скачать книгу бесплатно
Умирая дважды
Алексей Николаевич Вершинин
Действие книги происходит в вымышленном мире, очень похожем на наш. Страна, в которой живут главные герои, ведет войну с другим, более отсталым государством, что является причиной деятельности радикальной террористической группировки. Главный герой – одинокий инфантильный молодой человек, неспособный сам решать свои проблемы, "плывущий по течению". Он понимает, что его жизнь не имеет никакого смысла и после смерти о нем забудут. Герой становится виновником смертельной аварии, вследствие чего попадает в засекреченную тюрьму – донатиум, место, где преступники становятся принудительными донорами. Содержит нецензурную брань.
Пролог
– Зачем ты это сделал дедушка? – любимый тоненький голос звучал где-то рядом, но из-за звона в голове было невозможно определить направление откуда он исходил.
Темная комната расплывалась, будто вместо воздуха была мутная вода. Он попытался было подняться, но тело, вопреки его желанию, оставалось неподвижно лежать на койке. С правой стороны доносился монотонный писк кардиомонитора, дублируя удары пульса, которые, словно молот раскалывали голову. В глубине палаты виднелись очертания деткой фигуры с огромными белыми бантами.
“Прости. Я не могу так больше” – хотел было сказать Генри, но в глотку ворвался прохладный воздух, затоптав слова и мысли и вызвав кашель. Изо рта кто-то вытащил влажную от слюней пластиковую трубку, обдавшую напоследок губы потоком кислорода. Палата улетела куда-то назад – теперь он несся по ярко-освещенному коридору. По бокам и сзади гулко стучали каблуки. Его, привязанного к койке по рукам и ногам везли в неизвестность. И хуже всего было то, что он по-прежнему жив. Боль разочарования пронзила мозг, глаза стали влажными. Последний шанс и последняя надежда исчезли. Хотя было сложно дать ответ самому себе – на что он все еще смел надеяться в этом аду? Наверное, все еще веря, что это все сон, он начал бить затылком в подушку. Злость и бессильная ярость заполнили все чувства и, вероятно, благодаря ним Генрих Веббер оставался в сознании, противясь головокружению.
– Сэр, он пришел в себя. – послышалось справа.
Они остановились. Прямо перед ним, будто из тумана возникло знакомая физиономия. Прежде спокойные и невозмутимые глаза сейчас хаотично изучали Генри. На испрещенном морщинами и оспинами лбу проступили капельки пота. Дрожащая рука ощупала горло, легонько надавливая на кадык.
– Говорить он сможет. Сможет – пробормотал себе под нос Хостер Нейвер и судорожно вытер лоб платком. Прежде само воплощение спокойствия, сейчас он не был похож на себя. Иступленный взгляд в пол, бледное похудевшее лицо. Еще недавно рыжая шевелюра нынче была седая. Перед ним был совсем не тот человек, который наводил ужас на всех, чьим несчастьем было попасть сюда. Жестокий садист и диктатор превратился в нервного дрожащего старика.
Его ассистенты снова повезли койку. Колесики стучали между плитками пола, чеканя ритм пульса и нарушая гробовую тишину. Между тем сразу трое санитаров суетились рядом, на бегу меряя давление и пульс и пичкая таблетками. Один из них даже умудрился сделать укол, метко попав в вену и когда он поймал на себе недоуменный и испуганный взгляд Генриха с гордостью сказал: “Это мой первый укол”.
Процессия на мгновение остановилась перед резными дверями из темного дерева. Огромные санитары мордовороты синхронно подскочили к ним и открыли. Оттуда дохнуло кладбищенской прохладой и темнотой, в которую они тот час же нырнули.
– Мы вовремя успели, господин. – откашлялся Хостер. – И он в состоянии разговаривать.
После яркого коридора сумрак комнаты казался тьмой кромешной, однако в углу слабо полыхал камин и Генри разглядел очертания человека, сидящего в кресле за столом.
– Надеюсь он в норме? – низким, на грани с хрипом, голосом спросил тот.
– О да, конечно. – глаза Хостера нервно бегали по полу, а руки теребили носовой платок. – И еще мы ему вкололи успокоительное.
– Я хочу, чтобы вы его развязали. – человек повернулся к ним спиной, и судя по звукам, стал переворачивать кочергой поленья в камине.
Санитары распутали Генриха, приподняли койку, так что она приняла некое подобие кресла. Он стал рефлекторно растирать запястья, хотя они абсолютно не болели.
Между тем разгоравшееся пламя все больше освещало комнату. Они находились в роскошном кабинете. Пол, потолок и пилястры были отделаны из дерева, вероятно из дуба. На стенах висело два гобелена – на одном четверо всадников в черных доспехах летели по ночному звездному небу, на втором – кровавая баталия, в которой солдаты пожирали сердца друг друга. Массивная люстра нависала над столом, притягивая внимание, тоже была из дерева и выполнена в виде многоглавой гидры, каждая голова которой была обращена наверх и из раскрытых пастей белели обломки погасших свечей. За столом, в черном кресле с высокой спинкой сидел человек и ворочал кочергой в пламени. Но несмотря на усиливавшийся костер, здесь было по-прежнему холодно. На Генри был одет лишь только больничный халат и зубы понемногу начали выстукивать дробь. Вдобавок ко всему снова начала кружиться голова и его громко стошнило прямо себе на живот, хоть в последние пару дней он ничего не ел.
– Сильно действующее седативное средство. – запинаясь начал было оправдываться Хостер. – Это нормальная…
– Ты помнишь свои обязанности, Хост? – перебил его незнакомец.
Хостер опустил взгляд себе под ноги и из его глаз упали капельки.
– Да. – еле слышно ответил он.
– Тогда оставьте нас с доктором наедине.
Хостер замешкался на секунду и шатаясь поплелся к двери. За ним выбежали санитары и Генри услышал, как позади захлопнулись двери. Он остался наедине с незнакомцем. Холод комнаты, несмотря на разгоревшийся камин, казалось, забрался в душу.
– Вы сегодня совершили весьма эгоистичный поступок, мистер Веббер, не находите. – раздался хрип из-за спинки кресла.
– Не более эгоистично, чем наживать это все таким способом.
Человек встал, посмотрел на Генри и тому стало не по себе. Нет, его собеседник вовсе не был ужасен. Высокий, статный и широкоплечий, лет пятидесяти, он был облачен в безупречный черный костюм, белую рубашку и багровый галстук. Правильные черты лица были ничем не примечательны. Тонкие губы чуть приподняты в улыбке, под крючковатым носом. Темно-русые волосы были аккуратно уложены набок. Казалось он как никто другой подходит под роскошное убранство комнаты. Чувствовалась огромная сила и энергия, заключенная в этом человеке, он явно был здесь главный. Злость, переполнявшая Генри не дала отвернуться. Незнакомец ухмыльнулся и стал листать лежавшую на столе папку.
– Генрих Веббер, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, уроженец Браиля, главный хирург городской клиники, приговоренный к смертной казни и казненный на электрическом стуле пятнадцатого марта две тысячи двадцать первого года. – он улыбнулся и спросил, – почему вы сегодня пытались покончить с собой, спустя неделю вашего пребывания здесь?
Генри снова встретился с ним взглядом. Большие черные глаза, казалось видели все насквозь. Обаятельная улыбка казалась ухмылкой сумасшедшего маньяка. Дыхание перехватило и доктору Вебберу не в первый раз захотелось быть действительно казненный на электрическом стуле. Они тут все издеваются что ли? Хотя ответ был уже давно очевиден. Рука сама потянулась к шее, словно пытаясь задушить. Ссадины от веревки от прикосновения будто зажглись огнем и Генри отдернул руку.
–Хм, след теперь у вас – никто не позавидует. Странгуляционная борозда. – с жуткой торжественностью объявил человек в костюме и принялся с занятым видом изучать один из гобеленов.
Дышать сразу стало легче, но неожиданно для себя Веббер сознался
– Мне было очень страшно.
– Я же говорю вам, что вы эгоист. – судя по тону незнакомец был доволен ответом, – и неужели вы сейчас ничего не боитесь?
Генри молчал.
– Обычно попавшие сюда осознают все несколько позже. Кто вам все рассказал?
–Раст, санитар с родимым пятном на руке. – ответил Веббер, но голос его звучал виновато. Теперь он сам себе напоминал Хостера. Вся ярость куда-то улетучилась и теперь он сидит, осунувшись, в заблеванном халате и не смеет поднять глаза. Этот человек в костюме здесь решает абсолютно все и даже славившийся своей жестокостью мистер Нейвер был пешкой в его руках. Нервы, вернее, все то что от них оставалось, начинали сдавать.
– Убейте меня. Я во всем раскаялся. Меня же должны были…
– Казнить? – перебил его человек, – А вам не кажется, что это слишком простой для вас выход? И чего стоит ваше раскаяние, если при первом удобном случае вы полезли в петлю, дрожа от страха перед тем, с чем вам предстоит столкнуться.
– Убейте и делайте со мной, что вам вздумается. – бросил в отчаяние Генри.
– Знаете, грош цена вашему самобичеванию. А если все, что здесь с вами происходит и произойдет – это квинтэссенция вашего покаяния. Физическое воплощение совести. Ведь какой толк от ваших слов и мыслей, если пятилетняя девочка умерла из-за вашей ошибки, а вы просто покинете этот бренный мир, просто извинившись? А ведь на вашей совести две жизни – ее мать уснула навсегда, приняв большую дозу снотворного.
О боги, что же он наделал. Порой казалось, что все это лишь сюжет какого-то сна или фильма. Ведь не может абсолютно нормальный человек уничтожить счастливую прежде семью. Боль в голове. Генри закрыл руками глаза и прошептал.
– Я не хотел, клянусь.
– Вы уже клялись прежде, именем Гиппократа, и в ваши руки была вверена человеческая жизнь. Вы нарушили свой обет и теперь жизнь ваша в моих руках по праву.
–Кто вы? Вам это все доставляет удовольствие. Или это секретный эксперимент? – Веббер огрызался, ненавидя себя и понимая все свое ничтожество.
– А какое это имеет теперь значение для вас? Да если бы мне платили за все это – это бы умалило вашу вину? Или вы чувствовали бы себя жертвой? Ведь так по геройски – выставить себя страдальцем. Только, к вашему огорчению, здесь соболезновать могут лишь вам подобные, но и им всем наплевать на других, они и сами, по их мнению, мученики. – слова незнакомца звучали совсем рядом с койкой.
Генри хотелось спрятаться. Но бежать было некуда. Здесь, в холодной дубовом кабинете, одетый в грязный халат, он барахтался в жестокой правде словно жук, попавший в банку с водой. И человек в костюме нависал над ним как палец, готовый его раздавить.
– Ваша внучка, Энни, кажется. Чтобы вы сделали, случись с ней несчастье? – спросил он.
– Не трогайте ее, умоляю. – Веббер поднял глаза, – Она не виновата. Ведь у вас уже есть я.
– За кого вы меня принимаете. – холодно ответил незнакомец. – Вы ее любите?
Генри окончательно потерял остатки самообладания. Слезы хлынули наружу и он, рыдая как ребенок, рассказал все. О той аварии, после которой Энни лежала в коме и о ночах, которые он провел у ее постели на протяжении года, сжимая детскую ручку в своей ладони. В очередной раз признался в употреблении морфина и кокаина перед сменой, чтобы хоть как-то стоять на ногах. Весь дрожа, как в первый раз наказанный ребенок, описал все подробности той злополучной операции. Неверное движение руки, внутреннее кровотечение, крики ассистентов. Док, пульс падает. И он стоит посреди всей этой суматохи, разглядывая кровь на перчатках. Док, она теряет кровь. Странное чувство спокойствия. Его отвели от стола, кто-то сунул под нос нашатырь. Он весь дрожит. Пульса нет. Давление слабое. Она умрет. Короткие фразы, словно скальпель вскрывавшие неизбежное. И в конце – писк кардиомонитора, непрерывный и бесконечный как сама смерть. Сидя в углу, он видел все – холодные беглые взгляды ассистентов, ее родителей в коридоре, по ту сторону стекла и бледное лицо девчушки, закрытое маской аппарата искусственного дыхания.
– Энни…. Нейрохирурги тогда сказали, что у нее один шанс из десяти тысяч… Повреждения мозга слишком большие. Что будет лучше отключить – захлебываясь в плаче, кричал Генри. – Я не хотел. Мне это все помогало оставаться на ногах. Но в то утро… Слишком большая доза… Я соврал, что смогу… Энни не виновата.
Незнакомец слушал его не перебивая. Выражение лица перестало быть холодно-жестоким. Лоб был нахмурен. Вебберу на мгновение показалось, что его палач ему сочувствует. В комнате воцарилась холодная тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Генри и треском мертвого камина.
Неизвестно сколько времени погрязло в безмолвии. Секунда, две или сутки. Успокоительное начинало действовать и сонная слабость начала овладевать телом и сознанием, когда двери распахнулись и упрямый неоновый свет коридора залил полусумрак.
– Господин, господин. – запыхавшийся санитар вбежал в комнату, чуть не налетев на Генри, – мистер Нейвер! Он… Это.
Господин спокойно посмотрел на него и жестом приказал продолжить
– Мистер Нейвер застрелился. Прямо за рабочим столом. Там мозги на окне. – выпалил санитар.
– Хостер умер? – недоумевая, спросил Генри.
– Веббер, вам как доктору доподлинно известно – если мозги находятся на окне, а не в черепной коробке, человек как правило не в состоянии жить. – безучастным тоном ответил ему господин, – Я поднимусь через пятнадцать минут, оставь нас с доком наедине.
– Да, конечно. Я приказал ребятам ничего там не трогать до вашего прихода.
– Итак, Генрих Веббер, на что вы готовы ради Энни? – спросил незнакомец в черном, когда дверь закрылась.
Мысли влетели в тупик на огромной скорости и перестали быть отдельными друг от друга. Хостер Нейвер, жестокий мясник, буквально только что вытащивший его из петли, пустил себе пулю в голову. А человек в шикарном костюме, сидя за креслом в дьявольски красивом кабинете спрашивает его про внучку и глядя в глаза ждет ответа.
– Я не совсем понимаю вас, сэр. Энни, она ни при чем.
– Первый раз назвали меня “сэр”. Хорошее начало. – усмехнулся господин и тот час же твердо сказал, – Вам чертовски повезло, что вы решили наложить на себя руки именно сегодня. Я вам даже больше скажу – поблагодарите своего покойного отца, привившего вам тягу к медицине. У вас есть шанс вылечить Энни. Не один из десяти тысяч. Не шанс, а стопроцентная возможность, даю вам слово. Я могу помочь, она станет полностью здоровой. Все зависит от вас.
Что здесь происходит? Что это за место? Кто этот человек? Генри не мог вымолвить ни слова, он так и сидел с раскрытым ртом, в котором застревали вопросы.
– Вы точно поможете ей?
– Да. Но за определенную услугу. Мне нужны вы.
Что ж. Для этого он и попал сюда. Понимание того, что он сам себе уже не принадлежит не единожды посещало Генри, но сейчас, то ли под действием лекарств, то ли от безысходности, возможность спасти внучку представлялась реальностью. В голове все спуталось окончательно. А если он врет. Что если это очередная уловка, целью которой было заставить страдать. Хостер любил такие штучки, где вероятность, что его хозяин другой.
Человек как будто прочитал эти мысли.
– Вы сами убедитесь в том, что я не солгу. Один раз вам будет дозволено повидаться с ней, естественно после того как она поправится. Все-таки год в коме. Нужно будет пройти реабилитацию. Но я даю гарантии на то, что она сможет жить полноценной жизнью.
Слишком пьянящие слова, чтобы им противиться. И плевать, что с ним будут делать. Плевать, что он сделал. Энни будет жить
– Да, сэр, я согласен. – тихо ответил Генри Веббер.
– Отлично. – воскликнул господин, резко вынув из шкафчика стола лист белой бумаги. – Нужно закрепить наш договор документом. Полагаю, вы сможете поставить подпись.
Глава 1
Эдвард
Было уже около десяти утра и солнце прорезалось сквозь жалюзи, когда Эд Коулер проснулся. Много хорошего могло не произойти и он решил не мешкая начать свой день, несмотря на то, что поспал всего пару часов. Его класс закончил обучение на неделю раньше основной программы и эта мелочь грела душу, как и полученное вчера водительское удостоверение. Эдвард распахнул створку – комната сразу же наполнилась звуками соседской газонокосилки, проезжающей машины и ветра в листве. Было невероятно сладко стоять с закрытыми глазами возле окна и осознавать, что тебе всего шестнадцать, на носу летние каникулы, ты получил права, а темно-синий отцовский бьюик со вчерашнего дня оформлен и на твое имя. С каждым вздохом ликование и восторг разрастались. Золотой ребенок, счастливчик. Или нет? Ответ на этот вопрос Эд решил отложить до воскресной дискотеки.
– Сынок, ты собираешься вставать вообще? – послышался из-за двери голос отца. – Я уезжаю через полчаса.
– Да, пап. Сейчас буду.
Встреча с отцом была, пожалуй, самым неприятным моментом утра. Последнюю неделю Натаниель Коулер ходил с разочарованным видом редко разговаривал с сыном, каждый раз не упуская возможности напомнить о взятке в полтысячи баксов, которую он выложил за экзамен в автошколе. Чертов инструктор Паттер!!! А ведь старшие предупреждали его – при первой же возможности приклеить стакан с водой на приборную панель жевательной резинкой. Но как назло, этот толстозадый потеющий боров ни разу не вышел из тачки. А когда, после слишком резкого наезда на бордюр, стакан опрокинулся прямо на его штаны Эда, Паттер засмеялся, если можно было назвать это кряхтение смехом. “Ладно, это в прошлом. Права у меня.” – приняв покорное и смиренное выражение лица Эд спустился вниз.
Отец, к его удивлению, был в отличном расположении духа.
– Ну уж прости, не стал тебя ждать и позавтракал один. – сказал он, широко улыбаясь и теребя свою светлую кучерявую бороду.
Это был хороший знак – папа так делал когда был очень и очень доволен. Как он говорил дяде Гэйлу, сутенеру из соседнего города, его радовало отсутствие в доме Элеоноры, его второй жены, мачехи Эда. Он отправил ее в отпуск куда-то на острова возле греческого побережья. И уже две недели она не отравляет воздух и настроение своими душными цитрусовыми духами и бесконечной трескотней по телефону.
– Эд, мой мальчик. – отец потеребил Эда по голове. – ты же не скажешь никому, что мы с твоим крестным Гейлом уедем на рыбалку?
Все отлично. Выходит, папа больше не злится и снова доверяет ему. Совесть странным образом моментально очистилась и пятьсот долларов перестали быть рубежом между отцом и сыном.
–Нет конечно. – ответил Эдвард, поедая овсянку. – а вы надолго?
–Три-четыре дня. Как раз на праздники.
Подобные поездки не были редкостью. Отец каждый раз называл их по-разному – рыбалка, командировка, корпоративная поездка в гольф-городок или же просто “ты меня достала”. И каждый раз Элеонора пуще прежнего жаловалась подружкам про этого “кобеля” и прикладывалась к джину. В вечера, когда алкоголь заканчивался раньше, чем пропадала способность стоять на ногах, она набирала номер, говорила короткое “Сладкий, я сейчас приеду” и, вырядившись до неприличия безвкусно, пропадала до утра. Эд уже не помнил кто кому начал изменять первым, казалось это началось еще с их свадьбы. Однако, на самом деле, им обоим было чересчур наплевать друг на друга, на отношения партнера на стороне, и они оба были огромными эгоистами, для того чтобы полюбить кого-то по-настоящему.
Отец, тем временем, расхаживал по залу и раздавал указания. Купить продукты, постричь газон, полить пальмы и диффенбахии Элеоноры, послать открытки в честь праздника его родителям, включать сигнализацию. Внезапно он замолчал, его взгляд стал особенно лукавыми и губы расплылись в улыбке.
– И что еще, пап? – спросил Эд.
– Не разбить тачку – отец вытащил из кармана звенящую связку и кинул ее сыну.
Эд поймал ключи. Утреннее чувство упоение вернулось в тот миг, когда он сжал из в ладони, запоминая наощупь все борозды и зубчики.
– Отец, я буду аккуратно, честно говорю.
– Знаю. Ты же мой сын. – в глаза отца Эд прочел гордость.
– Спасибо.
Они пожали друг другу руки. Это был один из тех немногих моментов, когда Эдварду было уютно с папой. И хотя Эд с нетерпением ждал этого уикенда, когда отец отправится отдыхать, сейчас почему-то не хотелось отпускать его. В то мгновение они понимали все без слов. Он не подведет отца. Ни сейчас, ни в будущем. А будущее обещало быть сказочным. Или нет? Ответ на этот вопрос Эд решил отложить до завтра.
Снаружи послышался гудок автомобиля
–Нат привет, ты собрался? – голос крестного всегда звучал как гром.
Эдвард донес сумку до дядиного кабриолета и уложил ее на заднее сиденье. Потом еще долго смотрел им вслед, не решаясь войти внутрь.
В доме стало странно и пусто, а на душе неспокойно и Эд, чтобы хоть как-то занять себя решил начать уборку, но звонок в дверь прервал его.
Улыбка сама наползла на лицо. Впереди отличные выходные.
–Вон он, мистер “нереальная крутость”. – Брэндон поясничал и тыкал в Эда пальцем. – встречайте звезду “наскара”, Эээээдваааардааа Коууууулерааа.