Личный тренер. Книга первая

Свернув к невысокому десятиэтажному, но зато очень широкому зданию, я обогнула припаркованные автолеты и прошла через вход для посетителей. В нос сразу ударил характерный больничный запах. Не останавливаясь, прошла через весь зал, плавно огибая многочисленных больных, снующий между ними медперсонал и посетителей, навещающих первых и норовящих выхватить и расспросить по интересующему вопросу вторых.

Подошла к стойке, над которой крупными буквами горела надпись «касса». Сюда особой очереди никогда не было. Вот и сейчас я сразу же подошла к окошку и встретилась с глазами скучающей регистраторши – кверонки. Красная кожа, торчащие на затылке ярко зеленые волосы и желтые огромные глаза – чистокровная уроженка Кверона, седьмой малой планеты, системы Луас галактики У5. Девушка растянула свои маленькие пухлые губы в улыбке и пропела:

– Желаете оплатить?

– Да, на имя Свон, пожалуйста. – откидывая капюшон с головы и стряхивая капли с висящих сосульками волос, ответила я.

– Погашать будете полностью? – с надеждой уставились на меня огромные глазища.

– Треть. – чувствуя, как разом рушу все ее надежды, ответила я.

– Хорошо. – нехотя согласилась кверонка и щелкнула по большой желтой кнопке ярко желтым же ногтем, аппарат, стоящий перед ней на столе, затрещал, и сбоку пополз длиннющий белый чек.

– С вас сто доунов. Наличными или…

– Наличными. – перебила я и протянула девушке деньги.

– Ваши сто доунов. – огласила она, и деньги пропали в выдвижном ящике.

С возобновившемся треском чек удлинился ровно в половину, и, оторвав его, девушка протянула бумагу мне.

– Ваш чек.

– Спасибо. – промямлила я, сворачивая длинную ленту и пытаясь как можно аккуратнее сложить ее в сумку.

– Иль-ш-с. – прошелестело рядом, и я резко обернулась. Пропуская мимо ушей вежливое, но все же сомнительное «Добрых вам дней и крепкого здоровья. Мы вам всегда рады. Возвращайтесь.»

– Доктор Уанпп. – делая шаг назад от нависшего надо мной ящеропода, едва слышно произнесла я.

– Доброе утро, Иль-ш-с. – улыбнувшись, прошелестел иноземец. Улыбка вышла скорее плотоядной, чем приятной, и я, не сдержавшись, передернула плечами.

– Замёрзла? – заботливо поинтересовался обладатель зеленой, покрытой тонкими блестящими чешуйками кожи. Протянул ко мне руку, с острыми черными когтями.

– Немного. – ответила я, пряча свои руки в карманы кофты.

Темно-зеленые глаза оглядели меня с ног до головы, зрачки сузились в тонкую вертикальную полоску.

– Так может чаю-с-с? – вопросил доктор, поправив белый медицинский халат и расправив широкие плечи.

– Честно сказать, я тороплюсь. Спешу… очень… на работу. – соврала я.

Длинный зелёный хвост нервно дернулся, гулко и тяжело ударив по кафельному полу у ног ящеропода.

– Вот как. Тогда не смею вас задерживать. – хвост ещё раз хлестнул по полу, оставив сколы на квадратах плитки. Многие обернулись на звук, но предпочли тут же отвернуться. Все-таки главврач, да ещё и ящеропод. Лучше лишний раз не привлекать внимания. Ящероподы, уроженцы крайне засушливой планеты Фарпол созвездия Пиа галактики Антарион, отличались чудовищным характером, крайне мерзким, но зато специалистами были, можно сказать, от Бога. Если ящеропод выбирал профессию – он становился в ней лучшим, без вариантов. Поэтому их ценили, несмотря на трудности в общении.

– Тогда я пойду. – обогнув раздраженного иноземца, я, набирая скорость, устремилась к выходу.

…За что мне это?

Нервно прикусив губу, я вылетела на улицу.

…Мерзко. Очень мерзко.

Ненавижу это место. Больница, в которой сохранение твоей жизни стоит весьма определенных денег. Но здесь же за такую же определенную кем-то цену ты можешь добровольно расстаться с этой жизнью. Здесь с лёгкой руки главврача принимают кровь на розовый сахар. Именно здесь моя мама посадила своё сердце и здесь же теперь его лечит. А этот мерзкий доктор Уанпп ещё смеет недвусмысленно приставать ко мне каждый раз, когда я попадаю в его поле зрения. Словно я уже его вещь. И ведь не пошлешь его в открытую – страшно потом будет водить сюда детей в случае необходимости. Ящероподы крайне злопамятны и изобретательны в способах мести.

…Ладно. Прорвёмся.

Я вдохнула сырой воздух, втянув носом несколько мелких дождевых капель. В горле запершило. Только бы не простыть. Рванув с места, я пролетела два перекрёстка и остановилась, лишь попав внутрь невысокого здания, которое значилось складом межгалактической гуманитарной помощи, а по факту было обычным магазином с приятно низкими ценами. Короче, то, что должны были раздавать даром нуждающимся, здесь продавалось. Но жаловаться не было смысла. Не услышат.

– Три пакета гречки. – заученно попросила я.

– Что-нибудь ещё? – скрепя, вопросил дрон, проезжая мимо полок с мешками различных злаковых.

– Нет. Только это. – доставая деньги, ответила я.

– Двадцать пять. – огласил итог металлический продавец и засверкал на меня лампочками, пробивая чек.

Отдала деньги. Забрала пакеты с крупой и, повернувшись, направилась к выходу.

– Спасибо за покупку. Приходите к нам ещё. Союз думает о вас. – протрещал мне в след дрон.

Союза давно нет. А вот он все ещё функционирует и не знает, что Союза больше нет.

Когда я устало прислонилась к родной двери своей квартиры, на мне сухой нитки не было, и руки тряслись, возможно, от мешков с гречкой, но почему-то настойчиво припоминалась та чёрная сумка кентанца.

Я приложила палец мелко подрагивающей руки к замку. Секунда. Послышался приглушенный щелчок открывающегося замка. Я ногой распахнула дверь, внося сумки и своё измотанное тело.

Прямо через маленький коридор на такой же крохотной кухне за столом сидела мама и удивленно смотрела на меня сквозь огромную толстую лупу громоздкого микроскопа, держащегося на широкой резинке, обмотанной вокруг головы. Перед мамой на столе были в диком беспорядке раскиданы детали разобранного коннектора.

– Мама, ты опять?! – не удержавшись от стона, произнесла я.

Родительница сняла с лица механизм, заменяющий ей посаженное зрение, и выдохнула.

– Матильда, я совсем не долго.

Я поморщилась. Моё полное имя шло в обиход, когда других доводов уже не оставалось. А с мамой на тему ее хобби мы спорили слишком давно и, как видно, безрезультатно. Камэла любила возиться с техникой, это была ее страсть, но ухудшающееся с возрастом зрение садилось ещё больше от постоянного напряжения и часов, проведенных над мелкими деталями.

– Мама, мы же с тобой договорились, что ты больше не будешь брать работу на дом.

– Я в последний раз. И мне сразу заплатили. По три доуна за коннектор.

Родительница протянула мне свернутые в трубочку по старой ее привычке бумажки. Я поморщилась. Глаза защипало.

– Возьми. – вглядываясь в мои помутневшие глаза, настаивала мама. – Мы много куда должны. Не будут лишними.

– Мам, – начала я, но голос сорвался. Помолчала и попробовала снова. – Мам, я нашла новую работу. Платят триста доунов в день.

Камэла опустилась обратно на стул и прижала руку к груди. На лице отразилась целая гамма эмоций от удивления до вязкого страха.

– Что же это за работа такая? – тихо поинтересовалась мама.

– Ничего криминального. Правда. – вглядываясь в карие глаза матери, заверила я. – Я должна помогать мужчине…

– Мужчине… – прошептала мама.

– Да, ну дослушай. Он инвалид. То есть временно не может ходить… То есть может… Но с великим трудом. Я должна сопровождать его на стадион. Сумку носить, ну и по мелочи…

– И за это – триста доунов? – не веря, прищурившись, спросила чуткая до вранья женщина.

– Мам, он богатый. Живёт в угловой высотке. Ему эти триста доунов – нет ничто. – стараясь не отводить глаз, уверенно отрапортовала я, умолчав о переодеваниях.

Мама промолчала, но все также недоверчиво смотрела на меня.

– Так что не надо больше этих коннекторов. – указав рукой на гору деталей, попросила я.

– И надолго эта твоя новая работа? – спросила мама. А я… Хотела бы я сама знать ответ на этот вопрос.

– Не знаю. – честно, скривившись, ответила я.

– Ладно. Переодевайся и садись. Сейчас чаем напою. А график какой? – пустилась в расспросы мама, одним уверенным движением смахнув детали со стола в картонную коробку.

– В шесть утра и вечера. Каждый день. По три часа. – прокричала я из комнаты, натягивая сухую футболку и просторные домашние шаровары. Прошаркав тапочками по и без того истертому полу, я опустилась на табурет.

Камэла поставила передо мной бокал и насыпала туда ложку заварки. Я принялась разглядывать узор, сложенный из упавших пока ещё сухих чаинок.

– Ну, а с остальной работой что будешь делать?

– Кинотеатр закрылся на реконструкцию. Просили больше не приходить. А с Санти я поговорю. Может удастся взять отпуск.

Мама подошла к столу с исходящим паром чайником и налила в бокал дымящийся кипяток. Чаинки взвились и снова улеглись на дно. Перед моим носом на столе появилась тарелка с недоеденными вчера блинами.

– Зачем? Оставь карапузам. – отодвинула тарелку я.

Камэла придвинула ее обратно.

– Ешь. И так без слез не взглянешь. Худущая. В чем только душа держится. – мамина рука легла на мою взъерошенную влажную макушку и бережно пригладила волосы. – Ешь давай. – скомандовала женщина и села напротив.

– Есть, товарищ главнокомандующий. – козырнула я, и мы обе засмеялись.

– Ну, а кто этот твой новый работодатель? – прищурившись, все ещё улыбаясь, спросила мама.

– Кентанец. – сквозь недоеденный блин промямлила я.

– Вот ведь повезло. – протянула женщина.

– А что? – поинтересовалась я.

– Вредные они. Всю кровь из тебя выпьет.

– Ну, было бы что пить. – пробубнила я, подтягивая к себе ещё один блинчик.

– И то верно.

Сегодня в кои-то веке высплюсь. Хотя странно было находиться днём дома и тем более странно ложиться спать.

– Мам, разбудишь через три часа. Схожу с тобой в детский сад, а потом зайдем к Санти. Все-таки поговорить надо с глазу на глаз. Не телефонный это разговор. И обидеться может.

– Спи уже. Не волнуйся. Разбужу. – откликнулась с кухни мама. И что-то приглушенно звякнуло, следом послышалось шипящее явно нецензурное слововыражение, а затем тишина.

Опять за старое. Я улыбнулась. Ничем ее не уговорить. Обсыпь золотом, все равно за свои железки хвататься будет.

Вязкий душный сон, в котором я опять не могла найти одну из своих рук. Странно конечно, но видимо так тело реагировало на насильный разрыв священной связи. Три года прошло, а боль все не проходит.

От поисков своей потерянной конечности меня отвлек прожужжавший коннектор, который перед тем, как лечь, я предусмотрительно сунула под подушку. Из трёх запланированных часов сна, прошло только два. Но мне хватило. Весьма бодро себя чувствовала, несмотря на эмоциональное напряжение от пережитого кошмара.

На мониторе устройства мигало сообщение – «одно новое письмо».

Открыла, ожидая увидеть очередную рекламу, но обманулась в ожиданиях. В строке отправителя значилось – «Стадион. Отдел по набору персонала. Контактное лицо – Пиксли Кроун.»

И дальше:

«Матильда Свон! Я от лица всего нашего персонала рад приветствовать вас в числе возможных претендентов на место тренера…»

Я как-то саркастично хмыкнула и продолжила читать, пропуская ненужные расшаркивания и перечисления привилегий, которых я удостоюсь, если все-таки стану тренером.

«… тест представляет из себя одно или несколько испытаний, это выбирается по вашему усмотрению.

Так как вы показали небывалые результаты в скорости, то и испытания будут проверять вашу ловкость и скорость реакции. Если вам удастся набрать балл близкий к максимальному, мы…»

Бла-бла-бла…

Где тут про сами испытания:

«… уклонение от летящих предметов…»

Не вопрос. Так, а дальше:

«… поймать как можно больше запущенных в вас снарядов…»

Не густо. Пройду оба. А что на счёт работы тренера? Честно сказать, учитель из меня не особо хороший. А точнее – никакой. С малышами домашнее задание делает мама, потому что от меня пользы ноль. Мне легче самой все сделать, чем объяснить ребёнку, как это делается.

«… Понимая, что опыта работы у вас пока нет, руководство стадиона может предложить вам следующие формы проведения занятий: поединок и соревнование.

Вариант «поединок» – заключает в себе суть боя, но без применения силы. На спины противников наносятся специальные отметины, прикосновение к которой означает поражение. Поединок длится до тех пор, пока один из соперников ни коснется метки своего оппонента.

«Соревнование» – парный бег или же иные виды упражнений, в которых вы соревнуетесь на скорость или ловкость. Не подразумевает непосредственного физического контакта…»

Ну, на первый взгляд все выполнимо. Попробую, а там посмотрю…

В конце письма этот самый Пиксли Кроун очень просил сообщить в ответном письме удобное для меня время прохождения теста. Подумав, пролистала письмо, уточнила время работы стадиона – круглосуточно. И, решив не затягивать с этим делом, указала сегодняшний вечер в пол десятого. Провожу кентанца домой – это девять вечера, и минут двадцать на дорогу, так что еще десять минут останется на «сосредоточиться».

Поднялась с матраса, расстеленного прямо на полу. Кровати у меня своей не было. Мама спала на диване. Дети в раскладных креслах. На этом место в квартире заканчивалось, да и мебель тоже. Матрас я стелила почти в проходе так, что, когда лежала, мои ноги выглядывали в коридор. Свернула одеяло, положила на диван. Туда же закинула подушку. Подняла матрас и прислонила к стене. Все. Уборка закончена.

– Мамуль… – выходя в коридор, зевнула я.

– Что? – мама сидела за столом и перебирала гречку. Качеством та не отличалась, и среди крупы в обильном количестве встречались мелкие камушки и перемолотые сушеные бустылы растений.

– Дождь закончился? – придирчиво оглядывая свою потрепанную обувь, которая серой массой сейчас сушилась на батареи, с надеждой спросила я.

– Моросит. – отозвалась мама.

Вот ведь… Я поморщилась и очень-очень сильно пожелала, чтобы подошва не отвалилась сегодня. Только не сегодня.

– Приму душ. – сообщила я задумчиво копошащейся в крупе матери. Та кивнула, не поднимая на меня глаз.

Помыла волосы. И скатилась сама. Вода, текущая из крана, особой теплотой не отличалась – это все моя экономия. Детей я, конечно, мыла в тёплой воде. И маму заставляла прибавлять градусы на котле, когда она собиралась мыться.

А сама… Мне и так сойдёт. Бодрит. Хорошо так бодрит.

Обтерлась полотенцем, пытаясь заставить зубы не стучать так громко. Все-таки не настолько холодно…

Нижнее белье, сверху белая футболка, темно-синие облегающие плотные брюки и толстовка. Носки. Запрыгнула в тапки и, вынырнув из ванной комнаты, увидела бокал с горячим чаем, уже ожидающий меня на столе, заботливо приготовленный мамой.

– А сама? – осторожно сделав глоток, пытаясь не обжечься, спросила я.

– Пила уже. – отмахнулась Камэла.

– Пойду, сложу вещи карапузам. – поднимаясь и прихватывая с собой бокал, сообщила я. Нужны были дождевики и тёплые кофты. Погода за окном в конец испортилась, так что малыши промерзнут насквозь на обратном пути из садика, если их не приодеть.

– Собрала. Пей спокойно. – мама и сама уже была готова к выходу. Натянула свою любимую длинную плотную вязаную темно-зеленую кофту и темные подранные на коленях джинсы – отголоски бурной молодости.

Задумавшись в очередной раз над извечным вопросом «кем же был мой отец», сделала очередной глоток и все же обожглась. Зашипела.

– Опять ворон ловишь. – констатировала очевидное женщина. – Санти мне снова жаловалась на стрессы, связанные с твоими эпическими попытками уничтожить ее раритетный сервиз. Думаю, она только обрадуется появившейся возможности избавиться от тебя.

Я поморщилась, вспомнив о предстоящем разговоре.

– Думаешь? – с надеждой в голосе спросила я.

– Уверенна. – ответила мама, собирая седые длинные волосы в высокий пучок.

И действительно, все прошло на удивление гладко.

Забрав детей из сада, мы дружной компанией заглянули в ресторанчик. Зал был абсолютно пуст. За стойкой высилась скучающая темно фиолетовая кольма.

Едва мы зашли, Санти посветлела и, выплыв из-за стойки, направилась навстречу к радостно запрыгавшим детям.

Кети и Поль, счастливые обладатели светлых кудряшек и такого же характера, без раздумий бросились в объятья довольной кольмы. Ифа, смуглый и с темными прямыми волосами, остался стоять возле меня, насупившись и крепко сжимая мои пальцы своей маленькой пухлой ладошкой.

…Тройняшки, а такие разные.

Меня всегда удивляли мои же собственные дети. Все чересчур сообразительные, слишком взрослые в своём восприятии и отношении к окружающему их миру. Но Кети и Поль были все же больше детьми, чем Ифа. Им было легче сходиться с людьми, проще смеяться и находить повод для веселья во всем. Ифа расслаблялся только дома, на людях же был не по годам ответственным и серьёзным. Следил за взбалмошными братом и сестрой и никогда не давал их в обиду. Вот такие тройняшки.

Я пожала маленькую ладошку и подтолкнула сына к порозовевшей от удовольствия зацелованной Санти.

– Ифа, поздоровайся. Тетя Санти очень по тебе соскучилась.

Мальчик отпустил мою руку и, шагнув навстречу замершей кольме, кивнул, выдав:

– Добрый вечер. – и со знанием дела и очень серьёзно. – Вам к лицу розовый.

– Спасибо милый. – расплылась в улыбке кольма. – Проходите, садитесь за самый большой столик. Сейчас буду угощать вкусняшками.

Дети, радостно смеясь, побежали к центральному круглому столу. Мы дружно проводили малышей довольными взглядами.

– Привет, Санти. – наконец поприветствовала я подругу.

– Привет, Иль. Как дела? Добрый вечер, мама Камэла. Вы просто на глазах молодеете. – кольма по своему обыкновению говорила со всеми и сразу.

– Да будет тебе. – улыбнулась мама.

– Санти, у меня к тебе серьёзный разговор. – не стала затягивать и перешла к самому важному я.

Санти уже колдовала на кухне, делая несколько дел одновременно. Я привычно уселась на высокий стул возле барной стойки. Мама, ободряюще похлопав меня по плечу, отправилась к расшалившимся детям.

– Слушаю тебя. А твои какао пьют? Вчера закупила прямо с грума. По оптовой цене. – радостно сообщила кольма.

– Не знаю. Не пробовали.

– Сделаю. – решила Санти. – Так что там у тебя?

– Нашла работу. – честно призналась я.

– Да ты что?! Где?!

– Напарницей для инвалида.

– А платят сколько? – задала самый главный вопрос знающая толк в работе кольма.

– Триста в день.

– Не плохо. – присвистнула Санти, высыпая порошок какао в закипевшее молоко и одновременно очищая несколько яблок от кожуры.

– Да. Только график работы – каждый день утром и вечером с шести до девяти.

– Бери отпуск. – сразу уловив суть начатого разговора, ответила подруга. – У меня пока и посетителей особо нет. Так что одна справлюсь. А ты поработай на этого… нездоровенького. А как понадобиться – вернёшься. – Доставая пирог из печи и разливая какао по бокалам, отчеканила Санти.

– Ты чудо. – улыбнувшись сообщила я, наблюдая за мельтешащими розовыми щупальцами и их большеокой хозяйкой, ловко управляющейся на кухни. – У тебя огромное сердце.

– У меня их два. – отозвалась на комплимент кольма. И поставила передо мной бокал. Я втянула носом дивный запах и зажмурилась. Ничего вкуснее я за всю свою жизнь не пробовала.

– Ну как? Нравится? – уже расставляя на столе перед притихшими малышами бокалы и тарелки с пирогом и яблоками, спросила довольная подруга.

– Безумно. – созналась я.

– То-то. Я его ещё там, на своей родной планете пробовала. Тогда какао был деликатесом, впрочем, как и сейчас, с тем лишь отличием, что доставляли его с Земли. А теперь вот оно как все повернулось… Ешьте, плюшевые. Набивайте пузики-карапузики.

Покидая тёплое нутро ресторана «Метр до неба», я обняла кольму и чмокнула в пухлую щеку. Все-таки такого человека с большой буквы Ч ещё поискать надо.

– Спасибо.

– Возвращайся. А хотя… – кольма на мгновение замолчала. – Может что-то лучшее отыщешь. – загадочно подмигнув, Санти улыбнулась. – Плюшевые, – обратившись к замолчавшим малышам, грустно произнесла кольма, – вы уж тётю Санти не забывайте, затягивайте сюда свою бабулю на обратном пути из садика.

Карапузы отозвались дружным согласием. Даже Ифа улыбнулся и помахал пухлой ручкой. Все-таки какао и пирог сделали своё дело.

– Заглядывайте почаще. – ещё раз попросила подруга, махая щупальцем.

Перекинув сумку через плечо и шурша накинутым полиэтиленовым дождевиком, я мчалась по уже знакомому маршруту вдоль загорающихся фонарей к угловому дому с мрачными горгульями на выступах и с острыми пиками на конусовидных башнях, украшающих самую крышу здания.

Десять минут до назначенного времени и ещё больше половины пути…

Стоит ли говорить, что я успела вовремя. Легкие горели огнем. Горло нещадно саднило, и слезы текли с уголков глаз, смешиваясь с каплями дождя, нашедшими приют на моей коже. Я нажала на кнопку семьдесят семь и с безразличием человека, которому терять уже нечего, смотрела на расползающееся на полу вокруг моих ног тёмное пятно дождевой влаги, которая каплями срывалась с моих волос и одежды.

…Хорошо, что взяла сменную одежду, только вот переодеваться где?

Кабина лифта дернулась и остановилась. Двери разъехались в стороны, и мои глаза встретились с желтыми глазами сидящего напротив в кресле кентанца.

– Завидная точность. – оглядев меня с ног до головы, произнес он.

Я посмотрела на экран зажатого в руках коннектора – в это же мгновение цифры перескочили с пяти – пятидесяти девяти на шесть – ноль-ноль.

Между тем кентанец плавно переместился в кабину, потеснив меня к стене и, когда я уже хотела нажать на кнопку, раздраженно напомнил:

– Сумка.

Я выскочила в гостиную и, подхватив лежащую у границы ковра сумку, метнулась обратно, мысленно выписав себе нехилую такую затрещину.

Остальной наш путь прошёл в штатном режиме. Если не считать того, что к его концу кентанец мало чем отличался от меня, насквозь промок, и теперь за нами на мраморных плитах пола просторного коридора спортивного комплекса оставались мои мокрые следы и дорожка из капель за восседающим на кресле мужчиной.

– Крис, – поздоровался начальник охраны. – Матильда Свон.

Я кивнула в ответ. Мой же работодатель даже не остановился. Я засеменила следом, но, оглянувшись, сообщила мнущемуся на пороге своего кабинета желтокожему:

– Я выбрала время прохождения теста.

– Я в курсе, леди Свон. Пиксли Кроун – это я. – улыбнувшись, он оттянул свою рубашку, показывая мне металлический бейдж, на котором, по всей видимости, было выгравировано имя.

– О, ясно. – неловко улыбнувшись в ответ, я хотела отвернуться. Да и слишком отстала от кентанца. Нужно догонять.

– Как освободитесь, найдите меня. Я вам все объясню. – почти прокричал гебронец.

– Хорошо. – я кивнула и все-таки побежала вперед по коридору, огибая встречающихся на пути иноземных «спортсменов».

Кентанец говорил мало. Снова был бледен. Хотя по большей части его бледность была вещью естественной для его расы, просто мне стоило привыкнуть и не реагировать так остро, ожидая обморока и конвульсий.

Что от меня требуется – я уже знала, да и знать то особо было нечего. Достала майку и кроссовки. Помогла раздеться. Подождала у душевой кабинки с полотенцем. Вытерла. Помогла одеться. Я даже не задумывалась о том, что делаю. Старалась, конечно, не отвлекаться и присутствовать, но все же не могла не возвращаться мыслями к предстоящим испытаниям. Поэтому смысл сказанного готовым к тренировкам кентанцем не сразу дошёл до меня.

Но вот пристальный взгляд желтых глаз подействовал на меня взбадривающе, заставив моментально собраться.

– Что? – вздрогнув, испуганно прошелестела я.

– Раздевайся. – повторили бледные губы на бледном лице.

– Зачем? – холодея и пытаясь найти адекватное объяснение сказанному, отступая на шаг, прошептала я.

Мужчина сложил руки на широкой груди и с видом – «за что ему попалась именно я, ведь мог быть кто угодно» – тяжко выдохнул.

– Ты планируешь завтра выйти на работу или твоя цель – как можно скорее заработать воспаление лёгких? Если второе, то я мешать не буду.

Я переступила с ноги на ногу и сжала ремень своей сумки. Конечно. Нужно переодеться.

– А здесь есть… какие-то другие раздевалки, одной из которых я могу воспользоваться?

– А чем тебе эта не угодила? – иноземец вопросительно изогнул белую бровь и продолжал буравить меня своими желтыми кошачьими глазами.

Вот, действительно, кошак и есть. Чем не угодила? Наличием мужика не угодила…

– Переодевайся и приходи. У тебя на все минута.