Некромантия. Повышение квалификации.

– А ты свою горячую домохозяйку долго в стойле держать будешь? Глядь, как копытом бьет! Сам талант откопал и сам зарыл? Профессионал, уважаю.

Когда у Холина на лице появлялось подобное выражение крайнего умиротворения, я еще по своей практикантской жизни помнила, лучше тихо слиться. Ставу, видимо, не доводилось сталкиваться. Ну, или дело было давно и он забыл.

Гном ушел первым, мы потянулись следом.

Прилюдно выражать знаки приязни Мар не особенно любил, поэтому когда мы вышли из кафе, а Холин, по-хозяйски притянув меня к себе, полез лапой в задний карман, я насторожилась. Предварительные ласки закончились извлечением помятой челобитной и ее же внезапная реабилитация из литературного творчества в документ, на котором пафосная ручка с гравировкой оставила размашистую, изобилующую острыми пиками подпись и резолюцию: «Не возражаю».

– Пройдешь переаттестацию и вперед, можешь снова ставить «Копать» вместо рингтона. Или как будильник, – сказал бессмертный Холин, наградил меня скупым, но многозначительным супружеским поцелуем, довольно ухмыльнулся и, расправив плечи, величественно удалился в сторону Управления, чтобы продолжить насаждать добро.

2

С мастером Ставом мы столкнулись под кабинетом и, обменявшись молчаливыми возмущенными взглядами, ринулись на защиту собственного спокойствия к тому, кто это спокойствие так гадски нарушил.

– Что? – невозмутимо спросил великий-и-ужасный-зам-главы УМН и принялся ручкой тыкать.

Сначала в мою сторону:

– Ты! Хотела на работу? Иди работай.

Потом в Става:

– Ты! Просил людей – я тебе дал.

– Я просил людей, а не это твое г… гениальное, – попытался возмутиться гном. Мне тоже сразу захотелось, только на гнома, но Холин мерцал синим глазом и зубы так сжал, что еще доля усилия и посыплются.

Я, прикрываясь Ставом, предприняла попытку отступательного маневра. Я что? Я ничего, просто думала, что меня отдельной штатной единицей возьмут. Как-то не весело снова в стажерах ходить. Аттестацию-то я прошла? Прошла, хоть и получила обидное «годна с ограничениями» за творческий подход к решению учебных задач и некорректное общение с преподавателями.

В тексте задания, между прочим, не было даже намеков, не то что указаний на способ, которым следует упокоить условного не-мертвого. Собственно, с задачей я справилась быстро. То что осталось от конструкта, уже ни один некромант не подымет, и само оно уже однозначно и точно не встанет. С «тленом» у меня по-прежнему не складывалось, но я настойчивая. Ну, подумаешь, попахивало, так на полигоне тоже не ромашками веет. Нечего на полный желудок идти зачеты принимать. И вообще, кто такое трепетное создание в инструкторы пустил? Надо же! Магистр? Удивительно, какие хилые магистры пошли, сразу видно не у мадам Квази практикум по некроконструктам проходили.

Упомянутая магистр темной магии и некроанатом (и не только она) в качестве наказания лишала проштрафившихся студентов доступа к носовым фильтрам, заставляя наслаждаться ароматом подготовленного для занятия практического материала в первозданном виде. Иногда даже тайком испитое ведьмачье зелье, рецепт которого на некрофаке передавался из поколения в поколение, наряду со шпорами по маганализу, пасовало. В общем, слабак был инструктор, а еще потомственный темный. Мои слова больно ударили по его фамильному самолюбию, он в ответ прошелся по моему. И что-то мне подсказывает, Холин был уверен в подобном исходе дела. Видимо, мне стоило тогда, после зачета, промолчать.

Вот как сейчас, например. Да и Став собачиться принялся скорее из любви к процессу. Хотя по физиономии Мара ясно было, что дело решенное и амнистии ни гном, ни я не дождусь. Чем-то его с самого утра так обрадовали, что наши страдания ему сейчас глубоко до бездны. И ладно бы страдания Става, так и мои тоже. Поэтому Став бухтел, а я пятилась прекрасным и дорогим к свободе.

– И это… у меня по участку уже четверо пропавших, – довершил Став свой монолог, Мар скривился, будто ему зубы свело, я дернула ручку на себя…

Стой, – не размыкая губ. И взглядом прожег до печенок.

Став ретировался, а я осталась.

– У тебя совесть есть?

– Нет, а надо?

– Не помешало бы, – вздохнул некромант. – Зачем инструктору нагрубила?

– Уже нажаловались!? Вот жлобы…

– Мика, – снова вздохнул он, мне захотелось срочно его утешить, и я не стала себе отказывать, устроившись на начальственных коленках.

– Ты взрослая женщина, у тебя дети, – продолжал увещевать Марек, не делая, впрочем, попыток увернуться от объятий, а потому все его увещевания тонули в волосах в районе затылка и в уши почти не попадали. Но я издавала звуки внимания, чтоб он не заметил, что его пахнущая цитрусовым лосьоном шея с рисунком привратного знака, завлекательно сбегающего под воротник, меня интересует больше, чем скорбные речи. Всю неделю он возвращался, когда я уже спала, а уходил, когда я еще спала, и в организме наблюдался недобор мужеского внимания.

– Зачем ты сомневалась в квалификации инструктора в таких некорректных выражениях?

– То есть тебе можно меня обзывать недоучкой с руками из жо…

Поток возмущений был прерван поцелуем. Тоже скучал. Приятно.

– Дети с кем? – вполголоса и едва оторвавшись от моих губ спросил он.

Ну вот так взять и лицом в реальность ткнуть…

– Дара в художке, но скоро вернется, – напустила я на себя почти что безразличный вид, – Най забегал, обещал, что встретит ее и проводит. И побудет, пока Годица не придет, я ее просила.

– То есть там сейчас трое безнадзорных детей?

– К Лайму его этот репетитор неестественных наук должен был явится, – игнорируя Холинский сарказм продолжила я, – как его… Лошик… Лосик.

– Локшис, он больше не ходит, – подозрительно быстро переключился Мар, возложив мне руку на бедро. – Сейчас ходит Геверти, по контролю над даром.

– А Лошик куда делся?

– Закончился.

– Сам? – уточнила я, напряженно следя за губами Марека и прислушиваясь к поползновениям некромантской руки, которая ощупала мою талию сквозь куртку и теперь пробиралась под нее. – Надеюсь, естественным образом, вопреки специализации?

– Самым естественным. Курс провел, деньги получил и свалил. Геверти к нам надолго, а еще, – вторая некромантская рука присоединилась к первой, – Кальм будет ходить, но этот по четвергам.

– А не много ли у ребенка дополнительных занятий? – жарко проговорила я, прижимаясь к груди мужа своей так, что значок надзора на его форменном пиджаке, кажется, стал частью меня.

– Так надо. Если не хочешь его по субреальностям отлавливать после спонтанных провалов… – Мар замер, и по его лицу разлилось разочарование, даже брови скорбно вверх приподнялись. – Ты ничего не принесла? Совсем?

– Холин! – моему возмущению не было предела. – Ну ты и скоти-и-ина! Руки быстро убрал из… из моих карманов! Я думала оно по делу мацает! А оно пожрать ищет! – Я рванулась прочь из лживых объятий провокатора, но была изловлена за рубашечный хвост и насильно поцелована. А перед этим крепенько прижата к значку УМН. Все, теперь он навсегда в моем сердце.

Пару минут мы сидели не двигаясь, слушая как бьется в моей и его груди наша с ним общая тьма на двоих.

– Мика, – выдав очередной скорбный вздох, сказал Мар, – мне работать нужно. И тебе теперь тоже. Так что извлекай из шкафа легендарную лопату и езжай в обожаемое Восточное. Разрешаю даже отжать у Става свою любимую чашку с похабным скелетом, перешедшую ему по наследству.

– А если будет сопротивляться?

– Я же сказал, извлекай легендарную лопату… Учить тебя еще и учить…

– Так поучил бы. Почему ты меня к себе на курс не взял?

– У тебя магистерская не дописана. А без магистерской нельзя.

– Интересно, а преподаватель взятки берет? – вопросила я потолок накручивая локон на палец.

– Исключительно натурой. Еды у тебя с собой нет, так что и взять с тебя нечего. Ступайте стажер Ливи… Надо же, столько лет прошло, а оно на подкорке сидит. Ступайте стажер Холин… Жутко звучит. В общем, иди и изводи Става, а мне работать нужно, а потом еще в академию. Кстати, спасибо что напомнила, а то было бы, как тогда…

Я не стала уточнять, когда и что, и так было ясно. Замотавшийся Мар напрочь забыл про лекции, а Лисия, работающая секретарем на два кабинета и повадившаяся в последнее время куда-то бесследно исчезать, исчезла. Собственно, сейчас я была не против, слышимость в ее конуре из обеих кабинетов была уникальная. Ни одна заглушка там на стены не ложилась, такая вот аномальная зона в стенах Управления. С одной стороны, удобно – позвал и все, а с другой, придешь к мужу с кексом…

Хоть от ведьмы во мне после всех метаморфоз мало осталось, но неистребимая способность глазить никуда не делась. Я наткнулась на Стразика едва вышла из кабинета высокого начальства, причем чуть не сшибла ее с ног.

– О! Лис! Извини.

– Ничего, – мило заулыбалась Лисия, но от моих глаз не укрылось, как она характерно прикрыла рукой живот в момент столкновения. Там и живота не было, но жест…

– Кое-кого можно поздравить? – ухмыльнулась я.

– Кое-кого – можно. Меня, например. Только не вздумай Альвине звонить. Вдруг ему неприятно будет, я же не нарочно, – странно отозвалась она.

Так-то я не слишком быстро соображаю, но тут…

Мрак и тьма! Вот так новости! Оказывается, дружественная семейная ячейка распалась по причине случайного блуда, а я даже не в курсе. Одно радует, раз уж Мар меня из заточения выпустил, я быстро свою информационную отсталость компенсирую.

– А Найниэ хоть бы слово сказал, – ошарашенно проговорила я. – Может он потому такой трогательно печальный в последнее время? Ты бы поговорила с сыном, Лис.

– Я бы поговорила, если бы сын бывал в своем доме чаще, чем в вашем. Как приедет, так вечно у вас толчется. Я бы еще поняла, чтоб ваши Лайм с Дарой ему ровесники были, так нет.

– О! А ты к нам приходи, после работы. На чай, или даже на ужин. У нас сегодня Годица, так что точно будет что-нибудь вкусное, она мне полчаса про кровяную колбасу по магфону трещала.

Лисия характерно сбледнула, причем так резко, что веснушки вслед за кожей не успели и проступили на носу и щеках вызывающе ярко, хотя обычно были почти незаметны. И снова исчезла. Но на сей раз я знала, куда. Дверь в дамскую комнату была чуть вперед и направо по коридору. Плавали, знаем. Самое поганое время – первые три месяца. На Найниэ ее так не полоскало, она еще хвасталась, как легко быть беременной, никакого дискомфорта, только живот побольше, а я ей тогда еще сказала, что если б это был не эльф… Однако, упс.

3

Но сюрпризы были не все. И не все встречи.

Выйдя из УМН, я ощутила несказанное облегчение. Все же напичканное мириадами защитных, охранных и тьма знает еще каких заклинаний здание это вам не в парке гулять. Я пощурилась на солнце до золотистых пятен в глазах. Еще неделька и можно будет забыть про куртку днем. Видимо, пятна и стали причиной столкновения, а не моя невнимательность, потому что не заметить инквизитора, когда он не прячется, невозможно.

– Светен Арен-Тан! – поздоровалась и одновременно извинилась я и бросилась помогать собирать раскатившееся добро.

Длинный узкий футляр, ощетинившийся полыхнувшими светом печатями, инквизиторские пальцы выдернули из-под моих буквально за долю мгновения до…

/ И-и-и-и-и…/

…контакта. Я моргнула перебрала занемевшими пальцами. Ну кто так делает? Мог бы просто сказать, что охранка на магмаркеры настроена, так и без руки недолго остаться. Зато папки мне собрать и сунуть в раззявленную пасть пострадавшего саквояжа разрешили.

– Мадам Холин, – меня передернуло, отомстил за оторванную у саквояжа ручку и обмадамил.

Я натужно радостно лыбилась, дотошный служитель ордена буравил меня взглядом. То ли извинений ждет, то ли в бездну послать хочет, но ранг и воспитание не позволяют хамить.

– Как дети? – вдруг спросил он, и я уже собравшаяся было совсем уйти, запнулась на ровном месте.

– В порядке, – ответила, чувствуя, как на затылке начинают топорщиться волосы, а на лопатках – перья. Руки с проклюнувшимися когтями я предусмотрительно сунула в карманы.

Арен-Тан растянул тонкие губы. Ему моя реакция в новинку не была, и он ее явно ждал.

– С возвращением на службу, – проговорил инквизитор. – Но будь я на месте инструктора, вы бы не прошли.

– Почему это?

Снова следит за мной или и не прекращал?

– У вас, как всегда, контроль хромает, впрочем, женщинам это свойственно. Всего доброго, Митика. Не забудьте уведомить учетную палату о возобновлении лицензии.

Вот унылый гуль, все радужное испортил. Ведьмачье злорадство тут же подкинуло картинку, как инквизитор будет маяться со своим саквояжем без ручки, и я, дойдя до края стоянки, даже обернулась на это посмотреть…

Ладно, он меня сделал. Почему всем вокруг бытовая магия дается на порядок лучше, чем мне? Тяжело быть ведьмомагом…

Узнавать новое внезапно тоже бывает… внезапно. Причем это новое я не узнала. Стояла перед двухэтажным строением и не слишком культурно изумлялась. Где? Где забор до пупка, где косоватая крыша и раздолбанное крыльцо? Где тропинка, ведущая в обход здания к другому крыльцу, служебному, с интригующей табличкой «для»? Где вытянутая огурцом стоянка, на которой магмобили Х и Э старались друг дружку переблестеть полировкой? Где косящая воротцами стоянка служебная с набором раритетов? И где, глядь, все остальное родное и горячо любимое прочее? Может меня не туда привезли?

– Гарпия!

Хух… Туда… Но… Пышко? Он же в 1-ом работал?

– Гарпия! А я все утро только тебя и жду! Да!

Хоббит скатился с крыльца и радостно тискал меня в обе руки… ну, куда достал. Так-то хоббиты не очень высокий народец.

Вобщем… Не знаю, куда катится мир, но в этом новом Восточном, объединенном, у меня был! собственный! кабинет! И не конура даже, как когда-то в Корре. На втором этаже. И я заподозрила мироздание в авансовой раздаче плюшек. Ибо. Если взять 1-е Восточное и 2-е и первое со вторым сложить…

– Доброго денечка, мастер Холин, – пробасило у меня за спиной, – а я вот туточки мимо шла и вспомнила.

Думаю, понятно, почему мне было страшно оборачиваться. А Пышко я потом как-нибудь неожиданно отомщу, когда он забудет. Главное, самой не забыть. Отомстить не забуду, могу забыть, за что.

Вобщем, я более или менее устроилась и даже вернула историческую чашку во владение семейства Холин. Надо будет потом ее проверить, а то Став (его кабинет через стенку) как-то подозрительно легко мне уступил. То ли плюнул туда, то ли «прилипайку» навесил или «лизуна». Зато дал мне подписать кучу бумаг, и когда я уже с трудом отличала спящее от мертвого, а лево от сзади, старший мастер-некромант арГорни (теперь я наконец буду знать, как его фамилия!) сжалился и отпустил, на последок сунув мне листок с расписанием в верхнее укромное место.

– На магфон тоже придет, – ерничал Став, – но так целее будет и надежнее.

– Стукну замначу, что вы мне руки на святое возложили, и он вас пошлет, тоже очень надежно, а целым или фрагментарно, это уже как настроение будет.

– Буде хорошее, – ржал Став. – Ты ему кесов, главное, не жмоть.

Дались ему эти кексы… Надо будет принести. Все равно «за отпуск» уже намекали.

За время пути к дому от обилия впечатлений и полученной информации волосья улечься не успели, поэтому я постояла в скверике у желейного дерева, где у меня с Маром случился первый контакт, а когда, наконец, вошла во двор, то обнаружила там дитя тьмы номер один в странной позе. То бишь головой в кустах.

…Рикард Лайм Холин, счастливо освободившись после занятия обязательного нашел себе занятие интересное и потенциально наказуемое. О значении слова он у отца спрашивал. Папа сказал, что это значит «с большой вероятностью, но не обязательно» и еще посмотрел этак пристально. Особенно после вчерашнего попадоса с домашкой, которую Лайм сделал, а куда записал – забыл, за что был отмечен «неудом» в ведомости, а папе вдруг вздумалось именно в этот деть бдительность проявить и в сете-журнал школы нос сунуть. Лайм простоял навытяжку перед отчим взором, мужественно перенес разбор ситуации и нарисованные перспективы (про перспективы надо у Дары спросить, она рисует, ей виднее будет) и даже заинтересовался слегка, когда дело дошло до рукавиц. Тут воображение спасовало. Нет, технически он вполне себе процесс понимал, а вот практическая сторона озадачивала. Тем более, здесь у Лайма тоже интерес был. И очень даже шкурный (хорошее слово, взрослые, вообще много любопытных слов говорят, если им не мешать). Не применительно к рукавицам интерес, а применительно к его собственной шкуре.

Лайм любил животных. Разных. В последнее время он особенно ежей любил. Дом мелкую живность гонял, но Лайм знал, как протащить так, чтоб дом не заметил. Да и этот, городской дом, был глуховат, не то что старый дом в Иль-Леве, где мама родилась. Так просто не проведешь. А в этот, если к себе поближе спрятать, можно провести. Тут как раз конфликт и назрел (про конфликт Лайм сам в сети поискал, но мало что понял, только то, что вещь – неприятная, вроде гнойника, тот тоже, когда назревает и лопается, фу какое).

Конфликт был между Лаймовой шкурой и ежиной. Ежиная кололась, когда он первого приятеля в дом пронес. Потом решил, что ежу нужно с кем-то ежиные проблемы обсуждать и принес еще парочку. Или три. Мама с папой говорили часто, что три – самое хорошее число. Вобщем, ежей как-то стало девять. Так что остроту конфликта Лайм прочувствовал хорошо. А потом вдруг неуд и папино обещание.

– Кыш, кыш, давайте идите, – подпихивал Лайм ежиный выводок поглубже в куст. – А то папа сказал, что будет держать меня в ежовых рукавицах, а я же вас не держу? Вот и меня не надо.

Папа слов на ветер не бросал, даже те, что говорить неприлично. Это даже мама знает. И Дора. Дора вообще много чего знает, но молчит. Девчонки все хитрые. И чем старше, тем хитрее. Хорошо, что Дора его младше, и они с ней на равных. А если что, Най выручит.

Най тоже хитрый, потому что эльф. Только Най не все время в Нодлуте, приезжает на каникулы. У эльфов странная школа. Как курс закончил, так и каникулы. Курсы разные, бывают месяц, бывают неделю, один раз Найниэ полгода не приезжал, но после этого курса ему разрешили без ограничителя ходить. Досрочно. Най похвастался, а потом добавил, что это только до первого косяка. Но если испытательный период выдержит, то совсем можно не носить. У Лайма и с ограничителем косяки случались. С ежами этими вот. И Лайм даже сомневался, это он сам случайно виноват или один из принесенных ежей уже таким был. Странным. Из-за ограничителя Лайм не всегда мог точно отличить мертвое от живого, если оно бегало.

Вообще вокруг странного много. Найниэ странный стал. Папа вокруг дома отвратительный круг рисовал. Один по ограде, и один под стенами дома. Мама тоже с ним была, и они много смеялись. Дора сказала, что у них тьма на двоих, а Найниэ обиделся. Или удивился? По нему не поймешь точно. Дора вообще очень редко вслух говорит, поэтому, наверное, удивился. А потом уехал на свой новый курс, и Лайм не успел уточнить. Вот бы он еще догадался уточнить, когда мама вернется, а то…

– Привет, солнышко, ты тут один? – спросила я доступную для диалога часть ребенка.

Сын выпрямился, одернул курточку, ковырнул ботинком газон, отошел от куста, в котором торчал минутой раньше, пригладил рукой растрепавшуюся черную, как смоль, челку и как бы случайно за кусты глянул.

– Да, никого живого, только я, – в голосе дитяти звучала досада и вселенское смирение.

– А мертвого?

– И мертвого, – сказал Рикард и посмотрел честными глазами Холина.

Я поумилялась и пошла к дому. Там наверняка вкусное, а у меня от впечатлений уже желудок к спине прилип.

Лайм всегда говорил правду. Его Най научил, что лучше сказать правду, а еще научил, как сказать правду так, чтобы тебе за это ничего не было. Поэтому когда забавно взъерошенная мама спросила, он ответил. Ежи не подходили ни по одному параметру. Их тут уже не было. Если бы и были, то не живые. А раз бегают, значит уже не-мертвые? Так ведь? А мама только про мертвых спросила.

4

Став приехал на смену и с удивлением обнаружил у себя в кабинете высокое начальство, спящее своей начальственной мордой на столе в журнале заявок. Работающий экран подсвечивал морду синеньким придавая ей умилительный зомбооттенок. На душе потеплело, но как всякий темный, а еще и гном Став не жаловал тихушный захват облюбованных территорий. Потому светсферы жахнули на максимум и гномья глотка тоже, но вежливо.

– Холин, кирку тебе в за… тылок? Какой бездны ты тут?

Замнач восставал медленно, но уверенно, и Став грешным делом подумал, что Гарпия стукнула-таки про близкие контакты, однако мутноватый начальственный взор огнем мщения не горел. Он вообще никаким огнем не горел, только тем, что экран отбрасывал.

– Тебе спать негде? – поинтересовался гном, краем глаза поглядывая в монитор экрана, где лесенкой выстроились вкладки отчетов по незакрытым заявкам. У всех вкладок были одинаковые индексы в кодировке.

– Есть где, – признался некромант, – и я там даже был. Но не пошел. Там у них пиргорой и радости, куда я с такой рожей на праздник? Хоть ты пойди покапай, чтоб голову разгрузить.

– Лопаты в подсобке, свободных заявок до бровей.

Холин поднялся, похрустел сочленениями и, растирая ладонями помятое о журнал лицо, шагнул к двери.

– На кладбище?

– Думаешь, там меня не найдут?

Вопрос был риторический.

Когда начальство вымелось, нагло уйдя гранью не успев как следует дверь прикрыть, Став уселся за свой стол, наново отрегулировал высоту стула и принялся поправлять сдвинутое со своих привычных мест добро. Журнал заявок он бы так и схлопнул не глядя, если б не зацепился взглядом за заметку внизу страницы, где в столбец были выписаны четыре места: угол Рыночной и Косой, Вертлюга, Старая Тьмень, Звонца. Звонца было почеркано по низу так, что на несколько страниц отпечаталось.

* * *

Дом был неполная чаша. Собственно, самому дому было нормально, Марека он снисходительно терпел, а у меня терпение поистощилось. Я ждала, что сегодня он придет пораньше, чтобы отпраздновать мой первый рабочий день, но минуты тянулись, и мне делалось все тоскливее. Потому я, чтоб не остаться с минутами наедине, не торопила засидевшихся гостей, разбежавшихся по углам и интересам. И даже детей тьмы по постелям не гнала.

Все трое мило смотрелись рядышком – два мерцающих темных пульсара с сюрпризами и искристая до рези в глазах бело-золотая колючка – Дара с Рикордом и Найниэ. Дара, как всегда упакованная в наушники, возилась на полу со стопкой бумаги и цветными мелками, Лайм, тоже на полу, конструировал очередного нежизнеспособного монстра из анатомического конструктора, Най возвышался над ними в кресле с непередаваемо царственной покровительственной миной, как могут смотреть на только эльфы и подростки. Най работал за двоих. Иногда он отрывался от страниц и поглядывал на меня, тот час вызывая улыбку. Он был вылитый Альвине, только трогательно юный и рыжий. Такой же теплый свет. Вот. Улыбнулся в ответ. Колючее солнышко.

– Угу, – сказала Дара не поднимая головы от рисунков.

Дочь редко пользовалась словами, мастерски обходясь без них даже в школе, предпочитая писать или рисовать. У нее было очень выразительное лицо, и сейчас это лицо выражало сочувствие моей недальновидности. Думаете, такое не изобразить? Вы просто не видели Дару. А еще я почувствовала добродушно-снисходительное похлопывание ладошки по руке.

Лисия пришла, хоть я и не думала, что придет. И Альвине пришел. Этому вообще приглашения не нужны были. Он семья, даже Мар это принял, но никогда не отказывал себе в удовольствии поперебрасываться с Эфарелем колкостями. После ужина бывшие супруги остались пошептаться в столовой, а мы с детьми пошли в гостиную.

Я вздохнула, покосилась на входную дверь. В последнее время Мар повадился прятаться. Не целиком, так, будто едешь знакомой улицей и вдруг перед носом стенка и знак объезда. Поэтому мне не всегда удавалось обнаружить его самого на подходе к дому, а порой он, пользуясь начальственными привилегиями, и вовсе гранью шастал.

С кухни потянуло чем-то некондиционным, что было странно, потому что сегодня там возилась Годица. Ее вообще-то в гости позвали и за детьми присмотреть, но она была бы не она, не отправься на кухню строить нашу кухарку в три ряда под сковородками.

Я бросила на полу у кресла черновик великого опуса, опрометчиво поименованного Маром работой на соискание степени магистра темной магии, который освежала в памяти от скуки, и отправилась любопытствовать.

«Плотность задымления помещения измеряется количеством топоров развешанных в одном кубическом метре воздуха», – споро перевел мой мозг фразу «хоть топор вешай» на исключительно умный язык, коим полагалось изъясняться в магистерской.