скачать книгу бесплатно
Едва мы успели устроиться, как начали приземляться транспортники со вторым эшелоном, а после их встречи командование собрали на совещание. Задачу нашей части довели. Оказалось, что все не так хорошо, как нам по новостям втирали. Превосходство живой силы у немцев такое, что наши в ту же ситуацию, что и американцы в Корее, попали – фрицы за счет этого преимущества довольно далеко продвинулись. Так что задача одна – удержать их на этих позициях до полной мобилизации и сколачивания резервных частей. Авиация, конечно, свою долю вносит, но и спецназу придется поработать. Разведка, обнаружение и подсветка целей для авиации, диверсии, в общем – полный набор. Да, и действовать будем по ночам, с временных площадок у линии фронта. Мой вертолет – запасной, остальные борта уходят на задание уже ночью. Так что работы море.
Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии. Где-то под Бродами
Утром я присутствовал на допросе пленных немцев. Начальник разведки их потрошил еще вчера, что называется, «тепленькими». Теперь же допрос проходил в присутствии нескольких офицеров из разных служб. Скорее всего, генерал хотел, чтобы офицеры получили лучшее представление о противнике.
Первым пред наши очи предстал старший из уцелевших немцев фельдфебель Шнитке (уж не родственник ли композитора?). Вчера пленные имели вид откровенно жалкий, однако этот фрукт оказался с крепкими нервами. За ночь он пришел в себя и сейчас постарался вести себя с нами со всей надменностью высшей расы. Удивил, если честно. Я думал, что после встречи с боевым вертолетом потрясение окажется посильнее.
Переводил один из офицеров штаба группы, незнакомый мне старший лейтенант, вполне сносно говорящий по-немецки. По крайней мере, я ни разу не заметил, чтобы у него возникали проблемы с переводом. Сам я на языке Дюрера и фюрера знаю только «гитлер капут» и «хенде хох», ну, может, еще несколько слов, по крайней мере, тех, которые в ходу при пародиях на немецкие фильмы. Поэтому чистоту языка нашего офицера оценить не мог.
Вопросы задавал помощник начальника штаба подполковник Симоняк. С ним я тоже не был знаком, со штабистами я пересекался мало.
– Ваша фамилия, воинское звание, часть?
– Фельдфебель Отто Шнитке, разведка одиннадцатой танковой дивизии! – четко ответил немец.
– Каким образом оказались в месте пленения?
И тут фельдфебель отмочил номер. Я не сразу понял, почему переводчик, услышав ответ на вопрос, перевести его смог не сразу.
– Господа офицеры, устав запрещает мне отвечать на иные вопросы, кроме звания и части. Однако если вы позволите мне связаться со своим командованием, я могу выступить посредником в переговорах.
Все присутствующие буквально выпали в осадок. Вот это мания величия! Немец что, решил Рейх с Россией помирить? Но, как оказалось, мы его поняли неправильно.
– Переговорах о чем?
– О почетной капитуляции вашей части! Вы же наверняка понимаете, что война вами проиграна. Немецкие войска успешно наступают. Вы смогли победить в одном бою, но танковые дивизии Клейста вам не остановить. Вам только надо выдать евреев и комиссаров.
Мы с трудом дослушали еле сдерживающегося переводчика до конца фразы, следующие пару минут немец был предоставлен сам себе, задавать вопросы ему было некому. Нет, мы не смеялись, мы просто ржали. Наверное, я в жизни не смеялся так сильно. По всей видимости, фельдфебелю не приходилось встречаться с современной техникой до боя с нами, иначе он не был бы столь самоуверен.
– Переведи ему, – отсмеявшись, сказал Симоняк, – что сдаваться нам нет резона. Это ему крупно повезло, что он попал в плен, значит, останется жив. А что касается танков, то пять танковых дивизий Клейста, я даже могу их перечислить: девятая, одиннадцатая, тринадцатая, четырнадцатая и шестнадцатая сейчас никак не могут справиться с тремя танковыми батальонами нашей армии. Когда к ним подойдут подкрепления, Клейсту придется удирать!
Фельдфебель вскинулся:
– Это большевистская пропаганда! Три батальона никак не могут остановить танковую группу! Вы еще пожалеете, что не согласились на мое предложение!
Последовал новый приступ хохота. Он был не так силен, как в прошлый, но и в этот раз посмеялись мы от души.
– Фельдфебель, вы можете мне не верить, но группа армий «Север» уничтожена полностью, Восточная Пруссия занята нашими войсками, а танковая группа Гота окружена, – то, что говорил сейчас Симоняк, было новым не только для немца, я вчера не следил за сводками. – В Белоруссии немецкое наступление остановлено повсеместно. Лишь Клейст еще продвигается, но и это ненадолго. Вы еще не поняли, фельдфебель, что русская техника намного лучше немецкой!
– Я не верю ни единому вашему слову! Только высшая раса под руководством великого фюрера… – когда переводчик начал переводить этот бред, Симоняк поморщился, махнул рукой и приказал:
– Уберите этого недоумка! Давайте кого-нибудь более адекватного! – И добавил, обращаясь уже к нам: – А ведь вчера соловьем пел. Шок, это по-нашему!
Фельдфебеля увели, а на смену ему вывели солдата попроще. Тот явно робел и готов был отвечать на любые вопросы.
– Ефрейтор Макс Шулле, одиннадцатая танковая дивизия, – ответил он на вопрос переводчика и тут же затараторил: – Господа офицеры, я не национал-социалист, на выборах я голосовал за коммунистов!
– Отвечайте по существу!
Резкий тон взбодрил немца. Все-таки порядок для этой нации – святое. Ефрейтор вытянулся и четко ответил:
– Так точно, господин офицер!
– Каким образом вы попали в место пленения? – Симоняк старательно избегал упоминания аэродрома, как будто немцы не слышали гула двигателей и не видели, откуда взлетел атаковавший их вертолет. Но, вообще, он прав. В данном случае лучше перебдеть, чем недобдеть.
– Двадцать второго июня нас послали на разведку. Так получилось, что мы без сопротивления проехали на несколько десятков километров в глубь русской территории, а следовавшие за нами части дивизии были остановлены русскими танками. Наш командир, гауптман Клонге, решил направить навстречу главным силам половину разведывательного отряда, а со второй половиной продолжать разведку. Генерал по радио одобрил его план.
– Откуда вам это известно?
– Радист нашего отряда мой хороший знакомый, – ответил немец и добавил: – Был.
– Продолжайте!
– Три броневика и половину мотоциклистов гауптман направил обратно под командованием оберлейтенанта. Больше я их не видел.
– Этот отряд пытался атаковать украинских танкистов с тыла, но напоролся на танк и был рассеян, броневики наши сожгли. – Прокомментировал нам Симоняк. И на всякий случай предупредил переводчика: – Это переводить не нужно. Танкисты намеренно пропустили разведотряд и вмазали по панцерам. Они не поняли только, что вернулись не все разведчики, а лишь половина.
– Мы продолжили движение по русским тылам. Но на всех дорогах обнаруживали русские посты с легкими танками, колесными или гусеничными. Вступать с ними в бой гауптман не решился и приказал нам свернуть на грунтовую дорогу. Правда, наша карта оказалась не точной, наверное, слишком старой, – немец даже не понял, насколько был прав. – Некоторые грунтовки превратились в дороги с покрытием. Но, в конце концов, нам удалось уйти с шоссе в лес. Вот так по лесным дорогам мы и перемещались два дня, укрываясь от ваших танков. А потом натолкнулись на вас.
Немец замолчал.
– А почему ваш капитан решил атаковать наши позиции?
– Я не могу сказать наверняка. Но, скорее всего, он считал, что тыловые подразделения не окажут серьезного сопротивления. Танков он не видел, а о том, что в таком месте может располагаться аэродром, догадаться было сложно. Вы прекрасно замаскировались.
– Где сейчас ваш капитан?
– Не знаю. Он находился в первом броневике. Что с ним случилось потом, я не видел. Среди пленных его нет.
Когда допрос закончился, Симоняк зачитал нам сводки с фронтов. Дела шли неплохо. В Прибалтике наши войска заняли почти всю территорию местных республик, попутно отрезав в Вильнюсе танковую группу Гота. Я удивился, чего это его туда занесло, вроде в прошлый раз он прошел мимо. Из Калининградской области наши наступают на запад, пока не быстро, сил еще мало. В Белоруссии немцев практически остановили, и лишь южнее Бреста они еще пытаются продвигаться. И лишь «наш неугомонный» Клейст никак не оставлял попыток прорваться и с ходу взять Киев.
В прошлый раз все было наоборот: в Прибалтике и Белоруссии советские фронты в первые дни войны фактически прекратили свое существование, а на Украине прорыв Клейста удалось в итоге локализовать. Лишь через несколько недель под Уманью немцам впервые удалось окружить крупные силы «украинцев». У нас почему-то получилось не так.
Потом Симоняк огласил результаты вчерашней боевой деятельности групп. Сколько было сделано вылетов каждым пилотом, сколько проведено штурмовок. Я с удивлением узнал, что сбили даже два «мессера». Люфтваффе после шоковых потерь первого дня войны не проявляло большой активности. А тут вдруг два «мессера» решили подловить пролетавший мимо них «крокодил». Сделали они все правильно, подкрались на малой высоте, зашли со стороны солнца, набрали высоту, чтобы атаковать сверху, и… попали в лучи сразу трех наземных локаторов. Пэвэошники стрелять по ним не стали, от греха подальше район, где летали вертолеты, был для них закрыт, но предупреждение через наш штаб мгновенно отправилось вертолетчикам. Правда, майор Кудинов был «тертым калачом» и головой крутил постоянно. Заметив две приближающиеся точки за несколько секунд до получения предупреждения, он не растерялся, развернул вертолет навстречу и угостил нападавших ракетами с пары километров. Немцы явно не ожидали, что странная летающая мельница может стрелять на такие дальности. Во Второй мировой войне такие дистанции для воздушного боя считались запредельными.
Выйдя из палатки, я увидел, что аэродром закрыл плотный слой тумана. Видимость упала до нескольких десятков метров. Перед допросом туман только наползал отдельными языками с запада, а сейчас захватил полное господство в воздухе.
Тяжело нашим придется по такой погоде. Авиация эффективно действовать не сможет, артиллерия тоже, целей не видно. А ПНВ на танках будут эффективны только на небольших дистанциях. У немцев появляются все шансы незаметно просочиться. Линия фронта все еще неплотная, дыр много. Да и там, где эта линия есть, преимущество современной техники в дальности поражения чаще всего сойдет на нет.
Вертолеты наши в этот день летали меньше. В тумане искать цели куда сложнее. А канонада с запада приближалась и становилась все слышнее. Видать, украинцы постепенно отходят. Под вечер меня вызвал Кузьменко. У него в палатке я застал незнакомого майора.
– Знакомьтесь, майор Истомин, старший лейтенант Маслов, из мобилизованных инженеров.
Мы с майором пожали друг другу руки.
– Товарищи офицеры, слушайте боевой приказ. Завтра с утра вы должны выдвинуться вот в этот район, – подполковник показал на карте, куда именно, – и провести рекогносцировку местности на предмет поиска подходящей площадки для нового аэродрома. Ну, ты, майор, в таких делах ас, пусть Александр у тебя поучится. Война закончится не завтра, аэродромов нам понадобится еще много. Старший группы – Истомин, заместитель – Маслов. Возьмите бойцов, три машины, полное вооружение. Не забудьте РПГ! В тылу неспокойно. Мало того, что немцы постоянно прорываются, так еще и местные бандиты оживились. В общем, держите ухо востро, в бой не вступайте! И аэродром найдите! А то на этот немецкие танки скоро выехать могут!
Выйдя от Кузьменко, мы познакомились с майором поближе. Он представился Олегом и сразу предложил перейти на «ты». Возрастом мы были схожи, ему слегка за тридцатник, мне в январе стукнуло тридцать. Общий язык нашли легко. Олег в центре был чуть ли не штатным «квартирьером», поиски площадок для посадки винтокрылов для него рутинная работа. Общую подготовку к экспедиции он взял на себя и сразу же побежал осматривать выделяемые нам машины и отбирать бойцов. Мне же пришлось снова бежать к вертолетам, от работы с техникой меня пока никто не освобождал.
Ивангород. Военкор Алексей Иванцов
Переночевали на вокзале. Утром вышли в город и обомлели. Столько вояк я только по телевизору видел. Танкисты, самоходчики, мотострелки… Ни одного гражданского. Город стал зелено-пятнистого цвета. И вся эта масса никуда не двигалась.
– Все люди как люди, а мы – какашки в проруби, – ворчал Фил. И его можно было понять. Два провинциальных журналиста, которых отправили в командировку с местными частями, оказались совершенно никому не нужными в этой суете.
Каждый офицер норовил нас послать на короткое емкое слово, когда мы пытались хоть что-то узнать. Никакой официальной информации, никаких пресс-релизов от командования. Мы с Филом опустились до того, что пошли смотреть телевизор в зале ожидания. И толку? Старые патриотические фильмы, перемежаемые скупыми сводками: «Наши войска, верные союзническому долгу, вступили на территорию Украины и Белоруссии». Политику России поддержал Казахстан, однако в союз вступать не решился пока. Хитрые казахи объявили о формировании «добровольческого тумена». Агрессию осудили все, кроме Грузии. Батоно Мишико затаился, как нашкодивший кот. Киргизы тоже молчат. Ну, эти понятно. Они друг друга увлеченно режут. Им не до пустяков. А прибалты что? Калинин нам сказал, что гордые сыны Евросоюза вроде как присоединились к агрессорам. Однако на границе тихо. Ни стрельбы, ни ревущих бомберов над головой… Что же происходит за кордоном бывшего СССР – неизвестно вообще. Как будто другого мира вообще нет. Словно провалился куда-то.
Я был полностью уверен, что власти чего-то недоговаривают.
– Смотри! – толкнул меня Фил.
По первому пошел анонс вечернего праздничного концерта в поддержку российских, украинских и белорусских солдат. На экране замелькали отрывки военных песен, исполняемых попсовыми звездами, натянувшими военную форму. И если «Виагра» в камуфляжных лифчиках смотрелась еще прилично, то вот от Пенкина, Моисеева и Баскова, затянувших «Три танкиста», едва не стошнило. Причем Пенкин был почему-то в тельняшке. Пидарасы… Чтоб их параличом разбило!
Омерзительное зрелище. Вся эта пестобратия собралась ехать в благотворительный тур по стране с целью сбора средств в Фонд обороны, Причем начинать собираются с Урала. Стоп. Фонд обороны? Это что-то новенькое… Но лучше бы олигархов тряханули, честное слово.
– Пойдем-ка, солдатиков попинаем. Солдатское ухо – оно чуткое.
Мы долго бродили по Ивангороду приставая то к одним группкам солдатиков, то к другим.
– Здорово, мужики! Вятские есть?
– Здравжла, тащ лейтенанты! Не, нету.
– Понятно, а вы тут чего ждете?
– Приказа!
– Какого?
– Да сами не знаем!
Наконец из одной БМП высунулся чумазый мехвод.
– Ну, я вятский, ачоа?
Пообещав ему, что фотографии и приветы обязательно передадим родным, мы угостили бойца остатками кофе из термоса.
Паренька звали Лешкой Глушковым. Вот-вот должен был уйти на дембель, а тут вот такая заваруха. Их часть неожиданно подняли по тревоге, потом перекинули сюда, и вот уже вторые сутки они тут торчат и ни черта не делают. Сначала говорили, что эстонцы, типа, войну объявили. Но этому никто не поверил. Они хоть и тормоза, но не до такой же степени?
– А вообще… – Глушков хитровато прищурился, оглянулся и понизил голос: – Слухи ходят, что не с НАТОй воевать будем. А с немцами.
– Тоже мне новость, – хмыкнул я. – Об этом еще в первый день Медвед сказал.
– С фашистскими немцами, – почти шепнул Глушков. – Они из прошлого, трындят, появились и прут сейчас на хохлов с бульбашами. А сидим мы тут, чтобы дождаться, когда фрицы прибалтов защемят. И мы их тогда опять освободим. А там уже дело техники, – любовно пошлепал свою машинку Глушков.
– Мда… – хмыкнул Фил, когда мы попрощались с мехводом. – Секретная информация от ФСБ, ага…
– Блин… – ругнулся я. – Вот же идиотская секретность. По телику вовсю о немцах трындят, а до личного состава инфу не доводят. Бардак!
– Бардак! – согласился со мной Фил.
Потом я быстро набросал очерк «Вятские на войне» и отправил его заказным срочным письмом. Только вот думаю, что война быстрее закончится, чем письмо дойдет. А Фил пытался распечатать несколько самых удачных фоток для газеты. Сбегал в пару салонов и вернулся изумленным:
– Представляешь, гебня твоя кровавая все ксероксы и принтеры арестовала.
– Военное положение, – развел я руками. Фотки быстро скинули на бук. Снова вышли с вокзала. Тут-то нас едва не арестовали ушлые комендачи. Молва уже донесла до них, что ходят два каких-то странных лейтенанта, всех фотографируют и выпытывают секретную информацию. Спасла, естественно, аккредитация. Отвели нас в штаб, и там нам, наконец, повезло. Встретились неожиданно с Калининым.
– Опять вы? – буркнул он, когда мы столкнулись с ним в коридоре бывшей школы.
– А как же война с прибалтами, товарищ полковник? – ехидно поинтересовался я.
– Не сцы, будет еще, – отрезал Калинин и снова широко зашагал.
– Товарищ полковник… Да Саня, твою мать! Подожди секунду! – увязались мы за ним.
Долго мы его убалтывали взять с собой. Целых две минуты. Не уболтали.
Калинин посоветовал нам идти к тем самым мотострелкам и ждать у них.
– Вот-вот все начнется…
– Саш, что начнется-то?
– Встретимся в Таллине, – загадочно ответил он и исчез.
Пришлось последовать его совету. Пехотный комбриг, тоже полковник по фамилии Астахов, долго морщился от слова «журналисты». Но остаться с ними разрешил. И вовремя.
Мы даже не успели поразлагать личный состав свежими похабными анекдотами, как войска вдруг пришли в движение.
Мы устроились в той самой БМП мехвода Глушкова. На нас напялили бронежилеты и каски. Блин, я уже и забыл, какие они тяжелые! Пистолеты комбриг велел запихать в… В дупла, в общем. Зато получили по «калашу».
Когда ехали по мосту через Нарву, я не удержался и плюнул вниз. Традиция у меня такая – пометить новую реку, через которую переезжаю. Фил же щелкал и щелкал прекрасные пейзажи – саму Нарву, могучие крепостные стены, кружащих в небе чаек…
Здание эстонского погранконтроля было разнесено в клочья. Нет, не снарядом. Неаккуратный водила головного танка не удержал машину на ровной дороге и нечаянно – совершенно нечаянно! – зацепил бортом строение.
Эстонские погранцы, несмотря на пресловутую тормознутость, оттуда выскочили очень быстро. И теперь растерянно смотрели на грохочущую металлом колонну российской бронетехники.
И с каждой машины наша бравая пехота что-то орала, улюлюкала и свистела погранцам. Те даже и не думали отвечать.
Внезапно что-то в душе вдруг произошло, словно теплая волна какой-то гордости. И я тоже не удержался и крикнул:
– А до Таллина далеко?
Сидевшие рядом бойцы дружно заржали.
Водилы же продолжали хулиганить.
Дорожные знаки не трогали. А вот указатели с надписями на эстонском непременно роняли.
