скачать книгу бесплатно
– Понравилась?
Петр кивнул с затравленным видом, мол, не по Сеньке шапка. Анджей посмотрел в честные глаза потенциального зятя и как на духу рассказал про дочерний недуг.
Петр выслушал и не поверил. Ясно было одно: признание отца Марыси не угасило пламень горевшей любви. Петр относился к семнадцатилетней девочке с отеческой нежностью, а она будто даже совсем излечилась, тотчас стихая у него в руках.
Ещё через год Анджей выдал дочь замуж и наконец позволил себе умереть от инфаркта. Марыся осталась в надежных руках.
Спустя пять лет Марыся понесла, и Петр увидел в этом расположение Божье. Православный священник отец Андрей, его школьный друг, качал головой. Он хоть и был священником, но не считал делом богоугодным произвести на свет дитя от душевнобольной матери. Впрочем, спустя положенное время он окрестил двух мальчиков-двойняшек Павла и Александра.
Павел рос на радость матери, Марыся любила его сумасшедшей любовью, ведь он так напоминал ей незабвенного отца. За годы своей недолгой жизни Павел сумел стать главной нянькой младшего братишки Вадима, родившегося четырьмя годами позже старших мальчишек.
Павел рос нервным юношей, но деятельным и ответственным. Он брался за любую работу, его и отметил Евгений Левин, пригласив работать на себя и предложив приличный оклад. Павел тогда бросил между делом Вадиму, что у Левиных хорошенькая дочка. Вадим признался, что давно на неё глядит в школе, Павел рассмеялся и пристроил Вадима подработать к Левиным, чтобы брат имел возможность видеться с Юлей в неформальной обстановке. Это и стало началом подростковой любви, что привела к свадьбе и рождению сына.
Насколько Марыся любила Павла, насколько была терпима к крошке Вадиму, настолько отталкивала от себя Сашу. Она невзлюбила его с рождения, и с каждым годом отвращение к сыну крепло в больном сознании матери. Маленький Саша был похож на мать наиболее из троих братьев, Петр любил сажать сына на колени и глядеть сыну в глаза – в Марысины глаза, такие же серые, безумные, не любящие.
Лет с шести Саша ни с того ни с сего начал рисовать. Впоследствии, размышляя, откуда у него возник талант творить, Саша пришел к выводу, что глухое одиночество позволило ему слышать потусторонние голоса, нашептавшие ему сюжеты картин. Он перечеркивал карандашом всплывающие чувства и обнаружил, что ему становится легче и интереснее жить. Сначала получались непонятые детские каракули, но со временем рука стала выводить образы узнаваемые и пугающие. Пока Павел играл с Вадимом, перебирая гальку, Саша рисовал море. Мальчишка с самым серьёзным видом перекидывал из своей головы на бумагу мертвых рыб, выкинутых морем на пляж и истекающих кровью огромных акул. Когда Марыся впервые увидела рисунки сына, с ней сделался припадок. Она больно отхлестала Сашу по щекам и обозвала отродьем дьявола.
– Он рисует мои кошмары! – задыхалась Марыся, пятясь от избитого ею сына. – Откуда он знает мои сны?
Саша сжался в углу, по щекам текли горькие слезы боли и обиды. Он смотрел как отец, игнорируя его, обнимает и целует мать, мягко уводит ее на кровать и сидит над ней как над малым дитем.
Отец вспоминал о Саше, лишь когда мать полностью стихала в его объятьях. Обычно к этому времени ему удавалось успокоить себя самому, испробовав на вкус соленый яд своих слез. Наконец Саша вдоволь напился этого яда и потерял к нему чувствительность.
Он смекнул, что близкие не заступаются за него. Бить и обзывать его разрешается в их семье. Если мать позволяет себе, значит потом это будут делать отец и братья.
Саша озлобился. На мать, на отца, на весь мир. Напрасно Петр Сергеевич временами пытался приласкать его, Саша рос угрюмым и молчаливым. Братьев он избивал за любое неугодное слово или косой взгляд, пользуясь тем, что гораздо крупнее и сильнее обоих. Мать же стала Саше чужой женщиной, презираемой им и ненавистной.
Он жил в плену своих мрачных картин, сам не понимая для чего он их рисует. Словно какая-то сила водила Сашиной рукой. Однажды в восемь лет он горячо пожелал, чтоб мать уплыла от них навсегда, и нарисовал похожую на неё русалку. Он сидел на берегу дикого пляжа, над морем сгущались сумерки. Саша дорисовал картину, когда почувствовал чьё-то тяжёлое дыхание себе в макушку.
Он обернулся и едва не закричал от ужаса. Сзади него стояла мать – вероятно, наблюдала за процессом создания картины. Марыся разорвала картину в клочья и кинулась бить сына.
– Как ты смеешь это рисовать? – Все, что смог разобрать Саша в нечленораздельном рычании матери.
Павел подоспел, ему удалось мягко увести ее. С этого случая Марыся совсем слегла и больше почти не вставала с постели.
– Так что же случилось? – Вера предприняла последнюю попытку узнать причину безвременной кончины брата Саши, о котором он ни разу до этого не упомянул.
– Вера, – Саша повернул к жене усталое лицо, одними глазами, без грубых слов, давая понять, что она надоела ему с расспросами, – пойми меня, пожалуйста, сейчас правильно. В моей семье произошло большое горе. Не нужно бередить раны. Я убедительно прошу тебя не приставать к моим родственникам с этой историей. Может быть, лет через пять или десять мы сможем рассказать о Павле без боли в сердце, но не сейчас. Будь умницей, забудь на время о моем мертвом брате. Его все равно не вернуть. – Саша как воочию вновь увидел ручей алой крови, нарисовавший причудливый весёлый узор на кафеле ванны. Чёрный юмор смерти.
– Это действительно страшно. Прости, что заставила вспомнить об этом. Вы общаетесь с невестой Павла?
Да что ж она не угомонится? Но Саша решил переносить допрос жены стоически и отвечал холодным снисходительны тоном. Может быть, так Вера наконец поймёт, она вообще довольно деликатна и догадлива. Да и всяко лучше отвечать на щекотливые вопросы самому, чем доверять это дело родственникам.
– Нет, Лидия бесследно исчезла. – Саша окинул море внимательным долгим взглядом.
– Ничего себе! Вы так и не нашли ее? – Вера вытаращила глаза и стала одним сплошным вниманием. Да, Алёна Михайловна тоже говорила о загадочном исчезновении этой женщины.
– Никто ее не видел уже года три, мне иногда почему-то кажется, что она путешествует по разным берегам. Она очень любила море. Любила сидеть возле моря, есть возле моря, читать возле моря.
Любить возле моря. Саша вспомнил их первое ночное купание, ее обнаженное тело, неправдоподобную белизну кожи, сплетение их рук и ног. Это было тысячу лет назад, никак не меньше.
Сам он пропал, как только ее увидел. Лидия сидела рядом с Павлом, он представил ее как свою будущую жену. Павел трясся над Лидией, смотрел ей в рот, обхаживал, а она равнодушно смотрела на него, снисходительно позволяя себя обожать. Это видели все, кроме Павла. Саша помнил, как они с Вадимом люто ревновали. Вадим ревновал брата, а Саша сходил с ума по Лидии.
Павел рассказывал, что встретил ее на одном из бескрайних пляжей. Лидия и неистовое море слились воедино и стали одной стихией. Чёрное море того берега не огранено сумасшедшими видами гор и зеленью, оно обнаженное и дикое, украшенное лишь белыми барашками пены. Лидия была точно такой – ее прекрасное сильное тело скрывало лишь тонкое белое платье, а густые чёрные волосы повторяли пляску штурмующих волн.
Красота Лидии была дикой, полной контрастов. С лица можно было смело писать Сикстинскую Мадонну, но при этом было в ее лице что-то непристойное. Порочность проглядывалась в нижней части лица, в районе губ – пухлых, ярких, вызывающих, – губ сластолюбицы.
А вот глаза были воистину чисты и прекрасны.
Саша посмотрел в них, и случилось его личное чудо – он поверил в Бога. Саша уже тогда лелеял в себе художника, поклоняясь своей кисти как Кресту. Но, посмотрев в глаза Лидии, он уничтожил в себе творца, признав свою полную несостоятельность перед Богом. Такие глаза мог создать только Он – упорядоченный и высокий разум, которому доступно то, что вовек не сделать человеку, будь тот хоть тысячу раз талантлив. Такие глаза не могли стать порождением жестокой и своенравной природы, в них было что-то особенное, уходящее за грань законов мироздания, необыкновенное и мистическое. Саша поразился, впервые увидев человеческую душу в этих чистых светло-зелёных глазах.
Саша любил в Лидии все: ослепительную белизну кожи, чёрные волосы, которые вобрали в себя все краски ее спокойной женственности, красивую округлую грудь, длинные ноги и детское весёлое лицо, в котором так крепко сплелись невинность и порок. Она была идеалом, до которого не добралась его фантазия, и не дотягивалась мечта любого человека. Она была Божьим созданием, которую ревновал сам дьявол, терзая и мучая в своей неуемной ревности. Она была шедевром.
А Саша и Павел… Она смеялась над ними, а они дорого заплатили за попытку ее приручить. Они сгинули вместе с ней в холодной тьме.
Отец с Вадимом отреагировали настороженно, когда рассудительный Павел привёл в дом девицу без роду без племени. Красивая девушка, спору нет, но уж больно скрытная. Лидия, опустив глаза долу, поведала сладким голосом, что она сирота, и Павел – единственный близкий человек в ее жизни. Звучало так слезливо и пафосно, что никто не воспринял Лидию всерьёз. И точно не пожелал с ней породниться. Эта женщина с самого начала не внушала доверия.
Но Павел впервые попросил у матери кольцо с изумрудом, заверив, что Лидия та самая женщина, с которой он желает провести жизнь. Марыся пожелала на неё посмотреть.
Павел вёл невесту к постели матери, его руки дрожали от невроза. Марыся поглядела на Лидию, отпрянула в испуге, затем быстрым движением сняла с пальца кольцо и протянула Лидии. Потом силы будто совсем оставили Марысю, вместе с кольцом, она потеряла сознание.
Павел был счастлив, думая, что мать благословила его на женитьбу. Но Марыся на следующий день огорошила сына заявлением, что он привёл в дом ведьму.
– Эта тварь, эта проклятая русалка забрала у меня кольцо, – заявила Павлу Марыся.
Напрасно Павел клялся, что сам видел, как мать добровольно отдала Лидии своё кольцо. Марыся твердила, что все было совершенно не так. Принять кольцо обратно она также наотрез отказалась.
– Русалка забрала свое кольцо обратно, – качала головой Марыся, её бескровные губы дрожали.
Павлу оставалось только вздыхать. Мать часто упоминала некую страшную и мстительную русалку, неизменную героиню своих кошмаров. Но что общего имеет мифологическая тварь с веселой и добродушной, а главное, состоящей из плоти и крови Лидией? Риторический вопрос, Павел и не ждал от матери ответа.
Он не стал говорить невесте, что мать совсем повредилась рассудком. Ему показалось, что он беспечно улыбнулся невесте (на самом деле это был нервный тик) и сказал, что мама очень рада их предстоящей женитьбе. Лидии, впрочем, было совершенно все равно. Она смекнула, что Марыся почти не встает с кровати, и, следовательно, немногое решает в семье. Пусть Павел по-своему и привязан к матери, но ночная кукушка всегда перекукует дневную.
– Я очень боюсь моря, – сказала Вера. – Оно – нечто вроде кладбища. Сколько людей тонут каждый день, а моряки и вовсе бросают своих мертвецов с корабля на дно. И так странно… Обычное кладбище вызывает трепет и смущение, а с морем как будто все так и надо. Я, наверное, единственный человек с такими странными ассоциациями. Прости меня, иногда я сама себе кажусь ненормальной.
– Значит, не пойдешь плавать? – Сам Саша уже разделся до плавок.
– Пойду, но только с тобой.
Море вовсе не было теплым. Вступив в него, Вера тут же покрылась гусиной кожей.
– По правде сказать, я не умею плавать. – Вера медленно ступала вперед, тщетно надеясь согреться. – Мама растила меня одна, у неё не было денег возить меня на море.
– А я тебя привёз! Пошли учиться, моя русалка!
Саша схватил Веру в охапку и потащил в воду. Вера брыкалась, защищалась и умоляла отпустить, но Саша швырнул ее прямо навстречу прохладным волнам. Вера захлебнулась, наглоталась морской воды и дрожала в страшном испуге. Поглощенная своим ужасным состоянием, она не заметила презрительного взгляда мужа. С гримасой отвращения он оставил жену на растерзание солёной воде и сиганул в широкие объятья надвигающейся волны.
Саша был отличным пловцом. Он плавал брассом, на спине и нырял, упиваясь морской водой. Его губы забыли морскую соль, тело отвыкло от тяжести волн. А ведь море – часть его жизни, самая прекрасная и самая ужасная одновременно. Вера тысячу раз права, море – самое красивое и самое страшное порождение природы. Именно это хрестоматийное сочетание пленяет человека навсегда, мало кто может противиться его зову. Оно прекрасно, даже когда убивает. Уж Саша точно знал это.
– У меня есть давняя мечта, – сказал Вере муж, когда уже лежал на горячей гальке. – Я хочу нарисовать русалку. Я пытался в детстве и несколько лет назад, но… не получилось. Третья попытка всегда удачна, если верить тем же сказкам. Три – магическое число.
– Интересная задумка! – Вера, как всегда, живо отреагировала на Сашину идею, которая касалась живописи.
– Я хочу рисовать с натуры. Никого не вижу в роли прекрасной русалки, кроме тебя. Твоя светлая кожа смотрится в море совершенно мистически. Лучше тебя натурщицу мне не найти.
На самом деле лучшей кандидаткой на эту роль была и остаётся Лидия. Но он уже рисовал ее в этом образе. Потом в другом. Кончилось плохо. И зачем он опять хочет полезть на рожон?
Саша задумался над этим, и его лицо приняло суровое выражение. Причина есть, и она ясна, глупо и трусливо ее избегать.
Ему необходимо победить роковой зов моря и Лидии, который он слышал все эти годы из самой Москвы, необходимо не поддаться ему. Не нужно думать о том, что Вера и есть та самая русалочка Андерсена. Прекрасная, самая хорошая, но не та. Лидия зовёт его и искушает, но он должен выстоять. Он напишет новый портрет и покончит с прошлым навсегда.
– Это предложение, от которого невозможно отказаться! – Вера была счастлива, как ребёнок. Саше стало стыдно за то, что она беззаветно любит его.
Окунает с головой волна,
Ты в ней сознательно, бесповоротно тонешь.
Она тебя и утопить вольна,
Но держит на плаву, ты от экстаза стонешь.
Твой выбор невелик:
Ты либо уж борись иль мигом уносись теченьем,
Порок так глубоко в тебя проник,
Тебя погубит это наслажденье.
Глава 4
В то время пока Саша с Верой отдыхали на диком пляже, Вадим видел десятый сон. Всю ночь его мучали кошмары, он смог освободиться от них только на утро и проспал добрых полдня.
Он ложился спать в расстроенных чувствах. После длительных и неприятных ему приставаний Юли он наконец почувствовал себя вымотанным и медленно наблюдал, как подсознание предлагает ему сон.
Ему снилась собственная свадьба. Вадим заворочался, пытаясь отогнать неугодный сон, но было поздно. Он вынужденно пересмотрел роковой день, когда впервые увидел Сашу и Лидию вместе. Тогда он и понял, как жестоко обманут Павел…
Вадим провалился в сон, и перед ним предстал совсем еще молодой мальчик, в котором он с некоторым трудом узнал себя. Мальчик Вадим был красив и важен в своем дорогом костюме с красной бутоньеркой. Но самое главное, что он был счастлив и улыбался.
Откуда-то из глубин своей памяти он слышал голос брата Павла:
– Вадим, ты теперь не мальчик, но муж. Когда же ты успел повзрослеть?
Тот улыбнулся. Он знал, что никогда не сможет стать взрослым, пока рядом с ним Павел. Он всегда будет его младшим братиком, который ходит за ним хвостом, несмотря на то что уже бреет щетину и познал любовь женщины.
Потом откуда-то из тумана вышла Лидия в вызывающем красном платье и взяла под руку Павла. На пальце Лидии блестит кольцо их деда по матери, красавца-поляка, над которым всю жизнь тряслась мать, и которое теперь по странной случайности перешло к этой чужой странной женщине.
– Бог мой, Вадим, да ты красавец! Как ты похож на Павла! С ума сойти!
Вадим улыбается. Лидия сделала ему лучший комплимент в жизни. Странно осознавать, что именно ее вкрадчивым мелодичным голосом произнесены эти слова. Лучше б это сказала Юля, или Саша, или мать с отцом – неважно кто, но только не она.
Улыбка Лидии граничила с наглостью.
Алена Михайловна и Юля переглянулись между собой и взглядом вынесли Лидии свой приговор – ни стыда, ни совести!
По правде сказать, даже Павлу с Вадимом сделалось неловко от наряда Лидии. Так не принято одеваться на чужую свадьбу. Это неуместно.
Неуместная! Вот как охарактеризовал бы Вадим Лидию, если б нужно было сделать это одним словом. Лидия была во всех отношениях неудобной женщиной. Она была преисполнена любви к себе и делала только то, что считала нужным. Это, пожалуй, и роднило ее с Сашей. Рыбак рыбака видит издалека.
Даже Юля, которую Вадим считал высокомерной девушкой, всегда чувствовала себя неловко перед Лидией, постоянно поправляла волосы, стряхивала с одежды несуществующие пылинки, произносила слова дрожащим голосом и невпопад, но большей частью просто молчала, словно воды в рот набрала. Вадима это поражало, ведь вне общества Лидии Юля была той ещё болтушкой, местами Вадима даже раздражал ее треп. Но молчаливость рядом с Лидией раздражала ещё больше. Разве Юля не видела, что подобным поведением осознанно принижает себя перед Лидией, дает понять, что та лучше неё?
Красное платье глубокого красного оттенка открывало сильную спину Лидии и полностью обнажало красивые руки. Яркая помада под цвет платья и длинные свисающие до шеи крупными кольцами серьги делали ее похожей на жрицу древней языческой богини, олицетворяющей любовь и страсть. Казалось, она вот-вот закружится в древнем обрядном танце, словно свободная гибкая цыганка или отдаться неистовому танго, а может – страстному фламенко.
Вот и Саша. Такой же неуместный, только в отличие от Лидии, которая явно продумывала свой образ, Саша надел первое, что валялось под рукой. Мятая рубашка, воротник – небрежно торчащий, неглаженый и беспокойный – ровно как Сашина душа художника. Он смотрит на Лидию и безумно горд противоречивым впечатлением, которое она произвела.
Вадим перевернулся на другой бок, вот-вот просыпаясь, но сон продолжал его мучить.
Он увидел Юлю, обворожительную в облаке газовых оборок и воланов. Эдакая целомудренная невеста, особенно на контрасте с неуместным бесстыдством Лидии. И она принадлежала ему. И было наплевать на протест ее семьи, на всеобщее молчаливое осуждение относительно их постыдного повода женитьбы (Юля была на четвёртом месяце беременности). Они молоды, красивы и счастливы. Они любили друг друга.
Всё окутывал странный туман. Явное порождение сна, ведь тот поздний вечер был невероятно ясным и теплым, тумана не было и не могло быть.
Вадим шел сквозь этот воображаемый туман, задыхаясь и растаскивая его руками. Наконец он уперся в дверь и застыл. Вот и они. Вадим стиснул зубы и отвернул голову. Это также было порождением сна, ведь тогда в реальности Вадим с любопытством прильнул к двери и стал подслушивать, так как Саша и Лидия говорили о нем.
– Ну и как тебе невеста? – Лидия спустила лямку платья и смеялась над жадным Сашиным взглядом.
– Так себе. Я видал получше, – отвечал Саша, неловко хватая ее за руки. – Для Вадика, впрочем, в самый раз. Если только он сумеет ужиться в этой семье.
– Старуха, которая маман вашей Юлечки, просто премерзкая. Весь день таращила на меня глаза, делая при этом такое идиотское лицо, что мне стоило огромных усилий вести себя с ней учтиво. Веселенькую жизнь дорогая тёща устроит нашему Вадику. А Юлечкин папаша всю свадьбу раздевал меня глазами. Он богат?
– Какая разница, если он выглядит как поддатая свинья? Допустим, да, он при деньгах. Только не говори мне, что готова лечь под него ради мерзких бумажек. Разве ты дешевка?
– Пока что меня устраивает Павел, он не такой урод, как этот старый еврей, и в то же время не такой бездельник, как вы с Вадимом. Он полностью меня обеспечивает. Возможно, не так, как я бы хотела, но делает все, что в его силах, работает как проклятый ради моих разных хотелок, в сущности, даже и ненужных мне. Конечно же Павел никогда не будет богат, ровно как и вы с Вадимом. Вы немного возвышенные создания, витающие в облаках каждый на свой лад. Миром правят такие, как Юлечкин папа – приземлённые беспринципные циники, которым чужды понятия морали, справедливости и красоты духовной. Им покровительствует князь мира сего. Они дельцы, им некогда созидать и копаться в своей и чужих душах. А мягких возвышенных людей ждёт награда лишь в той другой жизни, в этой они держатся на вторых ролях. И все же я ценю Павла. Женщине важно, когда мужчина горячо любит, искренней любви не могут противиться даже охотницы за деньгами. Не передать словами, какая это беда. О чем я говорила? Ах да: выходить замуж следует за верных и любящих мужчин. Твоя новая родственница, видимо, не в курсе. Она серьёзно думает, что ваш Вадик ограничится ее постелью? Он только что исполнил свой каприз, поймал добычу в тиски, и уже на попятный. Все вы таковы, мужчины.
– Он влюблён в неё уже давно.
– Правда, что ли? Я бы совратила его в два счета. Надо, кстати, об этом подумать.
Лидия заливисто рассмеялась, явно с целью раздразнить Сашу.
Саша взял ее за плечи и с силой потряс. Только тогда она перестала смеяться.
– Я когда-нибудь убью тебя, – непривычным голосом произнес Саша, задирая ей юбку. – Клянусь.
Она опять засмеялась, но уже тише, пока ее смех не перешел в отрывистые стоны.
Вадим был поражён до глубины души. Он и раньше замечал Сашины переглядки с Лидией, но запрещал себе думать, что это зашло так далеко.
Не в силах смотреть на них, Вадим ушел. Он чувствовал себя оплеванным, словно на месте Лидии оказалась его Юля. Он-то знал, что Павел любил свою невесту не меньше. Вадиму было настолько тошно, что захотелось утопиться.
