Юлия

3. Кто виноват

– Пап, смотри, у нас конфеты! В коробке! – суетился Саша возле лежащего на диване отца, – мама сказала, завтра откроем, пойду в холодильник уберу, чтобы не растаяли.

– Ну, надо же. Кто это тебя пожалел? – с кривой ухмылкой процедил мужчина, когда Саша убежал.

– Ученики подарили, – тихо ответила Юля и вышла вслед за сыном.

Находиться рядом с мужем, выслушивать его издёвки и злобные упрёки было невыносимо тяжело. Юля не понимала, как себя вести, чтобы ненароком не вызвать приступ гнева. Все её попытки окружить мужа заботой, вниманием, сочувствием тонули, сталкиваясь с его обвинениями: «Это всё из-за тебя. Ты нас всех на дно опустила своим расточительством и безответственностью. Ты одни несчастья приносишь».

Сначала Юле хотелось кричать, что это неправда, что она всегда старалась угодить ему, что это он виноват в том, что они так живут. Но при Саше не могла. Ребёнок не должен присутствовать при ссорах, нельзя высказывать неуважение в отношении отца и подрывать его авторитет.

Как-то раз, когда она ещё не работала, а сын был в школе, попыталась серьёзно поговорить с супругом. Его перекосило от ярости и, сжав кулаки, он двинулся на посеревшую от страха жену:

– Дура! Ты ничего не соображаешь!.. – посыпались обвинения, затем Роман больно схватил жену за плечи, встряхнул, и глядя с ненавистью, процедил ей в лицо, – Это не ты семью обеспечивала! Это не тебя уволили!

***

Юля забеременела сразу после свадьбы. Любые запахи вызывали у неё раздражение и тошноту. Молодая женщина подурнела – нос распух, лицо стало отёчным, длинные ногти поломались и расслоились, и их пришлось обрезать. В движениях появилась неуклюжесть.

Рома изредка подкалывал жену по поводу внешности, говоря, что она стала похожа на раздувшуюся улитку, но в целом сочувствовал. Он даже быт частично взял на себя. Готовил, мыл посуду. Единственное, чего он отказывался делать – это стирать.

– Юленька, ты уж прости меня, ну никак не умею. А в стирку ходить…ну, не будешь же по две вещи носить, а копить… так прачечная далеко – ты одна не донесёшь, а мне днём, сама знаешь, некогда, и не стоит оно тех денег. Давай я тебе воду в тазике менять буду и отжимать, а остальное – ты сама.

Юленька, подавляя раздражение, прощала и старалась с благодарностью принимать любую помощь. Шум и суета за дверью, теснота комнатушки и отсутствие бытовых удобств радости и покоя не добавляли.

Женщина мужественно переносила токсикоз и негативные эмоции, считая их временным явлением, которое не должно повлиять на семейные взаимоотношения и любовь.

Юля много читала. Она увлеклась эзотерикой и пыталась постичь связанность всего сущего, понять отражение этой зависимости в знаках, видимых человеку.

Художественный, творческий ум рисовал взаимосвязь образами, которые она, когда позволяло самочувствие, перекладывала на бумагу. Рисунки получались экспрессивными, будоражащими, запутанными и притягивающими внимание.

Ей удалось принять участие в региональной выставке молодых талантов. Рома восхитился успехом жены и строил планы, связанные с продажей картин, чего пока не происходило. Никто, почему-то, не выстраивался в очередь за Юленькиными работами.

– Не каждому дано понять такое, – утешал себя и супругу Рома, – но раз ты нарисовала, значит есть тот, для кого. Мы подождём.

И они ждали, выстраивая гороскопы и уверяя друг друга, что ещё немного, и звёзды сойдутся так, как надо.

В конце весны родился Саша. Взяв на руки сына, Роман Васильевич умилился его беззащитности, беспомощности. Юля гордилась мужем.

Поначалу он подбегал к ребёнку на каждый писк, сам менял памперсы. Потом оказалось, что памперсы быстро заканчиваются и «съедают» много денег, и они перешли на обычные марлевые подгузники, вкладывая их в специальные клеёнчатые трусики.

Вот тут Рома сдал. Стирать испачканную марлю ему было неприятно.

С началом учебного года сложностей прибавилось. Рома не высыпался, бывал не доволен Юлей, обвиняя её в нерасторопности и отсутствии материнского чутья: то развешенные пелёнки вовремя не уберёт из аудитории, и их соберут и принесут ему студенты, то сына не может успокоить, и руководство спрашивает, почему ребёнок кричит так громко, что мешает занятиям, то денег ей не хватает.

Осенью Саша простыл. Прежде послушная Юля, разрываясь между супругом и больным сыном, начала огрызаться. Как-то в запале сказала, что уедет к бабушке.

Бабушка жила в пригороде, недалеко от родителей и все новости Юля узнавала от неё. Женщина спокойно отнеслась к выбору внучки, рассудив, что раз любит Юленьку, то нечего с ней ссориться – помогать надо. Отношения с родителями оставались натянутыми. Когда Саша родился, мать пообщалась с дочерью по телефону, и то ли поздравила, то ли поругала:

– Ну, ладно, любовь, как говорится, зла… замуж вышла, но неужели ещё не поняла за кого? Вместо того, чтобы подумать уже о разводе, ребёнка родила.

Поначалу, услышав обидные слова про «уеду к бабушке» Рома рассердился и даже перестал разговаривать с женой, но обдумав, ухватился за эту идею:

– Юленька, ты бабушку хотела навестить? Это очень правильно. Женщина она пожилая, наверно, хочется правнука подержать. Да и не хорошо забывать стариков. И тебе полезно обстановку сменить. А ехать ведь не долго. Каких-то четыре часа. Думаю, Саше это не повредит.

Пусть едет к бабушке, а он в это время попробует решить вопрос с жильём, и с материальной стороны полегче ему будет, и отдохнёт.

Роман Васильевич стал выяснять, когда им дадут жильё, и оказалось, что всем, кроме него, уже выдали квартиры, а его как-то случайно пропустили. Перед ним извинились, и обнадёжили, что в ближайшее время решат этот вопрос.

Рома расписал ситуацию, будто против них чуть ли не заговор был, но он возмутился, а те так извинялись, так извинялись…

Жилищный вопрос в ближайшее время не решился. Точнее дело было так: Роману предложили квартиру, аж, трёхкомнатную, но…далеко от вуза и близко к промышленной зоне. Рома отказался.

В каморке он негодовал, что ему специально предоставили такой неблагополучный район, чтобы поставить галочку и закрыть дело – ему давали большую квартиру, а он, видите ли, не захотел. Юля про себя посомневалась в правильности решения супруга, но вслух согласилась: конечно-конечно, зачем их сыну расти в таком плохом месте, да и до работы Роме больше часа добираться. Рома подал в суд.

Разбирательства тянулись долго – около трёх лет, и вопрос благополучно разрешился. Им выдали квартиру, почти на том месте, где когда-то стоял барак.

Дом был восьмиэтажный, но лифт ходил почему-то только до седьмого этажа. Однокомнатная квартирка с большой кухней располагалась на восьмом. Рома бурчал и по поводу этого предложения, но здесь уже Юля сказала, что если потянут ещё, то совсем ничего не получат.

Переезд прошёл быстро. Диван, холодильник, подаренный на свадьбу роднёй Ромы, Сашина кроватка, кухонный стол с двумя табуретами и личные вещи.

Радость от переезда омрачилась сокращением Роминой подработки, вуз отказался от должности охранника.

– Ну, конечно, это они мне так сказали, – возмущался Роман перед Юлей, – а на самом-то деле своего поставят. Что я – не знаю, что ли, как своих продвигают. Место «тёплое», делать ничего не надо, а деньги идут.

Юленька по привычке поддакивала. Но это, действительно, был удар по бюджету.

Материальное положение их семьи всегда было скромным. Фрукты покупали только для Саши, сладости по праздникам, от мясного Юля отказалась совсем, прочитав некоторые книги по правильному питанию и убедив себя, что крупы и овощи гораздо полезнее. Мясные и рыбные блюда готовила в небольшом количестве, исключительно ради мужа и сына. Новую одежду покупали только Саше.

Она всегда думала: на чём бы сэкономить. И придумала летом питаться мороженым. Мороженое калорийное, а она силы не тратит. Ну правда, чем она занимается – ребёнком, домом? На работу же не ходит. Да и когда на улице жарко, есть не очень хочется. Один раз в день она баловала себя мороженым.

Юля считала это находкой: вкусно, питательно и экономно (каждый день не обязательно есть пломбир с шоколадом и орехами, да и, вообще, топпинг не обязательно). Супруг восхитился смекалкой жены, и тоже попробовал перейти на подобный рацион, но не выдержал желудок. Рома захворал, и на семейном совете решили, что он будет питаться вместе с сыном, а Юля десертом.

Пока жили в вузовской комнатушке, случалось даже приглашали в гости мать и тётю Романа. По меркам Юли накрывали богатый стол. Готовили овощные салаты, курицу с картошкой, покупали торт. Гости нахваливали угощение, хозяйку, тискали Сашу и вручали Роме конвертик с небольшой суммой, которая потом тратилась на игрушки.

В новую квартиру гости пришли только раз – на новоселье. Приглашать в гости перестали, доход семьи оскудел.

Теперь Юля с Ромой сами изредка навещали родственников. Стараясь произвести впечатление благополучия, покупали дорогие подарки. А потом Роман ходил хмурый, сердитый. Из-за Юли.

– Что ты пристаёшь ко мне – какие продукты купить? Ты – хозяйка. Ты должна знать. Я деньги даю. Что значит – не хватает? Учись правильно распределять средства.

Юля тогда отвозила Сашу к бабуле. Мальчик рос спокойным, не капризным, а вот муж стал беспокоить, и она старалась всегда быть рядом.

Рома теперь раздражался по пустякам, стал подозрительным:

– Ты где была? Почему так долго? Что, молодого себе нашла? Резвого? Не хватает тебе? Да ты на себя-то посмотри!

Подобные слова задевали Юлю. Она одна, без супруга или сына, никуда не выходила. Со всеми друзьями-подругами распрощалась давным-давно, потому что Роме они не нравились.

– Юленька, они такие легкомысленные, ветренные – говорил супруг, – они тебе не подходят. Что они могут тебе дать? Ну что? Трёп на бесполезные темы. Ты – замужняя женщина, у тебя совсем другие интересы.

Она соглашалась, хотя, конечно, иной раз хотелось «потрепаться» просто так.

Юля все силы бросила на восстановление прежнего отношения к ней супруга. Ей хотелось, чтобы Рома не сомневался, что она любит только его и предана ему, что она дорожит их семьёй.

– Рома, будь выше всего, что тебе наговорили на работе, – успокаивала жена, – ты же знаешь этих людей, вот и не реагируй. Эти завистники тебя никогда не поймут. Ты лучше их, – и, ласкаясь к супругу, с воодушевлением продолжала, – посмотри-ка, что я приготовила сегодня для тебя. А ещё я гороскоп составила на неделю и на завтра. Идём, ты будешь ужинать, а я тебе всё расскажу. Там интересно. Всё, о чём ты сейчас говорил – всё упоминается. А ещё про твоих злопыхателей есть, и что в какой день надо предпринимать. Скоро у тебя намечается финансовая стабильность. Здорово, правда? Сашу заберём от бабули.

Саша любил поездки к прабабушке.

– Бабуль, – бесхитростно говорил мальчик, – у тебя так много еды, и так вкусно. Ты такая богачка.

– А что же, родители тебя не кормят? – спрашивала прабабушка.

– Да кормят, конечно. Но не так. Мама всё время говорит: это не полезно, то вредно. А папа говорит: вот разбогатеешь, будешь есть, что захочешь.

– Ну, когда домой поедешь, я вам огурчиков солёных, помидорок, варенья разного дам. Если донесёте с мамой, то и картошки, и морковки, и кабачков.

– Донесём, бабуль, донесём. Я сильный, маме помогу. Ты только не забудь, – радовался Саша.

У бабушки был небольшой огород, и всегда имелись запасы овощей, соленья, варенья. Она от души угощала внучку.

Но однажды Роман Васильевич запретил приносить домой овощи и фрукты, а заодно и прочую снедь не из магазина (платить родственникам он считал тоже неправильным). Где-то он вычитал, что еда, принятая в дар, способствует развитию неизлечимых болезней. Он выговаривал жене и сыну, когда те приносили домой продукты от бабушки:

– Хотят помочь – пусть дают деньгами. Выкиньте.

Юля пыталась убедить, что болезни будут у его сына, если он начнёт голодать, но супруг был непреклонен:

– Мы не голодаем. Мы едим в меру. Чрезмерная еда вредна. Юленька, почитай…, – и он называл жене авторов, ратующих за умеренность.

Юля перестала брать от бабушки гостинцы.

Строгая диета сказалась на внешности Юленьки. Она похудела, стала угловатой, ссутулилась. Теперь она была почти одного роста с Ромой. Чёрные волосы не блестели на солнце, голубые глаза поблёкли. Но она упорно поддерживала супруга, оправдывая и продолжая находить в его рассуждениях мудрое зерно, и прощая нежелание сделать их жизнь более комфортной.

А Роман Васильевич всё пристальнее присматривался к жене и всё более хмурился: женщина должна всегда следить за собой и хорошо выглядеть. Он даёт деньги и не запрещает пользоваться косметикой, просто супруга не умеет правильно распределять средства, потому ей и не хватает, а у него нет времени заниматься бытом – он работает, устаёт. И это его удручало.

4. Саша

Ночью Юлю разбудил сын. Они спали на полу между кухонным столом и стеной. Саша прижался к матери и зашептал:

– Мам, маам, а ты не забудешь про конфеты? Мы их точно откроем? Никому не подарим?

Она развернула его спиной к себе и, поглаживая по голове, тихо сказала:

– Не забуду. Мы их обязательно откроем, можем даже прямо утром открыть. И всё съедим сами, никому не подарим.

– А папа не будет ругаться?

– Не знаю, не должен, но у нас завтра будет праздник. И конфеты. Спи.

Успокоенный и обласканный ребёнок уснул, а она лежала, глядя в черноту, не замечая катившихся слёз.

***

Юленька, когда сынишке исполнилось три года, надумала выйти на работу:

– Ром, напиши заявление на детский сад. Я работать пойду. Помнишь, то место, где я подрабатывала, пока училась? Сегодня заведующую Центром детского творчества встретила, она меня пригласила. Здорово же, деньги будут. На продуктах экономить перестанем. Может, на мебель скопим. Саша уже скоро вырастет из своей кроватки. Да и стол хорошо бы ему купить.

– Знаешь, Юленька, я всегда с жалостью смотрю на детишек, которых сонными родители тащат в детский сад. Это хорошо, если просто сонными, а то дети кричат, просят не оставлять их в саду. Так и хочется спросить у тех горе-родителей: а зачем вы его родили, если вам деньги дороже ребёнка.

На это Юля не нашлась сразу что ответить: конечно, ей важнее ребёнок, чем работа. Не получив ответа, заботливый папаша продолжил:

– И потом, я не считаю правильным, что малыша начнут ломать и приучать к дисциплине, социально адаптировать, так сказать. Я хочу сам развивать Сашу. Ну, и, конечно, я доверяю в этом вопросе тебе больше, чем постороннему человеку. Ты – мать, лучше сумеешь найти подход к сыну. Сколько мы книг по воспитанию купили – зря, что ли? Считай, что ты работаешь воспитателем. Ребёнку нужно общение с родителями, а не с чужими людьми. А мебель… Ну, подвернётся оказия – купим. И ещё, помнишь, что я тебе до свадьбы говорил про работу? Я своё слово держу.

Юля покивала: помню. Но в жизни почему-то получалось совсем не радужно. Да, она сидела дома, занималась сыном и бытом, но уж лучше бы трудилась, как все. Ей казалось, что она что-то упускает. Но, может быть, она слишком капризная? Хочет роскоши, совсем необязательной для счастья? Да… и хотелось бы не думать каждый день, чем накормить семью.

Сына Роман Васильевич любил, но был строг и взыскателен. С отцом нельзя было спорить. Капризы Рома не выносил. Нет, он не ругал, он замолкал и отворачивался от сына, показывая полное равнодушие, или смотрел таким тяжёлым взглядом, что малыш пугался и прятался.

Саша воспринимал общение с отцом, как необходимость, которую нельзя проигнорировать. Юля считала, что муж слишком требователен к сыну, не учитывает возраст, характер. Как-то она сказала:

– Ром, ну что ты с ним, как со взрослым, и шпыняешь потом, если он сделать не может. Он же маленький ещё. Вырастет – научится.

– Юленька, ребёнок с детства должен быть приучен к ответственности. Поиграл в машинку – убери сразу. Ну и что, что не доиграл. Раз переключился на другое – значит убирай. Сказали ему слепить снеговика из пластилина – пусть лепит снеговика, а не змей. Не умеет шарик катать – пусть сидит и учится до тех пор, пока не слепит, – наставительно заметил Роман Васильевич.

Юленька сына жалела и старалась возместить любовь, которой, по её мнению, не доставало от отца. Для Саши она была единственным человеком, который никогда не поучал и обнимал, если он капризничал (конечно, не в присутствии Ромы). Саша даже этим пользовался, когда хотел порцию ласки. Он доверял матери страхи, мечты, обиды. А она всегда ободряла его и поддерживала.

– Мам, сегодня давай не пойдём в наш двор гулять. У нас мальчик такой вредный есть, такой задавака. Я с ним поиграть хотел, а он говорит: «Не буду с тобой играть, у тебя машинки фиговые». Мам, разве в машинках дело? Какая разница, какие машинки? Он говорит, что у него коллекционные. Мам, а ты мне такую купишь? Я её спрячу, чтобы папа нас не поругал.

Юля обнимала сына и шептала на ухо:

– Мы обязательно купим тебе самую лучшую машинку. Я обещаю. Я придумаю…

Что она придумает, сыну не говорила, да и сама толком не знала. Но очень хотела изменить их с Сашей жизнь.

Глядя на Рому, ей стало казаться, что он получал удовольствие от постоянных неудач. Он как будто упивался своим неблагополучием, радовался ему и не желал ничего менять.

Юле очень хотелось выпутаться из беспросветной нужды, не считать копейки, покупать сыну красивую одежду и игрушки, водить его в парк аттракционов и кафешки, ездить с ним не только к бабушке, но и в путешествия.

Она забросила гороскопы. Не помогают ей звёзды, не понимает она астрологию. Неужели не будет у неё счастья такого, каким она его видит? Надо что-то придумать, на что-то решиться. Но и Рому обижать не хочется, он же их любит, по-своему, но любит.

Творчество Юля тоже забросила. Даже хороший карандаш и большой лист бумаги считала для себя роскошью. Надо в развитие сына вкладываться, о его интересах думать, а не о своих «хотелках». Тем более, никому не нужны её рисунки, её никто не знает. А говорить о том, чтобы продавать работы – смешно. Покупают у того, кто часто выставляется, вращается в нужных кругах. А она никуда не выходит, ни с кем не общается.

Одну картину удалось пристроить в художественную лавку на продажу. Уже несколько лет она висела там. Каждые полгода хозяин магазинчика сбрасывал цену, объясняя, что держит работу только из симпатии к художнице и любопытства: возьмёт ли картину кто-нибудь, когда цена скатится до нуля.

У Юли и Саши имелась игра, которая нравилась обоим. Они выдумывали и рисовали истории. Мать говорила:

– Кто? (или что?)

Сын сочинял персонаж, а мать быстро его зарисовывала и задавала следующий вопрос:

– Где?

Сын называл место. И так – вопрос-ответ – вырисовывалось приключение.

Саше очень нравилось фантазировать. Бывало, воображение рождало неведомых существ в неведомом мире, бывало, что они с матерью оказывались среди героев прочитанных книг, но чаще счастливо жили вдвоём в далёком городе, например, в Париже, или где-нибудь возле моря. Мальчик потом раскрашивал получившиеся картинки.

Однажды к ним присоединился отец, и они втроём придумали сказку про музыкальные инструменты. Юля в тот момент была невероятно счастлива: они вместе мирно занимались одним делом, без споров, нравоучений и поучений.

Саша сидел на коленях у Ромы, посматривал на него снизу вверх, с нетерпением ожидая очередной выдумки отца, и глазёнки сына блестели от интереса.

Позже они отредактировали сказку, подправили и подписали иллюстрации. Получилась самодельная книжка, которую Саша очень любил рассматривать, слушать, потом выучил наизусть, и «читал» сам.

Мальчик рос развитым, умненьким. К шести годам хорошо складывал и вычитал двузначные числа, бегло читал, увлекательно и грамотно рассказывал. У него появилась потребность в общении со сверстниками. Он попросил у родителей отдать его в детский сад.

Рома смеялся:

– Саша, какой тебе детский сад. Что ты там делать будешь?

– Играть с детьми, – честно ответил мальчик.

– Ты уже перерос тех детей по своему развитию. Пойдём лучше в школу.

Саше было всё равно – куда, лишь бы в коллектив сверстников, и он согласился.

Сначала его не хотели принимать в школу. Роман Васильевич спорил с администрацией, настаивал, грозил.

– Вот ты посмотри, – негодовал он дома, – им всё равно, что ребёнок умный, развитый и знает больше, чем их пятиклассники. Им главное – возраст. «Не созревшая для школы психика», – передразнил он, – а они проверили эту психику?

Рома добился своего. Психику проверили. И ребёнка зачислили в первый класс.

Но тут на семью обрушилось новое испытание. В начале учебного года часть Роминой нагрузки передали другому преподавателю.

– Ну, конечно, – язвил Роман Васильевич, – куда уж мне с моим-то опытом со студентами работать! Устарел! Надо молодых продвигать, тем более что эти молодые с проректором на короткой ноге.

А в октябре Рому уволили, точнее попросили написать «по собственному». Сказали, что много жалоб от студентов: не объективен, не адекватен в требованиях, агрессивен.

Супруг не работал уже третий месяц.

Это было бедствие для семьи. Роман замкнулся в себе, мог часами лежать на диване отвернувшись, не отвечать ни жене, ни сыну, а когда вдруг его прорывало на разговор, то разговора-то и не получалось: яростная брань и гневные обвинения доставались бедолагам, оказавшимся в поле зрения.

На Юленьку смотрел со злобой, как будто она была виновата во всём. Весь её вид раздражал его: впалые щёки, выпирающие скулы, провалившиеся глаза с тёмными кругами под ними, бесцветные, плотно сжатые, тонкие губы, неухоженные руки.

Но большее бешенство вызывал взгляд супруги: испуганный и беспокойный. Так и хотелось встряхнуть её, чтобы изменила затравленное выражение на лице. Ему и так плохо, а она вместо того, чтобы поддержать, в ещё большее уныние вгоняет. Разве он виноват, что так получилось? Конечно, жила эти годы на всём готовом, не работала, теперь может поймёт, каково ему было семью кормить.

Оставшиеся деньги Юля экономила, как могла. И без того скромный рацион ограничился макаронами и картошкой. Она старалась накормить сына и мужа, а для себя решила, что если недельку-другую поголодает, то это только на пользу будет.

В магазине, куда они с Сашей ходили за продуктами, женщина увидела объявление: «Требуется уборщица». Она тут же решила устроиться и даже пообщалась с директором, но как только сказала об этом супругу, тот вскипел негодованием:

– Моя жена – уборщица! – брызгал слюной и размахивал кулаками мужчина, – Себя не уважаешь, так меня не позорь! Художница от слова худо!

Выйти на работу тайно она не могла. Уходя, была обязана сообщить точный маршрут и время возвращения. А если этого не происходило, или она задерживалась, поднимался крик с оскорблениями.

Юля стала бояться супруга и старалась не раздражать лишний раз. Хорошо, что хотя бы он буйствовал не при сыне. Они выясняли отношения, пока Саша был в школе, или гулял. При мальчике Роман только пыхтел и кривился, выражая неудовольствие и несогласие со всем происходящим.

Слишком часто стал срываться Роман. Он и сам заметил это, и в моменты редкого покоя удивлялся такому состоянию. Потом он перестал спать. Юля уговорила обратиться к специалисту. Слова супруги про врача показались ему вполне разумными.

На лекарства они потратили деньги, которые Юля откладывала на кровать и стол для Саши. Подержанную мебель супруг покупать не разрешал, совсем дешёвую не одобрял, а на среднюю у них не хватало. Мальчик спал на полу («Раскладушка – пустая трата денег, – ворчал Рома, – купим сразу кровать»), занимался за кухонным столом.

На родительском собрании перед Новым годом, Сашина учительница объявила, что уроки рисования, которые в их классе вёл предметник, временно прекратятся, пока не найдут замену уволившемуся учителю. Юля решила, что это её шанс, и тут же предложила свою кандидатуру.

5. Праздник

Утром Юля открыла холодильник и, посмотрев на конфеты, мысленно щёлкнула себя по носу. Ну вот что за ночь могло там появиться, если вчера на ужин они доели творог – последнее, что там было.

Её бабуля сказала бы: «В холодильнике мышь повесилась». Она глянула на подоконник, где стояли коробки с крупами.

Тут завозился сын. Он привык к тому, что мать проснувшись включала свет, и ему это не мешало спать дальше, но сегодня было не до сна.

– Мам, – вполголоса позвал Саша, – Мам, знаешь, что я придумал? А давай праздничный завтрак сделаем.

Юля усмехнулась:

– Давай. Только у нас почти всё закончилось. Те крупы, что остались – так по одной порции. Картошки три штуки. Надо в магазин идти.

– Мам, а давай сварим всего что есть, и разложим красиво по чуть-чуть каждому. Получится празднично, – подал идею сын.