Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

– Ты думаешь?

– Обязательно! Иначе она может либо испугаться, либо обидеться …

КУПАНИЕ ЛОШАДЕЙ

Катя не проспала, и около четырех часов утра сонная вышла из подъезда.

«А где Гриша? Неужели проспал?»

Гриша ждал ее на лавочке.

– Ну, где твой сюрприз? – почему-то шепотом спросила Катя.

– Пошли, – так же негромко ответил Гриша.

Они пришли в конюшню – казалось, что лошади их ждали и с удовольствием вышли наружу.

Гриша подсадил Катю на Бирюзу и взобрался на Ваграма. Теперь Кате уже не было так страшно, как в первый раз, и даже без седла она сидела более уверенно. Бирюза почувствовала это и пошла быстрее. Катя хотела спросить, куда они едут, но решила, что так интереснее. Иногда ее задевали мокрые листья и вообще в лесу было прохладно, но скоро они выехали на дорогу и раннее солнышко согрело ее.

Они проехали через плотину, слева от которой тихим зеркалом лежало озеро, и по узкой тропинке спустились вниз, в кустарник и выехали к небольшому водоему с пологим песчаным берегом. Лошади зафыркали и встали.

– Слезай, приехали.

Ровная гладь воды была со всех сторон огорожена зеленью кустов, но солнышко уже поднялось выше и приятно грело. Катя подошла к воде и потрогала ее – вода была теплая-теплая. Она оглянулась – около Ваграма раздевался Гриша. Он снял куртку, рубашку, джинсы и ей показалось, что он остался в белых трусах.

Но нет, это были не трусы, а незагорелое тело.

Гриша взял Ваграма под уздцы и повел его к воде. Кате показалось, что Бирюза в ожидании смотрит на нее, и она тоже стала раздеваться. Она сняла свою курточку, сбросила брюки, блузку и сняла беленькие трусики и такие же носочки. Трава была влажная и прохладная, песок тоже холодный, но вода сразу согрела ее ноги. Бирюза охотно пошла за ней, потрогала воду губами, пошла вглубь и остановилась, когда вода была Кате уже по грудь.

– Глубже не будет, – сказал Гриша.

Он поливал спину Ваграму и тот довольно переступал в воде. Катя тоже стала поливать свою лошадь и гладить ее мокрую спину. Бирюза довольно зафыркала и потянулась к ней мордой. Вода была теплая, но ноги у Кати зябли на холодном песке дна.

– Выходи, а то озябнешь. Это только кажется, что вода теплая, – и Гриша пошел к берегу. Катя последний раз провела рукой по спине Бирюзы и пошла за ним. Почему-то она совсем не думала о том, что они голые, и ее это нисколько не заботило.

– Давай, я вытру тебе спину. – Гриша достал из сумки полотенце и стал вытирать ей спину.

– Слушай, а почему мы там наверху не пошли?

– Там купаются люди.

– А почему моих сюда не привели?

– Потому что папа сказал, что твоя мама панически боится пускать тебя в воду.

– Правда …

Она повернулась к нему лицом и взглянула в его улыбающиеся глаза. Гриша вытирал ей руки, плечи, потом стал вытирать живот. Он присел перед ней и стал вытирать ее ноги.

– Давай, остальное вытри сама.

Катя вытерлась и стала вытирать спину Грише, потом плечи и грудь, и присела, чтобы вытереть ноги. И прямо перед глазами увидела … Она видела это на картинках и вообще, но чтобы так близко … Но Катя отвела глаза и вытерла его ноги до конца.

– Спасибо. Одевайся, а то озябнешь.

И они оделись, не отворачиваясь, но и не разглядывая друг друга.

Тем временем лошади плескались в воде и неохотно вышли на зов Гриши.

Они шли лесом, лошади шли следом, и Катя никак не могла понять – что же произошло. Так ласково светило солнце сквозь листву, было такое приятное и непонятное состояние, непонятная радость переполняла ее, и она не сразу поняла то, о чем ей рассказывал Гриша.

А он рассказывал о том, как в первый раз приехал сюда с девушкой, рассказывал о своей девушке и еще о чем-то …

Катя прижалась лицом к шее Бирюзы и заплакала. Гриша не утешал ее, она плакала без особых мыслей, но когда ей стало уж совсем жаль себя, он взял ее за плечи.

– Тебе было плохо? Я тебя чем-нибудь обидел?

Размазывая слезы Катя помотала головой.

– То, что сейчас было, останется с тобой на всю жизнь … Это – только твое и больше ничье. И сколько бы всякого у тебя в жизни потом не было, пусть это утро останется. Мне хочется, чтобы это воспоминание осталось у тебя светлым и радостным. Таким же чистым, как твои слезы сейчас …

Гриша говорил и говорил, не убирая своих рук с ее плеч, потом снова стал рассказывать о своей девушке. Катя слушала и не слушала его, но слезы просохли, жалость к себе прошла. Постепенно разговор перешел на школу, на учителей, на отметки.

Катя пожаловалась на трудности с английским языком, из-за которого ее и отправили в эту спецшколу.

– Так ты говоришь на английском языке?

– Что? Что ты сказал?

– Я спросил, говоришь ли ты по английски. Ты не поняла?

– Вау! Я поняла! Просто ты говоришь лучше нашей англичанки!

– А ты ответь мне по английски. Давай, давай, не бойся …

Путаясь в русском и английском Катя опять стала рассказывать о школе, о том, что там ребята какие-то особенные, важные и необщительные, о первой в ее жизни вечеринке без взрослых, где она попробовала – чуть-чуть! – вина в первый раз и в первый раз целовалась с мальчиком …

И с удивлением посмотрела на Гришу.

– Ты знаешь, я об этом никому не рассказывала, а вот тебе … А откуда ты так хорошо знаешь английский?

– Отец учил, потом они с мамой устраивали английские дни – разговаривали только на английском языке … Хочешь не хочешь, а научишься …

К конюшне они подъехали верхом на просохших лошадиных спинах.

– Не жалеешь, что поехала со мной?

– Наверное, я правда этого никогда не забуду … – покачала головой Катя.

Они успели к завтраку. Свиридов уехал по делам, и Тоня передала его извинения.

Вера Николаевна подозрительно осмотрела Катю.

– Где ж вы были в такую рань?

– Мы лошадей купать водили.

– Ты не вздумала выкупаться? Но вода-то холодная?

– Не знаю, мама. Лошади не жаловались, им понравилось, – пожала плечами Катя. – А на солнышке было совсем тепло …

РИСУНКИ на ПАМЯТЬ

После завтрака гости засобирались в Москву, и пока они зашли попрощаться к Галиным Гриша ушел к себе.

– Гриша, ты где? Наши гости уезжают!

Гриша вышел с двумя листами бумаги.

– Это вам, Вера Николаевна.

Уверенными штрихами на листе была изображена улыбающаяся женщина, удивительно молодая и как две капли воды похожая на мать Кати.

– О-о! Гриша, да ты настоящий художник! Как ты смог так изобразить Веру?

– Гришка, ты молодец! А второй? Ну, покажи!

На втором рисунке была Катя, и не одна, а с лошадью. Лошадь положила морду ей на плечо, и Катя с улыбкой что-то ей говорила. И была она не с косичками, а с распущенными по плечам волосами.

В рисунке было столько жизни и движения, что все замолкли.

– Гришка … Дай, я тебя поцелую! – и Катя, чуть привстав, обняла его и крепко поцеловала в щеку. – Спасибо тебе большое …

– Да, теперь я верю, что ты мог продать свои рисунки, и не дешево. Спасибо тебе, Гриша.

Провожать пошли все вместе. Гриша с Катей немного отстали.

– Не сердись на меня, ладно? Я хотел подарить тебе кусочек сказки. И пусть тебе ничего такого не кажется, ты для меня просто очень хорошая девчонка, с которой мне было интересно. Приезжай еще, я познакомлю тебя с моей Ульянкой. Думаю, что вы друг другу понравитесь.

– А ты приедешь к нам в гости?

– Не исключено. По-моему предки уже договорились.

– Знаешь … – она взяла его за руку. – Ты что-то такое сделал … Что-то изменилось … Я пока не понимаю, что, но я стала какая-то другая …

– И это хорошо?

– Наверное … Позвонишь мне?

– Ты там подружкам поменьше рассказывай … И город наш закрытый, да и все это – только твое …

В машине Катя устроилась на заднем сиденье и задумчиво разглядывала рисунки – и себя, и маму. И невольно вспоминала низкое утреннее солнце, теплое и ласковое, стоящих в воде лошадей и свою и Гришину наготу. И ей совсем не было стыдно или неловко за свои еще совсем маленькие груди и нежные волосики, которые увидеть то было трудно, зато они были такие мягкие и шелковистые, и наготу взрослого уже Гриши …

И как что-то очень-очень давнее и малоприятное вспоминала поцелуи малознакомого мальчика на вечеринке у одноклассницы, и касающиеся ее тела руки …

Она становилась другой, она взрослела …

УЛЯ

НА ТАНЦЫ

Когда-то давно, собираясь на танцы, Уля переодевалась у него в комнате, примеряя трусики и выбирая самые маленькие, а потом подгоняла джинсы, чтобы пояс их был расположен максимально низко.

– Не видно трусиков? – спрашивала она Гришу. – Так хорошо?

И только потом натягивала тонкий трикотажный топик, четко обрисовывавший ее грудь с торчащими соками.

На площадке ее встретили дружным «У-у!» – живот девушки был обнажен так, что казалось еще чуть-чуть и … Даже некоторые из подруг постоянных завсегдатаев площадки старательно стали спускать пояски своих юбчонок …

А Уля была хороша и чертовски соблазнительна, и от посторонних посягательств ее спасал авторитет Гриши – его способность вырубить любого в доказательствах не нуждалась. Уля вся танцевала перед ним, и ее открытый живот и высокая грудь так и сновали перед его глазами.

Натанцевавшись – до последнего автобуса – они вернулись к себе. Перед дверью Уля обняла его за шею и поцеловала.

– Правда, хорошо потанцевали?

Она еще раз поцеловала его и пошла в квартиру Василия Васильевича.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

После холодного душа Гриша сел за стол и склонился над листом бумаги.

Он закрывал глаза, мысленно видел танцующую Улю и начинал рисовать …

ОНИ СПРАВЯТСЯ

– Как ты думаешь, они справятся?

– Ты не волнуйся, у них все будет нормально. Тем более, что у них есть мы.

– Я так боялась, что они не удержатся – они уже очень давно целуются и практически все время вместе.

– Она умница. Будет хорошей женой Грише, хорошей матерью.

– Только школу бы кончила …

– У нее уже есть профессия – ты ее очень хорошо выучила, она всегда сможет заработать шитьем.

– Ты говорил с Гришей? О первом разе, о женщине?

– Ну, как ты думаешь? Конечно. И он очень внимательно слушал меня и даже вопросы задавал. Но ты не забывай, что он очень много рисовал обнаженную натуру, у него была Ника, с которой они с раннего детства как брат с сестрой.

– А как ты думаешь, что Ника рассказала Грише о своем первом опыте половой жизни? Или не рассказала?

– Думаю, рассказала. Но не сразу. А вот как – не знаю. Но он точно знал, что она стала женщиной и это видно по его рисункам – они стали эротичными, чувственными …

ПОСЛЕ НОВГОРОДА

Уля приехала из Новгорода вся в сувенирах и подарках.

И прямо на пороге при всех расцеловала Гришу и сообщила.

– Гришка, я больше без тебя никуда не поеду! Мне было без тебя плохо!

– Тебе не понравилась экскурсия?

– В общем ничего, только я все время оглядывалась – где Гриша? Наверное, это плохо, что я так привыкла к нему – да, дядя Толя?

– Если ты совсем ничего без него не можешь, то это плохо. А если тебе не хватает его общества, его присутствия рядом с тобой – что же тут плохого? Вон как вы расцеловались!

После обеда Уля раздавала подарки и рассказывала о Новгороде, а потом Грише наедине рассказывала, как они там ночевали на турбазе за городом, и как ей его недоставало.

И они снова обнимались и целовались.

А потом Гриша рассказывал Уле про девочку Катю, которую похитили бандиты и которую спас его папа, и как он провел с нею время.

Но про купание лошадей Гриша Уле ничего не рассказал …

Но переезд утомил Улю, глаза у нее стали слипаться. И Гриша проводил ее в квартиру Галиных и пожелал спокойной ночи …

ОНА БЕЗМЯТЕЖНО СПАЛА

Она безмятежно спала и легкая улыбка оживляла ее лицо.

Во сне она раскинула руки и была так прекрасна, чуть прикрытая простыней – смуглое тело, округлая грудь с коричневыми сосками, крепкие руки.

Гриша зашел разбудить Ульяну. Он нагнулся и поцеловал ее в губы.

Еще не открывая глаз девушка обхватила шею Гриши, продляя поцелуй.

– Вставай, соня!

– Привет! Что, уже поздно? А мне снилось что-то очень хорошее …

Девушка отбросила простыню и спустила ноги на пол, затем встала и потянулась всем телом. Ее груди напряглись, соски стали еще острее, гладкий живот снизу охватывала резинка трусиков, а все тело выгнулось дугой.

– Давай, просыпайся! Я пошел готовить завтрак.

Гриша залюбовался девичьим телом, потом улыбнулся Уле и вышел.

К вечеру в доме культуры был концерт – что называется своими силами.

Выступали свои «артисты», но зал был заполнен и реагировал весьма бурно.

Гриша и Ульяна сидели на своих привычных местах в ложе «начальства», позади Свиридовых, рядышком, и Уля нашла его руку и обхватила своей.

Гриша погладил ее руку и, подняв, прижал к своей щеке.

– Давай убежим …

Чистый голос Вали Демидовой тем временем наполнял зал.

Ягода малина

В лес к себе манила,

Ягода малина в гости звала…

Держась за руки Гриша и Уля выскользнули из ложи, пересекли коридор и через запасной выход вышли прямо в березняк.

Как сверкали эти

Звезды на рассвете,

Ох, какою сладкой малина была.

– Ты знаешь, у меня такое чувство, что …

Гриша не дал ей договорить и закрыл ее рот поцелуем.

Целоваться они начали уже давно, но сейчас Уле показалось, что что-то изменилось. Его руки, обнимавшие ее за талию, медленно поднимались вверх и вибрировали. Ее тело само, без ее участия, придвинулось к его телу вплотную, а руки, которыми она обычно обнимала его за шею, сползли вниз, забрались под куртку и обхватили его тело.

Задохнувшись, они разорвали губы, но не отстранились, а еще теснее прижались друг к другу. Его рука гладила ее лопатки, а другая спустилась вниз и ласкала округлость, прикрытую тонким платьем и трусиками.

Ей показалось, что она что-то почувствовала там, внизу, где она так плотно прижалась к нему. А руки ее гладили его спину и еще сильнее прижимали грудь к его груди.

– Гриша …

– Улечка …

– Я люблю тебя, Гриша …

– Я люблю тебя, моя Улечка …

Они прошли немного вглубь березняка.

Гриша накинул ей на плечи свою крутку – вечерело и стало прохладно, и в легком платье ей стало зябко несмотря на его руки. Или ей было зябко от чего-то нового – ведь они еще никогда вот так не обнимались?

– Нет, бежим домой!

Чуть запыхавшись они вошли в квартиру, в комнату Гриши, и снова обнялись. Гриша целовал ее и гладил всю ее сверху донизу, а Уля начала расстегивать пуговицы на его рубашке.

– А если войдут?..

Гриша оторвался от нее, взял со стула майку и вышел.

Майку он узлом привязал на ручку двери.

Уля сидела на его диване. Гриша сел рядом, обнял ее, прильнул к ее губам. Само собой получилось, что они откинулись на спину и крепко обнялись.

– Я хочу стать твоим первым мужчиной …

– Я хочу стать твоей первой женщиной, мой милый …

МАЙКА на ДВЕРИ

Майку на дверной ручке первой увидела Тоня, но ей показалось, что Свиридов, шедший за ней следом, остановил деда Васю еще раньше, приложив палец к губам.

– Тс-с! Пошли-ка на кухню!

Василий Васильевич тоже увидел майку и желание порасспросить про концерт у него почему-то пропало.

– Что это!?

– Просто у Гриши нет картонки с надписью «Не беспокоить!».

– И вы думаете, что …

– А почему бы и нет?

Василий Васильевич быстро ушел в расстроенных чувствах, а Свиридов и Тоня прошли к себе.

– Думаешь, они … уже?

– Милая моя, они уже совсем взрослые!

– Я уже давно боюсь, что они не сдержатся – они ведь очень давно целуются и практически все время вместе. Особенно я испугалась когда заметила, что Уля переодевается в его комнате – войдет в платьице, а выйдет в джинсах … Гриша молодец – он так долго держался, а это нелегко. А Уля так его слушается! Ты не «подглядел» за ними? Я бы не удержалась!

– Не подглядел. Но «подслушал» их эмоции – они так счастливы, обладая друг другом! Даже трудно было понять, кто из них счастливее.

– Ты говорил с Гришей? О его первой женщине?

– Ну, как ты думаешь? Конечно. И он очень внимательно слушал меня и даже вопросы задавал.

– Да, он долго держался … Но природа берет свое.

– Почему ты думаешь, что инициатором была не Уля?

– А я помню, как он пришел ко мне в постель после вашей поездки в тюрьму.

– И что было?

– Не было ничего, хотя он и был не в себе после этой поездки, но я почувствовала не мальчика, а мужчину … И как он рисует женщин – он так видит их красоту. Да ты и сам все это знаешь!

– Но он мне так и не показал рисунки, где позировала ему ты. Ты обнаженная позировала?

– И обнаженная тоже. Но что тебе стоит «подглядеть» все это?

– Это невозможно. И ты это знаешь.

– Знаю, любимый мой …

УЛЯ ПЕРЕСТАЛА СТЕСНЯТЬСЯ

Уля перестала стесняться его уже давно, с того самого первого раза, когда Гриша рано утром взял ее с собой купать лошадей.

Они добрались до озера, затем спустились по еле заметной тропинке вниз и через густые заросли вышли к воде. Лошади, пофыркивая, вошли в воду – здесь было мелко.

Уля смотрела на лошадей, и когда перевела взгляд на Гришу – тот уже снимал трусы.

– Давай, я тебя жду!

Она не могла объяснить ни тогда, ни потом – она разделась догола и пошла в воду за ним. И потом – вода была довольно прохладная – когда он вытирал и растирал ее тело полотенцем, она почему-то не застыдилась свой наготы, своих небольших бугорков на груди, да и всего прочего. И очень неуверенно стала вытирать его, и без всякого стеснения рассматривала его обнаженное тело.

А потом он посадил ее на лошадь боком, а сам пошел рядом, касаясь ее колен.

– Ты не очень замерзла? А то простудишься еще …

– Мне тепло. А ты всегда будешь рядом?.. Рядом со мной?..

– Наверное. По крайней мере ты всегда можешь на меня рассчитывать.

– Это как?

– Это так, – он погладил ее по коленке, а потом обхватил и посадил поудобнее. – Мне очень приятно быть с тобой вместе …

– Мне тоже …

Снимая ее с лошади он погладил ее по спине.

– Не озябла?

– Не-а. А ты еще возьмешь меня с собой?

Время шло, тело Ульяны округлилось, и теперь рано утром рядом с Гришей у воды раздевалась вполне сформировавшаяся девушка. И без смущения растирала полотенцем молодого юношу и подставляла свое тело ему.

Когда они поцеловались в первый раз, они уже не помнили, но зато хорошо помнили, когда в первый раз признавались в любви друг другу и сколько разговоров было о будущем, о будущих детях – надо только немного подождать, подрасти …

Поэтому Уля без всякого стеснения переодевалась при Грише и так же спокойно относилась к его наготе. Они никогда не прикасались друг к другу обнаженные, и так было до последнего времени …

Гриша сам раздел Улю и стал целовать ее – нет, не в губы, а все ее тело. Это было так прекрасно!

И все, что произошло потом, тоже было так необыкновенно волнующе и так удивительно прекрасно …

Уля задремала. Открыв глаза она увидела Гришу за столом на его обычном рабочем месте.

Она встала и подошла сзади к нему, как всегда положила руки ему на плечи и прижалась к его спине. Она и раньше так делала, стараясь не особенно мешать ему.

Но сейчас, когда она коснулась сосками обнаженной груди его обнаженной спины, какой-то импульс прошел между ними и Гриша сразу повернулся к ней.

Его лицо прижалось в ложбинке между ее грудей, а руки обхватили ее.

– Мой милый Гриша …

– Моя дорогая Улечка …

Она оказалась у него на коленях, но почему-то это было совсем не так, как бывало раньше. Теперь его руки и ее тело стали волшебными, каждое его прикосновение – удивительным, а его тело так и манило ее.

– А я испачкала простыню …

– Я сделал тебе больно?

– Нет, совсем чуть-чуть, – она сказала почти правду. – И я хочу … еще …

Это было восхитительно – так Уля могла определить происходящее.

Все было удивительно, радостно, она растворялась в нем, а он – в ней, они составляли единое целое и не могли остановиться …

СОВЕТ БЕЗОПАСНОСТИ

После заседания Совета безопасности Свиридов подъезжал к дому.

Он вышел у конечной остановки автобуса и отпустил машину. Отсюда до подъезда было десять минут медленным шагом, и он с удовольствием размял ноги.

После легкого ужина они отправили детей спать, а сами устроились на диване в гостиной.

– Ну, рассказывай! – Тоня устроилась с поджатыми ногами рядом со Свиридовым и взяла его за руку.

– Мероприятие довольно занудное, – начал Свиридов. – Причем носит чисто информативный характер, поскольку ничего не решается. Я даже чуть не вылез со своими соображениями …

– Неужели не было ничего интересного? Интересного для тебя?

– После завершения заседания все начали выходить и тут меня попросили в соседнюю комнату, в соседний кабинет …

«– Товарищ Свиридов, задержитесь, пожалуйста, с вами хочет говорить президент …»

– Здравствуйте еще раз, Анатолий Иванович. Прошу вас, присаживайтесь. Вы у нас член Совета новый, как говорится, не обстрелянный, и мне хочется познакомиться с вами поближе. Тем более, что вы занимаетесь столь важным и секретным делом, а попутно успеваете многое другое. Поэтому мне хочется с вами побеседовать и удовлетворить свой профессиональный, да и чисто человеческий интерес. Не возражаете?

– Никак нет.

– Но вы не кадровый военный?

– Иногда прорывается – много общаюсь с военными. Готов ответить на ваши вопросы.

– Надеюсь, эта наша встреча не последняя, поэтому не все сразу. Для начала обрисуйте мне круг подчиненных вам объектов и их продукцию …»

– Я рассказал ему о нашем предприятии, о номенклатуре выпускаемых материалов, о перспективных разработках. Отметил некоторую обособленность института Усачева … Он задавал вопросы по существу, заинтересовался физическими основами, но это мы отложили на потом … А потом спросил меня о впечатлении, которое у меня сложилось от заседания …

– Я ответил, что такие заседания как мне кажется являются формой коллективного обмена информацией и могут использоваться для притирки конфликтующих интересов. И я добавил, что сужу только по этому заседанию, и поэтому могу сильно ошибаться … Возможно, в ходе таких заседаний могут быть приняты крупные, основополагающие решения, но для решения мелких текущих вопросов это вряд ли подходит …

ТЕННИС

С утра Свиридов заехал за Сторнасом на неприметной «восьмерке» – он взял машину Гриши.

– У тебя в машине можно говорить?

– Да, машина чиста.

– Сейчас я встречусь с одним человеком, а твоя задача – с одной стороны изображать не особенно старательного порученца-охранника, а с другой … Мне нужно знать, что на самом деле думает этот господин, что у него за душой.

– У меня будет возможность коснуться его тела, руки?

– Да, я вас представлю друг другу и вы поздороваетесь. А потом ты составишь компанию его сопровождающему … Ты сможешь читать его мысли на расстоянии?

– Я попробую. Кто этот человек по национальности?

– Это важно?

– Очень часто сокровенные мысли и память существуют на родном языке человека. И мне лучше знать это заранее.

– Трудно сказать, кто он на самом деле. Может оказаться, что он еврей, родившийся в одной из европейских стран. Сворачивай вон туда, к теннисным кортам.

После представления и пожимания рук Сторнас и его собеседник устроились за столиком под зонтиком, а компаньон собеседника, назвавшийся Робертом Брониславовичем Шапошниковым, оказался довольно известным теннисистом.

– Составите мне компанию? Постучим?

– Если вы мне покажете, как это делается, то можно будет постучать.

– Неужели вы никогда не играли? Если это так, то научиться так быстро невозможно!

Но тем не менее теннисист показал Свиридову как надо держать ракетку, как ею управлять и какие существуют основные виды ударов.

– Но вы же меня обманули! – воскликнул он через несколько минут, вынужденный отбивать мощные мячи, посланные Свиридовым.

– Но вы же сами видите всю примитивность моей игры, если это можно назвать игрой. А удары вы мне сами показали.

Обмениваясь ударами ракетки Свиридов внимательно «прочитывал» собеседника Сторнаса.

И когда через час собеседники стали раскланиваться, а теннисист жаловаться на скрытность соперника, Свиридов знал о собеседнике Сторнаса довольно много.

– Хвоста нет. Может быть, встанем где-нибудь?