скачать книгу бесплатно
Путешествие к центру Земли
Жюль Габриэль Верн
Фантастический роман-приключение "Путешествие к центру Земли" – это поистине удивительная книга выдающегося французского фантаста Жюля Верна.
Профессор минералогии Линденброкк решается на головокружительную авантюру: он вместе с преданной командой отправляется к самому центру Земли через глубины исландского вулкана Снайфельдс. Он верит, что недра нашей планеты скрывают неизведанный мир, полный опасностей и великих открытий.
Это уникальное издание легендарного романа в дореволюционном переводе, выполненном талантливой писательницей Марко Вовчок, которая была лично знакома с Жюлем Верном.
Жюль Верн
Путешествие к центру Земли
I
24 марта 1863, в воскресенье, дядюшка мой, профессор Лиденброк вернулся домой раньше узаконенного часа и стремительно ринулся в двери.
Обед был еще не готов, и это несвоевременное возвращение несказанно смутило нашу кухарку Марту.
– Ну! – подумал я, если дядюшка проголодался, так теперь подымет такой крик, что хоть святых вон понеси!
Дядюшка мой был пренетерпеливый человек.
Марта приотворила дверь в столовую и, тоскливо глядя на меня, с волненьем вскрикнула:
– Г. Лиденброк уж воротился? Господи! Что это значит? Верны ли наши часы? Вы видели, г. Аксель, он уж пришел!
– Да. Марта, уж пришел, – отвечал я. – У вас обед еще не готов? Что ж, это резонно: ведь еще нет двух часов. На Сен-Мишельской колокольне только что пробило половина второго.
– Так отчего же это г. Лиденброк воротился так рано?
– Не знаю, но вероятно он это нам объяснит.
– Вот он! Ну, я поскорей убегу. Вы, г. Аксель, пожалуйста урезоньте его, если он подымет бурю… Ишь, как несется по лестнице! Я убегу… Вы урезоньте его, г. Аксель, пожалуйста…
И Марта поспешно скрылась в свое кухонное святилище.
Я остался один в столовой.
Надо признаться, что я вообще характера очень смирного и «урезонивать» строптивого дядюшку не представляло для меня особого удовольствия. Я подумывал, нельзя ли мне как-нибудь проюркнуть в свою коморку, на чердак, но, пока я собирался, лестница заскрипела под тяжелыми торопливыми шагами, – хозяин дома появился, быстро прошел через столовую, сбросил с себя широкополую шляпу, кинул трость в угол и, исчезая в своем рабочем кабинете, крикнул мне:
– Аксель! иди-ка сюда!
Я еще не успел и пошевелиться, как уж из кабинета грянуло:
– Аксель! Да что ж ты? где ты там запропастился?
Я поспешил в кабинет нетерпеливого дядюшки.
Профессор Отто Лиденброк был человек не строгий и не злой, но сумасброд и чудак каких мало.
Он страстно любил науку и отличался непомерным упрямством. Уж если он раз что-нибудь забирал себе в голову – так конец: никакие убеждения, никакие доводы не действовали.
Ему, по пословице, хоть кол на голове теши, а он все свое.
Любовь к науке была у него, как я сказал, самая страстная, но в то же время самая эгоистичная. Он читал свои лекции с увлечением и в то же время ни мало не заботился ни о развитии своих слушателей, ни о том – приносят ли эти лекции им пользу, – он читал, если смею так выразиться, для самоуслаждения.
В Германии до сей поры еще водятся «кладези науки», из которых чрезвычайно трудно зачерпывается каждая капля знания.
Как бы то ни было, дядюшка был настоящий ученый. Он был отличнейший минералог и геолог. Посмотрели бы вы на него, когда он являлся с своим молотком, стальной иглой, магнитною стрелкой, паяльной трубкой, сосудом с азотной кислотой! – По излому, виду, твердости, способности плавиться, по звуку, запаху, по вкусу какого-нибудь минерала, он живо классировал его между шестьюстами родов минералов, известных в настоящее время в науке.
Имя профессора Лиденброка было всем известно. Его посещали, проездом через Гамбург, и Гемфри Деви, и Гумбольдт, и капитаны Франклин и Сабин. Беккерель Эбельман, Брюстер, Дюма, Мильн Эдвардс, Сент-Клер Девиль часто совещались с ним по самым животрепещущим вопросам химии.
Представьте себе человека высокого, как шест, сухого, как копченая треска, здорового и крепкого, как железо. Ему было лет под пятьдесят, но белокурые волосы так его молодили, что никто бы не дал ему больше сорока. Огромные, круглые, голубые глаза живо бегали под громадными очками, а длинный, тонкий нос походил на отточенное лезвие; ходил он быстро, со сжатыми скулами (что служит, говорят, признаком буйного характера), а в ходьбе был неутомим; шаги у него были такие гигантские, что он мог всякого своего спутника привести в отчаяние.
Он жил в своем собственном маленьком домике на Королевской улице; окна выходили на один из тех кривых каналов, что пересекаются в самом старинном квартале Гамбурга, уцелевшем от страшного пожара 1842 года.
Домик был старенек, но еще держался хорошо. Громаднейший вяз, совершенно вросший в фасад зданьица, служил ему, я полагаю, главною подпорою. Весной свежие почки этого вяза так и лезли в окна.
Кроме дядюшки в этом домике жили его крестница, семнадцатилетняя девушка, по имени Гретхен, пожилая, добрейшая кухарка Марта и я.
В качестве племянника и сироты я сделался помощником г. профессора во всех его опытах и скоро так пристрастился к геологии, что все почти время возился с минералами.
Вообще говоря, в профессорском ветхом домике жилось хорошо. Хозяин, правда, был взбалмошен, вспыльчив, криклив, но он по-своему любил меня.
Итак, я поспешил в кабинет на громогласный зов дядюшки.
II
Дядюшкин кабинет был настоящий музей. Все образцы минерального царства расположены были здесь с приличными надписями, в отличнейшем порядке.
Как близко мне были знакомы все эти представители минерального царства! сколько раз я чистил и обметал все эти графиты, лигниты, антрациты, различные породы каменного угля и торфа! как бережно сдувал я пыль с этих горных и древесных смол, с этих органических солей, с этих металлов, начиная, с железа и кончая золотом и со всех этих камней, которых бы наверно хватило на постройку нового домика!
Входя в кабинет, я, впрочем, думал не о вышеупомянутых чудесах, а о дядюшке.
Он уже сидел в своем старом широком кресле, с глубочайшим вниманием просматривал какую-то книгу и беспрестанно восклицал:
– Что за книга! что за книга!
Спешу прибавить, что дядюшка, в досужее время, был и библиоманом, но в его глазах только та книга имела значение и цену, которой или нигде нельзя было найти, или над которой можно было потерять зрение.
– Что ж, Аксель, или ты не видишь? – вскрикнул он при моем появлении. – Да ведь это неоцененное сокровище! Это… я нашел этот экземпляр в жидовской лавочке, у Гевелиуса!
– Великолепный экземпляр! – сказал я, стараясь тоже придти в восторг.
Но мне трудненько показалось восторгаться старой, пожелтевшей книжонкой, в кожаном вылинявшем переплете.
– Да ты погляди-ка! – восклицал дядюшка. – Погляди, каков переплет! Ведь ей семьсот лет!
– А как называется это сочинение? – спросил я.
– Это сочинение? – повторил дядюшка с каким-то диким визгом. – Это Heims-Kringla Снорра Турлетона, знаменитого исландского ученого и поэта двенадцатого века! Это хроника норвежских князей, которые царствовали в Исландии!
– Неужто? и это перевод на немецкий язык?
– Перевод! – презрительно повторил дядюшка. – Очень нужны мне переводы! Это оригинальное сочинение, на исландском языке! Слышишь, на великолепнейшем, богатейшем исландском языке!
– А! Ну, а шрифт хорош?
– Шрифт? Ах, несчастный молодой человек! Я разве говорил тебе о шрифте? Так ты воображаешь, что это напечатано? О, невежда! О, злополучный! Это манускрипт, рунический манускрипт!
– Рунический?
– Да, да, рунический! Ты знаешь ли, что такое руны, а? Рунами называются буквы, которые в древности употреблялись в Исландии! Они, эти руны, по преданию, изобретены самим Одином! Слышишь? Самим Одином! Слышишь? Их изобрел Один! Да смотри же! удивляйся же! благоговей же! наслаждайся же!
Я старался исполнить в угоду дядюшке все приказанное, как вдруг из рунического манускрипта выпал какой-то грязный документ.
Дядюшка неистово на него кинулся.
– Что это такое? Что это такое? – воскликнул он.
Он бережно разложил и расправил на столе небольшой лоскут пергамента, испещренный какими-то странными знаками.
Может статься, кто-нибудь полюбопытствует знать, что это были за знаки и потому я их здесь изображу.
Дядюшка поглядел несколько минут на письмена, потом приподнял очки на лоб и проговорил:
– Это руны! Эти знаки… Да, ни дать ни взять, как в манускрипте Снорра Турлетона! Но… чтобы это значило?
Дядюшка волновался все более и более.
– Однако, это древний исландский язык… бормотал он: Древний исландский… Да!
Дядюшка еще известен был, как полиглот. Разумеется, он не говорил бегло на всех двух тысячах языках и четырех тысячах наречиях, которые употребляются на земном шаре, но многие из них знал хорошо.
Он не только с волнением, но уже с раздражением и гневом повторял несколько раз:
– Это руны! Это руны – руны – руны!..
В эту самую минуту часы пробили два.
Только что бой затих, Марта распахнула двери и доложила:
– Суп подан!
– Черт побери суп, и ту, которая его варила, и тех, кто будет его есть! – с бешенством крикнул дядюшка.
Марта ударилась бежать. Я тоже следом за нею вьюркнул из кабинета и, сам хорошенько не знаю как, очутился на своем обычном месте за обеденным столом.
Я ждал несколько минут. Дядюшка не являлся.
– Что ж еще ждать? или начать без него?
Задав себе раз двадцать этот трудный вопрос, я наконец решился и принялся за обед.
– Никогда еще этого не бывало! Никогда! – говорила Марта, покачивая головою.
– Чего не бывало, Марта?
– Как же это, обед подан, а г. Лиденброк думать про него забыл!
– Да, это что-то странно!
– Ну, вы попомните мое слово, г. Аксель: это не к добру! Уж что-нибудь да будет!
– Будет, пожалуй, изрядная мне баня, когда дядюшка вспомнит про обед и увидит, что обед съеден. Ну что ж! семь бед, один ответ: надо, по крайней мере, досыта напитать свою душу!
– Ох, не шутите, г. Аксель…
Вдруг раздался голос дядюшки. Я вскочил и в один прыжок очутился вновь в кабинете.
III
– Это руны! – говорил дядюшка: – это все непременно руны! Но тут есть тайна… Да, тайна! Я эту тайну открою… Да, или я ее открою, или…
Энергический жест закончил фразу.
– Садись к столу, Аксель, и пиши, что я буду диктовать! Смотри: у меня не ошибаться! Я буду тебе диктовать буквы латинской азбуки, соответствующие буквам исландским… Ну!
Он начал диктовать, а я усердно принялся писать, и скоро настрочил три столбца следующих, непонятных мне, слов:
Дядюшка взял листок в руки и начал его разглядывать.
– Что ж бы это такое значило? – бормотал он: что ж бы это такое значило? Кажется, это то, что мы называем криптограммой, то есть формой письменной речи, в которой смысл в буквах, преднамеренно расположенных в рассыпную… А поставьте вы буквы как следует и фраза будет яснее божьего дня… Творец мой! может здесь объяснение какого-нибудь великого открытия!
Он стал сличать пергамент с манускриптом.
– Писаны не одной рукой, это ясно! Криптограмма, это произведение новейшее. Это можно заключить из того, что в ней первая буква – двойной М, которого не встретишь в книге Турлетона, потому что он прибавлен к исландской азбуке позднее – уже в четырнадцатом столетии. Верно, кто-нибудь из владельцев манускрипта написал эту криптограмму. Нет ли тут где-нибудь его имени? Посмотрим, посмотрим…
Дядюшка снял очки, вооружился сильной лупой и стал перелистывать манускрипт.
На второй же странице оказалось какое-то темное пятно. Дядюшка наставил на него лупу и вдруг вскрикнул:
– Имя!
– Имя? – повторил я.
– Да, да, имя! Руническими буквами написано, видишь?
– Что написано?
