Бережная эпиляция для души

Виктор Алеветдинов

Бережная эпиляция для души

«Истинная магия – это не заклятия и зелья,

а тёплые руки, добрые слова и готовность

заботиться даже тогда, когда никто не ждёт чуда.»

– из записок домового Степана, хранителя тишины и воска

Начало

В самом центре Хабаровска, на тихой улице с облезлыми фасадами и старым клёном у подъезда, работал небольшой салон красоты с матовой табличкой «Мастерская Марины». Днём здесь пахло лавандой и тёплым воском, звучала спокойная музыка. Вечером за стеклом горел мягкий свет: его не выключали до полной темноты.

Сюда приходили разные люди: молодые и взрослые, уверенные и осторожные, привыкшие к расписанию процедур. Одним нужно было просто убрать волосы. Другим – начать новый этап с гладкой кожей и ровным дыханием. Здесь плакали, смеялись, стеснялись, болтали о сериалах и молчали. Почти все уходили немного другими, чем пришли.

Марина, хозяйка салона, не считала себя волшебницей. Она просто делала работу аккуратно, смотрела в глаза, знала, когда помолчать и когда предложить чай с липовым мёдом. Всё изменилось в тот день, когда клиентка забыла мешочек с воском с запахом полыни. На следующее утро зеркало в массажной ответило Марине улыбкой.

Тогда Марина впервые поняла: её кабинет – не только место, где становятся красивыми. Это портал. Куда он ведёт, она ещё не знала.

Глава 1. Воск, чай и разговоры по душам

Люди приходили сюда не только за гладкостью. Им нужна была тишина. На доме горела ровная вывеска «Мастерская Марины». Тот, кто переступал порог, попадал в пространство, где можно говорить или просто молчать и дышать. Днём на улице шли автобусы, пахло мокрым асфальтом и выпечкой из соседней пекарни. За матовым стеклом салона всегда было тепло и тихо. Внутри пахло чаем и эвкалиптом, на стойке стоял глиняный чайник, возле рецепции лежала стопка свежих полотенец. В дальнем углу висело большое зеркало. Утром оно отражало мягкий свет и дремало. К вечеру становилось внимательным и живым. Оно слышало больше, чем люди произносили вслух.

Марина приходила раньше всех. Открывала дверь, здоровалась с комнатой коротким «доброе утро», раздвигала шторы и смотрела на вершины деревьев, которые первыми ловили солнце. Ей нравился пустой час до начала записей. В это время она наводила порядок, расставляла баночки, грела чай, проверяла, где лежат пинцеты, как сложены простыни, как свет падает на кресла. Вода в чайнике нагревалась до тихого гула, и в салоне становилось особенно спокойно.

Светлана влетала вихрем. Часто немного опаздывала и всегда приносила что-нибудь: свежий багет, открытку с котом, баночку облепихового варенья.

– Я успела, – шептала она, проверяя расписание, не снимая куртки. – Мужчины сдвинулись, одного перенесли. В девять тридцать – «самурай», в одиннадцать – Татьяна, «та, что с песнями». После обеда – студентка из общежития, первая эпиляция. Живём.

– Живём хорошо, – отвечала Марина. – Наливай чай. И дыши спокойно.

Екатерина входила иначе. Открывала дверь почти неслышно, снимала шарф и сначала смотрела на свет. Подкручивала тёплую лампу у зеркала, выключала верхний прожектор, оставляя боковой луч. От её рук всегда шло тепло.

– У тебя плотный график, – сказала она Марине. – Я возьму звонки и тишину между ними.

– Возьми чай, – ответила Марина. – И напомни про сбор с мятой.

Екатерина кивнула и положила на рецепцию новый блок чистых карточек. На первой было написано: «Дышите, как вам удобно».

Утро начиналось не с приборов и не с пасты. Оно начиналось с чашки, которую Марина подавала первому клиенту. Это был знак: можно присесть и не торопиться. Не все брали чай, но почти все благодарили взглядом. Конфет на стойке не было. Вместо них лежали записки с короткими фразами, которые Светлана подписывала вечером: «Вы справитесь», «Не стыдно бояться», «Скажите, если нужно остановиться». Кто-то забирал записку, кто-то шутил про «магическое обезболивание».

Первым пришёл Алексей. Лет тридцать, сухие плечи, короткая стрижка. Он не любил разговаривать и не любил смотреться в зеркало. Разувался молча, снимал свитер, аккуратно складывал вещи и оставлял на подоконнике бумажный пакет из пекарни.

– Чтобы не на голодный желудок, – говорил он каждый раз и проходил в кабинет.

В блокноте его записали как «самурай». Не из-за позы и не ради силы. Он просто выдерживал. Когда рука Марины задерживалась, чтобы дать коже отдохнуть, Алексей слегка кивал. В этом было не геройство, а просьба о бережности. Марина внимала этой просьбе и работала мягко.

Екатерина незаметно заглянула в кабинет. Поставила рядом с креслом маленькую чашку с тёплой водой и каплей эвкалипта. Алексей не взглянул, но плечи опустились.

– Всё по плану, – сказала она тихо и приглушила верхний свет. На стене у зеркала прошла тонкая рябь, стекло отозвалось и снова стало ровным.

Следом пришла Татьяна. Её знали все вокруг. Она пела. Начинала с тихого «ах», а через минуту уходила в чистый высокий голос. Сегодня Татьяна принесла запах жасмина и торопливую радость.

– Я быстро, – сказала она. – У меня свидание. Если не успею, он уйдёт. Если успею, останется.

– Дышим, – ответила Марина и включила музыку чуть громче. – Скажите, когда готовы.

Татьяна запела на первом рывке. Пела про декабрь, про улицы, про снег. Светлана в соседнем кабинете приоткрыла дверь и слушала с улыбкой. В конце Татьяна затихла, села, взяла чашку и сказала просто:

– Спасибо. Я буду красивая не из-за этого. Но это помогает поверить.

– Вы уже красивая, – сказала Марина.

– Сегодня мне нужна смелость, – сказала Татьяна, глядя в зеркало. – Красота успеет.

Екатерина дотронулась пальцами до рамы зеркала.

– Зеркало умеет помогать, – сказала она шёпотом. – Без лишнего.

– Хорошо бы оно еще тянуло время, – улыбнулась Татьяна.

– Иногда тянет, – ответила Екатерина и сдвинула лампу. Голос Татьяны окреп.

После Татьяны пришла студентка из первого общежития. В руках у неё дрожала скидочная карта. Она села на край кресла и молчала.

– Вы в первый раз? – мягко спросила Марина.

– Да. Я читала, что… надо… – Девушка смутилась. – Я хочу перестать бояться своего тела. Хочу быть аккуратной. И без стыда перед собой.

– Здесь не бывает стыда, – сказала Марина и подвинула чашку ближе. – Говорите, если нужно остановиться. Или если нужно, чтобы я держала вас за руку.

Первый рывок оказался громче, чем она ожидала. Девушка ахнула, потом рассмеялась и снова ахнула.

– Больно, – честно сказала она.

В конце она поднялась, собрала одежду и направилась к двери.

– Вы забыли, – тихо напомнила Марина и протянула аккуратно сложенное белое бельё.

Девушка замерла, покраснела и закрыла лицо ладонями.

– Простите. Я вся в мыслях.

– Всё в порядке, – сказала Марина. – Вы справились.

В коридоре её встретила Екатерина с кружкой чая и лёгкой накидкой-пледом.

– На дорогу, – сказала она. – Сладкое не обязательно. Важно тепло к себе.

Студентка кивнула, спрятала уши под шапку и, уже на пороге, спросила:

– А вы правда умеете делать не больно?

– Мы умеем быть рядом, – ответила Екатерина. – Тогда легче.

Когда студентка ушла, Светлана выглянула в коридор.

– Видела? – прошептала. – Она сияла на выходе.

– Она разрешила себе быть, – ответила Марина. – Это главное.

В обед пришёл Артём. Ему было по-настоящему страшно. Он много говорил, задавал вопросы, рисовал в воздухе схемы, интересовался, кто придумал депиляцию и зачем растут волосы.

– А если вдруг… – он замялся и показал на пах.

– У нас не бывает ситуаций, которые мы не решаем, – сказала Марина.

– Я буду смотреть в потолок и думать о космосе, – объявил Артём и так и сделал. На каждом рывке он издавал короткое «эээ», потом сам смеялся. – Я герой?

– Вы человек, – ответила Марина. – Этого достаточно.

У двери он остановился.

– Можно странное? – Он посмотрел на столик с полосками. – Можно одну забрать? Мне нужна память о том, что я вытянул из себя страх.

– Если так легче – забирайте. Только заверните, – сказала Светлана и не смогла сдержать улыбку.

К вечеру пришла Юлия Викторовна, преподаватель литературы. Она редко говорила о себе, чаще – о детях и их страхе ошибаться. Сегодня у неё было тяжёлое лицо.

– Чай можно? – спросила она, не поднимая глаз.

– Можно, – ответила Марина. – С мёдом?

– С мёдом. И без разговоров.

Екатерина молча поставила фарфоровую чашку. К мёду добавила несколько зёрен лаванды.

– Только запах, – сказала она. – Пусть лишних слов не будет.

Во время паузы Марина и Юлия дышали в одном ритме. За стеклом прошёл автобус. Зеркало стало внимательным и собранным.

Они прошли в кабинет. Юлия Викторовна сняла колготки, легла и закрыла глаза. Марина работала медленно. В какой-то момент Юлия глубоко вдохнула.

– Я сегодня накричала на ребёнка, – сказала она глухо. – На чужого. Он плакал. Я не остановилась.

Марина положила ладонь ей на кисть.

– Такое бывает.

– Я не хотела. Я устала быть правильной.

– Здесь можно быть любой, – сказала Марина и продолжила работу. – Завтра принесите ему яблоко и скажите, что были неправы. А сегодня просто полежите спокойно.

Юлия Викторовна кивнула. На выходе она задержалась у зеркала, прислонила к нему ладонь и тихо улыбнулась своему отражению. Потом взяла с рецепции записку «Скажите, если нужно остановиться» и убрала в сумку.

Ближе к закрытию произошёл небольшой переполох. В зале зазвонил видеозвонок: бизнес-леди в строгом костюме зашла «на пятнадцать минут, срочно». Срочность не совпала с реальностью. Она говорила с коллегами, держала телефон у лица, кивала, утверждала пункты презентации. В это время Марина делала свою работу тихо и быстро. В конце клиентка выключила звонок, посмотрела на Марину и рассмеялась.

– Вы фокусник. Они спорили о бюджете, а у меня здесь победа.

– По секрету, – шепнула Светлана из-за двери, – мы включаем невидимый режим.

Рыжий кот Амур вышел из подсобки, поставил лапу на коврик у входа и ровно выпрямил его. Сел рядом с рецепцией и уставился в угол потолка. Там лампа смягчила свет.

– Администратор ночи явился раньше, – сказала Екатерина.

– Премия сливками, – ответила Светлана и поставила блюдце с молоком. Амур попил и ушёл.

Дверной колокольчик иногда звенел сам. Светлана говорила про сквозняк. Марина кивала, но замечала другое: утром щётка лежала в новом месте; полотенца были сложены непривычно ровно, с маленьким подогнутым уголком; в чае появлялся тонкий запах полыни. Не резкий, а едва заметный.

– У нас добрая уборщица, – шутила Светлана. – Приходит ночью и делает красивее.

– Пусть приходит, – отвечала Марина и оставляла на ночь чашку чая. Иногда утром чай был тёплым.

Однажды вечером зашла пара. Он – высокий, в старой шерстяной шапке. Она – тонкая, голос почти прозрачный.

– Можно просто посидеть в коридоре? – спросили они.

– Запись до закрытия, – вздохнула Светлана. – Но, если вам нужно перевести дух, садитесь.

– Мы тихо, – сказала женщина Марине. – Здесь легко дышится.

Они посидели десять минут и ушли. На прощание мужчина пожал Марине руку. Ладонь у него была очень тёплой.

– Важно не то, что вы берёте, а то, что оставляете, – сказал он.

Когда дверь закрылась, зеркало в дальнем углу стало яснее. В нём вспыхнул незнакомый блик и исчез. Марина подошла. В отражении была она и пустая комната.

– Всё в порядке, – сказала она зеркалу. И себе.

В тот же вечер позвонила Ольга, постоянная клиентка. Она всегда говорила быстро.

– Я не успеваю, я в пробке, перенесите на завтра. И ещё. Можно для мужа? Он стесняется. Говорит, это не по-мужски. А я думаю, ему будет легче.

– Скажите, что у нас чай и никаких героев, – ответила Марина. – Пусть придёт человеком. Этого достаточно.

Екатерина достала маленький мешочек с сухими травами.

– Дай ему выбрать запах, – сказала она. – Так будет больше контроля.

– Хорошо, – кивнула Марина. – Здесь страх уменьшается, когда есть что держать в ладони.

– Лучше прижать к ладони, – мягко поправила Екатерина. – Так спокойнее.

На следующий день Ольга привела мужа. Он выглядел так, будто собирался на подвиг. Вцепился в подлокотники и смотрел прямо вперёд.

– Я смогу, – сказал он.

– Сможете, – ответила Марина. – Я рядом.

Первый рывок дался ему трудно. Он резко выдохнул и выругался. Потом извинился.

– Ничего, – сказала Марина. – Иногда ругаться полезно. Только тихо.

К концу он сел, посмотрел на полоски и попросил одну завернуть.

– Покажу ребятам. Скажу, что был и выжил.

Светлана улыбнулась и завернула аккуратно, без шуток.

– Чай в дорогу? – спросила Екатерина.

Муж кивнул и взял чашку двумя руками.

– Спасибо, – сказал он у двери. – Теперь легче дышать.

По пятницам салон жил иначе. Люди хотели закрыть неделю и войти в выходные спокойнее. В эти дни чаще приносили пирожные, дольше сидели с чаем, больше шутили. После закрытия Марина и Светлана иногда оставались. Светлана красила Марине ногти прозрачным лаком, Марина учила Светлану заваривать сбор для сна. Они говорили о простом: кто прошёл ночью по лестнице, кто поздоровался на углу, что купить к утру.

Пришла женщина после тяжёлой болезни. Её знобило не от холода. На руках были тонкие следы от капельниц.

– Я хочу почувствовать себя живой. Можно? – спросила она.

– Можно, – сказала Марина. – Буду очень бережно.

Она работала мягко и без спешки. В середине процедуры женщина заплакала без звука. Марина остановилась, подала салфетку, подождала и продолжила. На выходе женщина крепко обняла её.

– Я думала, я никому не нужна, – сказала она. – Вы приняли меня и сделали лучше. Спасибо.

– Приходите просто на чай, – сказала Марина.

Екатерина убрала плед, сложила простыню и посмотрела на зеркало. На нижней кромке проявился узор из тонких листьев.

– Полынь, – сказала она. – Место работает.

Марина кивнула. В чай добавили каплю липы. В салоне стало тише.

Иногда в салоне появлялась лёгкая и естественная эротика. Не для показухи, а как часть заботы о теле. Когда женщина просила глубокое бикини, Марина больше говорила о границах, чем о схемах:

– Скажите, как удобно. Скажите, где остановиться. Скажите, если нужна пауза.

Из этих слов рождалось доверие. Тело принимало внимание, и страх уходил. Некоторые потом признавались, что у них налаживалась близость с партнёром. Не из-за гладкости, а потому что они становились мягче к себе. Марина слушала и радовалась молча. В такие дни зеркало в зале становилось тёплым на вид.

В тот вечер Екатерина закрыла блок с записками и положила сверху чистую карточку. На ней ничего не было. Только едва заметный отпечаток её пальца.

– На завтра, – сказала она. – Пусть первая мысль родится у того, кто зайдёт утром.

Поздно вечером, когда Светлана уже выключила верхний свет, Марина заметила под стойкой тонкий след. Кто-то провёл влажным пальцем по пыли. Линия напоминала букву, но не складывалась в знак. Марина стёрла след и оставила на ночь чашку чая. Утром чашка стояла в другом месте, а на блюдце лежал сушёный лист полыни. Светлана ничего не трогала. Марина тоже. Они переглянулись и решили помолчать. Обе всё поняли.

В конце недели пришли две подруги. Одна решилась на бикини впервые, другая пришла поддержать. Они смущались и попросили держаться за руки.

– Конечно, – сказала Марина и дала плед.

Первая задержала дыхание и потом смеялась со слезами. Вторая гладила её по запястью и шептала: «Ты справляешься». В конце они сидели рядом под одним пледом и пили чай. Говорили про Новый год, про гирлянду в комнату и про каток на набережной. После их ухода в помещении стало легко. Воздух был свежим и ровным.

– Ты заметила? – спросила Светлана, собирая чашки. – Здесь кто-то радуется вместе с нами.

– Заметила, – ответила Марина. – И это хорошо.

В тот вечер она задержалась одна. Светлана ушла к подруге, пообещав принести в понедельник новый чай. В стенах было тихо. Зеркало в дальнем углу отражало пустой коридор. С улицы слышно было торможение позднего автобуса. Марина сидела на табурете и вспоминала сегодняшний день: Алексея, Татьяну, студентку, женщину после болезни, мужчину, который попросил завернуть полоску. Она думала, что эта работа не про воск и не про рецептуру. Она – про присутствие. Про право быть рядом с человеком в его уязвимости.

Она подошла к зеркалу и провела пальцами по холодной раме. В отражении была она – немного уставшая, с тёплыми глазами. На миг за её плечом мелькнула тень. Марина обернулась. Никого. На краю стекла проявился тонкий морозный узор. Он тянулся от угла к углу и связывал края отражения.

– Спасибо за день, – сказала Марина.

В коридоре прошуршал Амур и сел напротив зеркала. Кончик хвоста двигался размеренно. На раме вспыхнула крошечная точка и погасла.

– Чай и воск помогают не хуже заклинаний, – сказала у двери Екатерина. – А заклинания иногда просят чай.

Марина улыбнулась. В чайнике тихо ответило тепло.

Зеркало молчало. В чайнике щёлкнуло, будто вода продолжила дышать. Марина выключила свет, оставила гореть бра на рецепции и закрыла дверь. Утром на коврике перед порогом она найдёт маленький мешочек с золотистым воском, пахнущим травами и мёдом. Это будет следующая история.

С этого момента Марина стала замечать не только порядок, который появляется сам по себе, но и знаки: запах полыни по утрам, тонкий звон, когда в салоне никого нет, и гостей, которые приходят не совсем из этого города.

Глава 2. Запах полыни и странные совпадения

Ночью выпал снег, улица стала тише, и вывеска «Мастерская Марины» светилась мягче. Утро тоже вышло спокойным. На углу Карла-Маркса и Дикопольцева уже спешили люди, автобус притормозил на перекрёстке, а в салоне стояла ровная тишина. Вчера вечером чайник щёлкнул на остывании, и Марина запомнила этот звук.

Она открыла дверь ключом, включила свет у входа, сняла верхнюю одежду и поставила сумку на стойку. В комнате и без ламп было светло. В дальнем зеркале отражался пустой коридор.

Екатерина пришла почти бесшумно. Сняла шарф, коснулась ладонью лампы у зеркала – свет стал теплее. Положила на стойку новый блок карточек и написала на первой: «Дышите свободно».

В зале появился новый запах – тонкий и сухой. Полынь. Он не резал воздух и не перебивал чай. Чай со вчерашнего вечера стоял на своём месте, трав рядом не было. Марина вдохнула глубже и улыбнулась.

Она зажгла бра, приоткрыла шторы, повесила жилет. По привычке обошла зал: проверила кресло, прикрыла крышки на банках, сменила воду в вазе. На столике одна крышка была закручена туже обычного. Вчера до неё не дошли руки. Марина протёрла поверхности и согрела ладони.

– Доброе утро, – сказала она комнате.

У кромки зеркала дрогнул бледный узор, словно на стекло попало тёплое дыхание. Марина не стала подходить ближе, только поправила чайник. Воздух стал теплее. Екатерина кивнула – чувствовала то же.

Светлана ворвалась быстрым шагом, едва не задев стойку. На шапке лежал свежий снег.

– Прости, пробка, – выдохнула она и сняла варежки. – Принесла пирожки. Чай ставить?

Из подсобки вышел рыжий кот Амур. Он подвинул лапой коврик у двери, сел напротив зеркала и замер.

– Администратор на месте, – улыбнулась Светлана.

– Поставь чай, – сказала Марина. – И скажи, чувствуешь запах полыни?

Светлана вдохнула, посмотрела к окну.

– Полынь. Откуда?

– Не знаю, – ответила Марина.

Светлана ушла на кухню и вернулась с чайником.

– У нас колонка сама включилась, – спокойно сказала она. – Я только открыла дверь в подсобку – и загорелся индикатор.

– Может, розетка шалит, – предположила Марина.

– А может, кому-то нравится музыка, – хмыкнула Светлана. – Вчера щётки лежали сложенными ровнее обычного. Я их не трогала.

Марина промолчала. В салоне чувствовалось тихое присутствие – не чужое и не тревожное. Ей хотелось, чтобы в помещении было спокойно и аккуратно. Она налила две чашки чая и привычно поставила одну к зеркалу – для гостя, который иногда «заходит» без звонка.

Екатерина добавила рядом вторую чашку.

– На случай, если придут вдвоём, – сказала она. – Тот, кто видим, и тот, кто рядом.

– Нам сегодня звонить в парикмахерскую, – напомнила Светлана, листая блокнот. – И новая запись: женщина примерно семидесяти лет. Записалась поздно вечером, сказала, что адрес знает давно.

– Справимся, – ответила Марина.

Дверь звякнула, и вошёл Алексей – «самурай». Всё как всегда: короткое «здравствуйте», пакет с выпечкой, спокойный взгляд. Он снял куртку и прошёл в кабинет. Марина работала с ним в привычном темпе, делала паузы, когда нужно. В середине процедуры колонка в коридоре включила знакомую мелодию. Алексей не удивился, выдохнул, когда просила выдохнуть, и сел, когда нужно было сесть.

– Чай? – спросила Марина.

– Возьму с собой. Спасибо, – ответил он и ушёл.

Екатерина легко коснулась спинки кресла.

– Он дышит ровнее, – сказала она. – Оставлю ему записку: «Вы выдерживаете лучше, чем думаете».

Марина кивнула. Зеркало стало внимательнее.

Затем пришла Юлия Викторовна. Поприветствовала Светлану, попросила «без разговоров» и села у зеркала с папкой в руках.

– Сегодня ненадолго. На первом уроке контрольная, – сказала она.

Марина работала мягко. В один момент пальцы Юлии коснулись её пальцев на подлокотнике. Они обе остановились на секунду и продолжили. На выходе Юлия взяла записку «Не стыдно бояться» и убрала в папку.

Когда учительница ушла, на стойке стояла ещё одна чистая чашка.

– Ты ставила? – спросила Светлана.

– Нет, – ответила Екатерина. – Пусть будет. Лишнее здесь не появляется.

После обеда стало оживлённее: заглянула пара; зашла женщина с плотным графиком; пришёл парень в спортивной куртке и попытался не показывать волнение. Светлана успевала всё.

– Ты закручивала эту крышку? – шепнула она Марине.

– Нет.

– Тогда у нас есть очень аккуратный помощник.

Музыка снова включилась без команды. Голос в песне был мягкий и спокойный. Никто не испугался, все приняли это как часть дня.

В короткую паузу Екатерина приглушила верхний свет и повернула торшер. Свет стал мягче. Амур моргнул и ушёл к подсобке, будто принял дежурство.

Марина взглянула на зеркало. Внизу появились два тонких листика, будто нарисованных паром. Запах полыни стал заметнее.

В три часа пришла пожилая женщина – невысокая, в тёмном пальто, с усталым, но ясным лицом. На платке – узкая зелёная кайма.

– Это «Мастерская Марины»? – спросила она.

– Да, проходите. Как к вам обращаться?

– Агриппина Васильевна, – ответила женщина и улыбнулась, словно знакомы давно. – Я была здесь очень давно. Салона ещё не было. Была комната. И женщина.

– Вы здесь жили? – уточнила Светлана.

– Нет. Приходила однажды лет сорок назад, – сказала она. – Её звали Анна. Её называли знахаркой. Она мало говорила и работала руками. На столе были травы. К ней приходили те, кому уже некуда было идти. Денег она не брала. Ей оставляли хлеб, веточку или слова.

– Что она делала? – спросила Марина.

– Клала ладони на голову и плечи, – ответила женщина. – У неё был мешочек с травой. Для сна. Я тогда не спала ночами и пришла от отчаяния. Она ничего не спрашивала. Посадила меня, положила ладони на виски. Мне стало тепло. Я уснула у неё в кресле и проснулась спокойной. Перед уходом она дала лист полыни и сказала держать при себе, пока не станет тише. Я держала.

Екатерина поправила бра.

– Если Анна оставляла полынь, она знала, что место умеет слушать, – заметила она.

Агриппина Васильевна кивнула.

– Сегодня здесь снова пахнет полынью, – сказала она, посмотрев на зеркало. – Значит, дом помнит Анну.