" … в одном из ящиков оставался ещё один пакет… лишний. Как он туда попал!?… Скорее всего, в тот момент когда кто-то пришёл на склад, он непроизвольно положил лишний пакет, такой же как и другие… с термопарой. То есть на комбинат едва не ушла одна термопара сверх описи. Пашков дрожащими руками взвесил её, она потянула 110 грамм. Пашкова опять, как и тогда, когда "лопухнулся" Бардыгин, прошиб холодный пот – сейчас он мог уже на себя "повесить" более тысячи баксов, только в отличие от Бардыгина съездить и забрать платину он бы никак не смог. Во-первых далеко, во-вторых, там наверняка не отдали бы, в описи-то она не значится. Пашков слышал, что года два назад за подобное "ушахлопство" Шебаршин наказал одного из снабженцев, заставив его почти год работать без зарплаты. А тут и года не хватило бы расплатиться.

Калина с шумом распахнул металлическую дверь склада, прервав поток сбивчивых мыслей.

– Ну, долго ещё тебя ждать!? Пошли, он уже психует!

Как и предполагал Пашков, Шебаршин не стал проверять содержимое ящиков. Он просто сверил опись с сопроводительными документами и опечатал ящики, собираясь везти их на пункт специальной фельдсвязи. Пашкову оставалось вновь благодарить Бога, что заставил его вернуться и перепроверить…

4

Московская жизнь семьи Калины как-то сразу не заладилась, хотя отношения между супругами после долгой разлуки оставались такими же, как и до неё. Калина никогда не сомневался в Вале, она хоть и не была красавицей, но полностью отвечала его понятиям, как идеальная жена – хорошая хозяйка, добрая заботливая мать. Об измене с её стороны не могло быть и речи, за все восемнадцать лет совместной жизни она ни разу не дала ни малейшего повода… Сам же он изредка заводил женщин на стороне, но обязательно далеко от дома, в командировках, или длительных поездках. Сейчас, когда дома его ждала Валя, он резко сократил количество "свиданий" с Людмилой. Он неуклонно следовал своему жизненному кредо – семья на первом месте, всё остальное по мере возможности. Людмила смирилась. Она настолько уже привыкла к "Петюне", что и урезанные дозы "внимания" принимала с радостью.

Внутрисемейную обстановку напрягало то, что и жена, и дети, всю жизнь прожившие в сухом и относительно тёплом климате Алма-Аты, очень тяжело переживали сырую и холодную московскую зиму. Жена и особенно сын буквально с первых дней не вылезали из простуд, мальчишка загрипповал. Калина забеспокоился – не возникло бы осложнений. Именно после гриппа перенесённого в детстве у сына развилась хроническая болезнь ушей. Обратились в больницу, но тут же столкнулись с рядом трудностей. В поликлинике, и не только, когда узнавали, что они не москвичи, а, тем не менее, живут в элитном доме, где покупные квартиры… Везде недвусмысленно давали понять, что для получения великого счастья считаться полноценным москвичом недостаточно просто купить квартиру, надо платить ещё. Калина надеялся, что Шебаршин выполнит своё обещание увеличить ему зарплату, ведь он уже так много сделал для фирмы. Но, чем больше проходило времени, тем, казалось, хозяин всё более становится им недоволен, престал хвалить, всё чаще упрекал. А когда куда-то спешащий Шебаршин почти час дожидался кладовщика, который никак не мог проверить свои ящики… Директор потом выговаривал Калине:

– Странные у вас отношения с кладовщиком. Кто кому подчиняется? Он же вас в грош не ставит. Дружба дружбой, но субординация прежде всего, никакого панибратства…

Все эти нервотрёпки, домашние и "производственные", безденежье… от них всё чаще у Калины начинало ныть сердце. Двух миллионов, превратившихся после деноминации, в две тысячи, что платил ему Шебаршин, явно не хватало. Жена хворала, да он и сам не хотел, чтобы она шла работать. Он всё больше жалел, что поторопился купить квартиру в элитном кирпичном доме, угрохав на неё почти все деньги. А на работе всё больше раздражал Пашков. Шебаршин обвиняет в панибратстве?… Да не было никакого панибратства. Кладовщик вообще держался особняком и Калина, даже проработав с ним несколько месяцев, вынужден был констатировать, что так ничего существенного про него и не знает. Не знал он и про то, чем кладовщик занимается, кроме своих прямых обязанностей. А в том, что Пашков, что-то от него скрывает, Калина уже не сомневался. Самоуверенность, какая-то снисходительность во взгляде кладовщика беспокоила, нервировала Калину, наводя на мысли типа: "не иначе воображает, что я бывший капитан, ему, бывшему майору, не указ". С другой стороны, подозревая Пашкова, он и сам всё чаще приходил к выводу, что надо искать дополнительный источник доходов. Деньги были здесь, рядом, но как их взять… Калина пока этого не знал, но напряжённо думал об этом.

Вскоре выяснилась причина, почему вдруг к своему начальнику производством охладел директор. Об этом он сказал прямо:

– Пётр Иванович, вы, наконец, уяснили, что в нашей работе является главным звеном?

– Думаю что да, добиваться как можно большей отдачи от производства?

– Это, конечно, важно для вас, как начальника производства. Но если брать фирму в целом, то основой её успешной деятельности является нахождение партнёров, у которых по выгодной цене можно приобрести материал. Вот видите, за последние полгода я нашёл таких партнёров, это и Останкинский телецентр и, конечно, АЗЛК. К сожалению Ножкин со своими снабженцами пока что выполняет только вспомогательные функции. Вы догадываетесь к чему я?

– Нет, Владимир Викторович, – смущённо ответил несколько сбитый с толку Калина.

– Ну, как же… Когда вы устраивались на работу, то уверяли, что у вас обширные знакомства в системе МВД. Так помогите фирме, войдите, наконец, в контакт с вашими знакомыми, уговорите их поискать и продать по дешёвке списанный радиотехнический лом.

– Вот вы о чём, – с некоторым облегчением произнёс Калина. – Но для этого мне необходимо отлучиться с завода.

– Ну и что, отлучитесь. День-другой и без вас поработают. Лаборатория, она сама по себе, в цеху бригадир кажется толковый, сам справится, кладовщик тоже. Съездите…

"Ах ты… ну и отблагодарил", – возмущался про себя Калина, переходя железнодорожную насыпь по пути из офиса на завод. – "Буд-то всё это само-собой, без меня… Да без меня бы ни цех столько продукции не давал, и бригадира я нашёл, и кладовщика… Сами поработают… Конечно поработают, потому что мною всё организовано и отлажено, каждый знает что делать… Ну, и чёрт с тобой… чтобы я и дальше здесь за две тысячи нервы себе рвал, а ты за пятьдесят в офисе сидел, и даже спасибо не говорил… Нет, мне такой расклад не нравится. Я не патриот чужого бизнеса, с которого мне ничего не перепадает, даже доброго слова."

На заводе Калина поднялся к себе в кабинет и больше не выходил ни в цех, ни на склад, пустив всё на самотёк. Так он выражал свой протест… Ближе к концу рабочего дня в кабинет кто-то робко постучал. Это не мог быть Пашков, тот стучал громко, уверенно, женщины вообще входили как к себе…

– Ну, кто там ещё? – Калина пребывал после разговора с директором в весьма угнетённом состоянии.

В кабинет, приоткрыв дверь, просунулась пропитая красноватая физиономия экс зам. начальника цеха Карпова.

– Пошептаться надо, Иваныч, – заговорщицким голосом сказал он.

– Заходи. Что там у тебя? – Калина сообразил, что "стукач" хочет ему нечто сообщить.

– Усов вчера целую плату с собой унёс, – полушепотом произнёс Карпов.

– Какую плату?

– Из магнитофона, что-то дома хочет из неё сварганить.

– Да чёрт с ней, там ничего ценного нет. У тебя всё?

– Нет… Бригадир сегодня на водку деньги собирал… Не хватило, к кладовщику сбегал, у него занял. Он часто у него занимает. У кладовщика всегда деньги есть.

– Говоришь, у кладовщика всегда деньги, – задумчиво переспросил Калина.

– Ну… он всегда бригадиру до получки ссужает… а мне не даёт.

– Правильно, что не даёт, ты ж не отдаёшь.

– Да что ты Иваныч? Я же помню… я тебе отдам… А хочешь, я тебе скажу, откуда у него деньги?

– Ну-ну… садись, – Калина слушал уже с возросшим интересом.

Карпов в грязной спецовке, небритый, производил довольно отталкивающее впечатление.

– Сегодня на большой склад зашёл за мешками, – наклонившись, чуть не в ухо зашептал Карпов, – Я тихо зашёл, он не слышал. Вижу, берёт кладовщик платы из тех куч, что с английской машины вытащили и с них транзисторы кусачками состригает.

– А платы… сами платы, куда он их? – также шепотом спросил Калина.

– В угол бросал, за кучи. Он меня сначала не заметил, а как увидел, сразу перестал.

– Так, ясно, понял… Иди Коля, про это никому. Понял?

– Понял Иваныч… могила. Ты это, насчёт…

– Долга, что ли? Можешь считать, что отдал.

До конца работы оставалось не более часа. Калина спустился на склад, его мысли «возбужденно бегали»: "Значит так Сергей, как меня здесь нет, так ты вон чем…" Большой склад оказался закрыт, Калина пошёл на малый. Кладовщик что-то взвешивал на электронных весах.

– Чем занимаешься? – вкрадчиво спросил Калина.

– Да вот лигатуру от английских разъёмов взвешиваю, тяжёлая. Вроде и сдали немного, а уже на восемь с половиной кило потянула. Если из шести процентов исходить, то где-то полкило золотишка получается. Неплохо наш хозяйчик наварит, – усмехнулся Пашков, как бы не договаривая, "не то что мы".

– Да, наверное, – как-то отстранённо ответил Калина. – Слушай, открой большой склад, мне там кое-что глянуть надо…

Когда пришли на склад сырья, Калина бросил взгляд на сваленные в кучу платы, прошёл в угол…

– А это что? – Калина указывал на набросанные туда голые без транзисторов платы. – Объясни Сергей?

– Коля настучал? – насмешливо произнёс Пашков, в то время как его лицо заметно бледнело…

5

– Ты понимаешь, чем рискуешь!? – Калина и Пашков сидели друг против друга в просторном кабинете кладовщика. – Тебе Шебаршин о пяти годах по первой ходке говорил? – продолжал сурово вопрошать Калина.

– Стращал, – криво усмехнулся Пашков. Он уже оправился от первоначального стресса испытанного в момент, когда его "застукали".

– Он тебя не стращал, он предупреждал.

– Иваныч, брось мораль читать, это бесполезно. Единственно, что я тебе обещаю, что тебя я никогда не подставлю, а всё остальное… Ты не беспокойся, по документам у меня всё будет "бить", здесь меня никто не поймает. И потом… Сколько я возьму?… В общем объёме продукции этого же никто не заметит.

– Как никто? Вон Карпов тебя уже засёк… другой, третий, разговоры пойдут, что кладовщик втихаря золотые детали стрижёт.

– Да кроме этого Коли, никому больше дела нет. Другие рабочие меня никогда не продадут.

– Что, думаешь если деньги им на выпивку даёшь, значит не заложат? – в глазах Калина промелькнула усмешка.

– Хочешь верь, хочешь нет… но из этих мужиков никто. Один тут такой, дятел со стажем…

Разговор не удовлетворил Калину. Кладовщик ясно дал понять, что будет "брать" и дальше. Доложить Шебаршину – у Калины такой и мысли не возникло. Да, ему всё меньше нравился Пашков, тем более после того, как выяснилось, что он занимается откровенным воровством у него под носом… Хотя… Каким воровством? У кого? Не у него же ворует, не у государства… у хозяина. А хозяин на поверку оказывается такая гнида. Нет, нет и нет, хоть ему так часто и грубо напоминают о его немосковском происхождении, что он здесь чужак и должен платить… Ему, конечно, обидно, что Пашков на правах москвича ту же квартиру получил бесплатно, а Шебаршин по праву сынка номенклатурной шишки имеет возможность без риска открыть фирму и дуриком, не прикладывая особых усилий, грести деньги. Гребёт с его помощью, а бросает за это какие-то ничтожные две тысячи. И всё-таки Пашков куда ближе, такой же бывший офицер, тянувший лямку нелёгкой службы. А Шебаршин мажор, с детства имевший по блату все доступные блага. Нет, заложить кладовщика Калина не мог.

Пашков из разговора это понял, но в то же время осознал, что шеф теперь будет делать всё, чтобы помешать ему "брать". И надо же такому случиться именно тогда, когда он, наконец, нашёл место, куда можно без помех сплавлять добычу. У него даже мелькнула мысль предложить Калине заняться тем же, но он её тут же отверг – слишком уж начальник производства был "приближен" к хозяевам фирмы. Поразмыслив, Пашков решил, что надо торопиться, "брать" как можно больше и быстрее.

В следующую субботу Пашков отнёс на Рождественку материала на триста долларов, чем вновь привёл Настю в смешанное чувство радости и страха одновременно. Таким образом, за январь он заработал в фирме тысячу четыреста рублей, а "добыл" более пятисот долларов. Он был доволен результатом, но чувствовал, что его "хлебное" место становится всё "горячее".