Телохранитель для принцессы

Отец не стал перебивать всю эту предсказуемую тираду, ощущая стойкое дежавю. Выслушал внимательно и терпеливо, затем вздохнул довольно безразлично, чтобы не демонстрировать слабость и неуверенность. Нашарил на журнальном столике зажигалку и пачку Treasurer и привычным жестом раскурил сигарету. Это немного успокоило.

– А вот это мы уже обсужда-али сто ра-аз, – не торопясь, начал он. – Ты просила да-ать тебе время, чтобы немного отдохнуть, отойти от того, что произошло летом, потом адаптироваться в институте… Я обеща-ал тебе, что не ста-ану вмешиваться в твои дела-а, да-ам тебе некоторую свободу… Но Ла-ада… Все это не зна-ачит, что защита тебе не нужна-а. Все это время я иска-ал подходя-ащего кандида-ата. Собственно, я-а как ра-аз хотел поговорить с тобой о нем. Из всех, что к на-ам приходили, он действительно лучший. Опыт боевых действий. Прекра-асная физическая подготовка. Чемпион по армейскому рукопа-ашному бою. К тому же есть опыт работы в солидной охра-анной организа-ации. Но са-амое гла-авное – о нем хорошо отзыва-ается руководство и бывшие клиенты среди моих знакомых. А это уже кое-что, ка-ак-ника-ак… Телохранитель просто идеа-альный.

Лада мученически закинула голову назад, театрально изображая отчаяние.

– Идеа-альный? – скептически скривилась она. – Па-ап, а ты не думаешь, что когда кто-то кажется идеа-альным, то тут что-то нечисто? У него совсем нет недостатков?

– Ну что ты, моя-а хорошая. Наверняка-а есть. Ка-аждый человек не без греха-а. Но я-а проверил его по всем своим кана-алам и ничего такого кримина-ального не нашел. Поря-адочный, честный, принципиа-альный па-арень – та-ак его характеризуют все, кто имел с ним дело. Впрочем… ты зна-аешь – я всегда буду начеку. У меня везде есть глаза-а и уши. И лучше бы ему меня-а не разочаровывать.

– Лично меня он уже успел разочаровать, – пробурчала она, скрестив на груди руки и обиженно поджимая губы.

– Неужели успел обидеть? – Семен Михайлович удивленно приподнял брови.

– Мы столкнулись с ним у входа. И он мне нагрубил.

– Поня-атно. А сама-а-то ты была-а при этом вежлива? Зна-ая тебя-а, легко могу предположить, что встретила ты его не очень-то приветливо.

Лада тяжело вздохнула, затем отвернулась, сглотнула и досадливо покусала губу. Если хорошо приглядеться, можно было заметить, что она покраснела. Семен Михайлович всей кожей ощутил охватывающую ее панику. Нет, это не было похоже на простое разочарование от ограничения свободы. Это было нечто другое, что давно его беспокоило и сводило с ума. К тому же он слишком хорошо знал дочь, чтобы не понять, что она хитрит. Эти ее капризные интонации вовсе не отражали то, что творилось у нее внутри. Будь ее воля, она бы взорвалась гневом, она бы требовала и кричала, доказывала и теряла терпение. Вместо этого Лада лишь нервно потеребила кольца на тонких пальчиках, хмурясь и тщательно подбирая нужные слова.

– Пап, за весь прошедший год так ни разу ничего страшного и не случилось и в сопровождении телохранителя, и без него… Ну, за исключением моих собственных… вывертов… – наконец взвешенно заметила она и на этот раз подняла на него глаза. – Может, хватит уже этих излишних мер безопасности? Я в конце концов имею право на личную жизнь и на личное пространство…

– Личную жизнь? – ничуть не скрываясь, Семен Михайлович возмущенно скривился, сведя брови и подавшись вперед. – Ты хочешь сказа-ать, что с кем-то встреча-аешься?

– Н-нет… – поспешно выдохнула Лада, понимая, что ступила на тонкий лед. – Па-ап… Не встречаюсь я ни с кем… Но даже если бы встречалась, мне уже есть восемнадцать, и у многих моих сверстниц парни появились еще в школе, не то что в вузе…

Семен Михайлович почувствовал, как весь наливается яростью.

– Послушай, Ла-ада… – жестко одернул он. – Поверь мне, восемна-адцать лет – не время для устройства личной жизни.

– Когда вы с мамой познакомились, ей было как раз восемнадцать, – быстро и с чувством выпалила она.

– Тогда-а были совершенно другие времена-а и нра-авы! – также поспешно и эмоционально парировал он. – Мы поженились только через четыре года.

Лада разочарованно покачала головой.

– Ты что, специально приставляешь ко мне кого-то, чтобы я не могла продохнуть?! Чтобы не могла ни влюбиться, ни куда-то пойти с кем-то вдвоем?! Ты настолько мне не доверяешь? Пап, это уже тирания и неуважение! – в ее голосе послышалась дрожь, что тоже не осталось без внимания отца. Он прекрасно знал, что слезы в данной ситуации тоже были всего лишь методом манипуляции.

– Золотко, мы уже обсужда-али все не ра-аз и не два-а. Всем сра-азу броса-ается в глаза-а твой доста-аток. Ты выглядишь дорого, хотя сама-а этого не замеча-аешь. Я-а не хочу, чтобы вокруг тебя-а окола-ачивались неподходя-ащие люди, вот и все, – как всегда категорично ответил отец.

– О моем достатке знают благодаря водителю, который постоянно приезжает за мной на дорогом автомобиле! – резонно возмутилась она.

– Ла-ада, – тон отца сменился на ледяной, и она тут же почувствовала, что грань, которую ей разрешалось переступить, уже пройдена. Теперь споры могли и не очень хорошо закончиться, и она понуро вздохнула. – Если я-а счита-аю необходимым тебя-а защитить, лучше тебе прислушаться к моему мнению, и точка. Миросла-ав выйдет на работу за-автра. На заня-атия поедешь с ним. Он также будет сопровождать тебя везде, где потребуется. Я больше не хочу отпускать тебя одну куда бы то ни было, – подвел он неутешительный итог.

Лада замерла. Семен Михайлович заметил, как ее плечи опустились, а потом она около минуты пыталась совладать с дыханием, чтобы не выйти из себя.

– Мирослав? – переспросила она холодно через какое-то время, явно предприняв неимоверные усилия, чтобы не перечить и сменить тему. – Странное имечко…

Семен Михайлович, напротив, почувствовал себя победителем и приободрился.

– Ну почему же… хорошее старинное имя, – пожал плечами он.

– Вот именно что устаревшее… – устало закатила глаза она, поднимаясь с кресла и аккуратно оправляя платье.

– Лишь бы человек был надежный, – веско изрек Семен Михайлович, отложил сигарету в пепельницу и, слегка поморщившись, набрал чей-то номер на мобильном. – Петр Ива-аныч… – с чувством протянул он в трубку. – Пусть на-ам с Ла-адушкой принесут ча-ай ко мне в кабинет. Ну и что-нибудь эдакое из закусок, как ты умеешь.

– Только легкое, – невесело добавила Лада, которой явно не терпелось уйти.

– Да, да, что-нибудь полегче, – повторил Семен Михайлович, не вполне довольный такой оговоркой и холодностью дочери.

– Пап… Ты в последнее время совсем не соблюдаешь диету, – как всегда завела свою волынку Лада, когда он повесил трубку. – Лишний вес плохо влияет на сердце. Чай на ночь лучше пить вообще без всего. И пожалуйста, не таскай опять ночью всякую гадость из холодильника. Ешь только то, что я специально прошу приготовить Петра Ивановича. Почему вы оба никогда меня не слушаете? Мое мнение в этом доме вообще не имеет значения?

Петр Иванович был их поваром, и Лада давно была с ним в сговоре, прося готовить для отца только здоровые низкокалорийные блюда. Правда, она с самого начала подозревала, что все было без толку, и в добавок к ее низкокалорийным «изыскам» папе регулярно жарили бекон с гренками, готовили на гриле стейки из мраморной говядины и приправляли и без того калорийные гарниры изрядным количеством масла или жирных соусов. Но тут уж она ничего не могла поделать. Отец всегда с покорностью принимал ее заботу, но, видимо, был не в состоянии справиться с соблазном, когда ее не было рядом.

– Хорошо. Только ради тебя я согласен терпеть эти мучения, – покорно согласился он, прекрасно понимая, что победа в главном споре осталась за ним, поэтому теперь пришла расплата…

Когда принесли чай и, конечно же, всякие сладости, Лада сразу потребовала унести большую их часть. Оставила только мед и немного сухофруктов. Они уселись с папой за изысканно сервированный круглый стол у окна и болтали о посторонних вещах, будто боясь затрагивать особо чувствительные темы, хотя много чего между ними как всегда оставалось недосказанным.

Неспешно выпив чашку травяного чая и съев пару кусочков сыра, Лада наконец поднялась с места.

– Пап, мне пора, – улыбнулась она немного натянуто. – Домашки полно… И еще хотела Рите позвонить.

– Иди, иди, мое золотко. Мне тоже нужно поработать и сделать пару важных звонков, – засуетился Семен Михайлович, уже явно погрузившись в другие думы. Стоило только дочери ступить за порог, как он набрал детектива и дотошно его допросил. Повесив трубку, немного выдохнул. Дочь ходила на выставку с однокурсниками. Спрашивается, почему она не могла рассказать ему об этом походе? Почему она всегда уходила от ответов? Почему всегда смолкала, стоило ему задать какой-то «не тот» вопрос?.. Мысль о том, что у нее появилась «личная жизнь», просто убивала его – душила, жгла, разрывала на мелкие кусочки, доводила до исступления. Если только он узнает, что какой-то тупой нищий молокосос смеет прикасаться к его дочери своими грязными руками, он его уничтожит, раздавит, искалечит, сделает так, чтобы вся его семья пожалела о таком необдуманном поступке, он их всех заставит страдать… всех заставит заплатить свою цену!

***

Вся переполнившись тревогами и невеселыми мыслями, Лада неслышно выскользнула из кабинета отца и поднялась к себе. Оставшись одна, первым делом вынула телефон из сумочки и открыла один из мессенджеров. Быстро пробежавшись глазами по новым сообщениям, немного выдохнула. Скользкие и одновременно слащавые комплименты Абагаева всякий раз вызывали в ней тошноту и острые приступы ненависти, но это было еще не самым страшным… Поэтому она обязана была отвечать, если не хотела проблем. Все-таки до сих пор ей удавалось все держать под контролем. Возможно, удастся и впредь, а потом… потом она придумает что-нибудь еще… Только вот что она станет делать, когда этот человек перейдет все грани допустимого? Об этом она пока что думать не хотела… просто пыталась жить сегодняшним днем и не сойти с ума.

Сегодняшний вечер с ним тоже прошел сносно. Во всяком случае, Роман Олегович, как всегда, держал свое слово. Он сдерживался и вел себя уважительно, разве что иногда его прорывало на всякую пошлятину, но это тоже удавалось вовремя пресечь. Лада вспомнила тот жуткий день, когда ее повезли к нему вместо празднования ее дня рождения. Вспомнила свое отчаяние и полную беспомощность, удушающий ужас и такую слабость, что ноги-руки не желали слушаться. До последней секунды, пока ее долго везли куда-то на машине, пока ее под руки вели по территории какого-то огромного парка, пока ее не завели в огромный роскошный особняк, больше напоминающий дворец, пока ее везли на лифте, а потом едва живую подвели к Роману Олеговичу, важно рассевшемуся на диване в домашнем шелковом халате, надетом поверх шелковой пижамы, она понятия не имела, что станет делать и что говорить. Однако, потом вдруг пришло четкое понимание: здесь ей не от кого ждать пощады, ее уничтожат, если она позволит это сделать, ею попользуются и выбросят, как ненужную тряпку, ее не будут уважать, если она не потребует к себе этого уважения.

Когда охрана вышла из комнаты, и они остались наедине, Роман Олегович, пошло улыбаясь, смерил ее оценивающим липким взглядом и поманил к себе одним небрежным движением руки, как какую-то жалкую собачонку. От этого жеста Ладу передернуло. Она не сдвинулась с места, высоко подняла подбородок, приосанилась и огляделась по сторонам. Они находились в огромной зале вроде гостиной – мрамор, бархат, колонны, золото, ковры, гигантские люстры, зеркала, статуи, картины, очень много картин, будто слегка уменьшенная и опошленная копия Эрмитажа. Их с папой дом на фоне всего этого великолепия выглядел бы жалкой хижиной, хотя всегда казался ей довольно большим и со вкусом обставленным. Просто ее отец никогда не делал акцента на роскоши, он предпочитал добротность и уют. Здесь уютом и не пахло. Здесь любили пышность, великолепие, блеск до ослепления.

Сделав вид, что не заметила обращенный к ней неприличный призыв, Лада стала ходить по комнате, разглядывая картины на стенах. Подошла к окну, отодвинула штору и выглянула в сад с безупречно расчерченными клумбами и подстриженными в виде шаров кустарниками. Потом приблизилась к белому роялю, села на обитую бархатом скамеечку и открыла крышку. Она не очень-то хорошо играла. Несколько лет брала частные уроки, но лишь для собственного удовольствия, а не ради больших достижений. Ей нравились популярные джазовые композиции, саундтреки из фильмов, песни любимых поп- и рок-исполнителей и некоторые классические произведения. Все это ей и помогал освоить ее учитель музыки. Многое она помнила наизусть и иногда наигрывала в свое удовольствие. Сейчас пальцы ее дрожали и руки почти не слушались, но она все-таки выбрала одну мелодию наугад и тронула клавиши. Сначала робко, неуверенно, затем настойчивее, смелее, пока «Moon river» Генри Манчини не затянула ее так, что ей каким-то чудом удалось на некоторое время забыть, где и с кем она находилась.

Когда услышала за спиной подчеркнуто неспешные аплодисменты, вдруг опомнилась и вновь ощутила удушающий холод с ног до головы. Пальцы сбились, мелодия прервалась, но Лада заставила себя не трусить, обернуться и взглянуть на приближающегося Абагаева. Он продолжал хлопать и масляно улыбался во все лицо.

– Я впечатлен, Лада, – воскликнул он, подойдя к ней вплотную. Чтобы смотреть ему в лицо, ей пришлось откинуть назад голову и высоко поднять подбородок. Его пальцы тут же коснулись его, погладили и зафиксировали. – Однако, – продолжил он, теперь лаская большим пальцем ее губы, – думаю, ты догадываешься, что тебя привезли сюда не для музицирования.

Лада резко дернулась, вырываясь из его хватки.

– Если вы ожидали от меня чего-то другого, то проще было пригласить к себе шлюх, – холодно произнесла она, глядя ему в глаза снизу вверх. Это резкое, наглое, прямолинейное, вызывающее замечание заставило Романа Олеговича приподнять брови, а затем на пару секунд скривить губы в ухмылке.

– Чем же ты отличаешься от шлюхи, Лада? – ядовито прошипел он. Теперь он больше не ухмылялся, он хмурился. Его глаза превратились в две щелочки, как у затаившегося во время охоты крокодила: пустые, голодные, безжалостные, стеклянные.

– Тем, что вам придется на мне жениться, если вы хотите со мной отношений, – леденея от собственной решительности, произнесла она, проваливаясь в ужас необратимости после сказанных слов.

Она даже не удивилась, когда Роман Олегович расхохотался в голос, до слез, закинув назад голову и схватившись за крышку рояля, чтобы не потерять равновесие. Когда отсмеялся, всхлипывая, утер слезы и с надменной ухмылкой покачал головой.

– Это что-то новенькое… – с сарказмом произнес он. – Поясни мне, что я получу в браке такого, чего ты не можешь дать мне в качестве шлюхи?

– Уважение. Почтение. Верность. Близость, – совершенно непоколебимо ответила она, продолжая без смущения смотреть ему в глаза. – И я… могу попробовать вас полюбить и… родить вам детей.

На этот раз Давинчи больше не смеялся. Он нахмурился и застыл, внимательно разглядывая Ладу так, будто увидел впервые.

– Похоже, ты только что сделала мне предложение, Лада. Думаю, по такому случаю мы можем выпить шампанского. А я обещаю тебе подумать и дать ответ в скором времени. Ну а пока что… давай я покажу тебе дом и сад. – Он по-джентльменски учтиво склонился, предлагая ей руку. – Не бойся. Обещаю сегодня больше не заводить разговор о шлюхах и о том, чем они должны заниматься.

Сказать, что ей было тогда страшно – это ничего не сказать. Ее трясло и тошнило, она едва держалась на ногах и едва дышала, тем не менее нашла в себе силы, чтобы подняться. Ей пришлось позволить Абагаеву взять себя под руку и уцепиться за его запястье, чтобы не упасть. Однако, стоило им пройти несколько шагов, как в глазах у нее потемнело, внутри образовалась пустота, будто она падала в пропасть, тело перестало ей принадлежать, как и собственные мысли… И в следующее мгновение она отключилась, прекрасно осознавая, что падает в обморок.

С тех пор, казалось, прошла вечность, и у Лады появилось еще больше секретов от папы, чем прежде…

Пытаясь избавиться от жутких воспоминаний, она отправилась в ванную комнату, включила холодную воду на полную мощность и умылась, задыхаясь от ледяного шока. Это помогло прийти в себя. Кажется, у нее появилась новая головная боль в лице очередного телохранителя. Конечно, с ним тоже попытаются договориться, как обычно, но ей эта идея категорически не нравилась. Не нравилась сложившаяся ситуация. Не нравился этот парень, в глубине глаз которого будто дремали демоны. Притягательные демоны… от которых то ли мороз бежал по коже, то ли томительный озноб. Что-то ей подсказывало, что с этим точно не удастся договориться. Не удастся заставить его замолчать. Не удастся подкупить… С ним будут проблемы… С ним будет неизвестность и, значит, будет опасно и непредсказуемо. Учитывая то, насколько далеко все зашло, она уже не знала, что хорошо, а что плохо. Ею просто снова начал руководить безотчетный страх – он брал за горло и отключал способность рассуждать. Он включал защитную реакцию – «бей или беги». Только бежать ей было некуда.

ГЛАВА 7

На следующее утро у Лады не было никакого настроения встречаться с отцом. Вдруг у него опять появится потребность поговорить по душам… Она знала, что в это время он обычно завтракал в малой столовой, поэтому уверенно свернула на кухню, прекрасно зная, что Петр Иванович ни за что ее не выдаст, не задаст лишних вопросов, да еще и накормит досыта. На удивление, после вчерашнего ей ужасно хотелось есть. Во время ужина с Абагаевым аппетит у нее всегда пропадал напрочь, да и после разговора с папой кусок в горло не шел. Так что сейчас она, как ни в чем не бывало, аккуратно приоткрыла дверь на кухню и шмыгнула внутрь, чтобы полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Каково же было ее удивление, когда увидела там этого вчерашнего амбала Мира, преспокойно стоявшего с чашкой кофе и непринужденно болтающего с их поваром, кухаркой и тетей Наташей, расставляющей блюда на подносе и собирающейся подавать завтрак отцу. Все они дружно смеялись над чем-то, но, стоило ей появиться, неловко замолчали и приняли более официальный вид, робко прошептав утренние приветствия. Только Мир вместо «здравствуйте» лишь слегка приподнял чашку с кофе, будто собирался с ней чокнуться или что-то в этом роде.

– Доброе утро, Лада, – откашлялся и поздоровался Петр Иванович. – Пришла продегустировать блюда для отца? У нас сегодня сырники из обезжиренного творога, запеченные в духовке, с припущенными ягодами и легким греческим йогуртом. Нежный омлет на обезжиренном безлактозном молоке с брокколи и куриной грудкой на подушке из шпината под соусом на основе десятипроцентных сливок с моцареллой. Цезарь с креветками на пару, перепелиными яйцами и легкой заправкой на основе авокадо и…

Лада растерянно помотала головой, потому что все ее внимание отвлекал этот здоровенный тип, будто занявший все пространство довольно просторной кухни.

– Все отлично, но слишком много всего… Подайте что-то одно… – произнесла она, хотя почти не слышала, что ей говорили, просто уже знала формулу Петра Ивановича наизусть: «компенсировать низкокалорийность количеством». – Что вы здесь делаете? – наконец задала она невероятно волнующий ее вопрос своему новому телохранителю.

– Привет, Лада, – улыбнулся он как ни в чем не бывало, будто они были старыми приятелями. – Пью кофе. Очень вкусный, кстати. У вашего шефа золотые руки.

Этот излишне дружелюбный ответ почему-то невероятно ее взбесил. Кухня была единственным местом, где она еще могла спрятаться по утрам от отца и заодно от собственных проблем, но теперь эту территорию занял какой-то посторонний тип – нахальный качок в рваных джинсах и облегающей футболке, под которой были видны все рельефные изгибы и выпуклости его натренированного тела. А еще он был небритый, весь в татуировках, обаятельно улыбался, как сытый довольный кот, и чувствовал себя как дома на ее кухне с ее обслуживающим персоналом.

Лада нахмурилась, скрещивая на груди руки.

– А вам не нужно, ну не знаю, что-нибудь поохранять? – с сарказмом произнесла она.

– Ну, поскольку ты уже проснулась, предполагается, что я буду охранять тебя, – в полушутливой манере парировал он.

– Меня не нужно охранять во время завтрака в собственном доме. И когда это мы успели перейти на ты?

– Тебе восемнадцать. Не думаю, что будет уместным обращаться к тебе по имени-отчеству и на вы. Также можешь спокойно обращаться на ты ко мне.

Лада почувствовала, как вскипает. И чем горячее становилось у нее внутри, тем более ледяной и высокомерный вид она принимала.

– Не вам решать, как ко мне обращаться, – отчеканила она холодно. – И будьте любезны найти себе занятие, соответствующее занимаемой вами должности. Осмотрите сад и дом на предмет потенциальных опасностей. Досмотрите автомобиль и заодно прогрейте двигатель. Я выйду минут через двадцать.

Ладе очень хотелось надеяться, что эта речь произвела на ее нового подчиненного должное впечатление. Может, он взбесится, как Антонио, или хотя бы сделает лицо кирпичом… Но нет, Мир лишь несколько удивленно приподнял бровь, затем неспешно допил свой кофе и отправил чашку в раковину, лишь после этого в выдержанном темпе прошествовал к выходу. Проходя мимо, он бросил на нее взгляд, от которого почему-то окатило жаром. В его голубых глазах искрились смешинки. Именно! Он смеялся над ней, но, помимо прочего, он, кажется, с ней флиртовал. На щеки плеснулся румянец и тут же растекся по коже горячей патокой. Вот же нахал! Правда, в голову тут же пришла другая ободряющая мысль: если этот нахал продолжит вести себя в том же духе, избавиться от него будет проще некуда. Папа просто не потерпит подобной фамильярности по отношению к ней.

Злость немного поутихла. Она выдохнула и прошла к огромной плите. На ней шкварчало несколько здоровенных сковород и пара кастрюлек с завтраком для всех обитателей дома. Лада открыла первую попавшуюся сковороду и, обнаружив там изрядное количество яичницы с беконом, положила себе порцию на услужливо поданную тарелку. Кажется, сегодня ей понадобится много энергии, чтобы целый день иметь дело с этим типом…

К счастью, завтрак прошел в молчании, под тихие разговоры персонала по работе. Ей подали тосты, сливочный сыр, кофе, свежие фрукты и овощи и оставили в покое. Все-таки чудесно было иметь дело с обученной и деликатной прислугой, которая не лезла в душу и не тревожила своим присутствием. Спустя минут пятнадцать, Лада заглянула в столовую к отцу, который уже заканчивал свой завтрак, поглядывая на наручные часы.

– Ах, вот ты где! Снова избега-аешь моей компа-ании? – приподнял бровь он.

– Пап, я просто хотела побыть одна… Мне показалось, что мы вчера все уже обсудили.

– Поэтому других поводов поза-автракать вместе у на-ас нет? Нда-а уж… – Папа покачал головой, но Лада чувствовала, что он это не всерьез.

– Я пришла посидеть с тобой… – немного запоздало оправдала себя она и отодвинула один из стульев. В этот момент в комнату за ее спиной кто-то вошел, и Лада обернулась. Снова этот тип! Не успев совладать с эмоциями, Лада вся собралась. – Я разве не сказала вам ждать меня в машине? – резко и чересчур уж раздраженно выпалила она, не сдержавшись.

– Ла-ада, Ла-ада, Ла-ада… Ты опя-ать? – недовольно протянул отец. – Это я-а позва-ал Миросла-ава. На-м нужно поговорить. Проходи, садись, – указал он вошедшему молодому человеку на свободное место рядом с собой как раз напротив дочери.

Пораженная, Лада так и замерла, держась за стул и все не решаясь сесть, пока Мирослав не опустился на свое место, откинувшись на спинку сидения и скрестив на груди мощные руки. На этот раз взгляд его из искристого, дразнящего, коварного превратился в тяжелый, сосредоточенный и серьезный – ни намека на сарказм или даже иронию. Да и сам он весь теперь превратился в каменное изваяние – неприступное, непробиваемое, холодное.

Стиснув зубы, Лада все же опустилась на стул и, насупившись, тоже скрестила руки на груди, прекрасно понимая, что со стороны такое упрямство могло выглядеть по-детски.

Семен Михайлович картинно вздохнул и отодвинул в сторону пустую чашку кофе.

– Я-а, конечно, предвидел, что все ка-ак всегда-а выйдет не та-ак уж гла-адко, но надеялся, что хотя бы не с порога. Ла-ада, иногда ты меня-а разочаровываешь… Твоя-а грубость выходит за вся-акие ра-амки. Мне все равно, что произошло накануне, но я-а хочу, чтобы больше это не повторя-алось. Ты поняла-а? – Видя полное отсутствие реакции со стороны дочери, отец повысил голос. – Поняла-а, я спра-ашиваю?

Лада закатила глаза и изобразила долгий мучительный вздох.

– Я поняла, – сцедила она недовольно, стрельнув в сторону нахального громилы молнией гневного взгляда.

– Та-акже хочу предупредить ва-ас, молодой человек. Я-а не терплю и не проща-аю ошибок. Если я-а узна-аю от дочери или от кого бы то ни было еще о ва-ашей небрежности, невнима-ательности, грубости, неуважении, неэтичном поведении, то это плохо для ва-ас закончится. Это я-асно?