Рассказы. Сборник

Когда войдет обратно

Походкою цекавой

В красавицу Одессу

Усталый батальон.

И уронив на землю розы

В знак возвращенья своего

Мальчишка наш не сдержит слезы,

Но тут никто не скажет ничего …

Свиридов немного удивился, но зал стал петь вместе с ним:

Ты одессит, Мишка,

А это значит,

Что не страшны тебе

Ни горе, ни беда,

Ты моряк, Мишка,

А моряк не плачет,

Но этот раз

Поплакать, право, не беда …

– Мы с Виктором назвали сегодняшний вечер «Моя память». В памяти каждого человека зарыто множество воспоминаний, иногда приятных, иногда постыдных, но всегда дорогих – потому, что они были в нежной юности. Тогда время казалось бесконечным, вечерний сумрак – волшебным, а тепло девичьего тела – таким восхитительным …

– Все было покрыто какой-то нежной дымкой нереальности, а город кругом казался несуществующим, отсутствующим… Был только волшебный голос:

В бананово-лимонном Сингапуре

В бурю,

Когда поет и плачет океан,

И гонит в ослепительной лазури …

– Мало кто из вас знает, что означало пройтись в полночь по Броду, с сияющими огнями и прекрасными девушками … Кто не знает, это улица Горького так называлась, и вот идешь снизу, мимо ярких витрин, к памятнику, который еще не поставили, а кругом такие же возбужденные ночью ребята и девушки … А из ресторана, в который не попасть, несется:

О любви не говори –

О ней все сказано.

Сердце, верное любви,

Молчать обязано.

Без причины не гори,

Умей владеть собой …

– Как это действовало! Правда, после ноль семьдесят пять портвейна, но все равно – это тогда было как стакан газировки …

– «Три семерки», «Кокур», «Акстафа» – это добавил Скворцов.

Случайно встретясь

С тобой на матче

Мы разошлись

Быть может навсегда.

Но это ровно

Ничего не значит -

У всех мой друг

У всех своя мечта …

– Это потом поехали из Европы широким потоком победители и повезли трофеи, в том числе грампластинки – они были тяжелые, плотные и, как правило, с заигранными первыми дорожками, ведь большинство таких пластинок приобретали на барахолках Вены, Праги или Берлина.

– Вертинский, Петр Лещенко, Эдит Пиаф, Луи Армстронг, и даже наш отечественный Вадим Козин, кукующий в Магадане …

– Позже появились станки, позволяющие нарезать грампластинки на целлулоиде, и за неимением листов чистого целлулоида в ход пошли рентгеновские снимки, и из-под полы в народ пошли «записи на ребрах».

– Эти записи чаще всего были не особо высокого качества, но зато сами записи – это были и иммигранты, и запрещенные у нас Петр Лещенко и американские негры …

– Эта эра «Пластинок на ребрах» постепенно сменилась магнитофонной эрой – сперва небольшие бытовые магнитофоны привозили из Европы (и из Прибалтики), потом освоили производства бытовых магнитофонов у нас, чаще всего воспроизводя зарубежные модели …

– Качество магнитофонных пленок улучшалось, скорость движения ленты снижали, и от бобинных и катушечных магнитофонов стали переходить к кассетным. При этом частотный диапазон записываемых сигналов расширялся и росло качество воспроизведения …

– Потом неожиданно стали записывать сигнал лазером. Помнишь?

– Да, появились лазерные диски, и на них стали записывать не только аудиосигнал, но и видеосигнал, и сразу устарели крупные кассеты с видео на магнитной пленке …

– Эти видеокассеты составили финансовую основу многих начинающих бизнесменов из комсомольских работников, расплодивших кучу миникиновидеосалонов с эротическими фильмами и доморощенным дубляжом …

– Лазерные диски тоже совершенствовались, повышалась их информационная емкость, но твердотельным запоминающим устройствам сопротивляться диски не смогли, и теперь информация с видеокассеты или с лазерного диска уменьшается на небольшой микросхеме, и самой большой деталью плейера стали наушники, а вся «память» уменьшается в крохотной коробочке, на которой еще умещаются органы управления плейером …

– Что дальше, Толя?

– А дальше, Витя пошла ностальгия. Разыскивают старые «вертушки» на 78 оборотов, старые звукосниматели и иголки, старые грампластинки … Старые проигрыватели «Siemens», радиолампы 11-й европейской серии, дорогие звуковые колонки …

– А ведь качество звука у этих антикварных немецких радиол изумительное! Ты слышал?

– Такого «бархатного» звука никто, кроме «Siemens» добиться не смог – теперь некоторые фирмы стараются искусственно добиваться такого звука электронной коррекцией, и это не всем удается … А поиски особых медных кабелей?

– Красное дерево, магнитный адаптер, целый шкаф – на зато и память, и звук …

– Ты заметил, у нас в салоне уже принимают заказы на запись не только на диск, но и на флешку!?

Бумажный проезд

Бумажный проезд…

Только вслушайтесь в эти московские названия – Бумажный проезд, Денежный переулок, Газетный переулок и переулок Кривой, проезд Соломенной сторожки и Огородная слобода, Хоромный тупик, Колодезный и Палочный переулок, переулок Лялин и Харитоньевский …

Это вам не Проектируемый проезд 4386 и даже не 3-я Улица строителей.

Книгоиздатель Сытин не зря прославился, написав (и издав) многотомный труд «История Москвы в названии улиц» – это настоящая история города и подвиг автора.

Как я теперь жалею, что не приобрел эти книги в свое время – возможность-то была.

История …

История своего времени.

Топонимическая глухота и интеллектуальная немощь переименователей …

Хватило смелости (и дурости!) убрать с карты города улицы Горького и Чехова, Кирова и Чкалова, но затронуть имя цареубийцы Войкова или большевистских политических деятелей кишка тонка!

А ведь это тоже история, история времени и той, дорвавшейся до московского пирога лимиты, что начала кроить все по своему образу и подобию.

Мне пришлось по работе некоторое время принимать участие в деятельности одной из моссоветовских комиссий, связанной с экологией, и поучаствовать в их непарадной повседневной работе.

Это были малограмотные и непригодные к государственной деятельности демагоги, приехавшие в город, который сам по себе им был совершенно безразличен, и являлся объектом для осуществления их собственных помыслов: помыслов о власти, о достатке, о хорошей жизни (все в силу их собственного разумения).

Посмотрите на исторический центр Москвы – там случайных названий не было.

Исчезнувшее Зарядье – история названий и становления города.

Разыщите в Интернете фотографии этих переулков – старинные дома с наружными металлическими лестницами и галереями, и даже с въездом для тройки на верхний этаж!

Кстати, такие дома с наружными галереями еще на моей памяти можно было найти во дворах около ГУМ’а и в Богоявленском переулке против выхода со станции метро «Площадь Революции»…

Самый яростный семейный взрыв я утихомириваю теперь простейшим приемом – нужно заговорить о Кривом переулке и его подъеме на Варварку.

И разбушевавшаяся жена стихает и предается воспоминаниям, как она бегала в школу, перелезая стену Китай-города по лесенке, поскольку ей было лень обходить по переулку и по Варварке (или она просто опаздывала) …

Или рассказывает, как строили фундаменты под очередную московскую высотку около Красной площади и Кремля – потом этот фундамент использовали для гостиницы «Россия» …

Теперь снесли и «Россию» …

Мы не обращали внимания на окружающую нас историю …

Громадный флаг Англии над подъездом особняка Британской военной миссии на улице Грибоедова (Малый Харитоньевский переулок, Грибоедовский ЗАГС) рядом со старинным зданием бывшего Филаретовского Епархиального женского училища, где до революции училась моя бабушка (еще и сестра Антона Павловича Чехова!).

Старинные деревянные домики около Городского дворца пионеров в переулке Стопани (теперь проезд Огородной слободы – кстати, проезд с таким названием в Москве не единственный!).

Карповский институт на улице Обуха (Воронцово поле), где от Обуха остался лишь переулок – там кругом история.

Здание Карповского института – особняк предпринимателя Филиппа Вогау, родоначальника немецкого клана, ассимилирующегося в России с 1840 года.

Надпись на цоколе главного корпуса, теперь скрытая разросшимися деревьями, но легко читаемая в годы моей юности (цитата из «Основ химии» Д.И. Менделеева): «Зная как привольно, свободно и радостно живется в научной области, невольно желаешь чтобы в нее вошли многие». Именно так, без запятых.

Земли усадьбы простирались от улицы Воронцово поле до Яузы, на берегу которой находилось кирпичное здание бывшего сахарного завода Гуго Марка (родственника Вогау) – туда я пришел работать в конструкторский отдел Государственного института азотной промышленности …

Кстати, железнодорожная станция «Марк» по Савеловской железной дороге – как бы это не тешило мое самолюбие, но названа она не в мою честь, а в честь родственника Вогау Гуго Марка. И кругом там, в сегодняшнем Лианозово, бывшие владения клана Вогау, а Алтуфьевское шоссе когда-то называли Вогау-штрассе …

Покровские ворота с путевой гостиницей постройки архитектора Стасова рядом с Чистыми прудами – кругом история, древняя и современная.

Позади памятника Чернышевскому, который появился у Покровских ворот аккурат тогда, когда улицу Чернышевского обратно переименовали в Покровку, стоит дом НКВД.

Дом этот знаменит тем, что на первом этаже здания предусматривали выход со станции метро – только ее не построили.

Дальше по бульвару здание Покровских казарм, рядом старинный Лепехинский родильный дом, а еще тут в стародавние времена находился концентрационный лагерь, который был стыдливо переименован в трудовой …

Но Лепехинский родильный дом выжил, там практиковал знаменитый Грауэрман, и теперь там Московский областной институт охраны материнства и младенчества (МОНИИАГ). Институт является научно-исследовательской, научно-практической, организационной и лабораторной базой Управления охраны материнства и младенчества Московского областного отдела здравоохранения.

А на другой стороне Покровки, в начале Чистопрудного бульвара в старинном доме жил Сергей Эйзенштейн (и его оператор Тиссе), а чуть дальше находится «Колизей» – раньше кинотеатр, а теперь один из ведущих театров Москвы «Современник» …

Пройдя по Чистым пруда за площадью Кировских ворот виден красивейший доходный дом страхового Общества Россия – это здание неоднократно засветилось в кино, да и история у этого здания богатая и не во всем еще известная …

Наши кинофильмы (даже художественные!) являются богатейшим источником материалов по старой Москве и в самых неожиданных местах можно увидеть очень интересные здания.

Например, в титрах сериала «ТАСС уполномочен заявить» есть панорама через Яузский мост и в эту панораму попал снос старого здания ГИАП (бывшего сахарного завода!) на берегу Яузы, новые здания этого института (башни) с выходом изображения на антенны и крыши зданий на углу улицы Обуха …

Угол Ульяновской улицы со старыми домиками, куда мы ходили в Народную дружину, а где на втором этаже жил мой друг Игорь Козловский, можно увидеть в фильме «Берегись автомобиля» …

Другое здание страхового Общества Россия – Лубянка, перестроено, но можно найти фото через арку снесенных Никольских ворот стены Китай-города до перестройки …

Но вернемся к Бумажному проезду.

Бумажный проезд, 14 – эта 12-и этажная башня была построена для редакций и офисов газет и журналов (раньше сзади впритык было пристроено здание типографии).

Там было солидное бюро пропусков и просторный холл с хорошим писчебумажным киоском. Я туда попал тогда, когда площадь Савеловского вокзала уже была разделена эстакадой с проездом под ней – перед башней была весьма скромная автостоянка (рядом около эстакады была огороженная более крупная стоянка).

А сам Бумажный проезд был перегорожен – стена, ворота, проходная, и весь проезд был превращен в территорию газетно-журнального концерна.

Только в начале этого века этот конец Бумажного проезда был открыт и эта улица стала проезжей.

Я в этой башне бывал в редакции карликового издания, тем не менее продолжающего существование и теперь, и где ряд лет меня печатали.

Раньше Бумажный проезд назывался Волковым – и поскольку там находились склады бумаги, то он стал Бумажным.

Рядом параллельно ему тянется улица Правды (ранее 2-я Улица Ямского поля – по полям, которые были кругом), получившая свое новое наименование от газетно-журнального издательства «Правда». Раньше, когда я там бывал, весь квартал занимали строения, так или иначе связанные с издательской деятельностью и типографии выбрасывали в воздух около тонны толуола (растворителя типографской краски).

Над подъездом, напоминающем капитанский мостик, тянется огромная эмблема «Комсомольской Правды» – в холле бюро пропусков, которые заказывают отсюда по телефону (заранее заказать нельзя), их приносили быстро, дальше ступени и лифты.

Из тех, с кем я тогда встречался, хорошо запомнил Андрея Дятлова – тогда он был ответственным секретарем редакции, его жену Валентину Терехину, активно влияющую на супруга, Юрия Гейко – он руководил отделом авто и вскоре ушел из КП, и Виктора Баранца – полковника (артиллериста), бывшего пресс-секретаря Минобороны, он теперь часто появляется на экране ТВ и ведет рубрику на радио, комментируя те ли иные события …

Непроезжая улица Правды – тогда выехать отсюда в сторону Савеловского вокзала было нельзя, в конце улицы был залитый водой котлован с железобетонными сваями и торчащей арматурой.

А улица была забита автомобилями и пристроится там бывало трудно.

Редакция карликового журнала, в которую я ходил в башню в Бумажном переулке, перебралась в громаду здания «Комсомольской правды», и сюда я тоже ходил …

Больше всего – больше, чем в КП – я ходил в издательский дом «Молодая гвардия» на Новорязанской улице, улице разорванной железнодорожными путями Савеловского вокзала на две части с переходом прямо по путям.

Первое – и главное – здание стоит прямо около путей, а служебные здания дальше и во дворе. Тут «Юный техник» со своими приложениями «Левша» и «Почему», тут «Техника молодежи», тут «Моделист-конструктор» – на соседних этажах, и другие издания и издательства …

Я еще застал очень приличную общую столовую на первом этаже, несколько приличных комнат редакции ЮТ – и небольшое кафе тут же, на 10-м этаже, и старика Черемисина – главного редактора ЮТ, человека очень интересного, много знающего, но очень пожилого. Мне тогда поручили вести «Патентное бюро» – ответы на письма читателей, очень интересная работа с детским творчеством.

Но умер Борис Иванович Черемисин и журнал пошел вниз, теряя помещения и авторов, в чем большая заслуга нового главного редактора, человека совсем из другой области …

А на соседнем этаже, где «Техника-молодежи», был очень интересный киоск с журналами об оружии и прочих увлекательных для мужчин вещах …

И весьма снобистская редакция журнала «Моделист-конструктор», сплошные военные в отставке, печатающие своих …

Кабина «Бурана»

Это здание больницы, похожее на большой круизный лайнер, ввели в строй в 1986 году.

Лучше всего это светлое здание на крутом берегу еле заметной теперь речушки под названием Шмеленка видно с кольцевой автодороги сразу после моста через Москва-реку.

За ввод в строй больницы главный врач получил орден «Трудового Красного Знамени» и руководит здесь все эти годы.

Тогда в 1986 году в больнице работали все специалисты кроме хирургов – операционные еще не были оборудованы. Для медперсонала через дорогу от больницы отстроили целый комплекс жилых корпусов – моя врачиха об этом рассказывала, и о том, что благодаря этим домам удалось укомплектовать больницу персоналом.

А оборудование … Нигде тогда я не встречал рентгеновских установок, делающих трехмерные снимки, но именно с таким рентгеном связаны мои самые сильные впечатления от этой больницы. Оказалось, что я не переношу «контраст» – вещество, визуализирующее камни в мочевыделительной системе, и у меня произошел сильнейший сердечный приступ.

Сперва меня пронесло и вырвало, затем я с трудом дополз до кровати и попросил соседей вызвать врача – дальше я потерял сознание.

Очнулся – рядом сидит моя испуганная врачиха, пахнет лекарством …

После этого я всегда сообщал врачам о непереносимости «контраста», а когда примерно через два десятка лет мне все-же его вкололи, то обошлось сильнейшей рвотой и сердечным приступом – посидел минут десять и пошел.

А тогда в 1986 году в палате я был на новенького.

Все остальные мои соседи лежали в урологии не первый раз и когда меня собрались переводить в КБ № 6, то передавали приветы и поздравления хирургу Халезову – отзывались о нем в превосходной степени и поздравления были связаны с награждением доктора Халезова орденом «Трудового Красного Знамени».

Меня на машине скорой помощи поздно вечером, практически ночью перевезли в широко известную в узких кругах КБ № 6, «шестерку».

Больница №6, как и больница № 83 относились тогда к 3-му Главному управлению Минздрава, и чтобы туда попасть нужно было иметь допуск хотя бы третьей формы.

И давая направление на госпитализацию даже в начале этого века мне оформляли справку в первом отделе.

Операцию тогда мне делал Сергей Павлович Халезов, и я на своем теле испытал все мастерство и нежность его рук, а из разговоров с пациентами услышал столько хорошего о докторе Халезове.

А это время было отмечено трагическими событиями в Чернобыле, и спускаясь утром за газетами я сталкивался с привезенными оттуда – их привозили без денег, без документов, в одном спортивном костюме, еще крепких, не знающих своей судьбы …

Главное здание КБ № 6 было построено в узнаваемом сталинском послевоенном стиле с богатым фасадом, широкими лестницами, одноместными палатами – только теперь в них размещали по два или даже по три пациента.

Сергей Павлович вырезал мне камушек из мочеточника и пообещал, что я долго не буду страдать от этого заболевания. И мы встретились с ним через десять лет, когда урология уже прочно обосновалась в КБ № 83, а Сергей Павлович руководил там лабораторией литотрипсии. И он узнал меня.

Но уже пора вспомнить о заголовке – при чем же тут кабина «Бурана»?

Уже в этом веке, когда значительно снизились требования секретности, ограничения на фотосъемку на территории КБ № 83 еще сохранялись.

Но сперва я в литературе встретил соответствующее упоминание, а затем обнаружил в Интернете фотографию этого артефакта (фото 1). Дело в том, что перед корпусом больницы на транспортном постаменте разместилась носовая часть многоразового космического челнока «Буран»!

Когда-то я не поверил своим глазам – почему здесь появился подобный памятник?

Или его хотели приспособить под барокамеру?

Фото 1. Кабина «Бурана» перед корпусом больницы

(снимок 31 мая 2009 года).

Сколько раз я, прогуливаясь, отдыхал перед этим памятником, удивляясь невероятному количеству штепсельных разъемов на корпусе – это на фотографии носовая часть закрыта блестящей заглушкой. Тогда ее не было.

Фото 2. «Глова Бурана», 28 июля 2013 г.

Так назвал эту фотографию Юрий Гаврилов.

Кабину убрали с площади перед корпусом, перенесли в другое место (фото 2), установили лестницу и площадку для того, чтобы к кабине можно было подойти сзади со стороны входного люка.

Но теперь многое изменилось, и не только в административном подчинении больницы.

Теперь кабина «Бурана» экспонат для экскурсий пациентов и посетителей больницы.

В 2005 году на выписке из моей истории болезни уже стояла новая шапка «КБ № 83 ФУ «Медбиоэсктрем» МЗ РФ» – больницу «прибрало» к рукам Министерство по чрезвычайным ситуациям, причем вместе с жилым фондом напротив через дорогу.

Фото. 3. Федеральный научно-клинический центр на Ореховом бульваре.

Из закрытой ведомственной лечебницы КБ № 83 превратилась в Федеральный научно-клинический центр (фото 3), обслуживающий не только сотрудников некогда закрытых предприятий, но и жителей окружающего района и вообще всех желающих на коммерческой основе …

А проект здания больницы оказался очень удачным и его использовали неоднократно – к примеру, главное здание 15-ой горбольницы в Вешняках является клоном здания больницы № 83 …

Ночь прошла

Той, кто был тогда со мной

Ночь по улице прошла …

Кто только не перепел это!

Но можно заметить, что кое-кто уважая слушателя исполняет этот шлягер только дома, в узком кругу, под хорошим градусом …

Только бы не задохнуться – дышу быстро-быстро, как собачка … Что? Где? Как?

Да знаю я, и что и даже где, и даже как …

Только не легче от этого.

Сердце.

Ну, по очереди – раз, два, три …

Полегче.

И еще чтобы снять мышечный спазм от испуга – давно бы привык, чего пугаться …

Звездной поступью царицы …

Сейчас станет полегче.

Три часа ночи – почти стандартное время для такого массированного приступа.

Но на улице еще не светает – казалось бы, рановато для такого приступа.

Сижу, сохну.

Мокрый насквозь. Только лоб обтер – голове холодно.

Раньше сидел и ждал до полного высыхания, а теперь перестал – чуть подсохну и укрываюсь: согреваться не надо.

А то сидишь, сидишь и очухаешься, озябнув – укрылся, начал согреваться и опять жарко, страшно, дышать нечем …

И все по новой …

И чего это ко мне Лепс привязался? Орет сильно …

Тихой болью отзывается во мне …

Это моя жизнь во мне отзывается.

Не тихой болью, хотя боли тоже хватает.

Одышкой, ужасающим удушьем, ужасом …

Ужасом чего? Страшнее ведь не будет.

Постепенно отпускает, но не до конца – до конца теперь не отпускает вообще.

Много хочешь – еще чтобы тебя отпускало совсем, чтобы мог спокойно дышать и двигаться. Уже не выйдет – все, поезд ушел.

Остается лежать, стараясь найти удобное положение и прикрываться не сильно, чтобы снова не вспыхнул приступ …

Не забудутся никем

Праздник губ, обиды глаз …

Память – жестокая штука.

Я совершенно не помню того стремительного броска в Ленинград.

Поезд? Самолет? Вокзал?

Помню двор-колодец, дом времен Достоевского, узкую крутую лестницу, крохотную комнатку и узкую старушечью кровать, металлическую и неровную …

Что это было?

Тихой болью отзывается во мне …

А вспоминается почему-то ранний завтрак в кафе на Невском и неожиданная встреча там со знакомыми сотрудниками из нашего техотдела.

Они сидели через несколько столиков от нас – он и она, смущены …

Издали приветствуем друг друга руками …

Здороваться не стали, тем более с моей спутницей они знакомы не были …

А ее срочно вызвали в Москву …

Несколько дней в Ленинграде совершенно стерлись из памяти, хотя мы где-то бывали, куда-то ездили …

Первый раз в Ленинграде, и такой город!

Эту линию колен

Целовать в последний раз …

Признаться, и этого не было.

А что было? И когда?

Было это в далекой древности и теперь это меня не волнует – возможно, к сожалению.

Тем, кто за словами не чувствует мелодию так как это чувствую я, читать это трудно.

Зато я не просто читаю, а слышу за словами мелодию …

Лежать в ее коленях головой …

Это не оттуда? Да. Но все равно это Жека, Жека Григорьев …

После? Встретились пару раз.

Она вышла замуж, с мужем уехала. Затем её не стало …

Волнует? Конечно …

Меня волнует как сесть на постели, встать на ноги, одеться.

И при этом не задохнуться, не свалиться обратно в постель, добрести до туалета …

И крики молодой луны меня беспокоят редко, под настроение, хотя во время приступа могут и помочь быстрее отдышаться …

Интересно, как это умирают от остановки сердца?

Если сердце перестанет качать кровь в мозг, то мозг должен бы взбунтоваться и начать бороться за выживание, а как?

Говорят, хороша смерть во сне – заснул и не проснулся.

Хорошо бы – и мне и окружающим забот меньше.

А то беспомощность, лишние хлопоты, излишние страдания всем окружающим и мне тоже …

А так – уснул и не проснулся. И все дела.

Болью отзываются во мне

Этой молодой луны

крики …

Кто-то недавно сказал, что по существу есть только ЛЮБОВЬ и СМЕРТЬ.