
Полная версия:
Легенда Провидца
Ромул был более простым, но оттого более ясным. Кассиан же ровно наоборот, и это различие, хотя обычно и положительно сказывалось на их дружбе, сейчас привело обоих к ощущению какого-то мучительного, неискоренимого непонимания между ними. Они смотрели друг на друга и молчали. Потому что ситуация явно начала выходить из-под контроля, причем во время первых же дней правления нового Императора.
– Знаешь, я до последнего надеялся, что ты изменишь свое мнение, – вздохнул Кассиан. – Но, видимо, все это было напрасно.
– Видимо, – раздраженно ответил друг. – Думаю, я завтра же должен отказаться от своего статуса.
7
Кассиан встречал рассвет в одиночестве. Он вообще был одним из немногих студентов, действительно любивших ранние пробуждения. По утрам мысли его строились каким-то особым образом, они были, хотя, казалось, слегка замедленными, но при том обладали определенной стройностью и ясностью. То, что будто бы пряталось в самых дальних уголках сознания, нужные ответы (а иногда даже и вопросы) сами собой возникали перед ним, а не «вытягивались» ценой огромного напряжения Кассиана, как нередко бывало под вечер.
Вот и тогда, на утро четвертого дня после Торжества Справедливости (в народе, судя по слухам, революцию уже окрестили именно так), Кассиан смог увидеть столь желанную лазейку буквально в первые же минуты после пробуждения.
«Во-первых, нужно будет извиниться перед ним, – заговорил его внутренний голос, тот самый, что Кассиан любил называть «голосом правды и трезвого рассудка». – Ибо я действительно игнорировал желания друга относительно его места в новой Империи. Империю, которую действительно нам предстоит строить вместе, но ему явно не в качестве ее Императора. Он – будущий воин, а не политик. Сидеть на месте – занятие, скорее подходящее мне, хотя я пока себя точно так же едва ли вижу в роли правителя. Во-вторых, необходимо найти компромисс. Предложить ему что-то, что могло бы отсрочить его уход, потому как столь харизматичного лидера, как Ромул, надо еще поискать. И, в-третьих, нужно сделаться соправителем, потому как тогда в случае внезапного ухода Ромула я смогу остаться при власти и подыскать самостоятельно ему замену».
Кассиан был вполне доволен этим планом действий. Осталось лишь добавить к нему немного импровизации, додумать детали… В целом же он выглядел более чем осуществимым.
– Извини меня, Кассиан, – вдруг послышался голос из комнаты, той, где юный Руфус провел остаток предыдущей ночи. Она была соединена с широкой, роскошной лоджией, на которой Кассиан, едва проснувшись, решил привести мысли в порядок и встретить восходящее солнце. – Кассиан?
– Я здесь! – крикнул он другу в ответ. Штора, которую прежде лишь слегка колыхал теплый ветерок, резким движением была отдернута грубоватой рукой Ромула.
– Как обычно, – усмехнулся один самых молодых римских императоров. – Встаешь с первыми петухами, да?
– Не спится, – скривил губы в подобии улыбки Кассиан.
– Тебе никогда не спится, – помотал головой Ромул и направился к другу, свесившему ноги в чуть большеватых для него сандалиях с мраморных перил (конечно, человеку его статуса носить такое не полагалось, однако ту партию одежды и обуви, что они заказал после переворота, изготовить еще не успели, а потому пока и он, и Император пока носили то, что было сшито на заказ для Максимиана). – Но что же, я не за этим пришел. Я хотел сказать…
– Это ты меня извини, Ромул. Ты был прав – я не слышал и не хотел слышать твоих желаний. Рисовал у себя в голове образ нового государства, возрожденной былой славы…
– Ничего, я все понимаю, – Ромул выглядел уставшим, однако никакие темные круги от усталости не могли отвлечь любого от взора его пронизывающе синих глаз. Словно в секунды, что он говорил, как бы плохо этот человек не разбирался в теме или не понимал собеседника, вся Вселенная способствовала душевной отдачи, искреннему сопереживанию любому Ромулом, и оттого от его обаяния невозможно было защититься тысячей и тысячей щитов, казалось Кассиану. – И я постараюсь сделать все, что в моих силах, постараюсь быть тем лидером, что сейчас нужен Риму, хотя бы на какой-то срок.
– Вот это да, -Кассиан улыбнулся. – Вот это слова настоящего будущего генерала! Обещаю, я постараюсь как можно быстрее найти достойного кандидата. Не представляешь, как ты тут сейчас разрушил все мои коварные планы…
– Планы? – Ромул приподнял бровь.
Затем, перекинув одну ногу через перила, молодой Император сел подле друга, расправив тунику. По сравнению с ним даже в одной тунике он казался старше и сильнее. Кассиан же носил их по три штуки, немного подражая в этом великому Октавиану, потому как ему было постоянно холодно, да и любой, даже самый слабый ветерок нередко вызывал у него простуду, которая затем могла длиться неделями.
– Ну да, я собирался уже было тебя уговаривать, – признался Кассиан. – Не знал только, что предложить взамен.
– Мне вполне хватило бы твоей просьбы, – пожал плечами Ромул. – Знаешь, у меня в жизни не так много друзей встречалось. Особенно таких, как ты, верных.
– Так-так, – Кассиан жестом приостановил его. – Свои возвышенные речи и пламя в глазах оставь для простых граждан и непростых тоже. Побереги эти дары, ведь они не безграничны. Пока же предлагаю мне в дополнение, хотя бы на формальном уровне, сделаться твоим соправителем.
– Согласен, – кивнул Ромул. – Урегулируй этот вопрос с Сенатом, хорошо? Я, по правде говоря, понятия не имею, как у нас происходят все эти подобные процедуры…
– И это говорит мне человек, почти получивший высшее образование! Эх, ладно, займусь этим сегодня же.
Ромул протянул ему руку, и Кассиан пожал ее.
«Поступки сильнее слов» сложились в единую линию. Дружба их обрела новые силы. И их должно было, как показалось тогда обоим, хватить надолго.
***
О вопросах власти всегда гораздо легче рассуждать, нежели чем ими заниматься. И Кассиан, и Ромул ощутили это на своей шкуре. Особенно первый – ведь, по сути, важные решения принимал во время первых недель правления новоиспеченного римского Императора именно он, Ромул же их лишь одобрял и оглашал. У каждого из них была своя роль, только исполнение этих ролей значительно различалось по трудозатратам – одному его дело казалось приятным и даже скорее энергонаполняющим, а у другого его отнимало все и даже больше. До последних крох умственной и физической активности Кассиан Руфус чувствовал себя опустошенным. Он не мог нести это бремя в одиночку. Ему нужен был союзник, равный по силе человек, который помимо работы с публикой мог бы заниматься и другими вопросами.
А их было на повестке дня немало. Во главе, разумеется, стоял о социальном неравенстве, вернее, его резком обострении, том, что было вызвано около половины века назад после отмены рабства Марком Аврелием. Марк, довольно умный политик, как считал Кассиан, предложил сие нововведение не зря, ведь бунты среди рабов, внезапно тогда обострившиеся, грозились перейти в новое восстание, сравнимое с восстанием Спартака. Поэтому Аврелий и решил, что наилучшим выходом будет просто всех рабов освободить, предоставив им возможность какое-то время работать на бывших хозяев за установленную минимальную плату, а затем и вовсе отделиться и начать самостоятельную, достойную жизнь полноправных римских граждан. Все в его реформе звучало хорошо, так считали и преподаватели Университета, и сам Кассиан, все, кроме момента и времени ее претворения в жизнь. Марк Аврелий находился уже в преклонном возрасте и был слаб здоровьем, а потому выполнены из его личных распоряжений лишь те немногие, что он успел дать при жизни.
После кончины последнего из Пяти хороших императоров дела в Римской Империи, как считало большинство ее обитателей, не в лучшую сторону. Новый социальный слой, вчерашние рабы, люди, далеко не все желавшие в действительности быть свободными, просто не смогли влиться в общество так, как должны были, потому как не получили практически никакой поддержки от Сената и нового Императора. Многие из Сенаторов, а именно, самые богатые и влиятельные из них, были категорически против лишения их бесплатной рабочей силы. И за это их нельзя было осуждать: привыкшие жить в течение долгих лет (а то и десятков лет, если речь шла об известных родах, история которых начиналась еще в далекие времена Республики) обеспеченными, не утруждавшими себя мыслями о домашней обслуге, они вдруг оказались поставлены перед фактом того, что доходы их сократятся в значительной мере.
Недовольство одно время было даже настолько сильным, что один из Императоров даже начал задумываться о том, чтобы вернуть рабству вновь его бывший статус. Но, хвала всем богам, до этого не дошло. И Кассиан, объективно, видел, как можно было постепенно урегулировать некоторые из имевшихся конфликтов при его жизни. Однако один он это сделать не мог, это уже было решено. Слабое с рождения здоровье не позволяло ему выдерживать тот ритм жизни, который ему был по душе, из-за чего он нередко переживал. Тем не менее, на тот момент у него на уме были лишь мысли о том, что случится с Империей, если однажды тело его и впрямь не выдержит.
Ему нужен был надежный человек, который, притом, желательно, физически оказался бы более выносливым, чем он сам. Тот, кто разделял бы мнение Кассиана по большинству вопросов и видел бы недочеты в его работе, но не высмеивал бы их, как это делали многие немолодые политики, а исправлял бы.
– И где же мне такого найти? – воскликнул он однажды во время своей одиночной утренней трапезы. Сыр и свежий хлеб в его руке уже начинали превращаться в одно целое от чересчур усердного и долгого сжимания. Аппетит с каждым днем все больше покидал его. Кожа становилась будто бы еще бледнее и прозрачнее обычного.
Несмотря на то, что вопрос был скорее риторическим и брошен был им, казалось в пустоту, он получил на него ответ.
– Такого как ты, нигде не найдешь, – вошедшего человека Кассиан признал не сразу. От усталости и недосыпа он уже совсем было позабыл, как выглядел… Да-да, тот самый любимый старик Октиний. Он какое-то время вызвался «присматривать» за ним и Ромулом, отказываясь при этом от любого формального поста. Сразу после переворота старик переехал жить на виллу вместе с Императором и Кассианом, чему оба юноши были несказанно рады. Октиний был как бы их живым напоминание о той самой беззаботной, «молодой» жизни, которую они вели прежде, наполненную легкостью и по большей части приятностью, о той жизни, которую им уже никогда не доведется вести, как Ромул и Кассиан сами прекрасно понимали.
Однако Октиний, будучи советчиком, любившем вести наблюдения, направлять их, не очень-то хотел нести прямую ответственность за свои слова. Кассиан это понимал, и потому ощущал, что, хотя и советник из его бывшего преподавателя был неплохой, думать нужно было, в первую очередь, своей головой.
– Откуда ты узнал, о чем я думаю, учитель? – Кассиан улыбнулся. – Будто бы сама Веста однажды посетила твои покои, и с тех пор ты постоянно говоришь так, словно знаешь все мысли и дела прошлого, настоящего и будущего.
– О, да, я бы, конечно, не отказался от визита прекрасной богини в моем-то возрасте… Тем не менее, этого никогда не происходило. Я всего лишь слишком много жил. Слишком много для современного римлянина, мне кажется. И все же, мой юный приятель, кое-что о Весте мне известно, вернее, о ее верных слугах. Ромул просил передать тебе, что две служительницы великого Храма скоро прибудут в эту виллу.
– А разве мы их приглашали? – нахмурился Кассиан, вконец забывший о своем завтраке и смявший пищу в небольшую лепешку.
– Ты, возможно, и нет, но Ромул еще вчера надеялся на их визит.
– Точно, я совсем забыл о том, что в день Торжества Справедливости он их посещал и говорил о том, что нам вместе нужно будет еще раз переговорить с ними! – Кассиан отбросил хлеб на тарелку, но сделал это так сильно, что субстанция перелетела через весь стол и упала на пол. К ней подбежала его любимая кошка, Юлия, и принюхалась. Затем животное осознало, что эта пища не в ее вкусе, и, грациозно махнув своим рыжим, под стать цвету волос хозяина, хвостом, удалилось в свой любимый уголок в Атриуме.
– О, поверь, этот факт не стоит твоих бурных восклицаний! – улыбнулся Октиний. – Ничего страшного не случилось. И это касается не только твоей забывчивости.
– Ты думаешь, все образуется? – Кассиан посмотрел на него в надежде встретить взгляд, от которого на душе станет спокойнее. Однако в ответ получил лишь слабое утешение.
– Не буду лгать, дело удержания власти – одно их сложнейших на свете, – покачал головой Октиний, слегка прищурив свои помутневшие глаза. – Особенно в настоящей вашей ситуации, ведь узурпаторство никогда не было в почете, пусть даже и самое необходимое. Но, если ты найдешь верного приспешника, тебе станет намного легче, это уж точно. На Ромула и не надейся – он, хоть и друг тебе, но сделан из другого теста. Энергии в его мускулах больше, и ей нетерпится выйти наружу. А сидение на одном месте его угнетает, прямо как тебя угнетает физическая нагрузка.
– Но что же прикажешь делать? – в отчаянии воскликнул Кассиан. Он совсем запутался в словах старика, и никак не мог понять: пришел ли тот, чтобы утешить его или поглумиться?
– Прикажу встретить весталок и поговорить с ними. Я честен с тобой, мой друг. Ты не женщина, чтобы я ласково гладил тебя по голове и берег от неприятной правды и жизненной жестокости. Выслушай этих дев… А затем задай свой вопрос. И, может, они смогут дать тебе хотя бы часть нужного ответа.
– Неужели ты и впрямь им веришь?
– Я верю только себе, и то лишь наполовину, – Октиний задумчиво уставился вдаль.
В таком положении, со своей стариково-суровой наружностью, впалыми щеками в сочетании с большими глазами и волевым подбородком, седой бородой и тронутой временем кожей лица, он походил на те бюсты великих римлян, то Кассиан видел в Университете. Казалось, Октиний уже заранее «заказал местечко» себе среди них одной внешностью. – Но в этих прорицательницах, определенно, что-то есть. Предсказания их сбывались на моем веку уже сотни раз.
– Ты считал? – усмехнулся Кассиан.
– Конечно, не считал. Убери свой юношеский пыл и саркастический тон, пожалуйста, в сторону, ему не место в голове Императора-соправителя. Так вот, суть в том, что одно из самых невероятных пророчеств свершилось буквально недавно – вы с Ромулом свергли Максимиана и почти беспрепятственно захватили власть.
– Ты это слышал ранее?!
– Конечно, слышал. Причем уже лет тридцать назад. Я был тогда очень недоволен сменой власти – а то было еще до Максимиана…
–…Император Тит? – изумился Кассиан.
– Да, именно он. Не нравился мне с самых первых дней. В общем, я пошел к весталкам, дабы узнать, изменится ли что-то до моей смерти в Риме, сможет ли Империя вновь стать сильнейшей в мире…
– И что же они сказали?
– Они предсказали твое появление, Кассиан. – Октиний вновь взглянул на юношу, причем серьезнее, чем когда-либо прежде. – Именно твое, не Ромула, хотя, формально, Императора свергнул именно он. Провидицы сказали, что однажды бывший мужеложец с бледным лицом вернет Риму достойный статус.
– Откуда ты узнал, что… – Кассиан, если бы получше питался, наверняка покраснел бы в ту секунду. – Что я имел связи…
– Это не так важно сейчас. Но дело в том, что тогда я не придал их словам особого значения. Однако в день, когда вы пришли ко мне и поделились своим планом, я понял, Кассиан Руфус, что то их пророчество было чистой правдой. И ведь говорил тогда именно ты, а не Ромул. И сейчас, заметь, они требуют видеть именно тебя.
– Хорошо-хорошо, я поговорю с ними… Но не могу дать слова, что поверю им сразу же.
– А ты попробуй, поверь, – предложил Сципион. – Вера еще никогда никому не мешала.
Кассиан встал и почувствовал, что едва стоит на ногах.
– Ух, только сначала… Сначала надо бы хоть чего-то перекусить.
– Правильно, – улыбнулся старик. – Все правильно. Возвращай нормальную физическую форму. И поменьше нервничай.
– И тогда я доживу до твоих лет? – ухмыльнулся Кассиан, отрезая новый кусок сыра и на сей раз отправляя его прямиком в требуемый пункт назначения.
– О, этого обещать тебе не могу. Тут уже вступают в игру прихоти другой богини – Фортуны. И если у тебя с ней отношения будут налажены, то доживешь.
«Ох уж эти женские божества, – подумал Кассиан. – Как будто мне и так общение с противоположным полом легко дается».
И, набравшись немного сил, он все же дал себе клятву попробовать изменить свое отношение к предсказаниям и просьбам о помощи у служанок Весты. Потому что другого выхода из своего положения видеть несчастный уже и не мог.
Когда он и Ромул вышли из виллы для того, чтобы встретить весталок, погода немного испортилась. Надвинувшиеся тучи будто бы предвещали что-то неладное, а потому Кассиану захотелось, чтобы все действо закончилось как можно быстрее.
– Как думаешь, сколько продлится их визит? – спросил он у Ромула, скрестив руки на груди.
– Носилки едва показались в воротах, а ты уже думаешь, как бы спровадить тех, кто на них восседает. Успокойся. Они не отнимут у нас много времени.
И он оказался прав. Без излишних любезностей женщина в белой тунике, доходившей до пят, перевязанной поясом, с массивной буллой на шее представилась и предложила пройти в помещение. Ликторы, сопровождавшие ее, обменялись взглядами и негласно решили остаться снаружи, за что Кассиан и Ромул были им благодарны. Они еще не привыкли к публичности, свойственной обычно должностным лицам, да и обыкновенным гражданам Рима, что жили несколько десятков лет назад, имевшим по нескольку рабов в доме.
– Итак, Императоры, – начала Сабина, одна из вернейших слуг Весты, когда они зашли в одну из комнат, прилегавших к Атриуму (в ней обычно принимали гостей) и присели на клинии (прим. – римское ложе), – Я хотела бы перейти сразу к делу, потому как считаю его довольно серьезным и, несомненно, требующим внимание вас обоих. Мне было печально видеть твое отношение, Кассиан, к службе моей и сестер. Я надеялась, что ты придешь, и тогда мне не пришлось проделывать сегодня столь длинный путь и отнимать время у себя самой и у вас обоих.
Кассиан почувствовал, как щеки его уже во второй раз за утро едва не залились краской.
– Так давай же, говори уже то, что хотела, чтобы не отнимать его еще больше! – вдруг гневно воскликнул он, удивившись самому себе. Встретив неодобрительные взгляды Сабины и Ромула, юноша осекся. – Извините меня. Но, по правде говоря, я считаю количество проблем, свалившихся на мою голову сейчас более чем достаточным…
– Чтобы переживать еще и из-за слов какой-то весталки, – холодно закончила за него фразу жрица, снова посмотрев на него своими карими большими глазами, обрамленными густыми ресницами и обведенными черной краской. – Хорошо, я услышала тебя, юный Император, однако, я по-прежнему готова помочь и тебе, и Ромулу. А помощь моя будет заключаться в предостережении.
– О чем? – Ромул, прежде сидевший в своей любимой, как Кассиан про себя ее называл, «полуразвалившейся» позе, резко сменил положение, выпрямил спину и сплел пальцы в крепкий замок, будто бы готовясь принять тяжелую весть таким видом. – Ты говоришь о каком-то вторжении? Снова варвары?
– Если бы все было так просто, – покачала головой весталка. – В священном огне я увидела то, чего не видела еще никогда прежде… Захватчики пришли в Рим с небес. Они спустились на огромной ладье, которая умела плавать по воздуху.
– Плавать по воздуху? – у Кассиана вырвался истерический смешок, потому как отродясь он такой чепухи не слышал. – Ты точно здорова, не подмешали ли тебе чего в кушанье или питье?
– Да как ты смеешь так разговаривать со мной! – Сабина вскочила с места, наступив в гневе одной ножкой на свою белоснежную столу. – Какое неуважение к священному Храму! Я впервые вижу такое…
– Правда, остепенись, – Ромул суровее, чем когда-либо посмотрел на друга. – Я понимаю, что ты устал, но это не повод вести себя так, как ты сейчас ведешь.
– Иначе разговор будет окончен, – предостерегла его молодая женщина. Она совладала с собой и снова присела на отведенное ей место. – Кажется, несколькими минутами ранее ты, беседуя со своим старшим товарищем, решил попробовать прислушаться к моим словам. Так выполни же свое обещание.
– Это он тебе передал? – Кассиан оторопел. Не могла она знать об их недавнем разговоре, никак не могла!
– Нет, я мысленно была в вашей вилле еще с самых первых лучей солнца. Дар, которым меня наделили боги, позволяет мне видеть куда больше, чем дозволено простым смертным. Так что слушайте меня, Императоры, и тогда, возможно, участь Рима не будет так плачевна.
– Но что же, по-твоему, случится, когда сюда явятся захватчики на своих небесных ладьях? – спросил Кассиан с недоверием, однако, уже с гораздо меньшим, чем прежде. – Они поработят нас? Ведь в настоящий момент говорить даже об обычном флоте для нас почти запретно, не говоря уж об этих чудесах, о которых ты вещаешь.
– Нет, мое видение, сколько бы раз я не пыталась его вызвать, каждый раз обрывается на одном и том же моменте. Из ладьи выходит твой новый соправитель, Кассиан, и Ромул покинет свой нынешний пост в тот же день… И на этом все обрывается.
– Что?! – хором воскликнули теперь уже Кассиан и Ромул.
– Да, вы не ослышались, – смуглое лицо молодой женщины озарила легкая полуулыбка. Она ей очень шла, как показалось в то мгновение Кассиану. – Именно соправитель, тот, кого ты так усердно приготовился искать, Кассиан Руфус. По этой же причине я бы хотела тебя увидеть еще до свержения Максимиана. И тогда ты бы не тратил столько своих сил, потому как ждать могущественного союзника осталось совсем недолго. Со дня на день он прибудет.
– И что же, все они окажутся нам друзьями? – поинтересовался Ромул. Он все еще сидел неподвижно рядом с Кассианом, только мускулы на его руках выражали готовность к молниеносному действию: они напряглись и их очертания стали чуть отчетливее обычного.
– Этого я сказать не могу, мой Император. – покачала головой Сабина. – Потому как каждый раз я не вижу отчетливо ни мыслей, ни даже облика этих пришельцев.
– Тогда почему же ты назвала их именно захватчиками? – подозрительно спросил Кассиан. – Что они захватят в Риме, если, как я понял, я сам соглашусь на иноземного соправителя?
– Потому что они захватят нечто другое, и только в этом, помимо уже ранее сказанного, я могу быть уверена. Они захватят все ваши мысли, это точно. Потому как прежде вы никого подобного им не встречали.
Девушка взглянула по очереди на обоих из них с явно теперь читавшейся тревогой.
– Итак, моим делом было вас предупредить. Дальше сих событий я не могу увидеть ничего… А, потому, возможно, именно от вашего поведения во время них будет зависеть судьба всей Римской Империи.
– Спасибо, – выпалил Кассиан сразу же после ее слов, удивившись самому себе. – Возможно, именно это предупреждение для нас окажется решающим.
Сабина встала и снова слегка улыбнулась. Юношам она показалась теперь еще более привлекательной, в своем чистом одеянии с поясом и замысловатой прической, вызывающим взглядом, Сабина наверняка могла бы стать завистной Римской невестой, не будь она весталкой. На долю секунды Кассиан действительно пожалел, что свою жизнь (во всяком случае, самую прекрасную ее часть) девушка посвятит служению в Храме.
Кассиан и Ромул встали и проводили весталок прямиком к выходу (одна из них так и не произнесла ни слова за время всей их беседы), попрощалась, а затем решили пройтись до фонтана, расположенного в конце Атриума. Слуга принес им по бокалу вина, и Кассиан, вопреки своей привычки не употреблять спиртное до наступления вечера, мигом осушил свой.
– Поразительные перемены оказали на тебя ее слова, да? – усмехнулся Ромул. – С чего это твой скептицизм так быстро сломался?
– Потому как вес угрозы, на него свалившийся, кажется мне неподъемным, – Кассиан поморщился. – С одной стороны, если верить Сабине, все не выглядит таким уж мрачным. Но с другой… Что это за люди такие, которые могут, подобно птицам, парить в небе? Причем не просто парить, а быть при этом в какой-то ладье…
– Мы это узнаем, если ее предсказание сбудется, – пожал плечами Ромул. – Мне кажется, сейчас нет смысла переживать из-за этого.
– Тебе-то, конечно, ведь ты, наконец, сможешь заняться любимым делом, отойдя от управления Империей.
– Да и тебе, по сути, тоже, ведь ты обретешь верного союзника, – подметил Ромул.
– Ты прав, – вздохнул Кассиан, взглянув на свои бледные пальцы, через кожу которых при свете, лившем в Атриум утром, вены просвечивали, образуя причудливые фиолетово-синие узоры, напомнившие Кассиану о лесных тоненьких ручейках и их слияниях. Думать о природе всегда было приятно, и на мгновение он отвлекся, а затем успокоился, полностью признав правду в словах друга.