banner banner banner
Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего
Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего

скачать книгу бесплатно


Почему же несколько бумажек, которыми даже костёр не разожжёшь, породили столько Зла и в один миг разрушили этот хрупкий мир, который Ведающий создавал своими руками. Мир не богатый, не роскошный, но зато и не фальшивый, мир, где каждый, кто хотел, мог найти приют и доброе слово, и где только недавно начало давать ростки его Дерево, срубленное добрыми людьми…. Неужели ему не жить?

Мир рушился. Он снова летел в Тар-тара-ры, погибал, а самого Ведающего травили и практически изгоняли из его Мира, прикрываясь непробиваемыми щитами, на которых было начертано: «Добрые намеренья». Ему пытались навязать свои правила игры и научить жить. Смешно, грустно и страшно. Дьявол учит Бога, как нужно жить, объясняя ему, какими должны быть истинные ценности: «Не давай. Не помогай. Лучше отдай мне, самим мало…». Так ведь всегда будет мало – сколько не давай. Всегда будет мало, даже если будет много…. Но почему? Почему мало?

Ведающий никогда не отрывал от семьи, никогда ни в чём никому не отказывал, отдавая последнее, даже в ущерб самому себе. Почему же мало?

Его семья жила не богато, но и не бедно: были люди, которые и этого не видели. Почему же мало? Да потому, что денег никогда не бывает много, и именно это сейчас ему популярно пытались объяснить. Воистину – благими намерениями выстелена дорога в Ад. Ведающий знал эту дорогу, обвиняющие его – не знали, или, скорее всего, просто забыли, но всё равно ему было до боли обидно, что обвиняющими стали его близкие люди – женщины его семьи.

И Ведающий снова и снова молил Бога, чтобы Тот вразумил их, а ему дал бы какой-нибудь знак, свидетельствующий о том, что всё, о чём он говорит и пишет – это Истина от Бога. И разве допустимо такое – верить в Бога и обливать грязью того, кто несёт миру его Слово. Это Грех большой.

А что же деньги? Деньги, отданные на греховное дело. На этот раз они вернулись и даже раньше обещанного срока. Вернулись, исполнив дело греховное и породив дело благое – Спасение! Как это может быть? Может! Деньги-то были чистые, от Бога….

Этими Словами Утешитель утешал самого себя, однако ему всё равно было тошно, потому что его не понимали, не верили ему, и к тому же – в очередной раз предали. Предали всё те же женщины! Одна предала за 30 монет, а две другие, жена и сестра – за 100: по 50 на каждую. Так чем они лучше той? На 20 монет дороже? Почему же так получается, что они предают? Ответ был только один! Они одинаковы, они вылеплены из одного и того же теста. Их помыслы, желания и пристрастия практически идентичны. Они – клоны! Клоны, искушённого и заражённого Злом Разума. А Зло – не умеет прощать, не умеет быть бескорыстным. Зло не умеет забывать Зло – она забывает только Добро.

Ведающий вдруг вспомнил свою Мать. Она ведь была не такая, и все, кто знал её, могут подтвердить это. Она была Женщина-Душа, а Душа не склонна к накопительству. Душа раздаёт, дарит, помогает бескорыстно, она расточает себя, потому что знает – в ней неиссякаемый Источник, ибо Она есть частица Бога.

Ведающему после написания этой главы стало немного легче. Да и к тому же сегодня было Воскресенье. А вчера была суббота, и вчера ему было очень плохо, впрочем, так же, как и в пятницу, когда собственно и началась эта маленькая, локальная баталия под названием: «Слёзы Бога». И он вспомнил слова, с которыми обращался к Небу, прося у Него помощи. Нет, то была не молитва, то была мольба. Мольба обессиленного и обескровленного Человека, не понимающего уже, кто же он такой на самом деле и что с ним происходит?

Иисус, Сын Божий! Преклоняюсь перед мужеством твоим и плачу над ранами твоими, ибо Ты был распят, убит, но воскрес. Ты послал меня в этот мир от Отца своего, дабы я утешил Человека, сказав ему Правду, и я говорю Её. Говорю, но не могу понять – почему Мир, распиная меня, не даёт мне умереть? Стопы и ладони мои снова ноют, как и в день Распятия Твоего. Душа моя стонет и кричит в отчаянье…. Так почему же Я до сих пор жив, Господи? Помоги мне! Молю! Заклинаю! Или я…, уже не Человек?

Так кто же ты есть, Ведающий? Человек, Пророк, Ангел, Демон – кто ты? И если это не твои имена, тогда, кто ты? А быть может, ты убийца? Да, убийца человечьих Душ…. А что же ещё, если не это?

Убить Душу! Страшные и не очень понятные слова, но разве они от Утешителя? Нет! Это слова от Иисуса, только сказаны они были по-другому: разве не помните? «Кто возлюбит Душу свою, тот погубит её, а кто возненавидит её – тот спасёт». Иисус сказал – Утешитель повторил, а женщина подтвердила. Подтвердила жена Утешителя, сказав ему: «Ты топчешь мою Душу…. Ты убиваешь её». Да, он убивал её Душу, убивал словами, говоря ей Правду. Да, он топтал её Душу, потому что Душа её была больна: Разум поработил её, пустив в неё свои корни. Убить Душу! Страшные и странные слова – кто бы спорил, но тогда почему, когда Ведающий топтал эту Душу – его жене становилось лучше, и она буквально менялась на глазах? А потом, когда в ней опять просыпался Разум, то она превращалась в фурию, сметая на своём пути всё и вся.

Ведающий как-то задал одной своей знакомой небольшой, но очень важный вопрос: «Скажи, кто главнее в тебе, Душа или Разум?». И…, о Боже! Она дала ответ, даже ни на секунду не задумавшись: «Какая ещё Душа? Конечно, Разум». Вот оно – Начало Конца. Вот он – Апокалипсис! А как же ещё назвать этот ответ и как назвать это время, если искушённый, искушаемый и искушающий Разум уже заставил поверить Человека в то, что он, Разум, фактически и есть та невидимая и безмолвная Душа, о которой так много говорят, и которую нужно слушать. Какой невероятный самообман! Какая немыслимая подмена!

Работать с Душой в одной упряжке, не порабощая её, но и не отрываясь от неё – вот задача Разума в человеческом Теле, ни больше и ни меньше. Иначе финал будет один, как в кино: Ахиллес, убивший Гектора и плачущий над его бездыханным телом. Убить Душу? Убить Душу невозможно! Во всяком случае, ни какой Разум этого сделать не в силах…. А Душа? А Душа этого попросту не станет делать. Почему? Да потому что Она – Разумна!

Так, кто же ты, Утешитель? Человек, Пророк, Ангел, Демон или Убийца Душ? Молчишь? Что ж, молчи. Молчи, но помни! Ты можешь быть кем угодно, но в первую очередь ты – Солдат, Воин Света. Не забывай об этом и не отчаивайся, ибо кто ещё может похвалиться такой работой?

Глава 73. Матушка (Автобиография)

«Славка…» – так меня часто называла моя матушка, святой человек, в полном смысле этого слова. И хотя каждый может сказать о своей матери то же самое и будет прав – я скажу больше: «Она была лучшей!». И это не только моё мнение, как любящего сына, который, к сожалению никогда не говорил ей о своих чувствах, но она, надеюсь, знала о них, и может быть, поэтому не требовала от меня их словесного выражения. Слова Человека они ведь зачастую – шелуха, и в этом убеждаешься, как только подует даже не очень сильный ветер. А мои слова записаны пером – значит, я за них отвечаю. Отвечаю и повторяю ещё раз: «Она была лучшей».

Такие люди, какою была моя мать, рождаются не часто, люди, о которых говорят: «Душа-человек». Простая, добрая, громогласная, безотказная, хотя и малообразованная, она говорила мне иной раз: «Славка, ты простофиля». Говорила, если видела, что люди откровенно пользуются мной, а сама при этом раздавала всё направо и налево. Эх, простофиля ты моя….

Сколько себя помню – в нашем доме всегда было полно людей: друзья, родственники, друзья родственников и родственники друзей, просто знакомые и совсем незнакомые – люди любили бывать у нас. Да, моя матушка была человеком широкой Души, и это проявлялось во всём. Если праздник или застолье, то непременно должно быть много гостей. Если в дом покупалась еда, то обязательно ящиками, килограммами и декалитрами, и самое лучшее…. С этим невозможно было бороться, потому что моя мать была человеком, у которого напрочь отсутствовала тяга к накопительству и экономии.

Но зато потом, во время очередного праздника, она сидела за столом довольная, с благодушной улыбкой и радовалась. Радовалась тому, что у нас много друзей, и радовалась жизни, которую сама же и создавала – своим трудом.

А трудилась она очень много, и не с утра до ночи, а фактически – с ночи до ночи, и невозможно было понять – откуда у неё берутся силы. И если во времена построения нашего светлого коммунистического будущего её называли – спекулянткой, торгующей на рынке резаной домашней птицей, то потом в возрасте 60-ти лет ей присвоили почётное звание – «Частный предприниматель», с выдачей всех соответствующих документов. А раньше – это было клеймо, позорящее советского человека, позорящее детей и мужа, то есть моего отца, который, кстати, был в то время членом КПСС. Представляете – какой это был позор?

Но вот, что интересно: для того, чтобы получить такое клеймо – нужно было каждый божий день ложиться спать не раньше 10-ти часов вечера или ночи (пока не переделаешь все домашние дела), а вставать в 3 часа, опять-таки ночи, и так почти всю жизнь. Всю жизнь, изо дня в день, и с одним выходным в неделю. Вот такой позор получается. Только кому – Позор, если разобраться?

Да, моя матушка любила размах, и хотя имела всего лишь 5 классов за плечами и не знала значения слова максимализм, но, тем не менее, была именно такой – максималисткой. А разве нет? Если, к примеру, купить чуть-чуть халвы – означало для неё приволочь целый ящик, весом в десять килограмм; сварить холодец, то не менее, чем в 20-литровой кастрюле, (чтобы всем хватило), а налепить вареников с вишней, то столько, что ими можно было бы накормить взвод солдат. А какие паски она пекла – Чудо! Этим делом она занималась весь день, и не дай Бог, чтобы кто-нибудь в это время стукнул дверью или громко заговорил – выгоняла на улицу. Ну, что тут скажешь? Священнодейство! Какими они были на вкус? Сложно описать – помню только, что торт на праздничном столе мог остаться не тронутым, а паска – съедена.

Да, матушка моя была женщиной доброй, интересной и смешной. Даже её неумение красиво выражаться, правильно говорить, а тем более писать – было неподражаемым, и частенько доводило нас до неудержимого хохота. Порой, она выдавала такие перлы, которые просто «убивали» своей непосредственностью и наивностью. Жаль, что сейчас всего и не вспомнить, но, к примеру: доллары она почему-то всегда называла – дОговорами, главврач санстанции был у неё ни кто иной, как Директор всех врачей, а покупая для меня сигареты «Кэмэл», она всякий раз просила продавца дать ей вон ту пачку – «Да нет же, вот эту – с Коровой!». И ей, по-моему, было совершенно безразлично, кто нарисован на этой пачке, Корова или Верблюд, и тем более, как правильно называть американские деньги, если от этого они всё равно не меняют свой цвет. Она не стыдилась своей наивной простоты, простоты, за которую люди как раз и любили её.

Говорила она всегда громко и могла запросто сказать человеку всё, что она о нём думает – сказать в лицо, а не за спиной, и на её языке это называлось – выбандюрить, то есть сказать человеку Правду. И когда мы в очередной раз смеялись над каким-нибудь её новоиспечённым словом, выражением или запиской, в которой ошибок было чуть меньше, чем слов, то она только добродушно улыбалась и говорила нам: «Дети, не смейтесь с мамкой». Ну, как её можно было не любить такую, и как её можно было назвать, кроме традиционного – Мама?

Прекрасное слово услышал я недавно. Назвав человека этим словом можно уже не говорить о его достоинствах и не писать длинные хвалебные речи, а услышав его, можно сразу узнать о человеке – всё, и мне кажется…, нет, я уверен, что это слово сказано о ней, о моей матери: «Заботушка!»….

Она заботилась о нас (и не только о нас) с утра до ночи, каждый день, всю жизнь, как будто это было её работой: заботиться обо всех. Мы все, конечно же, тоже работали, но не в этом дело. Дело в том, что она была фундаментом нашей семьи, и может быть, именно поэтому у неё с моим отцом складывались не самые лучшие отношения. Отец хотел быть фундаментом, но не мог, а она, может быть, и не хотела, но должна была…. Она заботилась обо всех, жалела всех и всех любила, но больше всех она любила меня, хотя никогда не говорила мне об этом, как не говорил ей этого и я. Может быть, она даже думала и чувствовала так же как я, догадываясь о том, что слова человечьи – это шелуха, дела – вот истинные зёрна.

Заботушка…. Она заботилась обо всех, кроме себя, и просто сгорела в этой заботе. Ушла она тихо и быстро, заботясь, казалось, даже о том, чтобы не усложнять нам жизнь своим уходом. Впрочем, так и должны уходить такие люди: тихо и быстро.

Я был с ней до самого конца. Я держал её за руку, а она легонько сжимая мою ладонь, засыпала….

Она ушла на следующий утро после своего дня Рождения: грустный и прекрасный уход….

И был февраль, но вышло Солнце. И пчёлы вылетели из своих ульев и садились на цветы, положенные у её изголовья…. Она была красивая, как никогда, и словно живая…. И было много людей: друзья, родственники, друзья родственников и родственники друзей, просто знакомые и незнакомые вовсе…. Многие пришли – попрощаться с ней.

Сейчас мне почему-то вспомнился её 50-летний Юбилей, на который она собрала одну только молодёжь – всех наших друзей, и ни одного человека преклонных лет – не было за столом…. Мы все любили её, но она всё равно оставила нас. Наверное – просто очень устала, хотя могла бы ещё и пожить: 66 – не возраст…. А может быть, просто пришло её Время? Пришло время, чтобы Кто-то позаботился и о ней? Позаботился лучше, чем это делали мы. А если так – значит: «До свидания, Заботушка!». Хотя почему, если…? Именно так: «До свидания!».

Глава 74. Отец (Автобиография)

Он был, как говорят, красавец-мужчина (особенно в молодости): высокий лоб, ровный, классический нос, прямые брови, серо-голубые глаза с поволокой, идеальные зубы, посаженные настолько плотно, что даже нить не проходила между ними. На голове он всегда носил чёлку такой длины, что зачесанная назад, она почти доставала до затылка. Спортом он практически никогда не занимался, однако имел отменную атлетическую фигуру: широкие плечи, крепкие руки, покрытые сетью вен и артерий, сухие, длинные ноги и мощный брюшной пресс. Но самой главной отличительной особенностью его телосложения были, конечно же, широчайшие мышцы спины, опускающиеся своей нижней частью почти до поясницы, от чего и создавалось впечатление, что это вовсе не мышцы, а крылья, сложенные за спиной. Ну что, представили? Да, примерно вот так и выглядел мой отец. И всё-таки далеко не привлекательность лица и ни фигура были его основными достоинствами; было ещё одно, главное и доминирующее – это Ум!

Он обладал поистине незаурядным умом, и это не просто слова. Извините меня, но окончить физмат с красным дипломом – это Вам не семечки щелкать, а вот (на минуточку!) задачи по высшей математике он, как раз, и щёлкал будто семечки.

Да, мой отец был человеком незаурядным и талантливым, но очень противоречивым, и, не смотря на свою работу и постоянное стремление к справедливости вне семьи, он почему-то часто становился несправедливым по отношению к своей семье, и в первую очередь ко мне и к моей матери. Однако, Бог свидетель – я любил его, как отца. Любил, но никогда не говорил ему об этом, так же, как и своей матери, а он попросту не понимал такой любви, потому что – ему нужны были внешние проявления чувств, ему нужны были слова, и они, кстати говоря, были у него. Такого рода проявления чувств он получал от дочери, то есть от моей сестры, и, наверное, за это любил её больше, чем меня. А я, вследствие этого, зарабатывал, как говорится, «на пряники» при каждом удобном случае, при чём без особых разбирательств: виновен – получи, не виновен – получи авансом.

Меня всегда поражало в нём то, как можно было оставаться добрым, отзывчивым, безотказным по отношению к чужим людям и одновременно быть злым и несправедливым к своим близким. Парадокс! Да, мой отец был человеком противоречивым и парадоксальным, и я до сих пор не могу разобраться в исходных причинах его внутреннего конфликта. Со своим недюжинным умом он мог бы стать очень большим человеком, но, увы, не стал таковым. Так в чём же дело? Возможно, пристрастие к алкоголю сгубило его жизнь, поскольку это всеобщее явление уже тогда достигло таких ужасающих размеров, что его и пороком-то трудно назвать – это уже скорее бич, причём бич почему-то в основном славянский…. Ну что ж, может быть, в этом и сокрыта причина, а может быть, и нет? Может быть, она была глубже? К примеру, в изначально неудачно созданной семье? Тогда вопрос: «Зачем?». Зачем жить в такой семье, где ты не счастлив? Зачем ломать себе жизнь, а потом заливать своё горе водкой, ломая жизнь всем остальным?

Я постоянно задавал себе один и тот же вопрос – как вообще могли встретиться и соединить свои судьбы эти два совершенно разных человека, мои Отец и Мать? Как мог мой отец, у которого было «семь пядей во лбу», выбрать себе в жёны малограмотную девчушку из деревни, и что могло привлечь его в ней? То, что моя мать была в молодости очень привлекательной, это факт, но только ли это? Что же всё-таки привлекло его могучий Ум в той черноволосой болгарке? Может быть, её Душа? Простая, незатейливая, добрая, бескорыстная, любящая всех Душа?

Да, он любил её Душу, но беда была в том, что полюбил он её не сердцем, а Разумом. А однажды случилось то, что непременно должно было случиться – он устыдился своего выбора, подумав, что достоин был гораздо большего. (А ведь подумал-таки).

Да, мой отец всегда много думал, размышлял, решал, высчитывал, и как мне теперь кажется – ничего не принимал на веру. Он не верил моей матери, не верил мне, не верил в меня, не верил в Бога – он не верил даже в себя – верил только в свой Разум.

Я как сейчас помню тот день, когда умерла его мать, единственный человек, которого он просто боготворил, и как сейчас помню, что его любовь превратила тот день в кошмар. Отец, что называется, обезумел от горя. Он кричал, рыдал, рвал на голове волосы, и всё это происходило у нас на глазах. На глазах у маленьких перепуганных детей, которые-то ещё толком не узнали, что такое Жизнь, а им таким образом решили показать, что такое Смерть…. Но только теперь я понял причину всего того кошмара – Неверие. Да, он не верил, не верил в Жизнь, но зато верил в Смерть, и это неверие он пронёс через всю свою Жизнь….

Я любил его. Любил, как и должен был любить сын своего отца: без лишних слов и телячьих нежностей, но он не верил мне…. Я переживал и старался вытащить его из того болота, в котором он тонул, но он не верил мне…. И в конце концов он отверг мою помощь и предал меня…. Предал и вскоре после этого – умер. Умер плохо, как говорят, не своей смертью, а потом в течение долгих десяти лет приходил к нам во снах: пьяный, злой и неудовлетворённый – такой же, каким был и при жизни. Жаль, что он так рано ушёл: 48 – совсем не возраст.

На его похоронах была уйма народа – его знали многие: и по школе, в которой учился я и моя сестра, и где он работал учителем, и по строительной конторе, в которой он в последнее время трудился сварщиком, и просто по какой-нибудь соседской свадьбе, на которой он веселил народ, распевая песни и аккомпанируя себе на аккордеоне. Да, умный, талантливый и, в общем-то, добрый мужик был мой отец, как говорят: «Душа компании!». Только жаль, что душа эта так и не стала Душой нашей семьи, очень жаль….

Глава 75. Автобиография (О себе)

Итак, с самого раннего детства (если Вы не забыли) я мечтал стать военным лётчиком. И хотя обстоятельства не позволили мне этого сделать – с мыслью о полётах я так и не расстался и стал – Летуном, по жизни. (Так в наше время называли людей, частенько меняющих место работы, в поисках, как говорится, тёпленького местечка).

Помню, как сразу после окончания школы, не пройдя медкомиссию в авиационное училище, я пришёл на завод устраиваться на работу учеником токаря…. В отделе кадров, посмотрев на мой аттестат, наверное, решили, что у меня не все дома и спросили: «А зачем ты сюда пришёл?». «Работать!» – ответил я с гордостью, и меня взяли. С тех пор я и начал поиски своего «тёпленького местечка».

И потом, когда окончил военкоматские курсы водителей, и когда в неполные 18 лет (перед службой в армии) работал водителем автопогрузчика на кирпичном заводе. Кстати на том же заводе, где в молодости работали мои отец и мать, и насколько я помню – там же и познакомились.

Работал я в трёхсменном графике, чтобы заработать и накопить побольше денег на проводы в Армию, а не тянуть их из родителей, и накопил-таки.

Служба в Армии (я имею в виду – в Советской Армии) – это вообще отдельный разговор. Кто служил, тот должен знать, что там бывало не сладко, а порой и очень горько. Один мудрый человек как-то сравнил службу в Армии с отбыванием тюремного срока, и это в некотором смысле верно – практически те же законы, основанные на унижении слабого – сильным.

Я не был там унижен (грех жаловаться), хотя попытки были, и горд тем, что и сам никого не унизил – не люблю, но точно могу сказать, что пошёл служить отнюдь не в поисках тёпленького местечка, а по собственному убеждению. И как бы там порой не было трудно – моё мнение о службе в армии не изменилось. Юноше не обязательно, но желательно побывать там, чтобы оторваться от материнской груди, испытать, как пишут в уставе, тяготы и лишения воинской службы, опериться и закалиться. Короче, стать мужчиной, иначе юноша этот может так и остаться пацаном. Я не могу сказать, что служба в армии делает человека лучше, нет. Если ты пришёл туда дерьмом, то так им и останешься, не смотря на форму, в которую тебя облачат. А если ты нормальный человек, то хуже не станешь, опять-таки, невзирая на форму: это как проявитель для фото. И вообще главное – везде и всюду оставаться человеком, а человек, как сами понимаете – звучит гордо.

Да, человек – это звучит гордо, а вот «летун», скажем прямо – не очень. Сейчас, наверное, легче перечислить, кем я в своей жизни не работал и чем не занимался, нежели наоборот: токарь, плотник, шофёр, гравировщик, стеклодув, инструктор физкультуры, музыкант, и это ещё не полный список. Побочно в качестве хобби, я занимался спортом, поэзией, рисованием, резьбой по дереву, а что касалось зарабатывания денег, то для этого я даже пробовал себя немного в торговле и в фермерстве, но и это тоже не всё.

Так что можно сказать – либо: «Наш пострел – везде поспел», либо «На все руки мастер». А ведь действительно – можно! Во всяком случае, я теперь многое могу сделать своими руками, и что самое важное – точно знаю, что на каком бы поприще я не остановился – обязательно стал бы настоящим Мастером. Почему? Потому что максимализм у меня в крови, и из-за этого я ничего не могу делать плохо. Думаете – бахвальство? Есть чуть-чуть, я ведь сам о себе пишу, но смею Вас заверить, что бахвальство – это не всегда враньё. К примеру! Мог бы какой-нибудь амбициозный хвастун, не имеющий ни музыкального образования, ни таланта, работать в Областной филармонии в качестве вокалиста? Думаю, что нет! А я работал! И мало того – писал песни, сочиняя и мелодии, и тексты. Попробуйте и Вы – может получится?

Да, я многим занимался по жизни, но нигде так и не смог найти своё «тёплое местечко». Почему? В чём причина? Может быть, в Человеке? Может быть…. А может – в самой системе, которая Над человеком? Тоже может быть. Система! Она ведь не любит творчества…. Она не хочет понимать, что лучше – меньше, да лучше. Системе нужно больше, а не лучше, потому что она огромна, прожорлива и ненасытна. Система всегда хочет жрать, извините – кушать, но кушать (от слова – куш), она любит как раз самое лучшее и в больших количествах, и ей глубоко наплевать на тех, кто её содержит. Как говорится: «С миру по нитке – голому рубаха», а в придачу и Мерседес ручной сборки (на всякий случай). Ну, да ладно – это так, лирическое отступление. А чем же занимаюсь я в данное время?

После долгих и безрезультатных поисков себя я освоил ещё одно ремесло – сапожное. Так что я теперь – мастер по сборке и ремонту обуви. Во всяком случае – надеюсь, что я уже Мастер: всё-таки 10 лет – это вполне достаточный срок. Побочно освоил ещё одну профессию – пчеловод. При чём не самоучка: окончил специальные курсы, получил корочку, прошёл практику и теперь могу свободно работать на общественных пасеках…. Могу, но не хочу, потому что пчеловодство – это моя отдушина, глоток свежего воздуха в этой дерьмовой жизни, но никак не работа.

О пчеловодстве – много говорить не буду и даже могу дать совет: никогда не начинайте говорить о пчёлах с настоящим пчеловодом, потому что этот разговор может длиться бесконечно. Разговаривать с пчеловодом о пчёлах – всё равно, что говорить с проповедником о Боге.

Давайте-ка я всё-таки продолжу разговор о себе: автобиография всё же или как сказала моя племянница – мемуары. Ладно, пусть будут мемуары.

Итак, кем же я являюсь на нынешний момент? Получается, что де факто и де юро, я сапожник-пчеловод.

– Ну и как оно?

– Честно сказать? Хреново.

– Опять что-то не так?

– Да, что-то не так….

– Ну и неугомонный ты парень – сапожный пчеловод…. Чего ж тебе надо?

– В принципе, того же, чего и всем: Веры, Надежды, Любви, а попросту – Жизни. Я работаю мастером по ремонту обуви и зарабатываю этим ремеслом на жизнь (если это можно назвать жизнью). Работаю добросовестно, потому что по-другому не умею, и, по всей видимости, приношу людям пользу, но почему-то в последнее время эта мысль меня уже не греет, и опять возникает чувство, что это не моё.

А ещё я мечтаю написать книгу, но не обычную, а такую, чтоб, как говорят, Душа развернулась, а потом опять свернулась…. Вот такая блажь…. Вообще-то, я давно думал об этом и даже в юности пытался писать какие-то фантастические рассказы и отсылал их в журнал «Юный Техник», но их не печатали, по причине наличия в текстах орфографических ошибок: «Научитесь – мол – писать грамотно, а потом присылайте». Короче, как сказал один сатирик: «Обидно…».

Ошибки – ошибками, но сюжеты ведь были не плохими. Ну, хотя бы вот этот…. Вкратце.

Солнечная система находится на пороге глобальной катастрофы: Солнце должно превратиться в сверхновую…. Оно взорвётся, извергая из себя раскаленную плазму, ну и всё остальное, что прилагается, и это будет означать – конец всему…., и конец всего…. Короче – ужас! Всю планету, естественно, охватывает паника и хаос, потому что люди оказываются совершенно беспомощными перед лицом надвигающейся катастрофы…. Однако не всё так плохо. В самый последний момент прилетает корабль пришельцев, и они, то есть инопланетяне, спасают людей, забрав их с собой.

– Ну и как Вам?

– Если честно, то никак…. Откровенно слабый и банальный сюжет, и не удивительно, что этого никто не напечатал.

– Да? А мне казалось тогда, что неплохо…. Или я что-то упустил? А вот что именно – забыл. Хотя нет, постойте…. Вспомнил!

Ведь в чём была вся суть? В том, что корабль пришельцев в прямом смысле забирает с собой всех людей, всё человечество! Каким образом? Вместе с планетой! Потому что он настолько огромен, что Земля в сравнении с этим звездолётом всё равно, что футбольный мяч в сравнении со стадионом.

Вот такие сюжеты приходили в мою голову в возрасте 15—16 лет…. Такая вот псевдонаучная фантастика. И вот теперь я весь такой умный и кругом талантливый, сижу в мастерской по ремонту обуви и тачаю сапоги: Обидно, скучно и грустно. Как пелось в одной песне: «Так грустно, что хочется курить». Кстати на счёт курения: надо с этим подвязывать, говорят – вредно очень. А если серьёзно, то в самом деле, что я здесь делаю – уже 10 лет? Бороду ведь и сбрить можно, а умище куда девать? (Это из анекдота – как-нибудь расскажу). А ведь его у нас, то бишь умища этого, видимо-невидимо, хватит на тысячу лет непрерывной работы. А вот интересно, хотел бы кто-нибудь из Вас прожить тысячу лет? Лично я – не хотел бы, исходя из сложившихся обстоятельств. Представляю – тысячу лет работать сапожником! Это же мозгами можно поехать…. Но пока я работаю: работаю здесь, работаю на пасеке, и дома – тоже работаю. Я уже пишу книгу, и мне стало легче. Мне стало легче сейчас, но совсем недавно – было очень худо: мир начал рушится вокруг меня, и я чувствовал, что он рушится оттого, что сам я саморазрушаюсь.

В первый раз такое чувство посетило меня 20 лет тому назад, когда умер мой отец: добрый и жестокий, правдивый и несправедливый, смелый и неуравновешенный, безотказный и порочный – Праведный Грешник. Он умер, и часть меня самого – умерла вместе с ним: я заболел вскоре после его смерти. Болезнь, не известным ни мне, ни врачам способом, поразила мою печень. Два месяца я пролежал в больнице, причём почти месяц под капельницей, а когда вышел оттуда (под свою ответственность), то меня уже было не узнать: куда только подевалось моё прежнее атлетическое тело вместе со здоровьем? Мне иногда кажется, что мой отец забрал его с собой, оставив мне в подарок только свой противоречивый ум. Хотя, может быть, я просто заболел от горя: я ведь любил своего отца не меньше, если не больше других сыновей, любящих своих отцов.

Короче, я болел, боролся и практически выздоровел. Правда, не скоро, а спустя 10 лет после его ухода. А потом был мир, недолгий период затишья, после которого снова началась война. И опять всё пошло наперекосяк, всё начало трещать по швам…. Я пахал, как раб на плантации, но толку не было: денег катастрофически не хватало, работа уже не приносила удовольствия, и даже пчёлы иной раз раздражали до бешенства. В семье был полный развал: жена отвернулась от меня, и даже сын стал равнодушен к моим проблемам. Ну что ж, всё правильно – такова участь раба! Я попал в рабство и опять начал болеть: моя Душа начала болеть. И Душа моей матери тоже заболела тогда, и огромный клён, растущий у нас во дворе, развалился на две части однажды после ливня, и Заботушка моя покинула меня вскоре после этого.

Я сидел тогда в своей мастерской злой, как цепной пёс, и так хотелось кого-нибудь порвать перед смертью…. А ведь она была совсем рядышком – я чувствовал это своим нутром. Я всегда боялся смерти, но тогда – мне уже было всё равно, при том до такой степени, что я даже стал прикидывать, как бы поприличнее устроиться в гробу, чтоб было красиво. Люблю, знаете ли, когда всё красиво. Здесь можно смеяться или, перечитав ещё раз – заплакать. Во всяком случае, мне тогда было не до смеха.

Я сидел в этой, надоевшей до чёртиков, мастерской, и меня мучил один вопрос: «Неужели это и есть моя жизнь?». И неужели слова основоположника, так называемого, Вселенского пессимизма, товарища Шопенгауэра, действительно верны, соответственно которым для Человека лучше было бы вовсе не рождаться, чем родиться – испить свою горькую чашу и умереть? В чём же смысл бытия? Что делать? Куда бежать? И что здесь делаю я? Чего жду в течение этих долгих десяти лет? Или это и есть моя чаша, из которой я должен испить до дна? Может быть – может быть…, но, скорее всего, это просто конец пьесы, и уже можно спокойно, смело и без всякой лирики сказать: «А ну-ка, маэстро, урежьте марш!».

Окраина Вселенной, окраина страны, окраина города. Да что там города – даже улица и та, Крайняя. Дом, в котором я живу, числится под номером 45 – мне 45 лет. Мастерская, где я работаю в последнее время, имеет порядковый номер – 40. Той, с которой я встретился здесь – тоже 40. Мы – Львы. Что интересно – наши отцы ушли в одном и том же возрасте, в 48…. А матеря? Тоже красиво получается, если поставить в ряд. Сейчас вспомню…. Моя матушка ушла ровно в 66, а её – в 60. Да, всё-таки интересная штука – цифры. Учёные-математики поговаривают даже, что могут создать математическую модель Вселенной! Ну, что ж – дело хорошее, только вопрос имеется: «Создать ли?» или всё-таки «Воссоздать»? Большая разница, знаете ли. Просто огромная, если откровенно.

Глава 76. Автобиография (продолжение)

Честно говоря – очень сложно писать о самом себе. Вот перечитал только что написанное ранее, и у меня начала складываться красивая картинка, в центре которой стою я – талантливый, умный и правильный, а короче – белый и пушистый, и только нимба над головой не хватает. Хотя, вру: был и нимб, правда, только на фотографии. Когда-то давно, во время моего бракосочетания со своей нынешней супругой, фотограф совершенно случайно поставил меня на фоне нарисованного на стене Солнца, да так и запечатлел вместе со всеми участниками свадебной церемонии: получилась за моей головой такая себе солнечная корона – почти, что нимб. Смешно. Смешно потому, что в жизни я, конечно же, не такой. Я, можно сказать, простой советский паренек, но если говорю, что многое по жизни испробовал, то это точно: а кто из нас не без греха? Было дело по молодости: и погуливал, и попивал, и покуривал – всё бывало. Однажды даже умудрился (по совету старших товарищей) съесть ложку измельчённой маковой соломки, или что-то в этом роде, которую они называли кашей. Посмотрел – овсянка, ни дать не взять, но эффект, помню, был изумительный. Через некоторое время мне стало так «хорошо», что вместо обещанного кайфа, я выблевал всю эту адскую смесь вместе с жёлчью, и как мне тогда показалось со всеми своими пищеварительными органами. А потом, лёжа дома на диване, думал: «Почему ко мне никто не подходит, я ведь умираю…?».

А ко мне не подходили, потому что, скорее всего, не замечали меня. Нет, я не стал невидимым: я попросту был одного цвета с обивкой дивана, на котором лежал, то бишь – зелёный. После того случая моё знакомство с миром галлюциногенов закончилось навсегда. Да, все мы не без греха. И я грешил – каюсь, но грешил в малом. Во всяком случае, поступки мои всегда были правильными, и я старался жить соответственно своим внутренним принципам и своим убеждениям: по-другому не мог. Но сейчас мне кажется, что в этом была не только моя заслуга: просто кто-то не давал мне поступаться ими, а тем более переступать через них. Да, это было именно так! Ведь стоило мне сделать что-либо, противоречащее моим убеждениям, как я тут же подвергался наказанию, сразу же, как говорят, не отходя от кассы. Мне никогда не надо было ждать искупления греха – искупление всегда следовало незамедлительно.

Мне не раз говорили: «Ты всегда такой правильный – это же скучно. Расслабься!». Да, расслабишься тут, если сразу получаешь подзатыльник, красноречиво говорящий тебе: «Эй, паренёк – не туда пошёл!».

Однако всё это касается малого, а что касается большого, то тут стопор. Обмануть, украсть, унизить, предать – это табу. Я даже и драться-то толком никогда не мог; считая, что бить человека по лицу – унизительно, а тем более, если это касалось друзей или товарищей. Побороться – это другое дело, но ударить – нет. И вообще унижение, в каких либо проявлениях, всегда вызывало во мне крайнее отвращение, и, может быть, из-за этого я сам частенько бывал бит. Короче, анализируя свою жизнь, я пришёл к выводу, что кто-то постоянно меня контролировал; не давал сделать какой-нибудь необдуманный поступок, совершить Большой грех, не давал, заставляя отвечать даже за самое малое прегрешение. А ведь мыслей в голове всегда было предостаточно, как и у каждого, и мысли иногда возникают такие, что сам пугаешься их содержанию. Пугаешься и задаёшь себе вопрос: «Неужели это я придумал?». Вроде бы, нет – даже не собирался…. Тогда откуда они приходят эти мысли?

Вот от такого рода мыслей меня и оберегали – такая мысль. Оберегали от того, чтобы я не совершил чего-нибудь супер глупого, и одновременно следили за тем, чтобы со мной не сотворили чего-нибудь страшного, а другими словами – чего-либо не совместимого с жизнью, и таких случаев было предостаточно. Уверяю Вас – я мог бы уже за свою жизнь несколько раз натурально умереть, но мне почему-то всегда удавалось выкарабкаться. Почему-то в таких критических ситуациях вместо паники во мне возникало спокойствие, включался автопилот, и я делал или говорил то, что нужно было в данный момент, либо не делал и не говорил то, что не желательно. Странно, но зачастую было именно так: провиденье какое-то, что ли?

Да, случаев было очень много – обо всех и рассказывать не стоит, но пару-тройку – можно и осветить для любителей мистики. Ну, для начала, к примеру, вот этот…. Хотя, кто не знаком с вождением автомобиля, тот может и не понять всей сложности ситуации, в которую попали я и моя жена, возвращаясь из Германии, где мы некоторое время гостили у друзей, но водитель поймёт обязательно. Итак: зима, ночь, гололёд, лысая резина и скорость около 90-та км/час. Почему так быстро? Очень домой хотелось —

почти два месяца в гостях….. Когда нашу машину, подбросив на выступе бетонного покрытия, начало разворачивать боком – я был спокоен и почти выровнял её…. Когда от повторного толчка занос пошёл в другую сторону – я тоже был спокоен (не первый день за рулём). Но когда на такой скорости машину стало крутить вокруг своей оси, и она потеряла управление – я уже начал молиться, хотя в принципе всё ещё был спокоен…. Да что это я в самом-то деле? Чушь какая-то! Я молился – и вся моя жизнь пронеслась в этот момент у меня перед глазами…. Не было этого, и не молился я тогда, если честно, а матерился – это точно. Я не помню, сколько оборотов мы сделали (сбился со счёта), но помню, что когда вращение прекратилось – мы ещё долго на заблокированных колёсах сунулись задом, и так же задом съехали в кювет, где и припарковались между стволов двух огромных деревьев.

Несколько минут мы тупо сидели и молчали, а потом поняли, что не разбиться всмятку в данной ситуации было бы просто невозможно, но больше того – ни на нас, ни на машине не было ни единой царапины. Да и других машин на дороге во время нашего круговращения почему-то не оказалось: они съехались буквально через две-три минуты…. Повезло? Наверное, повезло – в жизни есть место везению, но мысль, посетившая меня в тот момент, была другой…. Дело в том, что произошло это в ночь на Католическое Рождество…. Может быть, всё-таки не настолько мы были грешны, чтобы лишиться жизни в такую ночь? Может быть, кто-то оглянулся на нас тогда, или кто-то оберегал? Интересная мысль, правда?

А вот второй случай из моей жизни, который произошёл гораздо раньше, чем вышеизложенный – совершенно необъясним и даже, можно сказать, неправдоподобен, но, тем не менее, он тоже имел место. Хладнокровие, самообладание – это ценные качества, но, увы, порой, и они могут не помочь в критической ситуации. Возможно, как раз моё спокойствие и разозлило однажды одного субъекта, человека, который привык к тому, что все должны его бояться, и причины для боязни были.

Знаете, когда тебе не шутки ради, а вполне серьёзно и осознанно угрожает человек, проведший половину жизни за решёткой, и не за то, что крал огурцы на соседской грядке, а за дела намного более серьёзные, то испугаться, поверьте – можно. Испугаться можно даже в том случае, если угрожают не тебе лично, по причине твоего отсутствия, а через твоего товарища-коллегу, которому ставят под рёбра нож, и настоятельно просят передать (но уже тебе лично) «горячий, пламенный привет». Но тогда у меня было хорошее время, время внутреннего и внешнего спокойствия, и ничто не могло разрушить эту крепость. Помню точно, что я ничуть не испугался угроз того человека, а лишь сказал в его адрес (просто так, без всякого злого умысла): «А разве он решает – кто и когда должен умереть?». Разговор был закончен, и я тут же забыл о нём. Забыл, но вспомнил через пару дней, когда пришёл на работу (в ресторан), и где мои коллеги-музыканты, находясь в состоянии некоторой растерянности, сообщили мне прискорбное известие о том, что тот парень умер накануне вечером, а точнее – разбился на машине….

Я не чувствовал на себе вины за случившееся – случайность она и есть случайность, но и жалости во мне тоже не было: дрянной был человек. Он любил унижать людей…. Он мог унизить и даже убить того, кто не желал унижаться…. Я не любил и не люблю унижать…. В таком случае, кто должен был умереть первым – я или он?

Глупые мысли иногда лезут ко мне в голову, и одна из них, самая греховная и страшная – мог бы я убить человека? Не знаю – наверное, нет. А если подумать? Не знаю – наверное, да…. Наверное, смог бы, но только в том случае, если бы человек представлял реальную угрозу мне или моим близким. Да, я мог бы убить, но унизить – никогда. Я могу сдерживать слёзы, испытывая боль телесную, но они почему-то текут ручьём, когда меня пытаются унизить, а тем более, когда предают. И нет разницы – кто именно предаёт: лучший друг, любимая женщина, родной отец или, в конце концов, твоя же собственная собака, к которой это относится в гораздо меньшей степени, чем к человеку.

Извините за излишнюю сентиментальность, и вообще… я кажется чуть-чуть отклонился от темы разговора – прошу прощения, это вышло совершенно случайно…. А тема насколько я помню – автобиография. Вы, конечно, можете не читать, если не интересно, но поверьте, други мои – не корысти ради вспоминаю я о жизни своей, а токмо, как говорится, во исполнении воли…, ну и дальше по тексту.

А в самом деле, зачем я всё это пишу? Ах, да! Автобиография…. А автобиографию обычно пишут при поступлении на новое место работы, правильно? Правильно – значит, на этом и остановимся: «Я устраиваюсь на новую работу». Только к кому и куда? А Бог его знает! Хотя, наверное, только Он и знает это. Нет, он-то, наверняка знает – почему и зачем я пишу сейчас о себе, знает – почему я ещё жив до сих пор, хотя давно должен был отправиться в мир иной: толи по случайности, толи по чьему-то злому умыслу, толи от болезни. Наверное, он один знает – почему я не умер в то первое утро, конца второго Тысячелетия, в начале года, названного Миллениумом, когда без всяких веских причин мою голову расколола пополам моя же любимая болезнь. Это был самый жестокий приступ за всю мою жизнь: адская боль, усугублённая рвотой и продолжающаяся несколько часов подряд. Да, Бог, наверное, видел то, что со мной происходило, видел мои мучения, но он не забрал меня к себе, хотя я его просил об этом, я умолял его….

Тогда меня, лежащего в постели, корчащегося от боли и сучащего ножками, как заводная кукла, нашёл мой сын: сбежались родственники, потом приехала «Скорая». Мне сделали какие-то уколы, и через время боль начала отступать, оставляя после себя выжженную огнём территорию, Великую пустоту…. Наконец, боль ушла совсем, и я заснул.

На следующий день я чувствовал себя, в общем-то, не плохо (по сравнению с днём предыдущим), не плохо, но как-то странно. Конечно, я был обессилен, разбит и еле передвигался, боясь, чтобы мой колокол от резкого движения не зазвонил снова…. Но не в этом состояла странность моего состояния: так бывало всегда после сильного приступа. Странным было то, что в этот раз я не мог думать…. (Как бы это объяснить?). Я хотел думать, старался думать, но ни одна мысль не удерживалась в моём мозгу, просачиваясь, как вода сквозь решето, и я не мог её удержать…. Однако взамен этого появилось ощущение, что кто-то постоянно ходит за мной и поддерживает меня под руки, чтобы я не упал, поддерживает и очень любит. Это невозможно объяснить, но я чувствовал эту Любовь, чувствовал всем своим естеством, и тогда мне стало так радостно на Душе, что я заплакал. Я плакал от радости, от ощущения чьего-то присутствия и немного от досады, потому что, оборачиваясь – никого не видел за своей спиной. И всё-таки это было незабываемое состояние, а фраза – Ощущение Присутствия – это точное определение, точнее не бывает. Я пробыл в таком состоянии не долго – недели две, но это были самые счастливые дни моей жизни. Поверьте, за такое можно было и помучиться.

Что-то подобное я испытывал и прежде, в прошедшем веке, а конкретнее – за три года до Миллениума, но это было не так ярко, не так мистично и, в общем-то, вполне объяснимо, хотя – кто его знает?

Дикая голубка, из года в год прилетающая в наш сад, чтобы вывести птенцов, прилетела той весной снова…. Прилетела, но наотрез отказалась садиться в гнездо, находящееся на старой вишне, не смотря на старания своего ухажёра. Он ворковал, он уговаривал её, пытался силой загнать её туда, но всё было тщетно. А вместо этого голубка почему-то кружила под козырьком, расположенным над крыльцом нашего дома, как будто хотела сказать, что гнездо должно находиться именно там. Я посмотрел на это дело и не долго думая установил там полочку, но голубь не желал строить гнездо, хотя голубка сразу же одобрила это место. Короче, мне не оставалось ничего другого, как перенести туда старое гнездо, и уже на следующее утро горлица отложила там яйца. Помню – я радовался, как ребёнок. Подумать только – дикая птица удостоила нас своим вниманием, доверилась нам. Странно, но она совсем не боялась, хотя до неё можно было дотянуться рукой. Помнится, я перед этим даже загадал желание и решил, что оно сбудется, если голубка отложит яйца и высидит птенцов.

Но, увы! Моему желанию не суждено было сбыться, потому что опять началась зима, зима в разгар весны. Пришёл холод, цветущие вишни укрыл мокрый снег, и голубка не уберегла своё будущее потомство: дикие голуби вьют очень хрупкое гнездо…. Я очень расстроился тогда из-за случившегося и из-за того, что мои мечты никогда не сбываются – почему?

Вы, конечно, спросите, а что же мистического в этой истории? Отвечу: «В принципе – ничего, если не брать во внимание необъяснимую доверчивость дикой птицы и того, что яйца свои она отложила в праздник Благовещенья, а почему – Бог его знает…».

Да, наверное, только Он один и знает всё. Знает – от чего моя жизнь переполнена случайными событиями, образующими при близком рассмотрении некий таинственный узор…. Знает – почему мои мечты никогда не сбываются, хотя они достаточно чисты и светлы, да и сам я в принципе не самый плохой человек, рождённый на Земле. И, наконец, знает – зачем я пишу сейчас свою автобиографию, как некий Славный муж, прославивший своё имя великими подвигами….

Сложно писать о самом себе, да ещё и давать при этом объективную оценку своей прожитой жизни, очень сложно. Сложно, но надо! Да кому же собственно это надо? А? А Бог его знает – кому?

Глава 77. Великая Бесконечность