МЕДВЕДЬ ПИЛЛИ

Вероника Черных

МЕДВЕДЬ ПИЛЛИ

ВЕРОНИКА ЧЕРНЫХ

МЕДВЕДЬ ПИЛЛИ

Вступление

Однажды утром в весенний день родился на свет Медведь Пилли.

Пилли – это совсем не то, что «пили кефир» или «Билли-ковбой», Пилли – это уменьшительное от внушительного Пилтараторус. Но это длинновато, не правда ли? Поэтому матушка Медведица Квилли – Квилликайзе – называла его попросту Пилли. И даже не Пúлли, а Пиллú, прошу тебя, запомни это хорошенько! Медведи любят, чтобы их имена произносили правильно.

Итак, медведь Пиллú родился давным-давно, давно-давным, в утренних сумерках, в густом бору, древнем лесу, глубокой чаще с ручьями и широкой рекой Люсилью, на утёсе Медвежьей Головы, как раз между ушей на мохнатом пригорочке.

Родился он маленьким да беспомощным, как всякий другой ребёнок. Но вот мама Квилли облизала его ласковым языком, и всему свету стало видно, до чего же изумительный получился у неё мишутка!

И деревья, и трава, и весенние цветы, и живность лесная любовались новорождённым, и даже каменные уши на Медвежьей Голове повернулись к мамаше и сынишке и с любопытством прислушались.

А медвежонок лежал, поблёскивая чёрными глазками, и нюхал нежным носиком пушистый цветок с голубыми лепестками. Шубка его, вылизанная языком Медведицы Квилли, высыхала под солнцем.

Пиллú родился бурым. И лапы у него чернели, как у других медвежат, и нагрудничек светлый у него имелся, как полагается. Вдруг дунул ветерок, взъерошил шёрстку и… заблестела она, заискрилась, окрасилась в белое серебро. Солнышко, да и только! Как есть, солнышко! Медведица Квилли фыркнула, удивляясь, и села на задние лапы.

А чему удивляться? Нечему. Просто волшебною оказалась шубка Пиллú. И я даже открою тебе ма-аленькую тайну, о которой никто пока не знает, даже синяя вездесущая змейка Мартина.

Можешь ли ты себе представить, что…

Я думаю, можешь. Я доверяю тебе и знаю, что ты самый добрый и весёлый человек на свете, и поэтому ты точно представишь. Закрой глаза и… Ты закрыл глаза? Нет? Закрой глаза, иначе ничего не получится! Ты говоришь, как же ты увидишь буквы, слова и строчки моей сказки, которую ты читаешь, подперев ладонью щёку? Ах, ты, и правда!.. Как же быть?.. Послушай, давай так: прочитай и закрой глаза. Тогда ты точно (или более или менее точно) представишь тайну Медведя Пиллú.

А дело-то всё в том, что благодаря своей шёрстке, милый мой, Медведь Пиллú мог превращаться в кого только пожелает: хоть в лису, хоть в зайца, хоть в бабочку, хоть в лягушку, и даже в человека! Правда, об этом сам Медведь Пиллú узнал попозже, когда ему пришлось спасаться от Злого Охотника.

Сказка первая

ЗЛОЙ ОХОТНИК

На второй день после своего рождения Медведь Пилли пошёл с мамой Квилли путешествовать по Живому Лесу. Маленький медвежонок с первой минуты жизни влюбился в приключения и потому всюду совал любопытный кожаный нос.

Ах, как же скучно без приключений, дружок! Без приключений можно только спать да спать, а что в этом интересного? Ты любишь приключения? Молодец! Поверь, ты обязательно испытаешь их!

А пока сиди себе на стуле, подперев ладонью щёку, читай чёрные закорючки на белой бумаге и углубляйся потихоньку в Живой Лес, где живу и я, да временами наведывается моя матенька, да теперь и ты идёшь рядом с нами и Медведем Пилли, справедливейшим и добрейшим медведем из всех сказочных медведей. Хорошо, правда?

Над рекой Люсилью реют светящиеся крылатые ёжики. Ветер прохладен и свеж. А как пахнет сеном на опушке, смётанным в стога! Оно припасено Старым лесником для белоснежных косуль. Косули резвятся на берегу приветливой Люсили и пьют из неё чистую воду.

Молочно-белые камены, нимфы ручьёв, смеются и поют, плескаясь в ласковых струях.

Кодриллы, летающие змеи с мудрыми глазами, с чешуёй цвета летней зари, скользят меж кудрявых ветвей прибрежных деревьев и между камнями Горы Попугаев, и посвистывают, улыбаясь.

Человеку не дано видеть кодрилл, потому что они ужасно пугливы и быстры. Но Медведю Пилли и тебе очень повезло, ведь он родился в Живом Лесу, а ты путешествуешь вместе с ним… Да, чудесны таинственные мудрые кодриллы, видевшие на своём веку много-много чего удивительного.

Дальний родственник кодрилл, змей Куэлебре, которого ласково называют Кулебрушем, потому что он очень добрый, летает нечасто. Совсем редко летает. В последнее время он вообще не вылезает из пещеры Водяной Завесы, где водопад прозрачным тюлем прикрывает вход. В пещере спрятаны невиданные сокровища, и Кулебруш вместе с правнуком Кулебрёнком охраняет их от двуногих глупомозглых существ, которые редко, но иногда заглядывают в эти удивительные места.

Вместе с летающими змеями в пещере Водяной Завесы живут прекрасные длинноволосые феи маленького росточка – ксаны. Ксанам приятно играть украшениями и драгоценностями, что сверкают в зале Растроганных Чувств, что около озерца Пипы. Они смеются и танцуют, надевая их.

Самая милая, самая мудрая, самая волшебная и искристая, лучшая танцовщица во всём Живом Лесу, – это ксана с рубиновыми волосами и синими глазами, Плясунья Жемина. Ах, как много знает Жемина о тайнах пещеры Водяной Завесы, и не только её, но и других пещер в горном хребте Срединного царства, опоясывающим Долину Живого Леса! Да и смелости в ней было куда больше её роста.

Да, голубочек, много животных и невиданно-странных и чистых созданий живёт-обитает в лесу Срединного царства. И со всеми, со всеми безумно хочется познакомиться!

Потому-то Медведь Пилли и топал послушно за матушкой Квилли. Шли они, шли, и дошли… нет, не до ручки и не до поганого места. До Извилистой Тропы, которая плутала по всему лесу тоненькой ниточкой, начинаясь с горы Пятирога и исчезая с противоположной стороны долины, в одинокой высокой скале Чайник. Почему Чайник? Ну, так на чайник очень похожа. Огромный такой чайник с носиком из красного гранита.

Встали мишки на Извилистую тропу и потопали по ней, куда глаза глядят, – знакомиться.

А в верховьях реки Люсили, в дебрях Каменного леса, как называлось нагромождение чёрных скал у горного источника, жил в избушке Злой Охотник.

Когда-то у него было красивое имя и доброе сердце, но случилось с ним то ли горе какое, то ли соблазн – все об этом запамятовали – и забыл он о чести и совести, и напал вероломно на Серебряного Пятирога, охраняющего Запад от всяких напастей. Напал – и пришла беда. А бедняга-охотник совсем разум потерял и стал злым и нелюдимым.

Ходит теперь Злой Охотник по Извилистой Тропе, пытаясь не дать ей ускользнуть из-под его недобрых ног, и убивает лесных жителей. И ещё ищет он пещеру Водяной Завесы, в которой спрятаны великие сокровища. Пещера хитра – не подпускает к себе Извилистую Тропу, когда слышит на ней зло, да и Кулебрёнок службу несёт, и ксаны глаза чужие отваживают, да надолго ли эта защита?..

И вот в день, когда случилось Первое Путешествие Медведя Пилли, Злой Охотник в очередной раз спустился с верховьев реки Люсили, чтобы поискать заветную пещеру, поймать новых животных.

Миновало за полдень, когда утомившиеся медведи решили передохнуть. Что ты хочешь, ведь и ты, если набегаешься да наиграешься, отдохнуть стараешься!

Отошли они в сторонку, под старый платан. Медведь Пилли поспать приноровился, а Медведица Квилли за медком решила прогуляться, чтобы подкрепиться перед дорожкою.

Спит Медведь Пилли под платаном, а где-то за поворотом Извилистой Тропы осторожные шаги – шлёп-топ, топ-шлёп… тихие – во сне и не услыхать.

Идёт Злой Охотник, не торопится, зорко оглядывается, чутко прислушивается, Извилистую Тропу заговаривает, чтобы она у него из-под ног не убежала. Тропа коробится, засоряется, скачет, а исчезнуть не может.

Как необъезженного коня, оседлал её Злой Охотник. Сам он небольшого росточка, тощий да костлявый, как высох весь, глаза выцветшие – и не разобрать, какого они цвета, но злобы в них – у-ух! Смотреть страшно. Одет он в пятнистую куртку, коричневые штаны, заправленные в невысокие серые сапоги, а поверх – плащ накинул чёрный-чёрный, с капюшоном до самого подбородка, с двумя прорезями для глаз. За поясом у него волнистый кинжал, на плече – лук с ядовитыми стрелами, а в глубоком кармане куртки – опасный металлический зверь, стреляющий твёрдыми плевками.

Что ты смеёшься? Ну да, это пистолет. Нет-нет, даже не пистолет, а многозарядный револьвер с заговорёнными пульками, которые после выстрела возвращаются в своё родное гнездо.

Так-то. Видишь, какой ужасный и беспощадный этот Злой Охотник?

А теперь он стоит на Извилистой Тропе и хищно осматривает беззащитного спящего медвежонка. Думу думает. Плохую думу. Корыстную. То ли, мол, убить да съесть, то ли, мол, убить да продать за горы, то ли в плен взять и воспитать себе грозного слугу, такого же беспощадного, как он сам. Нелёгкие думы, да? Хм…

Наконец, подумав хорошенько, Злой Охотник вытащил из-за пояса прочную верёвку, подкрался к медвежонку и надел ему петлю на шею; как ошейник получился. Проснулся Медведь Пилли – р-раз, р-раз! А освободиться не может. Крепка верёвка и коварна: не рвётся, а только туже затягивается. Засопел медвежонок, со страхом и непониманием на человека поглядывает, а тот ухмыляется хищно и шипит сквозь зубы:

– Что, облезлый послед медвежьего племени, попался мне на верёвочку? Идём-ка со мной, да поторапливайся, не выводи меня из терпения!

Так Медведь Пилли познал страх, боль и ужас – больше его самого в несколько раз.

Злой Охотник дёрнул за верёвочку и потащил Медведя Пилли за собой. Тот вначале упирался, плакал, звал маму Квилликайзе, но Злой Охотник ударил его плёткой и сапогом, и пришлось бедному мишке топать за ним беспрекословно, то есть, без желания.

И когда он так топал, пленённый, избитый, обруганный, ему вдруг вспомнилась лягушка Росита, и он страстно пожелал стать маленькой скользкой лягушечкой, только бы избавиться от напасти.

Вдруг шёрстка Медведя Пилли вздыбилась, как иголки у ежа, защекотала всю кожу от кончика носа до кончика хвоста, прошлась дрожью, и перед глазами Пилли упала на тропу верёвка и поползла за Злым Охотником одна-одинёшенька, без него! От радости Медведь Пилли… квакнул! Не веря собственным ушам, он удивлённо… квакнул ещё раз! И ещё! Эх, напрасно он квакал, пусть даже и превратился в лягушку.

Потому что настороженный Злой Охотник обернулся.

Увидев пустую петлю и невдалеке – серую лягушку, он оторопел. А потом бросился назад и, не успел Медведь Пилли квакнуть и прыгнуть, как оказался в руке Злого Охотника. Но Медведь Пилли стал скользким. Поэтому он выскользнул из цепкой руки, упал на Извилистую Тропу, квакнул растерянно и едва успел отпрыгнуть в траву, как тяжёлый сапог Злого Охотника припечатал пыль в том месте, куда он только что шлёпнулся.

Тропа от боли застонала – ведь она была живая, как и всё в Живом лесу, – и попыталась скинуть обидчика, но не смогла. Злой Охотник сам покинул Тропу. Разъярённый неудачей, он кинулся за прыгающим лягушонком-медвежонком и скрылся между деревьями. Тропа, облегчённо расправив складки и бугорки, вновь стала гладкой, удобной и… пропала.

Не знаю, умеешь ли ты гоняться за лягушками. Злой Охотник умел. Несколько раз Медведь Пилли едва-едва не оказался в жадных лапах Злого Охотника, и только ловкость серых лапок спасала его.

Мимо проносились заросли синей травы, корни звенящих деревьев, прутья легкомысленных кустиков, разноцветные камешки и причудливые валуны, и когда все они пронеслись, лягушонок Медведь Пилли оказался на краю невысокой скалы, под которой бурлила голубая прозрачная речка. С отчаянной храбростью он оттолкнулся от этой скалы и прыгнул в длинные прохладные струи, как в единственное спасение: вряд ли Злой Охотник захочет прыгать вслед за ним со скалы и мочить ноги с риском простудиться. Правда?

Так и случилось. Тем более, Злой Охотник прекрасно знал, что его великолепный нюх поможет ему найти чудесного медвежонка позже – когда зверь обсохнет и оставит повсюду свои следы. И всё же Злой Охотник прыгнул! Он проплыл до другого берега и прицелился в лягушонка, обсыхающего на камешке! Ой, неужели выстрелит? Ой, прицелился! Ужас какой! Скорее спрыгивай с камня, лягушонок Медведь Пилли! Пожалуйста!

Не успела я его предупредить, голуба моя. Стрела выскользнула из лука и направилась к безмятежному лягушонку. Но… ой, смотри! В самый критический момент лягушонок перехватил стрелу ртом… и остался жив! И тут же на его головке появилась золотая корона! Что-то это мне напоминает… А тебе?

Сказка вторая

МАЛЬЧИК ЛУККИ

Была ли то сказочка, или самая, что ни на есть, настоящая быль, это судить тебе да твоим друзьям-подружкам, а я расскажу, что мне змейка белая Мартина на ушко насвистела.

Вот исполнилось Медведю Пилли два месяца с хвостиком. Отправился он гулять один, без мамы Медведицы Квилли. Забрёл на опушку. Весна давно шумела, солнце радовалось, чёрное поле лежало отдохнувшее после зимы, ждало доброй умелой руки.

А вон и пахарь – старичок согбенный, с белой бородкою, в шапчонке дырявой, бессильный совсем, потому как старый-старый.

Ладно. Поплевал старичок на мозолистые дрожащие ладони, взялся за плуг, поднажал… Ан впустую. Невмоготу ему, старому-то.

Сел старик на плуг, сгорбился, руки до земли опустил, головушку склонил да заплакал.

Смотрел Медведь Пилли на стариковское горюшко, да долго не высмотрел: жалко стало. Вот и думает он: как тут быть, как помочь.

А малый ещё был, до большого-то не додумался, зато и не оплошал: оборотился он человечком, и не просто человечком, а мальчиком, и не просто мальчиком, а ма-ахоньким – с палец всего.

Оборотился и озирается: ишь, как велико-то вокруг стало: трава и цветы – что лес дремучий, а бабочки и жуки – звери невиданные.

Тут увидал он серого кузнечика, подбежал к нему и говорит: мол, довези меня до дедушки, что в поле на плуге сидит. Кузнечик что? – ему бы только попрыгать. Согласился. Сел Медведь Пилли на шею кузнечика, тот ножки распрямил, раз скачок, два скачок, так и припрыгал, куда нужно.

Сидел старичок на плуге, смотрел себе под ноги и вдруг увидел на земле паренька ладного, симпатичного, росточка всего с два напёрстка.

– Ба мои! – удивился старичок. – Кто ж ты таков буишь-то? Сто лет живу, не видал тако малюсенького.

Медведь Пилли подтянул штаны и сказал басовито:

– Я, дедушка, мальчик, не видишь разве?

– Ай, вижу… Хотя совсем слепой стал. А звать тебя как?

– Меня – Лукки, а тебя?

– Дед Алфей.

– Хорошее имечко.

– Ан не жалуюся, – согласился дед Алфей. – А что ж тебе надобно-то, хороший мой?

– Да вот, – вздохнул Медведь Пилли. – Поработать охота. Дашь на лошади покататься?

– Дать-то как не дать, – оторопел дед Алфей. – Да как ж ты работать буишь? Вона, како малюсенький.

– Тебе-то что? – насупился Медведь Пилли. – Ты спи давай, а обо мне не сумлевайся, я парень дюжий, не гляди, что с напёрсток.

– Ладно-ть, – махнул рукой дед Алфей да и спать завалился.

Пошёл Медведь Пилли к лошади, встал перед нею, головёнку задрал да как закричал!

– Эй, милая красавица, не надоело ли старенькой быть?!

Обомлела лошадь: вот ведь, махонький какой, а все её мысли прочитал.

– Надоело, – согласилась лошадь. – Только молодою уж теперь не заделаться.

– Эт-то мы поглядим ишо, – твёрдо сказал Медведь Пилли. – Вот ежели дойдёшь до конца борозды – скажу средство волшебное.

– Ну уж, – засомневалась лошадь. – Откель в сей козявочке учёность может обитать?

– А ты не сумлевайся, – с вызовом ответил Медведь Пилли. – Иль тебе слабо до конца бороздки дойтить? Ну, поехали!

Вот и поехали. Тяжко, конечно, лошади, а терпит, старается – помнит, что ей мальчишка молодость обещал. Кое-как добрела до опушки, фыркнула протяжно, морду к самой земле опустила – устала. Соскочил с неё Медведь Пилли.

– Ну, лошадь, приготовляйся. Сейчас колдовать начну, – говорит.

И наколдовал, как его ксана Жемина учила, только несуразно, что ли, а вдруг вырос из синего облака вместо молодой лошади молодой верблюд.

– Вот те на… – пробормотал Медведь Пилли, а ничего не поделаешь.

Оглядел себя верблюд со всех доступных сторон, поморгал ошарашено глазищами, плюнул нечаянно на Медведя Пилли, да хорошо – не попал, иначе весь век бы оттираться – не ототрёшься.

– Ух, ты! – сказал Медведь Пилли виновато. – Каким ты верблюдом стала… Завидки берут. Ты как, ничего?

Бывшая лошадь хвостом-булавой помахала и ногами потопала, прислушалась: ничего или как?

– Ничего, – сказала. – Лучше даже, чем лошадью. И сил много. И есть-пить неохота, чудеса! А вот поработала бы я!

Развернулся Верблюд и, величаво ступая по барханам земли, принялся поле пахать. Медведь Пилли рассмеялся, ручонки потёр: славно дело повернулось!

Дед Алфей всё спит, посапывает, отдыхает в тенёчке, блаженствует и – кто его знает, не ведает, что за животина на его поле пашет!

А Верблюд, бывшая лошадь, последнюю борозду проложил, встал и вздохнул:

– Эх, ещё бы поработать.

Медведь Пилли, сидя на лесной лягушке, около Верблюда скакал, пока тот поле пахал. А как встал, Медведь Пилли тоже лягушку притормозил, поглядел снизу вверх на гордую верблюжью морду, да и изрёк торжественно:

– Ну, ты молоток, бывшая лошадь!

– А знаешь, – задумчиво сказала бывшая лошадь, – у меня раньше и имени-то не было.

– Да ну? – пожалел её Медведь Пилли. – Так давай придумаем тебе имя.

Бывшая лошадь встрепенулась:

– Давай! Я уже придумала.

– Какое? – спросил Медведь Пилли, а лягушка рот разинула, слушая и чтобы не прослушать.

– Пегас, – произнесла бывшая лошадь.

– Пе-гас? – повторил Медведь Пилли.

– Пегас, – повторила бывшая лошадь.

– Разве ты конь? – осторожно воскликнул Медведь Пилли и скатился с лягушки.

– А кто?

– Ты верблюд!

– Ну и что?

– Верблюды не летают.

– Почему не летают?

– О-о… – выдохнул Медведь Пилли. – Клянусь Ушами Медвежьей Головы, зовись, как хочешь. Я умываю лапы… руки.

Вздохнул Верблюд, посмотрел на свои ноги, на хвостик, на горбы на спине и запечалился. Отчего запечалился, говоришь? Кто его знает… Может, подумал, что его дед Алфей не признáет, может, ещё что… Может, ему по песчаным барханам вдруг захотелось побегать…

– И потом, – тихонько спросил Медведь Пилли, – где ты видела у пегасов горбы?

Верблюд укоризненно посмотрел на него и вздохнул:

– А что горбы? Это просто нерасправленные крылья. Это все знают!

Медведь Пилли почесал в затылке. И, правда, как это он не догадался? Так оно и есть, и давно это всем известно. Крылья, только нерасправленные! У каждого верблюда они есть.

А летают они в одиночестве, когда рядом никого нет, потому что разные люди бывают, возьмут, да отрубят крылья, докажи потом, что ты верблюд…

А верблюд – животное компанейское, ему хочется, чтоб рядом летали другие верблюды, а ещё люди добрые, вот он и грустит всю жизнь, и плачет, и вздыхает, и плюётся на эту печальную жизнь, а поделать ничего не может – деликатный очень…

Что? Где они водятся? Ну-у… Нет, не только в зоопарке, дружок. Верблюды – цари пустынь. Ты думаешь, потому пустынь, что там можно спокойно летать, не боясь завистливых глаз?

Н-да… Наверное. Ведь никто никогда не видел летающих верблюдов. Вот летающих лошадей – сколько угодно. Да, ты прав: жаль, что медведи не летают. Но кто знает, солнышко моё, ведь, если не видели летающих медведей, это не значит, что они не умеют летать. Вот Медведь Пилли, к примеру. Мы мно-огого пока не знаем о нём.

Так, на чём мы остановились? Да, на крыльях. О крыльях можно говорить бесконечно!.. Но мы не будем, потому что проснулся дед Алфей.

Протерев заспанные глазоньки, дед Алфей, зевая и похлопывая себя по груди, обвёл рассеянным взглядом поле.

Обвёл один раз – не поверил. Обвёл ещё раз. Что за барабайка, понимаешь? Дед Алфей подбежал к полю и осторожно топнул по нему.

Нет, ничего не исчезло. Поле было вспахано! Вспа-ха-но! Впору кричать ура-аа… И тут он увидел верблюда.

Что тут было, ёксель-мотаксель! Что тут было!

Ринулся дед Алфей назад, спрятался в траву и заталдычил, дрожа и рукой крест творя:

– Ох ты, чудо-юдо страшилишше! Избави мя Серебряный Пятирог от страшилишша! Разве я не постилси? Не трудилси? Не молчалси? С жаною своею не ругалси? Ох, же ты, Серебряный Пятирог, убереги мя от чуда-юда страшилишша!

Смотрел, смотрел Верблюд на такое дело, надоело ему, и он с досады плюнул. Далеко-о плюнул. Рядом с дедом попал. Дед Алфей пуще перепугался, чуть не в обморок свалился. Упал. Лежит. Тогда Медведь Пилли забрался на верблюжью голову и громко крикнул:

– Дед Алфей, а, дед Алфей! Полно тебе пужаться! Это не чудо-юдо страшилишше, а Верблюд Обыкновенный! Животина такая, тебе вместо лошади. А зовут его Пегас.

– П-пигас? – пискнул дед Алфей из травы. – П-пига-ас… П-пига-асушка… Ой, чегой-то он онгромандный такой?

– Какой получился, – ответил Медведь Пилли, пожимая плечиками.

– А раз… разговариват кто тута? – подозрительно спросил дед Алфей.

– Да я же, Лукки, ты забыл меня, что ли, дед Алфей?

– Лукки, Лукки… – пробормотал дедуля, мучительно вспоминая. – Ах, Лукки! Лукки, Лукки… Не, не припомню чегой-то.

– Вот те раз! – растерялся Медведь Пилли. – Да я ж помощничек твой, работать у тебя подрядился, неужто не помнишь?

– Помню… – неуверенно подтвердил дед Алфей. – А где ты прячешься, а, работничек? Я вона одну чуду-юду страшилишшу и видаю.

– А я меж ушей сижу. Я маленький.

– Ах, маленький, – нервно хихикнул дед Алфей. – Ну дык…

И головку-то из травы высунул.

– Ой вы, силы злопьяные! – заверещал было дедунчик.

И враз смолк. Призадумался. А ведь животина-то большая. И работает – будь здоров. А что страшное, так ведь с морды патреты не малевать. Верно я говорю?

А дело-то в том, что возле полюшка да по дороженьке катилась карета да остановилась супротив Верблюда.

Сказка третья

ЗЛОЙ ОХОТНИК И ВЕРБЛЮД ПЕГАС

Думаешь, в карете добрый король сидел, из окошечка выглядывал? А вот и не угадал, милый мой дружочек. Думаешь, в карете прекрасная принцесса едет – вся такая в золотистом платье, в золотых туфельках, в золотой короне, золотых серёжках, и золотые у неё волосы?

Нет! Вовсе не принцесса! И не принц.

А сидел в темноте кареты Злой Охотник. И ехал он в королевской карете не по своему хотенью, не по своему произволенью, а по величайшему приказу короля Шипастого Королевства. И ехал он, потирая руки, потому, как знал, зачем вызывает его в огромный черностенный замок с толстыми высокими башнями, будто проколотыми сверху тонкими шпилями, на которых развевались чёрные флаги, Его Величество Король Эверард Первый.

В народе его звали Королём в чёрной маске.

Что? Почему его так звали?

Да вот почему – читай:

В мрачном замке жил юный король.

Двадцать лет исполнялось весной.

Безобразным уродом был он.

Чёрной маской уродство скрывал.

Чёрный плащ к сапогам ниспадал.

В тонкой чёрной перчатке рука.

Шляпа с чёрным пером широка.

Шпага чёрная в ножнах ночных.

Чёрный нож умерщвляет живых.

Взгляд чужой отвергает чужих.

Весь в молчаньи проводит он день.

В залах тёмных он бродит, как тень.

Серым вечером сев на коня,

Он взмывает на нём в небеса.

Ждёт, когда же уснёт вся земля.

И потом тенью мрачной скользит

По лесам, по дорогам кривым,

Освещён только блёклой луной,

Провожаем под лешего вой,

Настигаем холодною мглой.

Под завесою тьмы он вершил

Колдовские делишки свои

И в подземной пещере Роцца

Он срывал быстро маску с лица

И смотрел на себя в зеркала.

А за полночь он снова в седле,

По селениям мчится верхом,

Бедным людям помочь в ремесле,

Богачу в дом посеять всё зло,

Несчастливцу забыть, что прошло.

С мрачным цокотом чёрных копыт

Эверард на коне разъезжал.

Ливнем жалобным сильным облит,

Всадник тихо, протяжно стонал.

Стон его каждый сук отдавал.

И кто видел его в этот час,

Тот слепым становился в тот час.

А кто слышал тот дьявольский глас,

Бог бы уши того уж не спас.

Так ужасен был юный король!

Пробирает? Вот-вот. Его уродливость лишала сознания всех, кто случайно видел его без маски. И ещё говорили, будто никто из тех, кто видел королевское лицо, не выжил.

Так. Что это у тебя нос задрожал? Прекрати. Прекрати-прекрати! Я вовсе не хотела тебя пугать! Для этого у тебя реальная жизнь имеется. А тут – просто сказка. Сказка о Медведе Пилли. Помнишь, как произносится его имя? Пилтараторус?.. Да, конечно, именно так… но можно покороче? Да, вот именно. Пилли. Ударение на последнем слоге. Ты просто молодец, чудный ребёнок.