
Полная версия:
Танцуя среди звёзд. Книга 3. Затерянные во времени
– Проходи, – Аэций отвлёкся от книги и кивнул ему на диван. Дезмонд опустился напротив и откинулся на спинку, тут же принявшую форму его плеч.
– Что-то случилось? – спросил он.
Аэций осторожно заложил книгу закладкой и опустил на стол. Потом встал и подошёл к окну, явно о чём-то размышляя.
– Помнишь, – сказал он, – я когда-то говорил тебе, что таких как я было больше?
Дезмонд кивнул, мгновенно становясь серьёзным.
Аэций повернулся и, щёлкнув пультом, запечатал дверь за его спиной, а затем опять отвернулся к окну.
– Я помню… Очень смутно. Что нас пытались изгнать. Куда? Не знаю. Возможно туда, откуда мы пришли. Мы знали, что это изгнание станет концом, смертью для нас. Концом чего? Жизни? Не уверен. Мне скорее приходит в голову слово «пути», – он вздохнул и бросил на Дезмонда косой взгляд. – Это трудно, говорить, когда всё, что ты знаешь – как мозаика. Куча осколков и ты, кажется, видишь каждый из них, но никак не можешь сложить их вместе. Но вот что я помню точно. Когда мы поняли, что надежды нет, мы нашли способ передать людям частички своих душ. Эти души должны были воплотиться в потомках тех, кто жил в те дни. И те, кто носил бы их в себе, стали бы нашими детьми… Детьми наших душ. Поэтому Тот, Хозяин, остановил войну. Он понял, что кто-то из наших детей… наших наследников… уже воплотился. Он никогда бы не поднял оружие против любого, кто является частью нас.
Аэций облизнул губы.
– А сейчас их двое, и я чувствую, что воплотился ещё один. И я хочу, чтобы ты нашёл его и привёз сюда.
Дезмонд внимательно смотрел на него. Он не верил ни в души, ни в их переселение. И в то же время он верил Аэцию. Вера и неверие мешались в нём друг с другом, а затем неверие исчезло без следа – потому что Аэцию он готов был поверить во всём.
– Хорошо. Что я должен сделать?
– Я дам тебе координаты планеты. Найди его и приведи сюда. Постарайся убедить его присоединиться к нам.
– Хорошо, – Дезмонд встал. – Это нетрудно. Могу я спросить?
– Конечно.
– Кто ещё два?
Аэций улыбнулся.
– Ричард и ты.
Глава 4. Музыка дождя
Прошло уже больше десяти лет с тех пор, когда Инэрис решилась рассказать Дереку о своём рождении.
Решение далось ей нелегко. А когда она всё же решилась, то поняла сразу, что была права, не желая впутывать Дерека в своё прошлое – Дерек старался понять. Он был мудр по-своему. Мудр для смертного. Но представить, что такое жить среди звёзд и упасть в пыль Земли, оказаться навсегда привязанным к этой бесконечной серой равнине, когда видел небо – этого Дерек понять не мог. Кажется, он решил, что Инэрис какое-то божество. Инэрис не стала спорить, хотя меньше всего она хотела оказаться божеством.
Но хотя Дерек был абсолютно другим, плоть от плоти той планеты, на которой оказалась Инэрис, чем дольше времени она проводила рядом с ним, тем сильнее ей казалось, что она любит его.
Сейчас, спустя двадцать лет, глядя на лицо Дерека, она с трудом могла представить, как вышло так, что они оказались вместе, как решилась она так единожды порвать с тем жалким существованием, которое вела при дворе конунга Готфрида – и в то же время не могла представить, чтобы в её жизни не было Дерека.
Дерек вливался в неё новой силой. Как инвалида учил её жить заново и находить радость в простых вещах – в шорохах дождя, треске костра, журчании воды.
Было время, когда Дерек почти насильно заставлял её закрывать глаза и слушать. Он слишком хорошо знал, что единственным, что ещё трогало Инэрис, стала музыка.
– Это тоже музыка, – говорил Дерек, обнимая её со спины и прислушиваясь вместе с ней. И Инэрис, к своему удивлению, открывала для себя мир, которого не существовало для неё тогда, когда она мерила свои решения тысячами человеческих жизней.
Она всё так же вздрагивала при воспоминании об огненной волне, накрывшей Нимею, но чем дальше – тем сильнее казалось ей, что эта прошлая жизнь была сном, не существовала на самом деле никогда.
Почти десять лет они искали следы народа, сложившего песню, которую Дерек называл колыбельной, а Инэрис – вальсом. У их странствий, до тех пор бессмысленных и бесконечных, теперь появилась цель – но эта цель год от года не становилась ближе ни на шаг.
Дерек показал ей те места, где родился, и те места, о которых рассказывала ему мать. Показал звезду, по которой плыл их корабль, – но когда они наняли собственную лодку и заплыли на ней так далеко, как только позволял парусный ход, то так и не обнаружили никаких островов – только бесконечную гладь моря.
Инэрис понемногу переставала верить. Она начинала понимать то равнодушие, которое владело Дереком, когда он говорил о доме.
– Есть вещи в жизни, которые нам не дано изменить, – говорил он.
Инэрис никогда не думала об этом раньше. Для неё мир был материей, полностью подвластной воле людей. Звёзды, которые казались Дереку вечными, гасли у неё на глазах.
Но время шло, и оставалось только признать, что Дерек прав. Та, кем стала Инэрис теперь, в самом деле должна была подчиняться миру, в котором жила.
Инэрис впервые обнаружила это ещё на заре их странствий, когда они пели при дворе взбалмошного мелкого владетеля в заснеженной Сканзе. Владетель был пьян и ругал музыку, на чём свет стоит, а Инэрис злилась, потому что знала, что Дерек играет много лучше всех тех, кого этот барон мог слышать в своей жизни. Она так и сказала этому мелкому князьку и к своему удивлению обнаружила, что наутро их обоих посадили в колодки.
Это был первый случай, когда Инэрис поругалась с Дереком.
– Надо было его убить! – говорила она.
– И что? – возражал ей Дерек устало. – Нельзя убивать всех, кому ты не нравишься, Ис.
Инэрис была не согласна. И дело тут было не в том, что царьку не понравилась лично она. Дело было в том, что она не понимала, как можно спускать и терпеть обиды. Раньше, когда она была выше всех, смотревших ей вслед, чужое мнение никогда и не трогало её. Теперь же оно оказалось неожиданно обидным, тем более, что касалось человека, который был ей дорог. Однако сам Дерек не считал нужным вступать в спор, и эта бессильная покорность доводила Инэрис до исступления.
Инэрис запомнила этот случай и с тех пор, если видела, что местный король земель склочен и капризен, попросту стояла в стороне, позволяя Дереку самому расплачиваться за своё смирение. От этого было не менее противно, чем если бы саму её заковали в колодки, но и стоять за того, кто не желал защиты, она не хотела.
И теперь, спустя двадцать лет совместных странствий, Дерек продолжал говорить ей, что есть вещи, которые неподвластны им. Инэрис молчала, не желая спорить. Тем более, что в самом деле не могла ничего изменить.
А однажды, когда они сидели у костра, Дерек долго смотрел на неё, а затем спросил:
– Ис, сколько тебе лет?
Инэрис пожала плечами. Она давно перестала считать.
– Так не может быть. Каждый, кроме, разве что, сирот, выросших на улице, знает, сколько ему лет.
– Я – сирота, – ответила Инэрис машинально, а потом качнула головой. – Да дело не в этом. Просто я же не знаю, сколько лет прошло с тех пор как… погибла Нимея.
– Мы странствуем с тобой девятнадцать с половиной лет. Сколько тебе было в год гибели Нимеи?
– Двадцать семь.
– Это значит, что даже если ты прожила у Готфрида не больше года – а ты говоришь, что зима и лето менялись много раз – тебе сорок семь лет.
Инэрис с недоумением посмотрела на него.
– Ну и что?
– Инэрис, посмотри на меня. Мне сорок шесть. А я выгляжу на двадцать лет старше тебя.
Инэрис криво улыбнулась, поняв, к чему клонит её спутник.
– Я бессмертна. Я не говорила?
Дерек ошарашенно покачал головой.
– Видимо, вылетело из головы. Извини.
Дерек молчал. Так долго, что Инэрис стала беспокоиться. Потом встал и молча двинулся прочь.
– Дерек! – окликнула его Инэрис, но, когда тот так и не отозвался, не стала догонять – просто обняла колени и уткнулась в них носом, глядя на огонь.
То, что произошло между ними только что, по классификации Дерека было из разряда того, что не дано изменить. Дерек должен был умереть, прожив… Инэрис задумалась, пытаясь представить, сколько живут люди. Многие из них не доживали до сорока. Пятьдесят лет были кромкой для тех, кто проводил жизнь в пути.
Инэрис стало вдруг тоскливо. Она представила, как мало им осталось быть вместе.
«Нет, – подумала она. – Если что-то и нельзя изменить, то никто не мешает нам попытаться. Нам ведь нечего терять. Если бы все думали, что изменить ничего нельзя, то не было бы даже этих людей. Даже этой жалкой планеты и этих варварских королевств. Если бы кто-то там, на границе Фаэны, сказал нам, что есть вещи, которые мы не можем изменить».
«Я никогда не отступаю. Ты должна была бы это понять», – всплыли в её памяти совсем другие слова.
– Дурак… – пробормотала Инэрис, – мёртвый дурак, – и сглотнула слёзы.
Она сидела и смотрела в огонь, пока, спустя вечность, Дерек не вернулся и не стал укладываться спать. Они всегда ложились в обнимку, чтобы сохранить те крохи тепла, которые получали их тела от костра, но в этот раз Дерек не пытался её обнять, и Инэрис стало ещё тоскливей.
Она вздохнула, заставляя себя отключить накатившее отчаяние, и, приподнявшись на четвереньки, подобралась к Дереку вплотную.
– Ты спишь? – спросила она.
Дерек лежал на спине с закрытыми глазами.
Услышав голос спутницы, он открыл глаза и покачал головой.
– Я люблю тебя, – прошептала Инэрис.
Обветренные губы Дерека дрогнули, и на них расцвела грустная улыбка.
– Не слишком поздно, Ис?
Инэрис покачала головой и накрыла его губы своими.
Дерек ответил легко, раскрываясь перед ней и позволяя проникнуть глубже, коснуться языком острых зубов и скользнуть по внутренней стороне губы.
Поцелуи с Дереком всегда были странными – солеными и грустными, будто в каждом из них Инэрис чувствовала привкус слёз. Теперь она поняла, откуда были эти слёзы – они оба знали, что их любовь не может длиться долго. Чувствовали это всегда.
– Обними меня…
Дерек притянул её к себе и, устроив рядом, прижал лбом к своей груди.
Оба молчали.
– Если мы найдём этот остров, – произнесла Инэрис наконец, – то у наших людей должен быть эликсир, который сделает тебя бессмертным.
Дерек усмехнулся и зарылся носом ей в плечо.
– Это хорошо, – сказал он.
– Ты не веришь? – Инэрис вывернулась и попыталась поймать его взгляд.
– Не знаю, – Дерек пожал плечами. – Иса, просто… Я вряд ли доживу до того дня, когда ты найдёшь своих. У меня нет вечности, как у тебя.
Инэрис закусила губу и снова обняла его, устаивая подбородок у Дерека на плече.
– Есть ещё один бессмертный куда ближе, – сказала она после нескольких минут молчания. – Только мне так и не удалось узнать у него ничего. Впрочем, я не очень-то и пыталась.
– Ты о Готфриде?
Инэрис кивнула.
– Почему бы и нет, – согласился Дерек. – Мне всё равно куда идти.
– Тогда мы пойдём к нему. Дерек, и ещё кое-что…
Инэрис снова замолчала и лишь через некоторое время продолжила.
– Получится у нас или нет, я хочу связать свою жизнь с твоей. Хочу, чтобы мы стали мужем и женой.
Дерек поймал её затылок, и теперь уже сам заставил посмотреть себе в глаза.
– Ты делаешь это, потому что думаешь, что мне осталось недолго?
– Я делаю это, потому что не сделала двадцать лет назад. Я хочу связать свою жизнь с твоей – до самого конца. Я не верю в ваших богов, и врят ли мы сумеем найти в этих землях жреца, который понял бы нас, но…
– Но мы можем поклясться друг другу. Я понимаю. Только не здесь и не так. Мы сделаем это так, чтобы запомнить навсегда.
Инэрис улыбнулась и кивнула, а затем снова спрятала лицо у Дерека в плече.
– Давай спать, – предложила она, – завтра нам предстоит долгий путь.
Глава 5. Пока смерть не разлучит нас
Солнце, застланное перьями голубых облаков, ещё не успело оторваться от горизонта. Сизая дымка накрывала овраги, шуршащие дикими травами. От горизонта до горизонта тянулась эта пелена, так что стоявшим на холме казалось, что нет земли и нет неба – только бесконечный туман, обволакивающий их и дарящий покой.
Инэрис прикрыла глаза, вслушиваясь в голос, подёрнутый лёгкой хрипотцой.
– Я клянусь, что в этой жизни и в следующей, я, Дерек, бард из Могона, сердцем и душой буду стремиться к Инэрис, возлюбленной моей. Клянусь, что никакая сила не заставит меня забыть о ней, даже если небо и земля поменяются местами, и звёзды упадут нам под ноги. Я, Дерек из Могона, клянусь, что Инэрис всегда будет смыслом моей жизни, моим маяком во тьме. Клянусь, что она будет жить в моём сердце, даже если смерть разлучит нас.
Инэрис открыла глаза и всмотрелась в лицо любимого. Оно казалось настолько родным, что любые слова не имели смысла. И Дерек, пожалуй, был прав. Если бы не внезапное ощущение приближающейся смерти, Инэрис не стала бы приносить эту клятву. Не потому, что хотела потешить любимого напоследок. Ей казалось, что их обещания могут отсрочить неизбежное, могут победить само время, саму смерть.
Слова были не нужны, чтобы Дерек увидел в её глазах любовь, уже связавшую их нерушимыми узами, но Инэрис всё же произнесла:
– Я, Инэрис Магдаро, – зрачки Дерека чуть расширились, когда Инэрис впервые произнесла своё полное имя, но Инэрис не обратила на это внимания и продолжила. – Клянусь, что буду принадлежать Дереку из Могона. Буду делить с ним горе и радость. Буду помнить о нём всегда, куда бы не завёл меня вечный путь. Клянусь, что никогда не покину его, если только смерть не разлучит нас.
Инэрис шагнула чуть вперёд и коснулась губ Дерека поцелуем. Этот поцелуй показался ей самым долгим и самым горьким из всех, что когда-либо связывали их. Руки Дерека легли ей на плечи, обнимая нежно, но крепко, так что Инэрис в это бесконечно долгое мгновение показалось, что не существует мира, звёзд, бесконечного неба над головой и бесконечной серой равнины под ногами. В этом мире были только горячие руки, только тело, к которому она прижималась своим, только губы, сладкие и горькие одновременно.
Дерек отпустил её и, поймав руку, надел кольцо – серебряный стебель, завивавшийся спиралью и обнимавший палец точёными листьями.
Инэрис тихо улыбнулась.
– Откуда?
Дерек смотрел на неё и тоже улыбался.
– Оно давно у меня. Только не было случая подарить.
Инэрис покачала головой, и ей стало вдруг стыдно.
– А у меня ничего нет. Никогда не видела в них смысла.
– Это не важно, – Дерек притянул её к себе и поцеловал в лоб.
Они стояли так долго, не желая размыкать рук, и, казалось, что время замедлило свой бег, в самом деле давая им второй шанс.
Но солнце всё же медленно ползло к зениту. Туман расступался, и запах травы становился сильнее. Сизая дымка, окутавшая их, сменилась кристально чистым, будто после дождя, воздухом, и на смену утренней прохладе пришли первые палящие лучики дневного солнца.
– Что дальше? – спросил Дерек, не отпуская Инэрис от груди.
– Готфрид. У нас нет другого выбора. Если, конечно, ты не против.
– Я не против, – Дерек покачал головой.
***
Путь от места венчания до тех мест, где они встретились когда-то, занял почти два месяца.
Они не спешили – каждую ночь останавливались на долгие привалы, по утрам выходили в путь поздно, позволяя себе долго лежать в объятиях друг друга и не думать ни о чём.
Время от времени Инэрис казалось, что это путешествие длиною в жизнь исчерпало себя. Она ощутила вдруг необыкновенную наполненность внутри, и, если бы её не подгоняла странная тревога, с куда большим удовольствием остановилась бы и не шла больше никуда. Она в самом деле хотела прожить с Дереком жизнь. И это стало вдруг важнее, чем звёзды, небо, любые поиски и любые дороги.
– Знаешь, – сказала она, когда они приближались к самой высокой точке горного перевала, с обоих сторон огранённого горными пиками. – Когда мы найдём эликсир, я хотела бы просто остаться с тобой. Где-то в тихом месте. Пусть не будет ни королей, ни чужих городов. Только ты. Я. И твоя музыка.
Дерек тихонько рассмеялся, остановился и обнял её. Они стояли выше пелены облаков, и воздух был таким разреженным, что кружилась голова. Лучи солнца обжигали кожу, но прохладный ветер тут же тушил жар, и всё вокруг ощущалось более ярким и живым, чем это могло бы быть внизу.
– Ты же не представляешь, как это, Ис. Ты смогла бы пасти коров, сажать зерно?
– А может, я могла бы попробовать?
Дерек покачал головой.
– Ты не смогла бы так. И я бы не смог.
Инэрис промолчала. Ей всё больше казалось, что она не могла никак вообще – потому что и это странствие, и услаждение напыщенных князьков благородными звуками музыки также всегда казались ей чем-то чужим. Она была здесь только потому, что здесь был Дерек – и потому что сама она не знала, что ещё могла бы делать в этом чужом мире, до последнего времени казавшимся ей уменьшенным макетом настоящей вселенной.
Теперь она поняла вдруг, глядя на горные кряжи и кристально чистые воды моря далеко внизу, что мир вовсе не мал. Он огромен – куда больше их обоих.
Они продолжили путь и шли так, молча, пока не спустились в низину и не увидели вдали убогие домишки крестьян и дымящиеся над ними трубы.
Трактир, в котором Дерек пел когда-то о великом Финне остался стоять там же, где стоял. А за стойкой, будто вросший в неё старый дуб, всё так же стоял трактирщик. Но ни он, ни прислужницы, которые в те дни, должно быть, ещё лежали в колыбельках, не вспомнили ни Дерека, ни Инэрис.
Они сняли на ночь комнату, но Инэрис никак не могла уснуть. Предчувствие беды всё усиливалось, и, разбудив Дерека, она сказала:
– Не надо тебе к нему ходить. Я сама всё решу.
Дерек приподнялся на локте и посмотрел на неё в упор.
– Что это вдруг? Мы всегда были вместе, Ис. Что изменилось теперь?
Инэрис вздохнула и покачала головой.
– Ничего.
Она и сама не знала, что за беспокойство нашло на неё.
Дерек склонился над любимой и поцеловал её осторожно. Инэрис тут же оплела супруга бёдрами, и так они любили друг друга до утра. А утром привычно поднялись с рассветом и двинулись к крепости конунга.
Инэрис пропустили легко. Её никто не помнил, но одного обжигающего взгляда и холодного: «Я к Готфриду» оказалось достаточно, чтобы её признали за свою.
Дерек шёл чуть позади, позволяя ей своей ледяной невозмутимостью прокладывать путь, и остановился, когда они оказались в тронном зале, так же, как остановилась Инэрис.
Готфрид какое-то время изучал свиток, не замечая их.
Инэрис отметила, что хоть конунг и не стал старше, он заметно изменился – доспех сменила алая мантия, а висевшие когда-то сосульками волосы теперь были тщательно расчёсаны и собраны венцом.
Готфрид поднял взгляд и остановил его на Инэрис. Смотрел долго, так что сама Инэрис с трудом могла прочесть этот взгляд, а потом прищурился и кивнул.
– Я знал, что ты придёшь.
– Любопытно, почему ты так решил?
– Потому что я единственный, Инэрис, кто знает, кто ты. Нас таких только двое, Ис. И нам суждено быть вдвоём.
Инэрис с трудом удержалась, чтобы не посмотреть на Дерека.
– И кто же я? – спросила она машинально и приблизилась к конунгу на пару шагов. Она пока не решила, как вести разговор, и потому предпочитала спрашивать, а не говорить.
– Ты – дочь звёзд, Инэрис. Этот мир для тебя слишком мал. Он умирает слишком быстро, чтобы ты могла его полюбить.
– Это не значит, что я должна спать с любым, у кого те же проблемы.
Инэрис скрестила пальцы за спиной, подавая Дереку знак, чтобы он молчал и стоял в стороне, хотя тот и так не пытался вмешиваться.
Что-то не нравилось Инэрис в словах Готфрида, в его манере говорить, но она не могла понять толком, что. «Дочь Звёзд» – слова цепляли сознание. Сама она не любила аллегории – разве что говорила с теми, кто не мог понять прямых фраз. Со смертными, например.
– Я пришла спросить, – произнесла она задумчиво. – Ты помнишь, как мы пришли со звёзд? Только знаешь, лучше, если мы останемся наедине. Втроём. Ты, я и мой бард.
Готфрид подумал немного и подал знак стражникам выйти, а Дерек тут же прикрыл за ними дверь.
– Ты всё ещё носишься с ним? – спросил Готфрид, спускаясь с трона.
– Он слагает баллады о моих подвигах. Я давно говорила, тебе стоит обзавестись таким же. Иначе после смерти тебя все забудут.
– Я не собираюсь умирать.
– Понимаю. Не собирается никто. И всё же… Ты не ответил. Я плохо помню всё, что было вначале. До того, как ты нашёл меня.
– А я уже говорил тебе, что не люблю об этом вспоминать.
– Это было тогда, когда я принадлежала тебе. Сейчас от твоих слов зависит, останусь я или нет.
Готфрид помолчал, разглядывая лицо Инэрис, ничуть не изменившееся за прошедшие годы. Даже взгляд её оставался столь же холодным, как и много лет назад. Постарели те, кто был молод в годы их близости, умерли те, кто были стариками, а дети выросли и стали взрослыми. Никого не было рядом с Готфридом, кто мог бы разделить его бессмертие – и от того единственная, кто была такой же вечной, как и он, значила для него столь много.
– Мы спустились со звёзд, – произнёс он, наконец, нехотя, – много лет назад на огромных ладьях из металла. Мы были богами. Но затем другие боги пришли и уничтожили нас. Тех, что остались на небе. И выжили только мы.
– А остров? – спросила Инэрис.
– Остров?
– Остров, где мы жили.
Готфрид моргнул.
– Атлантида погибла. Всего лишь две сотни лет просуществовала она после того, как погибла наша родня наверху.
– Ты родился там?
– Какое это имеет значение?
– Не слишком большое. Последний вопрос. Какого класса были корабли?
– Что?
– Я спросила, какого класса были корабли, на которых мы прилетели? Эсминцы, пассажирские яхты, транспортники колонистов?
– Что?
Инэрис рванулась вперёд и, приподняв Готфрида за грудки, швырнула к стене, а затем, на ходу вынимая из ножен меч, прижала его к горлу конунга.
– Где ты взял эликсир? – процедила она, вдавливая клинок в белую кожу, так что выступила капелька крови.
– Инэрис! – послышалось из-за спины, но Инэрис не обратила на Дерека никакого внимания – как и на страх, отразившийся в глаза конунга.
– Я не понимаю…
– Ты всё понимаешь. Где ты взял эликсир?
Готфрид прикрыл глаза.
– Пусти, и я буду говорить.
– Говори – и, может быть, я тебя отпущу.
– Ладно. В Атлантиде. Мы приплыли туда. Почти пятьдесят… лет назад. Но она погибла, Иса! И все мы погибли! И мы с тобой остались вдвоём! Таких, как ты, больше нет.
Инэрис не слышала. Она опустила клинок и, с трудом удерживая фокус внимания на противнике, сделала два шага назад.
– Погибли… – медленно повторила она.
– Так… так вышло. Мы не хотели. Мы не думали, что если обрушить магические стержни…
Инэрис сжала кулак и заставила себя сосредоточиться.
– Вы погубили их, – сказала она твёрдо. И добавила уже зло: – Убили последних богов.
Готфрид отвёл взгляд.
Инэрис посмотрела на Дерека потерянно и двинулась к выходу, бросив на ходу:
– Пошли.
– Постой! – окликнул её Готфрид, когда она уже коснулась рукоятки двери кончиками пальцев. – У меня есть ещё. Ещё эликсир.
Инэрис замерла.
– Что ты хочешь за него? – спросила она, не оборачиваясь.
– Тебя.
Инэрис чуть повернула голову и сплюнула на пол.
– Пошёл ты. Убийца… богов…
Она толкнула дверь и рванулась прочь. Воздух крепости душил её и, только оказавшись за пределами стен, она развернулась к Дереку и обняла его так крепко, как только могла.
– Прости, – прошептала она, зарываясь носом в его волосы у самого уха, – прости, я должна была согласиться. Так диктует разум. Мы нашли бы способ потом избавиться от него. У нас была бы вечность. Но я… Я не могу.
– Тшш… – Дерек осторожно погладил её по спине. – Ты не должна была. Есть вещи…
– … которые мы не можем изменить…
Инэрис рванулась из его рук и сжала кулаки. Качнула головой, разгоняя окутавший разум кровавый туман.
– Они все погибли, Дерек. Все. Поэтому твоя мать бежала оттуда.
– Если бежала она, то могли бежать и другие.
– И дети их родились такими же смертными, как и ты…
Инэрис сильнее сжала кулаки и повернулась к нему лицом.
– Вот и всё. Столько лет мы потратили зря.
– Не зря, – Дерек обнял её. – Мы были вместе. И у нас была цель.
– Да, – согласилась Инэрис, хотя никой уверенности больше не ощущала.
– Давай отойдём подальше и разобьём лагерь. Нужно отдохнуть и решить, что делать завтра.
***
Они больше думали, чем решали. Каждый думал о своём, глядя в темноту.
Инэрис пыталась вспомнить, какой была её жизнь до того, как она оказалась на Земле. Прошлое подёрнулось дымкой и казалось ненастоящим. Смириться с тем, что никого больше нет, оказалось неожиданно легко – будто закрыть книгу, которая давно опостылела. Она не чувствовала ничего.