скачать книгу бесплатно
– Неудачница три раза, – подсказала Оливия.
– Я собирался сказать, что ты безнадежно романтична. – Он нежно улыбнулся ей.
Она одним глотком допила остатки своей выпивки.
– Полагаю, что ты прав только наполовину. Я безнадежна.
– О, начинается, – сказал Эрл. – Позволь мне взять мою скрипку.
– Перестань. Разве нельзя помучиться хотя бы один вечер?
– Не из-за него, – сказал ее отец.
– Он этого не стоит, – поддержал Эрл. – Не больше чем Пайерс или Ричард этого стоили. – Он произнес имена ее первых двух поражений с преувеличенным отвращением.
– Есть одна вещь, касающаяся разбитых сердец, – сказал ее отец. – Ты всегда можешь выжить, всегда. Не имеет значения, как глубока боль, способность исцелиться и двигаться дальше всегда сильнее.
Она подумала, не говорит ли он о своем разводе с ее матерью столько лет назад.
– Спасибо, ребята, – сказала она. – Ваши уговоры, что я слишком хороша для него, сработали раз. Может быть, два. Но это третий раз, и мне приходится признать, что что-то не так со мной. Я хочу сказать, не кажется ли вам странным, что я встретила трех негодяев подряд?
– Дорогая, это Манхэттен, – оживился ее отец. – Это место заполнено ими.
– Прекрати винить себя, – посоветовал Эрл. – Ты заработаешь себе комплекс.
Она наклонилась и почесала Баркиса за ухом – его любимая ласка.
– Я думаю, у меня уже есть комплекс.
– Нет, – сказал Эрл, – у тебя есть результат. Вот в чем разница.
– И один из этих результатов тот, что ты принимаешь свою потребность в любви за настоящую любовь, – заключил ее отец. Он выглядел очень похожим на доктора Фила.
– О, отлично сказано, – одобрил Эрл, и они обменялись рукопожатиями через стол.
– Эй! Вы имеете дело с разбитым сердцем, – напомнила им Оливия. – Предполагается, что вы должны помочь мне, а не практиковаться в доктринерской философии.
Ее отец и Эрл посерьезнели.
– Ты начнешь первым или я? – спросил Эрл.
Ее отец скормил собаке еще одну галету. Оливия заметила, что он не ест и не пьет, и почувствовала себя виноватой из-за того, что расстроила его.
– Тут в самом деле особенно много не скажешь, – сообщил ей Эрл, – кроме того, что ты не любишь Рэнда. Или еще одно. Ты только думала, что Рэнд какой-то особенный, потому что он казался тебе подходящей парой.
– Он переезжает в Лос-Анджелес, – призналась она. – Он даже не спросил, соглашусь ли я на это. Он просто ожидал, что я поеду с ним. – Она ощущала, что ее грудь распирает, и знала, что она в одном шаге от слез, потому что истина состояла в том, что она не любила Рэнда достаточно… но все же немного любила.
– Тебе сколько? Двадцать семь лет, – продолжал Эрл. – Ты еще ребенок. Эмоционально словно новорожденный. Ты даже не прикоснулась к поверхности того, что такое любовь.
Ее отец кивнул:
– Ты еще не прошла начальную стадию. Ты гуляла по Сентрал-парку, и вы кормили друг друга вкусными обедами, и он представил тебя своим друзьям. Это не любовь, не то, чего ты заслуживаешь. Это вроде… согревающего упражнения.
– Откуда ты знаешь это, пап? – потребовала ответа она, убитая тем, что он так славно препарировал ее взаимоотношения с Рэндом. Затем она поймала выражение лица ее отца и сдалась. Несмотря на то что ее любовная жизнь всегда была под микроскопом, брак и развод ее родителей были защищены конспиративным молчанием.
– Есть любовь, которая в силах спасти тебя, провести через всю твою жизнь, – сказал ее отец. – Это словно дышать. Ты должна получить ее, или ты умрешь. И когда с этим покончено, ты начинаешь истекать кровью, Ливи. В мире больше нет подобной боли, и, клянусь, если бы ты сейчас чувствовала себя так, ты была бы не способна сидеть здесь и вести связную беседу.
Она встретила взгляд отца. Он так редко говорил с Оливией о предметах сердечной боли, что она была склонна его послушать. Его слова задевали что-то в глубине ее души. Любить так… это было невозможно. Это пугало.
– Для чего кому-то хотеть такого?
– В этом и состоит жизнь. Это причина, которая проводит тебя через жизнь. Не потому что ты с кем-то совместима, или вы хорошо смотритесь вместе, или ваши матери в один и тот же колледж ходили.
Явно, эти двое изучали и обсуждали резюме Рэнда Уитни.
– Я все еще чувствую себя ужасно, – сказала она, понимая, однако, что они правы.
– Ну конечно, – сказал отец. – И предполагается, что ты так будешь чувствовать себя день-два. Но не путай это чувство с утратой любви. Ты не можешь ее потерять, если ее с самого начала не было. – Он покрутил стакан, звеня кубиками льда.
Оливия подперла рукой подбородок.
– Спасибо тебе, папа, за то, что ты такой отличный.
– Он – мать, которой у тебя никогда не было. – Эрл не делал тайны из своей неприязни к Памеле Лайтси Беллами, которая все еще носила имя мужа, через годы после развода.
– Эй, – предостерег его Филипп.
– Ну, это правда, – заверил Эрл.
Оливия допила остаток кампари и положила лед в пересохшую землю африканской фиалки.
– Итак, что теперь?
– Теперь нам стоит отправиться пообедать, и у тебя, может быть, нет аппетита, но все в порядке, – сказал Эрл.
– Мама будет вне себя, – вздохнула Оливия. – У нее были большие надежды в отношении Рэнда. Я просто-таки слышу ее теперь: «Что ты сделала, чтобы отшить его?»
– Памела всегда была такой очаровательной женщиной, – сказал Эрл. – Ты уверена, что ты единственный ребенок? Может быть, она съела остальных, когда ты была маленькой?
Оливия ухмыльнулась над краем высокого стакана.
– Она бы никогда этого не сделала. Мама получает слишком большое удовольствие, мороча людям голову. Готова спорить, что она бы заимела десяток таких, как я, если бы могла.
Годы взросления у Оливии ушли на то, чтобы снизить вес, который делал ее мишенью для насмешек, и получить одобрение своей матери. Забавно, но неудивительно, все, что потребовалось для этого, – потерять сорок или шестьдесят фунтов. Когда тонкая, шикарная Оливия вылезла из кокона своего пристрастия к еде, Памела получила возможность удовлетворить целую серию амбиций, связанных с ее единственной дочерью. Памелу никогда не занимал вопрос, почему Оливия успешно сбросила вес, когда покинула дом и отправилась в колледж.
– Я хотел бы, чтобы вас был десяток, – громко заявил Эрл, чокаясь с ней стаканом. – Ты очаровательна, и все равно с Рэндом Уитни это бы не сработало.
– И все равно Памела обрадовалась бы, если бы Оливия вышла замуж за Уитни, – задумался ее отец.
– Ерунда. Она так занята благотворительностью и всякими открытиями галерей, что мы ее и не видим.
– Не могу поверить вам, ребята. Если вы так убеждены, что я была бы несчастна с Рэндом, почему вы не сказали мне этого месяц назад?
– Разве ты стала бы слушать? – Ее отец поднял бровь.
– Ты шутишь? Он Рэнд Уитни. Он выглядит как Брэд Питт.
– Что должно было бы стать для тебя первым предостережением, – подчеркнул Эрл. – Никогда не доверяй мужчине, который делает инъекции коллагена.
– Он и не делал. – Оливия знала, что это было только один раз, для журнала «Ярмарка тщеславия». Из-за этих журналов она стала еще большей его фанаткой, она приходила в восторг от этого роскошного блондина, его очарования, достигаемого без труда, его упорства, его убежденности, что он работает ради того, чтобы жить как и все остальные.
В статье Оливию покорило одно предложение: «Рэнд Уитни защищает свою частную жизнь. Когда его спросили о романтических отношениях, он сказал только: „Я встретил кое-кого особенного. Она замечательная, и это все, что я могу вам сказать“».
Была только одна проблема. Дюжина других женщин также думали, что это заявление сделано о них. Когда статья вышла, Оливия и Рэнд посмеялись над ней, и она была тронута гордостью, которая осветила его лицо. У него были свои проблемы и чувство неуверенности, как и у каждого на свете.
И теперь он получил свою свободу.
Она смирилась с тем, что проведет этот вечер с отцом и Эрлом. Это был один из первых теплых вечеров сезона, так что Эрл настоял, чтобы они перенесли еду в патио для обеда на свежем воздухе. Она, ее отец и Эрл играли в тосты. Они обходили вокруг стола, по очереди отыскивая, что бы им выпить. Это была игра в доказательства самим себе того, что миру есть за что быть благодарными, как бы ни складывалась жизнь.
– Компьютерное обеспечение для диктовки, – сказал Эрл, поднимая стакан. – Я ненавижу печатать.
– Я поднимаю бокал за мужчин, которые умеют готовить, – сказал Филипп. – Спасибо за обед. – Он повернулся к Оливии: – Твоя очередь.
– Таблетки от глистов, которые нужно давать раз в месяц, – сказала она, нежно глядя на Баркиса.
Ее отец посмотрел на нее добрыми глазами:
– Как плохо, что они не делают их для людей.
Они с Эрлом видели, как она проходила через это уже два раза. Она чувствовала себя… пронзенной. В ее прошлом был пункт, который все еще держал ее в плену. Она знала, что это за момент. Ей было семнадцать, она проводила в лагере свое последнее лето перед колледжем, работая вожатой. В тот раз она отдала свое сердце, – полностью, бесстрашно, без отлагательств. Все кончилось плохо, и она завязла в эмоциональных зыбучих песках. Она все еще не знала, как оттуда выбраться.
Может быть, ее бабушка дала ей шанс сделать это.
– Знаете что? – сказала она, вскакивая из-за стола. – У меня нет времени сидеть тут с вами и депрессировать.
– Итак, мы практикуем быстрые разрывы?
– Простите, но вы, ребята, должны меня извинить. Мне нужно упаковать сумки, – сказала она, вытаскивая из кейса фотоальбом Наны. – Первое, что я сделаю утром, – это начну новый проект. – Она сделала глубокий вдох, удивленная тем, что ее охватили надежда и восторг. – Я уезжаю на лето.
3
– Это плохая идея, – сказала Памела Беллами, открывая дверь, чтобы впустить Оливию.
Роскошная квартира на Пятой авеню была похожа на музей, с его полированными паркетными полами и красиво расставленными предметами искусства. Однако для Оливии это было просто место, где она выросла. Для нее Ренуар в фойе был не более замечателен, чем пластиковые контейнеры в кухне.
Однако, даже будучи ребенком, она чувствовала себя в гостях, незнакомкой, не на месте в элегантности ее собственного дома. Она предпочитала милые вещички: африканские фиалки и старые стулья, забавные сувениры и ковры из грубой шерсти. Между матерью и дочерью была долгая история разъединения. Оливия была одиноким ребенком, и ее родители были одинокими, и она испытывала груз ответственности – быть для них всем. Она старательно училась и занималась музыкой, надеясь, что ее дневник с отличными оценками или музыкальная награда смягчат холод, который, казалось, окружал ее семью с тех пор, как она себя помнила.
– Привет, мама. – Оливия поставила сумку на стол и обняла ее.
Ее мать пахнула «Шанелью № 5» и сигаретами, которые она исподтишка покуривала на восточном балконе после завтрака каждое утро.
– Почему, ради бога, ты взялась за этот проект? – потребовала ответа ее мать.
Пока Памела знала только то, что Оливия рассказала ей по телефону накануне вечером, – что между нею и Рэндом все кончено и что она собирается провести лето, обновляя лагерь «Киога».
– Потому что Нана попросила меня, – мягко ответила она. Это было самое простое объяснение, которое она могла привести.
– Это абсурд, – сказала Памела, поправляя шалевый воротник свитера Оливии. – Ты кончишь тем, что проведешь все лето в пустыне.
– Ты так говоришь, как будто это плохо.
– Это плохо.
– Я пыталась сказать тебе и папе об этом каждое лето, пока росла, но вы никогда не слушали.
– Я думала, тебе нравится ездить в летний лагерь. – Ее мать протянула руки ладонями вверх в беспомощном жесте.
Оливия ничего не ответила. Недоразумения наполняли все ее детство.
– Я полагаю, ты уже обсудила это с твоим отцом. – В голосе Памелы прозвучало ледяное равнодушие.
– Да. Нана и дедушка его родители, в конце концов. – Оливия уже чувствовала усталость. Ее мать имела способность утомлять ее плавным потоком слов. Однако Оливия была решительно настроена не поддаваться.
Во всяком случае, ее отец не пытался встать у нее на пути. Вчера вечером, когда она объяснила свое внезапное решение взяться за проект лагеря «Киога», он поддержал ее и ободрил. Сегодня к полудню приготовления уже шли полным ходом. Она взяла в аренду на лето огромный SUV[9 - SUV – Sports Utility Vehicle – практичный спортивный автомобиль.], организовала работу офиса в свое отсутствие и договорилась с другой фирмой по недвижимости, чтобы ей передавали почту и занимались ее текущими делами.
– Ты убегаешь, – огорчилась ее мать. – Снова.
– Думаю, что да. – Оливия вытащила свой ежедневник и открыла его на странице, которую исписала в такси.
– Дорогая, мне так жаль. – Ее мать выглядела искренне подавленной.
– Да ничего, такое случается. – Иногда Оливии хотелось прижаться к матери и поплакать у нее на плече. Но это ничего не давало. Только не между нею и Памелой. – Мне тоже жаль, мама, – сказала она. – Я знаю, что на этот раз у тебя были надежды.
– О, ради бога, не обращай на меня внимания. – Ее мать издала кудахчущий звук. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, вот и все. Это моя главная забота.
– Со мной все будет в порядке, – заверила ее Оливия. К ее изумлению, в глазах ее матери показались предательские слезы. Она поняла, что Памела приняла это ближе к сердцу, чем она сама. – Это еще не конец света, верно? – сказала Оливия. – В жизни бывают вещи и похуже, чем быть брошенной бойфрендом. И теперь, когда я думаю об этом, я понимаю, что меня даже не бросили.
– Не бросили? – Памела вытерла лоб и щеки салфеткой.
– Рэнд просил меня переехать с ним в Jloc-Анджелес.
– Я этого не знала. Дорогая, может быть, тебе стоит подумать…
– Никогда не поеду туда.
– Но когда ты сделаешь этот шаг, когда ты разделишь с ним свою жизнь, вы оба осознаете, что счастливы вместе.
– Я думаю, я осознала, что мы счастливы по отдельности.
