скачать книгу бесплатно
– Где же?
– У меня в животе.
Это сказано без намека на иронию. Я сражена наповал.
После льва Ганнибала, серого кота Вольфганга, сфинкса, женщины Патриции, хряка Бадинтера, бордер-колли Наполеона и моего Пифагора пришла очередь попугая Шампольона, убитого вовсе не нашими врагами, а теми, кого нам приходится считать своими союзниками.
– Вы были с ним лично знакомы? – спрашивает он.
– Мы дружили, – уточняет Анжело.
– Прискорбно. Но это тот случай, когда еда сама ко мне прилетела, и я не стал церемониться. Голуби обычно так далеко не залетают, да и знают, что здесь их подстерегаю я. А этот оказался не в теме. К тому же болтал без умолку, а я ничего не понимал. У него было важное сообщение? Не знаю, что он хотел передать. Я употребил его по назначению.
Я набрасываюсь на короткошерстного американца и ударяю его лапой. Он застигнут врасплох и не собирается обороняться. Я кусаю его за уши и за спину, но этому толстяку хоть бы что. Наконец, он начинает лениво защищаться. Хуже всего то, что от боли и от злости у него отрыжка, и мне кажется, что я улавливаю запах моего съеденного друга какаду.
Нас в конце концов разнимает длинноволосая блондинка. Натали хватает меня за шкирку – позиция, в которой не подерешься. Но бесноваться я еще могу. От бессилия я тяжело вздыхаю.
Как же мне надоело терять с такой скоростью всех, кого я люблю!
Судя по доносящимся издали звукам, Эсмеральду и Романа тоже втянули на крышу.
Я отряхиваюсь, стараясь вернуть себе хотя бы толику достоинства, отворачиваюсь от убийцы Шампольона и иду навстречу вновь прибывшим.
На них нет живого места от укусов.
– Все прошло хорошо? – осведомляюсь я.
– Кресла долго не было, и нам пришлось немного повоевать, – признается Эсмеральда, утирая кровь с морды. – А так порядок. Мы живы.
На Романе тоже не счесть следов от крысиных резцов, одежда изодрана в клочья.
– Я так рада, что наконец оказалась в безопасности, – продолжает желтоглазая черная кошка. – Еще немного, и мы погибли бы.
Она озабоченно озирается.
– А где Пифагор?
Если чего-то не следовало говорить, то, конечно, этого.
Ну и дура же она, эта Эсмеральда!
Вместо того чтобы ответить, я удаляюсь к противоположному краю крыши. Отсюда можно любоваться громадинами Нью-Йорка, озаренными полной луной. Я свешиваюсь вниз, пытаясь представить, что Пифагор испытывал, когда падал.
Может, прыгнуть вниз и положить всему этому конец?
Я поспешно вскидываю голову.
Скорее сменить ход мыслей!
Я устремляю взор вдаль. По одну сторону бескрайний океан, по другую – впечатляющие небоскребы.
По-моему, я терпеть не могу Америку.
10. Что Америка дала Европе, и наоборот
Вот что дала Европе Америка после путешествий Христофора Колумба.
Картофель: его выращивали в Боливии, Перу, Чили, называя patatas. C его помощью в Европе было покончено с голодом. Кукуруза: ее початки могут быть не только привычного нам сейчас цвета, но и синего, красного, белого, черного. Это была основная еда американских индейцев, которые мололи из кукурузы муку. Помидоры: в Европе их сочли ядовитыми и отнесли к сфере медицины; в пищу их стали использовать только с 1780 г. Ваниль: это плод тропической орхидеи из Южной Америки, лианы-паразита. Ананас: открыт на Гваделупе. Какао: майя и ацтеки гнали из этих бобов горький напиток со свойствами афродизиака, служивший также для бодрости воинов, а сами они использовались в качестве монет. Арахис: его побеги и семена найдены в доколумбовых захоронениях. Тыква, кабачок и прочие тыквенные растения происходят главным образом из Мексики. Индюшка: названа первоначально «индийской курицей», одомашнена майя в первом тысячелетии до нашей эры. Фасоль: родом из Эквадора, Боливии и Перу. Всевозможные перцы происходят с Кубы и из Мексики. Нужно также упомянуть подсолнечник, папайю, топинамбур, хинное дерево, «ягоды» опунции, авокадо и, конечно, табак.
Но среди даров Америки Европе были и вредные: сифилис – заразная венерическая болезнь, косившая население Европы (сифилисом болели миллионы, многие не выживали). Среди его жертв Моцарт, Бетховен, Мопассан, Бодлер, Рембо, Флобер, Фейдо, Гоген, Тулуз-Лотрек, Шуберт, Паганини, Шуман, Аль Капоне, Ленин, Муссолини, Сталин.
А вот что дала Америке Европа после 1492 года: огнестрельное оружие, лошадь (ставшую верховым животным), единобожие (христианство); а также корь, дифтерию, грипп, тиф, оспу (последняя была особенно смертельной). Считается, что от эпидемий завезенных из Европы заразных болезней вымерли три четверти американских индейцев.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания.
Том XIV
11. На небоскребе
Занимается заря, я вижу сквозь стекло солнце, озаряющее громадные здания.
О нет, это не страшный сон. Я в Америке, Пифагор мертв…
Я отряхиваюсь, стараясь прогнать неприятные картины.
Озираясь, я выясняю, что скоротала ночь под боком у своей служанки, а она, в свою очередь, под боком у своего мужчины, Романа. Анжело, мой сынок, прижался к моему животу, будто так и остался сосунком.
Я высвобождаюсь из объятий Натали, потягиваюсь и приступаю к утреннему туалету.
Больше не думать об этом. Жизнь должна вернуться в обычное русло. Нельзя тратить всю энергию на скорбь, надо заняться живыми.
– Эй ты, привет!
Я вопросительно оглядываюсь. Кто посмел так фамильярно меня окликнуть, да еще на «ты»?
Глазам своим не верю: не кто иной, как наглый короткошерстный американец, сожравший незабвенного Шампольона!
Я не снисхожу до ответа. Закидываю левую лапу за голову и продолжаю туалет, демонстрируя ему в этой позе свой анус, что означает отсутствие малейшей симпатии.
– Не злись за вчерашнее. Понимаю, ты была вся на нервах после путешествия по воздуху. Я бы был на твоем месте еще менее общительным.
Не слопал бы моего друга – удостоился бы совсем другого отношения.
Я покидаю помещение, но он тащится за мной.
– Эсмеральда сказала, что у тебя на меня зуб за то, что я съел попугая.
Вдобавок завел шашни с этой потаскухой.
Я иду к находящейся неподалеку лестнице. Короткошерстный американец никак не отвяжется.
– Чтобы заслужить прощение, хочу преподнести тебе подарок. Ты не дала мне времени это сказать, но если ты так любишь попугая, то так и быть, я припрятал его кусочки…
Сейчас я его убью!
– Готов поделиться ими с тобой. Здесь у нас гостеприимство – это святое.
Еще одно слово – и ему не жить.
Мне нужна выдержка. Куда это годится: приплыть на новый континент – и начать с убийства одного из его представителей?
– Ты обижена? Чувствую, я тебя обидел. Друзья говорят мне, что я бываю неуклюжим.
Выдержка, только выдержка! И так уже перебор трупов.
– В общем, как я погляжу, тебе не хочется лакомиться мясом попугая. Недаром говорят, что на вкус и цвет товарищей нет. Если интересуешься, где бы попробовать что-нибудь еще, я могу показать место. Всего-то и надо, что подняться на один этаж. Но учти, для нас, как и для людей, остался единственный источник протеинов – крысы. Они их варят, прикинь! И заедают овощами, только овощи – это не мое. Хотя, рассказывают, уже появились кошки-вегетарианцы. Поверить не могу! Ты, часом, не вегетарианка?
Только не убивать!
– Признаться, твой приятель-попугай был вкусный.
Поднявшись на следующий этаж, я попадаю в подобие столовой, где люди – ранние пташки едят зажаренных на шампурах крыс, а кошки, все до одной разжиревшие, уплетают крыс в сыром виде.
Короткошерстный американец приносит свежую крысу и преподносит ее мне как дорогое угощение.
Вздумал подкупить меня своими подарками!
– Не помню, представился ли тебе. Меня зовут Буковски, а тебя?
Буковски? Где-то я уже слышала это имя.
Вспомнила: читала про него в Расширенной Энциклопедии Относительного и Абсолютного Знания. Так звали знаменитого американского поэта-алкоголика.
Я делаю вид, что угощение, свежая крыса, недостаточно сочное, хотя на самом деле запуталась в противоречивых чувствах и безошибочно ощущаю одно – голод, поэтому не отказываю себе в удовольствии впиться зубами в мохнатое крысиное бедрышко.
Полагаю, вам тоже знакомо это непередаваемое ощущение – первый кусок на голодный желудок, пусть даже ваше блюдо – крыса. Она немного солоноватая, слегка горчит. Кусок проскальзывает в горло. Знаю таких, кто предпочитает начать с круглых крысиных ушек, прежде чем наброситься на жилистые окорочка. У меня другая последовательность: я оставляю на потом нос. Он мягонький, солененький, сочный. Если голод все еще не утолен, я принимаюсь за хвост, поступая примерно так же, как люди, когда едят спагетти.
Начав есть, я ловлю себя на том, что вкус американской крысы сильно отличается от вкуса крысы французской. Он… слаще, что ли. Это оттого, надо думать, что пищевые отходы, отправляемые американцами в мусорные баки, слаще французских. Что сказывается на вкусовых свойствах их грызунов.
Буковски наблюдает за мной.
– Как я погляжу, ты бы не отказалась от добавки. Я искренне опечален тем, что съел твоего друга. Я не знал, что вы друзья. Мог бы отрыгнуть, чтобы он ожил, – так бы и сделал без малейшего колебания, – уверяет меня этот поэт.
Я шумно насыщаюсь, треща крысиными косточками.
– Ты как, при коте или свободна?
Перестать думать о Пифагоре. Долой исступление!
Вижу издали, как Натали и Роман беседуют со встречавшей их на крыше блондинкой.
Украдкой подбираюсь к ним и устраиваюсь на коленях у своей служанки, чтобы лучше слышать их разговор.
– …какая невероятная история! Переплыть Атлантический океан под парусами, да еще с кошками, свиньями и собаками! Поверить не могу! Ужасно сожалею, что не смогла вас предостеречь. Меня зовут Эдит Гольдштейн. Естественно, вы можете оставаться с нами столько, сколько захотите.
– Мы рассказали вам, Эдит, о положении во Франции. А что произошло здесь, у вас?
– Примерно то же самое, что и у вас. Социальный кризис в Европе перекинулся в Соединенные Штаты. Только здесь вспыхнула не гражданская война между светскими и верующими или между бедными и богатыми, а серия параллельных конфликтов различных этнических общин, образующих нашу мозаичную нацию. Племенная война, вот как это называлось! Люди объединились по фактору происхождения (черные, китайцы, латиносы, ирландцы, итальянцы, немцы, индейцы, японцы, корейцы), религии (протестанты, католики, иудеи, мусульмане, индуисты, рационалисты), культурных предпочтений (республиканцы, демократы, коммунисты, анархисты, хиппи, панки, рокеры, готы, техно). Племенная война стала периодом всеобщего хаоса на всей территории страны. Как и у вас в Европе, постепенно прекратили нормально функционировать, а потом и вовсе исчезли все до одной системы управления. В больших городах росли горы мусора. Крысы вылезли из своих подземных нор, из тоннелей метро и из канализации, чтобы рыться в кучах отходов. В войне черных, серых и бурых крыс верх одержали бурые. Они – переносчики заболеваний, в том числе поразившей Европу мутировавшей чумы, поэтому начались болезни и гибель людей. Как и у вас, ученые были лишены возможности спокойно работать, поэтому не смогли создать эффективную вакцину. Постепенно чума резко проредила людскую популяцию Америки. Тем не менее небольшой коллектив ученых Нью-Йоркского университета, в который входила и я, занялся поиском – только не противочумной вакцины, а крысиного яда.
– Начали, – продолжает Эдит Гольдштейн, – с совершенствования химических ратицидов на основе мышьяка, цианистого калия, фенола, фосгена. Потом испытывали сложно-составные биологические яды: кураре, токсин ботулизма, рицин, мускарин. Все без толку. Тогда попытались создать ратицид нового поколения, который мог бы обходить крысиные карантинные протоколы. Вдохновения нам придавали смертельные яды, применявшиеся русскими секретными службами для устранения перебежчиков. В этих ядах использовались радиоактивные вещества с атомных электростанций. Чтобы раздобыть эти вещества, надо было попасть на эти станции, но в конце концов мы ими обзавелись и сделали свои радиоактивные яды. Дело как будто сдвинулось с места, но крысы и к этой отраве адаптировались.
– Жалко, – вздыхает Роман Уэллс.
– Тем не менее я, будучи биологом и генетиком, предложила еще более авангардный путь: технологию CRISPR.
– Что-то вроде расчленения и переписывания ДНК? Похоже на редактирование текста? – воодушевляется Роман.
– Да, это моя специализация. Мой проект был запущен. Я назвала его «Прометей» – помните древнегреческую легенду о Прометее?
– Титан, приговоренный к вечной муке: орел бесконечно клюет его печень, печень вырастает снова и снова, и пытке нет конца, – качает головой француз.
– Мы хотели, чтобы разрушение крысиной печени, одного из самых уязвимых органов, обгоняло ее способность к регенерации. Я «переписала» ДНК подопытной свинки и вывела мутацию, при которой клетки печени не восстанавливаются. Потом я извлекла мутировавшую ДНК и прикрепила ее к простому вирусу гриппа. Мы заразили этим гриппом нескольких крыс и выпустили их. Они чихают и распространяют вирус, что приводит к мутации ДНК у новых зараженных.
– Вы изобрели эпидемию гриппа, чтобы уничтожать печень крыс, я правильно поняла? – резюмирует Натали.
– Крысы погибали, не определяя убивающее их вещество, потому что это их собственная ДНК.
– И как, получилось?
– Крысиная практика карантина заболевших уже не давала результата. Выжившим пришлось покинуть Манхэттен.
– Именно тогда университет Нью-Йорка, поддерживавший связь с французским университетом Орсе, сообщил, что нашел эффективное решение, – припоминает Роман.
– Да, – подтверждает Эдит, – но компьютерный вирус «БОГ СИЛЬНЕЕ НАУКИ», запущенный религиозными фанатиками, поразил Интернет и нарушил связь между Штатами и Францией. Мы не смогли разъяснить наш протокол по изготовлению универсального ратицида…
– Теперь понятно, почему мы поверили в ваш успех… – вздыхает Натали.
– Прошло еще несколько недель, и Манхэттен захлестнула новая волна крыс, обладающих иммунитетом к Прометею.
– Крысы нашли лазейку?
– Да, вследствие чего Нью-Йорком завладели еще более решительные грызуны. Мы попрятались по небоскребам и запечатали все входы на первых этажах. Так создалось человеческое сообщество, живущее только на высоте и не имеющее никакого контакта с поверхностью.
Кот Буковски поворачивается и тихонько спрашивает:
– Мы можем поговорить?
– Ты же видишь, я занята.
