Дело прапорщика Кудашкина

– Что будет, то будет,– а мне хоть теперь перед тобой не стыдно.

– Да что ты заладил, стыдно, не стыдно. Я тебя хоть раз, хоть словом попрекнула за что-нибудь.

– Я сам себя попрекал. А теперь что уж… Я почти всё что мог для тебя сделал, квартира у тебя есть, деньги тоже. Десятый класс кончишь, аттестат получишь, в область езжай, в институт поступай. Вот только квартиру эту на областную не успел я сменять, чтобы там тебе не в ощежитии мыкаться… Прости.

Но дочь словно не слышала последних слов отца, она порывалась сказать своё:

– Я ведь чувствовала, чувствовала… Всё понять не могла, зачем тебе ружьё это, что ты разобрал и в ящиках прятал. Знала бы, давно выбросила… Где оно сейчас?

– На работе спрятал.

– Выбрось куда-нибудь подальше. Может обойдётся, на тебя не подумают. Слышишь папка?

– Не знаю дочка… просто так не выбросишь. Как уж получится. Если я там наследил, то всё равно вычислят. А если нет… тогда вывезу в лес и выброшу…

В семье Кудашкиных потекли однообразные дни. И отец и дочь каждый день, каждую минуту ждали милицию. Где-то через неделю Семён Петрович с величайшими предосторожностями вывез разобранный карабин и весь запас патронов в лес, где делал пристрелку и, заприметив место, закопал, предварительно законсервировав по всем правилам. Дочери потом сказал, что утопил в лесном озере.

Тем временем приехал следователь из области, а по городу продолжали упорно ходить слухи, что "Короля" замочил заезжий киллер, нанятый областными бандитами с ним повздорившими, то ли из-за водочных дел, то ли из-за морфия или "дури", или ещё чего-то подобного, "Король" ведь много чем занимался.

Следователь оказался немолодым. До пенсии ему оставалось немного и на это "мёртвое" дело, в дальний район его отправили по причине того, что ему уже не надо было боятся за карьеру – она у него и так не получилась, и очередной "висяк", нераскрытое дело в его послужном списке ничего бы не изменило. А то, что дело "мёртвое" в прокуратуре смекнули сразу. Завален бандитский лидер районного масштаба, до того, в общем, мирно сосуществовавший с местной партийно-хозяйственной верхушкой и с милицией, то есть не рыпавшийся на власть, иногда даже с ней сотрудничающий, по божески осуществлявший "стрижку" кооператоров, опять же не в ущерб власти. Вывод: в городе и районе не может быть "весомых" лиц заинтересованных в организации столь хорошо подготовленного покушения. Отсюда единое мнение и у местной власти, и у милиции – это гастролёр, скорее всего нанятый областными бандитами. Но искать убийц или заказчиков, не имея ни одной конкретной зацепки, в области, в почти миллионном городе дело муторное и малоперспективное. Потому следователя заранее проинструктировали: "Ты у нас сотрудник опытный, битый, терять тебе нечего, пошарь для вида в этом вонючем городишке, нагони там страху на тамошнее начальство. В общем, поверни так, что убийца не из области приехал, а вообще со стороны, из далека." А то что, хоть и не Бог весть какого, но всё-таки криминального авторитета мог завалить какой-то лох… Такую версию даже не рассматривали.

Следователь хоть и был не очень удачлив, но работал уже давно. Приехав в Химгородок почти уверенным, что это дело рук гастролёра, он довольно быстро разобрался, что убийство совершено не профессионалом, а просто хорошим стрелком. К такому выводу он пришёл, ознакомившись с результатом экспертизы – пуля выпущена с чердака ДК из карабина СКС. Киллеры никогда не прибегали к услугам такого старого и не очень удобного оружия, хоть и обладавшего страшной убойной силой. Осмотрев чердак следователь уже не сомневался – убийца местный, ибо приезжему было куда проще застрелить Короля где-нибудь с близкого расстояния из пистолета с глушителем, чем лезть на чердак, рискуя получить удар током от проложенных там электрокабелей, нюхать запах кошачьей мочи. Нет, сюда мог попасть только человек не раз здесь бывавший. А таковых могло быть сколько угодно, тем более что замок на двери чёрного хода можно открыть гвоздём.

Следователь, никому не сказав ни слова о своих догадках, ни шатко ни валко продолжал расследование. Он зашёл в райвоенкомат и потребовал учётные карточки всех демобилизованных из армии за последние годы, обращая особое внимание на бывших "афганцев", так как скорее всего они могли привезти с собой оружие. Но эти действия вызвали лишь саркастические усмешки и в военкомате и в местных органах власти – именно "афганцы" ходили в основных подручных у "Короля" и, что называется, кормились из его рук. Следователь побеседовал со всеми и убедился в их полной непричастности. Старому сыскному волку уже стали в открытую намекать, что он не там "роет землю". Он же отшучивался, что и сам это знает, но раз начальство требует, надо все варианты проработать.

Допросив всех бывших солдат, следователь уже почти разочаровавшись в своей версии о местных корнях убийства, спросил в военкомате, все ли карточки уволенных в запас военнослужащих ему предоставили.

– Солдаты и сержанты все,– недовольным голосом ответила ему женщина ведающая документацией.

– А что разве у вас есть уволенные офицеры?– с усмешкой осведомился следователь, ничуть не сомневаясь, что ни один уважающий себя офицер после службы в такую дырень не поедет.

– Офицеров нет, а вот один прапорщик в прошлом году приехал.

Увидев личное дело Кудашкина, следователь аж застыл на несколько мгновений, прочтя в его послужном списке запись о том, что он девять лет пребывал в должности техника по ремонту стрелкового оружия и имеет многочисленные благодарности от командования за отличную стрельбу. Тут же имелся его нынешний адрес в Химгородке и сведения, что работает электриком и сторожем в организации под патронажем которой находится и ДК, а значит вполне мог пройти на чердак. Теперь он уже почти не сомневался, что нашёл убийцу, но виду не подавал и заучив на память все данные отставного прапорщика: возраст, должности, адрес части в которой служил…, он сделав разочарованное лицо отдал папку с личным делом служащей военкомата:

– Нет, не то, этот вряд ли мог.

– Уж это точно, даже я вам скажу, такой, наверное, и мухи прибить не сможет, тихий уж очень, да и больной совсем, еле ходит. Сорок четыре года, а на вид старик уже,– снисходительно улыбнулась служащая.

Следователя охватил профессиональный азарт, азарт ищейки напавшей на след. Он позвонил в область, причём прямо на квартиру своему коллеге и верному другу, чтобы их никто даже случайно не мог подслушать и попросил его без лишнего шума выяснить, какое стрелковое оружие находится на вооружении в части, где служил Кудашкин. На следующий вечер он также позвонил другу и тот поведал, что до восемьдесят пятого года в том полку на вооружении состояли карабины СКС-75. Следователь повинуясь какому-то необъяснимому чувству заставил друга поклясться, что тот об этом никому ни на работе, ни где… а сам пошёл в гостиницу, где остановился и долго без сна лежал на койке уставившись в потолок, снедаемый думами и сомнениями.

Сомнений вроде бы не должно быть – он благодаря своему богатому опыту довольно быстро раскрыл это дело. Тем не менее путей перед ним оказалось два: предоставить убийцу начальству, что называется, тёпленьким, заслужить благодарность или… или представить всё так, как все того и ждали, и здесь и в областном управлении – объявить убийцей неведомого заезжего киллера и положить дело в архив на полку. Конечно, за это его вряд ли поблагодарят, возможен даже выговор, но к этому все уже давно, что называется, морально готовы. Более того, в этом дышащем отравой городке все откровенно рады, что первый городской бандюга "сыграл в ящик", а его "свита" пока поджала хвост и можно простому смирному люду вздохнуть свободно, до тех пор, пока какой-нибудь новый "король" или "принц" не объявится.

Следователь колебался. С одной стороны, профессиональные амбиции нуждались в удовлетворении – у него уже давно не было "громких" раскрытий. В то же время он понимал, что даже это удачное расследование вряд ли что изменит в его службе. С другой стороны, его очень занимала личность отставного прапорщика Кудашкина. Как решился этот больной, изломанный человек на такое, что послужило причиной?

Следователь пошёл по адресу указанному в военкоматовской учётной карточке и от соседей узнал, что Кудашкины недавно получили новую квартиру и переехали. Он "разговорил" бывшую соседку Кудашкиных, старуху-пенсионерку. Из неё "выудил", что Кудашкины хорошие, положительные люди и отец, и дочь. Ни криков, ни ругани, "сам" непьющий, смирный, только на вид уж очень болезненный, кашляет сильно, особенно по ночам, аж через стенку слыхать и ходит плохо. Дочка тоже тихая, вежливая, всегда здоровается, а однажды зимой, когда одна из местных старух поскользнувшись упала на обледеневших подступах к колонке и не могла подняться, так та помогла и довела до самой квартиры. И учится хорошо, а уж красавица, сразу видать не здесь росла, здесь на этой химии такие не урождаются и не вырастают.

Следователь слушал, поддакивал, ведь он представился соседке сослуживцем "самого", пришедшим по старому адресу известному ему по переписке. Словоохотливая одинокая бабка поведала, что та дочка тоже пострадала от этого "фулюгана", которого недавно "кокнули". На вопрос, а что с ней случилось, бабка рассказала, что где-то в начале лета дочка прапорщика отказалась танцевать с Королём, а тот бандюган, жарь его черти, при всех прямо на танцплощадке ей юбчонку задрал да ещё и трусы спустил и отшлёпал… «Вот рожа бесстыжая чего наделал, слава Богу нашлись и на него ухари, давно уже пора прибить его, сколь он над людями тут измывался и архаровцы его, и всё им сходило, как с гуся вода. А уж над девками тут давно измываются на тех танцах. Это ишо што, и сотрясениями мозгов, и с зубами выбитыми оттуда ворочались, и сильничали, да только никто не признавался, боялися ево и дружков евонных…»

После разговора с соседкой следователь уже не колебался. Но прежде чем уехать он захотел посмотреть на этого человека, слабосильного инвалида, оказавшегося способным на то, чего не посмел ни один здоровый мужик в этом городе. Теперь он знал настоящий адрес Кудашкиных и пришёл к новому дому, выросшему на окраине "Пятаков", района щегольски возвышающегося над солидными коттеджами "Буржуйгородка" и убогими трущобами "Самостроя". Следователь вычислил подъезд и присел напротив, но новую лавочку. Шло заселение. Счастливые обладатели ордеров въезжали со своим небогатым скарбом, надеясь, что наконец вырвались из "самостроевского" придонья и здесь их ожидает лучшая доля.

Следователь подождал часа полтора и, наконец, увидел их. Кудашкина он узнал по фотографии из "личного дела", и по описанию словоохотливой бабки: невысокий, худой, невзрачный, припадающий на одну ногу. Рядом шла дочь, девушка в тот период развития, когда из облика симпатичной девочки уже явственно просматриваются зачатки настоящей долгосрочной женской красоты. Отец и дочь шли молча, печать тревоги, забот лежали и на его сером, изборождённом ломаными морщинами лице, и на её чуть бледном, округлом лице с пленительными ямочками на щёчках и подбородке. Следователь сразу понял, что она в курсе всех "дел", что эта рано повзрослевшая девочка всё знает и ждёт… ждёт ареста отца. И по всему она жалеет, но не осуждает его… а может даже гордится. Дочь бережно держала отца за локоть.

Следователь проследовал за ними, держась на некотором расстоянии, пока Кудашкины не скрылись в дверях промтоварного магазина. Через большие стёкла витрины он видел, как дочь выбирает отцу рубашки, бельё, а тот отмахивается, видимо говоря, что ему ничего не нужно, ведь "там" ничего не понадобится, что ему выдадут всё казённое. Скорее всего, дочь вытащила отца в магазин, чтобы приготовить его к возможному аресту, чтобы он был одет во всё новое, а тот столкнувшись с такой "взрослой", присущей жене, но не дочери заботой… стеснялся, но не отвергал, и в конце-концов подчинялся.

Следователь не мог больше на это смотреть. У него тоже были дети, сын и дочь. Сын такого же возраста, что и эта девочка. Способны ли его дети вот так… если он… если с ним?… А способен ли он, если с его детьми?…

Вечером следователь пошёл в единственное в городе кафе-ресторан. Он демонстративно заказал одного пива и его расчёт вскоре оправдался: с соседних столов ему прислали сначала бутылку вина, а затем и подсели осиротевшие подручные "Короля". Выпили и вскоре "королята" осторожно, издалека стали расспрашивать, изображавшего немалую степень опьянения, следователя как продвигается "дело". Они переживали не столько за бывшего атамана, сколько оттого, что он перелопатил в военкомате карточки местных "дембелей". Следователь заплетающимся языком успокоил их, дескать никого не подозревает и начал откровенно "плакаться", что теперь начальство ему шею намылит за то что ничего не "накопал". Да и как тут "копать" если убийцы давно уж нет не то что в городе, но и вообще ни в области, и нигде поблизости, ищи ветра в поле. Теперь остаётся заказчиков искать, а они разве здесь, они может в области, а может и ещё дальше, да и вообще это люди, видимо, весомые с деньгами, они-то алиби себе сумели обеспечить, разве к ним подступишься. А его вот, старого следака теперь во всех грехах, в некомпетентности обвинят, в общем, сделают козлом отпущения…

Следователь до того вошёл в роль, что собрал вокруг себя не только бывших "королят", но и простых зевак, любителей на халяву допить из недопитых рюмок. Таким образом, очень много народа узнали, что убийца не найден, и более того поиски фактически прекращены. Следователь, конечно, сильно рисковал, эта "демонстрация" могла ему выйти боком – невзначай, кто-нибудь отсюда мог звякнуть в его управление, поведать о его пьянстве по кабакам, вместо работы в поте лица. Но уж очень ему хотелось, чтобы хоть как-то это дошло до бывшего прапора и его дочки, что они могут жить спокойно и не заготавливать вещи для отсидки, не "сушить сухари". Ради этого он так легкомысленно, не по возрасту рисковал.

В сентябре Маша пошла в десятый класс, и здесь уже от новых подруг узнала, что областной следователь, нажравшись как свинья в ресторане, плакал оттого, что не может найти убийцу, что его совсем не здесь искать надо… и что вскоре после этого он отбыл восвояси. Маша в тот день не дожидаясь конца занятий, в большую перемену, прибежала домой, благо новая школа находилась в пяти минутах ходьбы. Она торопливо поведала как раз пришедшему с очередного ночного дежурства отцу… радостные вести.

– Хорошо Машенька, раз так может и пронесёт,– устало отреагировал на возбуждённый рассказ дочери Семён Петрович.

На своей работе он тоже слышал о загуле следователя в ресторане перед отъездом. О том же говорил ему и тот знакомый участковый. Всё вроде бы складывалось хорошо, вот только смущало Кудашкина, что следователь, человек немолодой и до того две недели проведший в городе совершенно незаметно, вдруг так публично "выступил". Семён Петрович, чувствовал, что здесь что-то кроется, какая-то загадка. Однако тяжесть, камнем лежавшая на нём несколько последних месяцев, и особенно последних недель, которая давила на разум, вязала буквально по рукам и ногам… эта тяжесть как-то заметно пошла на убыль. Словно оковы спали с Кудашкина, и ему вновь захотелось жить. Семён Петрович знал зачем и для кого ему надо жить, и жить ещё долго.