скачать книгу бесплатно
Саша слушал эти заверения в любви и преданности, блаженно закрыв глаза. Две женщины – Вера и Лидия – слились в одну, а с ними вместе жизнь и смерть переплелись меж собой. Саша почувствовал в себе силы подчинить их, в нем пробудились силы титана.
Саша прижимал к себе Веру до боли, но она не посмела оттолкнуть его. А в его воспалённом мозгу уже не стало различия между Верой и Лидией, ровно как между жизнью и смертью.
Любовь дана нам свыше,
Она нам Божий дар.
Она душою слышит,
Ей чужд любой навар.
Когда идёшь на жертвы
И отдаёшь себя,
Когда готов ты первый
Бороться, уступать.
Не бойтесь, что вам трудно,
Сей труд отточит вас,
Познаете вы чудо
Любви здесь и сейчас.
Глава 10
Вадим натянуто улыбался, с трудом подавляя зевоту. Перед ним стояла его школьная любовь, она пришла со своим мужем, узнав, что заявился Саша. Они, видите ли, поклонники его таланта.
Сам Вадим не считал, что Саша обладает хоть каким-то талантом, кроме разве что суперспособностью выводить Вадима из себя. Его безумная мазня у нормальных людей вызывает в лучшем случае недоумение. Брату попросту льстят, когда называют художником. По мнению Вадима, Саша был никем, а его хвалёный талант – не более чем несусветная наглость.
Вера с Юлей хлопотали около разложенного Сашей стола, около бутылки освежающего лимонада, около тарелки с приготовленным Верой пирогом и закусками, принесенными с кухни.
Тонкая звонкая Настя с рыжеватыми кудрями долго владела мыслями Вадима, пока в их края не приехало семейство Левиных со своей белокурой красавицей дочкой. Вадим сравнивал обеих молодых женщин – ту, на которой женился, и ту, что отверг. Ничья. Вадима теперь решительно не устраивали обе женщины.
Вадиму всегда хотелось жениться удачно, он ценил женское очарование. Только это и роднило его с братом Сашей – особая слабость перед женской красотой. Разве что Саша видел в красивой женщине нечто божественное и возвышенное, а Вадима прелесть его возлюбленных тянула вниз, к мерзким инстинктам животного, не знающего понятия стыда.
Настя стала первой женщиной (на самом деле тогда она была молоденькой девушкой, почти девочкой), за благосклонность которой соревновались братья. Саша находил удивительными Настину белую кожу и длинные тициановские волосы, но она предпочла ему Вадима, как и многие девочки до неё. Вадим был также хорош собой, как и Саша, но производил более яркое впечатление за счёт весёлого нрава (о да, в юности Вадима отличал даже слишком весёлый нрав, вероятно, за это он и расплачивается сейчас глубоким унынием, подобно рыцарю Фаготу из «Мастера и Маргариты»), а также более продуманного образа блестящего кавалера. Вадим всегда был гладко выбрит, элегантно носил одежду, будь то школьная форма или спортивный костюм, выкроил безупречные манеры. Его тёмные волосы стриг Павел, больше Вадим никому не мог доверить свою прическу.
Саша всегда был, что называется, неряшлив. Одевался он кое-как, если отец забудет погладить рубаху, так и пойдёт. Затертые джинсы мог носить по три года, не меняя, пока отец не схватится за голову и не прикупит новую пару. До появления в его жизни Лидии Саша носил на голове бесформенную швабру длинных неухоженных волос, заплетал их в хвост, но даже этот штрих не мог добавить шевелюре аккуратности. Завершали портрет творческого человека угрюмость с отрешенностью видавшего виды отшельника лесных степей. Но при всём насущном Саша всегда имел бешеный успех у противоположного пола. Лицо Вадима прямо-таки вытягивалось от удивления, когда он видел рядом с Сашей красотку, что смеялась его шуткам и охала над зарисовками. Удивительный феномен, с завистью думал Вадим. Их мать обладала похожим эффектом присутствия. Даже находясь в церкви, закутанная в платок так, что не видно волос, без грамма косметики, мать заставляла семейных мужчин сворачивать головы себе вослед. Интересно, как бы сложилась их с отцом жизнь, не будь мать сумасшедшей? Вероятно, она изменяла бы отцу напропалую.
Саша же более строгий вид приобрел лишь с появлением Лидии, он из кожи вон лез, чтобы понравится ей. Поскольку Лидия всегда отдавала должное опрятности Павла, Саше пришлось в ускоренном темпе эволюционировать из обезьяны в человека. Он остриг волосы, дочиста сбривал щетину и даже умудрился позиционировать свою мятую одежду как особый стиль дерзкого бунтаря. Пожалуй, единственное за что семье Дроновых стоит сказать «спасибо» Лидии.
Вадим помнил, как хорохорился перед Сашей, что Настя выбрала его, Вадима, даром что он младше ее на два года, на что брат с поганой усмешечкой отвечал:
– Вадик, просто чтоб ты понимал: я рассматриваю женщин не только как кусок мяса, но и обращаю внимание на интеллектуальную составляющую. Девица, которой могло прийти в голову связаться с таким придурком, как ты, для меня больше не представляет интереса. Она даже не глупа, она попросту застряла в развитии. Если хочешь, заинтересованность девушки твоими метросексуальными замашками является для меня маркером, определяющим, стоит она моего внимания или нет. И знаешь, этот метод определения ещё ни разу не выдал ошибки.
Теперь Настя подарила миру двух прелестных детей, передав им прелесть своей юности и навек став грузной асексуальной мамашей. Старшая девочка, весьма симпатичная, напоминает молодую мать. Младший сын, хорошенький, как девочка, жутко застенчивый, цеплялся за Настину юбку. Настя полностью погрузилась в него, она ни разу не поглядела на Вадима, будто его не существовало, и не было их трогательной школьной любви. Сашу она также едва замечала, хоть и являлась якобы его поклонницей и подписана на страницу в Интернете, которую ведёт чокнутая Вера, желая рекламировать отвратительные в своей бездарности картины мужа.
– Что такое, Тема? – ворковала Настя, тяжеловесно опускаясь на корточки перед сыном. Вадим с сожалением отметил, как расплылись желейным салом полные белые ноги. – Мы в гости пришли, да. Сейчас посмотрим на дядю-художника и домой пойдём. Будем играть, пазлы собирать. Потом ты будешь строить во-о-о-от такой огромный замок, мой маленький рыцарь.
Она продолжала щебетать в том же духе, Вадиму осточертело, и он перестал это слушать. Его внимание перенеслось на мужа Насти, пухлого, но симпатичного мужчину. Настин муж также относился к воркованию жены над сыном с презрением. Он смотрел на Юлю.
Дурак думал, что Юленька во всем лучше его жены. Ну, естественно. Худющая как подросток Юля в коротеньком салатовом платье, что непременно выглядит непристойно на женщине, если она не имеет так называемого «беби-фейса» – лица вечной девочки. Немногие женщины могут носить такой тусклый цвет, но Юля – блондинка с тонкими чертами лица, ее мало чем можно испортить. Она едва смотрит на своего сына, а уж на чужих детей она подавно хотела плевать. И она глядит на Настиного мужа. Как его, кстати, зовут? Вова? Валера? Витя? Да черт с ним, Вадим все равно не собирался видеть его чаще, чем случайно раз в три месяца. Так вот. Юля смотрит на Настиного мужа, громко смеётся над его плоскими шутками, позволяет разглядывать себя. И то и дело поглядывает на Вадима.
Вадим забавы ради подыгрывал ей и также неотрывно на них смотрел. Юля начинала смеяться нервно, громко и невпопад. Настин муж был доволен, как надутый индюк. Юля начала верить, что возбудила в муже ревность.
Потом Вадиму до смерти надоело и он отвернулся от них. Дура! Хоть бы уже и в самом деле наставила ему рога, Вадим бы чувствовал себя посвободнее. Но нет, она вцепилась в него мертвой хваткой. Почему женщинам так нравится унижаться перед мужчинами, которые их в грош не ставят?
Взять ту же Веру. Весьма симпатична, хоть и напоминает выражением лица старую деву-библиотекаршу. Но по ней видно, что она человек образованный, добрый и милосердный. Какого черта она вышла замуж за этого эгоистичного козла Сашу? Тот вдоволь поунижался перед своей Лидией, теперь вовсю отрывается на ее более простодушной копии.
Кстати, почему никто не видит, что Вера практически двойник Лидии? Ах да: Вера такая размазня, что является безликой невидимкой. Никто не обращает на неё ровным счётом никакого внимания.
Впрочем, Настин муж из вежливости улыбался ей, поддерживая разговор:
– Вера, я считаю, что вам с Сашей следует обосноваться у нас на ПМЖ. Ну если это не рай на земле, то где он тогда? Оглянитесь вокруг: все могущество природы здесь! Горы, море, а воздух сумасшедший! Здесь хочется вставать по утрам, не то что в вашей пыльной Москве, где люди бегают, как белки в колесе, мечтая в глубине души поскорее сдохнуть. Жизнь-то, она здесь, среди этой здоровой красоты, где можно вздохнуть полной грудью.
– Видите ли… – проговорила Вера, но Настин муж ее тотчас перебил.
– Видишь ли! – Он взмахнул руками, как ненормальный. – Вера, умоляю, перейдём на ты.
– Хорошо, – поправила себя Вера. – Понимаешь, рай на земле находится где-то на востоке, на его страже стоит Херувим с пламенным мечом. Посему человеку приходится самому искать себе наиболее удобное место жительства, но оно не может и не должно быть универсальным, подобно раю. Честно говоря, я очень скучаю по Москве, мне она ближе и милее. Возможно, во мне слишком медленно течёт кровь, а Москва даёт пинок, заставляя бежать в своём бешеном темпе. Я люблю этот город.
– Ты меня удивляешь. – Настин муж покачал головой, подперев рукой щеку. – Я бывал в Москве пару раз как турист и по работе, и я скажу всем вам, что это город умалишенных. Все куда-то бегут, огрызаются, разговаривают исключительно сами с собой. Психиатры могут сделать себе состояние на каждом отдельно взятом москвиче. Редко где можно найти столько мрачных, странных, резких и озлобленных людей. Погода там тоже, мягко говоря, шепчет, и так круглый год. Летом там адское пекло, осенью – хочется повеситься, а зимой можно примерзнуть насмерть, если не вольёшь в себя литр горячего кофе. Только поздней весной более-менее терпимо, но это всего один месяц. Жить круглый год, испытывая на себе столь разные погодные условия, тут в самом деле легко повредиться умом. А ведь это административный центр всей России! Там правительство сидит! Нет, это ненормально. Ведь говорили же о переносе столицы. Нужно сделать столицей России любой приморский город. Вот было бы дело.
– Не согласна. – Вера хмуро поджала губы. – Я не хочу умалять значимость других городов, это дело очень недостойное, но справедливости ради какой из них может тягаться с Москвой за звание столицы? Москва – это душа России. Сколько раз огонь равнял Москву с землей, но всякий раз Москва восставала из пепла и становилась только сильнее прекраснее. Вспомни, когда записано первое упоминание о Москве.
– 1147 год, – важно отметил Настин муж, делая при этом такое по-профессорски важное и надутое лицо, что Вадим прыснул от смеха и тихонько посмеялся в кулачок. Идиот думает, что Юлечка оценит его исторические познания.
– Вот, – подхватывает Вера. – Москва – оплот нашей страны, по правде сказать, даже Санкт-Петербург недостоин этой чести, хотя и он повидал окаянные и изумительно прекрасные времена, а главное, очень важные. Но сколько всего пережила Москва! Каждая улочка – бесценная история. Москва, она какая-то очень народная, что ли. Красивая, широкая, как русская душа. Не такая помпезная, как Питер, а простая и честная.
– Я все равно не признаю Москву, жутко охальный город. Что скажите, Юлия?
– Да, я тоже не люблю. – Юля отрывает глаза от телефона, чтобы тотчас обратно их опустить. В этот момент Вадим чувствует с женой странное родство, не зря же ведь они поженились, в конце концов. На Юлином хорошеньком личике, ровно, как и в голове Вадима, читается один и тот же немой вопрос: «Как вообще можно всерьёз разговаривать о такой галиматье?»
– Это потому, что вы тут выросли, – дружелюбно отвечает Вера. – А я выросла в Москве. Каждая лягушка хвалит своё болото.
– Ничего подобного, – возразил Настин муж. – Я, вообще-то, уроженец Воронежа, здесь у меня всю жизнь жила бабка, я к ней ездил раз в год на две недели. Это уже потом я переехал, чтоб не спиться от серой местности, где нет и не предвидится моря. Мне повезло, как и тебе, Вера. Настя тут живет, поэтому квартиру или дом покупать не пришлось. У нас в стране потому и каждый второй алкоголик, что люди моря не видят. А мне без моря не жизнь, понимаете, друзья? Я просто романтик, понимаете? – Настин муж смотрит на Юлю, ему кажется, что он выглядит поэтом-философом, но на самом деле он похож дурачка. – Как твой Сашка, Вера, у него такая же буйная свободная душа. Сань, разве тебе не тесно в этой бетонной коробке, которую у нас сделали столицей державы?
– Я согласен, Вань, – ответил Саша. А, так он, оказывается, Ваня. – Я планирую переехать сюда с женой окончательно.
Лицо Веры вытянулось, она испуганно обернулась на Сашу, рот глупо приоткрылся. Вадиму стало ее даже жалко. Бедняжка явно не ждала такой подставы от обожаемого мужа. Саша как ни в чем не бывало хлебал лимонад с одноразового стаканчика. Может быть, он слишком поспешил с заключением, но он об этом не думал.
– Вот и правильно! – горячо одобрил Ваня. – Здесь у тебя откроется второе дыхание, ты сможешь творить.
– Да-а-а. – Вадим поймал себя на мысли, что смакует протяжность собственного голоса. – Тут Саша натворил шедевров как нигде более. Кто-нибудь помнит тот великолепный портрет Лидии, невесты нашего брата Павла?
– А! – Ваня проявил горячий интерес. – Я, кстати, ее помню. Красотка, черт побери! Фигуристая, большие глаза, длинные, но… – Его экстаз пресекся под угрожающим взглядом Насти. Она, как и все близ живущие женщины приятной внешности, терпеть не могла обольстительную и бесстыжую Лидию, искренне и от всей души недоумевая, что в ней нашёл такой благородный и принципиальный человек, как Павел.
– Кстати, Саш, а где этот портрет? – Даже Юля оторвалась от телефона. – Красивый такой, очень похоже вышло.
Саша взглядом пожелал Вадиму отправиться в ад.
– Он испорчен, – отвечает Саша, делая при этом свой фирменный взгляд, говоривший, что более на эту тему он не произнесёт ни слова.
– Я бы не сказал. – Вадим удивился, сколько наслаждения ему доставляет бередить Сашины раны. Откуда в нем этот порок? Разве они не родные братья? Тем не менее он продолжал: – Портрет заиграл по-новому. И мне, кстати, так нравится больше. Прекрасная Лидия заслужила эту картину.
– Я бы тоже хотела посмотреть. – Вера внимательно, пожалуй, даже слишком внимательно, посмотрела на Сашу.
– Вера, вы считаете Сашу гением? –Вадим обернулся всем корпусом к Сашиной жене.
– Очуметь! Вы что, до сих пор на вы? – Ваня аж прыснул слюнями от смеха и удивления. – Вот это дела! У меня такое чувство, словно мы перенеслись в Петербург девятнадцатого века.
– Да, считаю, – жёстко ответила Вера, проигнорировав Ванино изумление. – Саша – невероятно талантливый художник, я считаю его великим.
– Да, Санек рисует хоть куда. – Ваня никак не уймётся, хотя Саша, Юля и Настя уже внутренне напряглись, понимая, что сейчас идёт диалог исключительно Веры и Вадима, вставлять в него свои комментарии – глупо и неуместно.
– Величие… – философским тоном изрёк Вадим. – По-вашему, великим человека делает талант?
– В том числе, – ответила Вера.
– А что еще?
– Поступки, добрые дела… я не знаю… полезная профессия, такая как врач или учитель.
– Так, а талант тут причём?
– Когда человек оставляет после себя след в умах и сердцах многих людей, это значит очень много, ибо не каждому дано.
– А если талантливый человек является полнейшей сволочью, что тогда?
– Не понимаю. – Вера смутилась. – Звучит слишком субъективно. Для кого он является… плохим человеком? – Воспитание не позволило ей повторить за Вадимом ругательное слово. – Всех нас одни считают хорошими, а другие – плохими.
– Ну, есть ведь объективно плохие люди. Убийцы, например.
– Причём здесь убийцы, если мы говорим о талантливых людях, которые оставляют после себя прекрасное? – Вера подошла поближе к Саше, ища у него опоры. Ее начал раздражать разговор с Вадимом, который заходил в какую-то дремучую степь. Саша был мрачен и суров. Вера поёжилась.
– Я к тому, – продолжал Вадим, – что талант даётся иногда не Богом, а дьяволом.
– Не говорите глупостей, талант даётся исключительно Богом.
– Я условно, разумеется. Дураку понятно, что ни Бога, ни дьявола не существует.
– Абсолютно согласен! – встрял Ваня, чем вывел из себя даже Веру. – Религия – пережиток прошлого. Церкви пора упразднить, потому что…
– Некоторые преступники, чаще всего убийцы, превращают свои ужасные деяния в настоящие произведения искусства. – Вадим повысил голос, перебивая Ваню и заставляя его замолчать. – Вы разве не читали об изуверствах маньяков, которые тщательно планируют свои убийства? У серийных убийц даже есть свой особый почерк. Но они талантливы.
– В чем талантливы? – вздыхает Вера.
– Так я же говорю вам, что их преступления – это произведения искусства. Они гениальны. Разве нет? По-вашему, такие люди тоже претендуют на звания великих? Гению все можно простить?
– У нас с вами, видимо, разные представления об искусстве и гениальности. – Вера смерила Вадима изумлённым и слегка высокомерным взглядом. Вадима она понимала ещё меньше, чем Сашу.
– Почему же? Мы с вами оба считаем Сашу гениальным.
Вера промолчала, не зная что ответить. Вадим смотрел на неё насмешливо.
– Ты, я вижу, у нас заделался знатоком искусства. – Саша пожелал прекратить их диалог, понимая, что Вадим загнал Веру в угол.
– Я рос рядом с гением. – Вадим услужливо поклонился брату, как плохой провинциальный актёр.
– Саша – художник, которого Бог одарил огромным талантом, – произнесла Вера тоном, который считала безапелляционным и строгим. – Он непременно оставит после себя великое наследие. Я верю в него.
– Так ведь уже оставил, – красноречиво заключил Вадим. – Я утверждаю, что Саша истинный гений, меня невозможно в этом переубедить. – С этим Вадим улыбнулся и не произнёс больше ни слова, позволяя каждому понимать его улыбку как угодно.
К счастью, Настин сынок со свойственной детям острой чувствительностью почуял раскалённую атмосферу и захныкал в испуге. Он стал настойчиво проситься домой. Семья поспешила откланяться.
– Девочки, идите в дом, – сказал Саша в свою очередь Вере и Юле, – не нужно сидеть так долго на солнце. Мы с Вадиком уберём стол.
Братья остались одни. Саша, как заведённый робот, собирал одноразовые тарелки и стаканы, протирал стол, затем с ловкостью сложил его втрое, чтоб удобнее было пронести в дом. Сашины мускулы играли, показывая здоровую мужскую силу. Вадим внезапно устыдился своего хилого телосложения. А когда-то он превосходил фигурой Сашу.
– Так где все-таки этот портрет? – спросил Вадим, который все на свете бы отдал за то, чтоб Саша сообщил об его уничтожении. – Надеюсь, ты его сжёг?
– Сжёг? – повторил Саша, очень удивившись. – Не слишком ли много смертей для одной женщины?
– Смерть бывает только одна.
– Есть люди, обретшие бессмертие.
– Возможно. Но Лидия не из числа таких людей. Не думаешь же ты, что ее душа переселилась в твою картину? Рыбы съели ее труп, и дело с концом. И это справедливый исход для неё.
Вадим не успел выдохнуть, как Саша в бешенстве схватил его за грудки и потряс:
– Я бы на твоём месте закрыл рот и больше никогда не упоминал ее имени.
– Мы что, будем здесь драться? Чтобы нас увидели в окно и побежали разнимать? – Вадим почувствовал Сашино физическое превосходство над собой и поспешил осадить брата.
– Мне в самом деле неохота мараться об такую жалкую трусливую собаку, как ты. – Саша отпустил Вадима, больно оттолкнув от себя. – Но если ты ещё раз при мне посмеешь так говорить о ней…
– Я ничего особенного не сказал. Твоя любовь к этой женщине сродни одержимости. Это безумное помешательство. В тебя словно бес вселяется, стоит только упомянуть ее имя. Ты с катушек слетаешь, не боишься? И это точно не любовь. Это больная зависимость, подобное испытывают сектанты, поклоняясь условному золотому тельцу. Любовь к твоей Лидии испытывал Павел. Любовь к тебе испытывает твоя Вера. А вы с Лидией не умели любить.
– А для любви, значит, нужны какие-то особые умения? – Саша слушал брата с презрительной улыбкой. – Я-то думал, что любовь – дар свыше.
– Нужно хотя бы засунуть подальше свой эгоизм.
– Вадик, мне жутко тебя жаль, ты какой-то немощный, что ли…
