Удивительная история Лады, или время лечит

Вера Зиновьева

Удивительная история Лады, или время лечит

Глава 1

Лада выглянула в коридор. В тусклом свете лампы он казался пугающе бесконечным. По потолку ползла сизая дымка из пыли и паутины. Лада осторожно затворила дверь, подошла к лифтам и поочередно вызвала сначала маленький, менее опасный, затем большой, для тех, кто любит пощекотать нервы: из него, повисшего на страховочном тросе, то и дело вызволяли рисковых пассажиров. Истерзанные пластмасски кнопок безучастно серели на фоне облезлой, бежево-грязной стены и не думали загораться. Лада стояла в нерешительности, как будто ждала, что механизм с опозданием, но запустится. Она достала из сумочки телефон, на экране высветилось 23:40. А куда, собственно, она собирается идти, да ещё в такой час? «Надо спешить!» – воспаленными буквами пронеслось в мозгу. Низкий пенек зарядки предупредительно мигнул. Эх, как же можно так безответственно выходить в ночь! Придется рискнуть остатками энергии и связью. Что ж, без фонаря все равно спускаться по лестнице слишком страшно. Не из-за того, что в темноте ступеньки пропадают и можно промахнуться, остаток жизней потерять. Точнее не только поэтому. Самое важное: лестничная темнота всегда живая, жутко и опасно живая. Лада сосредоточилась, стараясь усилием воли затолкать обратно вырвавшиеся из подсознания дикие образы. Домой она сегодня вернется только с рассветом, лучше на скамейке посидит. Благо, сейчас лето, тепло и ночи короткие, в 2 часа небо уже розовеет, и с восточной стороны прорисовывается церковная маковка. Тяжелые двери нехотя пропустили на балкон, служивший порталом к спуску. Удержать их не получилось, и они неприятно грохнули вслед. Лада поежилась. Крупные белые хлопья кружили малые и большие хороводы в снегопаде тополиного пуха. Она включила фонарь и начала свое нисхождение. Ей хотелось закрыть глаза и не смотреть по сторонам. В призрачном свете какая только нечисть на нее не скалилась со стен. Правая рука порывалась перекреститься, но именно правая держала телефон-фонарь, который левой не доверишь. Бестолковая сумочка болталась на плече, периодически неприятно тыкаясь в бок. На среднем отрезке пути всё-таки началось. Лестничное пространство зашевелилось. Лада услышала шёпот или даже шипот. «Не поворачиваться! Бежать! – скомандовал голос за плечом. Лада послушалась и ускорилась, до заветного выхода каких-нибудь два несчастных пролета. Нет уж, нет! Счастливых, а не несчастных. Страх леденил изнутри, а снаружи томил и бросал в испарину. Она с размаху толкнулась в дверь – та не поддалась, толкнулась ещё раз – никакого эффекта. Между тем, зловещее пошипетывание становилось все громче , напоминая гул лавины, сбегающей с гор. Все ближе и ближе. Все ближе и ближе.

– Господи!!! – взмолилась Лада и тут же проснулась от прорвавшегося сквозь сон крика.

Сон повторялся уже не раз. И она всегда застревала на одном – на выходе. Может, стоило бежать вверх по лестнице, а не вниз, а потом сигануть с балкона и полететь? Лада увидела лунного зайчика на соседней подушке. «У, коварный! Прикидывается невинным! Пролез-таки меж занавесок, нагнал хмари в мысли». Она встала, поправила шторы, разгладила сбившуюся простынь и растянулась, откинув одеяло. До будильника оставалось ещё три часа, но обратно в навь не хотелось. Сердце все ещё било в набат, и от взмокшей на спине ночной сорочки по телу стал расползаться неприятный холод.

За стенкой ворочались и бормотали сквозь дрему дети. В душе всколыхнулась радость. Какие замечательные у нее мальчишки! Все эти неутешительные прогнозы врачей пошли прахом! Лада вышла замуж и без проблем родила троих. Так-то. Только бы теперь оправдать дарованное счастье. Ей представилось, как они вместе идут по улице, она и повзрослевшие сыновья, разные, и, в то же время, без сомнения братья. Лада вздохнула. Жаль, что Вадим такой холодный, самовлюблённый… Хотя и он по-своему их любит. Муж порой напоминал восковую куклу, особенно когда застывал перед зеркалом, любуюсь на свое отражение. Супружество их давно превратилось в формальность, пути разошлись. Вадима, кажется, все устраивало, он по-прежнему пользовался успехом у женщин, а потому не страдал от одиночества. Лада тоже не страдала: с детьми и некогда. Наскоро склеенный союз, наверное, был обречен с самого начала. Тогда у нее не оставалось времени на выбор…И сейчас не о чем сожалеть. Смириться. Пусть всё идёт своим чередом.

Лада повернулась набок, веки отяжелели, дрема вновь на миг затянула в свои владения. На этот раз в детство: спокойная гладь реки, беспечные голоса одноклассников на берегу, пение птиц…. «Лада торопись», – прошептал над ухом мужской голос. Лада вздрогнула и проснулась. Будильник уже давно щебетал по-птичьи. Из соседней комнаты послышалось возмущенное «МААМ!»

Все-таки умудрилась проспать. На утреннюю зарядку только 15 минут осталось. Сегодня у нее занятие с СВОшниками, а она толком не подготовилась. Лада заметалась в поисках зарядника, в телефоне-то и правда батарея на нуле. Она взглянула на экран. Один день до зимы. Прибор возмущенно задрожал и выкинул сообщение: «Доброе утро, Лада Сергеевна! Надеюсь, Вы хорошо спали, и у вас хорошее настроение».

Опять этот Соколин! Вот ведь неугомонный!

«Доброе утро. Надеюсь, мой сон не влияет на уровень вашей готовности к занятию». Лада погасила экран, бросила отвлекатель на диван и побежала в ванную. Время тает на глазах , а тут ещё всякие послания. Зазеркальная Лада встретила улыбкой. Вот дурочка! Ей только дай повод. Она включила подсветку и внимательно изучила лицо. Терпимо.

–Подъем! – крикнула Лада, вспомнив, что детям тоже нужно спешить.

–Так мы дома сегодня. Карантин же. – Недовольно отозвался Савва.

– Ой, я и забыла. Все. Скоро убегаю. В духовке разогревайте, что в холодильнике найдете.

– Угу.

Лада пустилась в утренние ритуалы, на этот раз совершая их в ускоренном темпе.

Ответ Соколина она прочитала уже в автобусе: «Лада Сергеевна, а можно позаниматься с Вами дополнительно, один на один. На групповом занятии я мало что понимаю. Долдон долдоном. Стыдно уже».

Лада пробежала ещё раз глазами. Никакого подтекста, а щеки загорелись, как у девицы. Пора бы уже остепениться, согласно паспортному возрасту. Тихий вздох выбился из общего дыхательного ритма. Почему бы и не согласиться? Потом, если все пойдет хорошо, порекомендует ещё кому-нибудь. Друзей-то, наверняка, много у него, таких вот, как он. Лишние ученики не помешают.

– Хорошо. Договоримся. – кинула она безличное, дабы не возомнил, что так уж ее осчастливил и добавила. – А вообще, Соколин, Вам, может, и не нужен английский. Вы же на физрука учитесь.

– Батюшки, Лада Сергеевна, да что Вы? Во-первых, кто знает, как там будет, может, я опять на передок, а там ихних наемников в плен брать опять же. А что во-вторых, я при встрече скажу.

Сердце кольнуло, и Ладе вдруг стало стыдно. Забыла она что ли, откуда он вернулся.

– Хорошо. Поговорим после пары.– Поскорее сгладила она. А про себя подумала, что и платы никакой брать не будет.

На занятии Соколин, вопреки ожиданиям, не так уж плохо проявил себя. Оказалось, что у него приличное произношение. Да и словарный запас есть, какой-никакой. На ее положительный комментарий, он, ухмыляясь, сообщил: «Так вот ребята подтвердят: много их там, а у меня слух хороший, наслушался я этой мовы англицкой»

Чтобы обговорить детали предстоящего сотрудничества, Лада предложила остаться в кабинете, но Соколин попросился в кафе, мотивировав тем, что очень хочется жрать.

«Кушать, простите», – исправился он, глядя на нее смеющимися глазами.

Лада встала, пытаясь скрыть смущение. Уставился тоже.

– Уместнее сказать «хочется есть», а не «кушать»

– Надо же? Это почему это? Я ж из деревни, учился плохо…

– Да ладно, – она махнула рукой, – не берите в голову, это я, как настоящая училка, придираюсь, – она улыбнулась и, встретившись с его взглядом, опустила глаза. А вот Соколин без стеснения продолжал изучать ее.

– Не, на училку вообще не похожа, ну совсем… Красивая учительница -да, – заключил он.

Лада вдруг засмеялась. Соколин присоединился, кстати, смеялся он вполне себе приятно, без хрюканья и прочего. «Наверное, и поет хорошо», – подумалось Ладе. Она тут же представила его с гитарой и себя…

– Слушай-ка, я тебе…Вам, так уж и быть, трояк поставлю за хорошее произношение.

– Ну, Лада Сергеевна, это ж так несправедливо будет, а другие как? Не, неправильно, не надо. Ещё начнут придумывать всякое. – он провел рукой по чуть отросшим волосам и опять взглянул на нее исподлобья. – Так мы идём кушать? Есть, простите. Видите, я способный. Запомнил.

Лада улыбнулась. Вот теперь он просто симпатичный мальчишка.

– Соколин, да мы сейчас на месте, здесь, договоримся за минуту: решать-то нечего.

– Егор.

– То есть?

– Ну вы все Соколин и Соколин, как-то официально, по-армейски, лучше по имени.

– Ну хорошо, да.

– А я Вас Лада, без отчества, просто Вы на Ладу Сергеевну, Вы уж извините, не тянете пока. Вообще на свой возраст не выглядите.

– Выгляжу, ещё как, вот здесь ты точно ошибаешься, дружок.

– Это Вы кокетничаете со мной. Понял. А давайте, правда, «на ты», Лада. Ты замужем?

Лада опять не удержалась и прыснула.

– Господи, Егор, ну какая разница?

– Ну все же? – он прищурился, – Надо же знать. Вдруг приревнует муж.

– Замужем, – она запнулась. – Формально. И не приревнует. У меня много учеников мужеского полу. Да и потом: у него своя жизнь, у меня- своя

– Интереееесно, – протянул Егор, потирая подбородок,– и давно вы так?

Ладе стало досадно на себя, слишком разоткровенничалась. Лишнего говорит. Развел, как девочку. Она попыталась снова войти в роль преподавателя.

– Так, давайте по-существу. Договоримся и пойдёте кушать, а то вон живот подвело у Вас. Ввалился.

– Хаха, мой-то живот и подвело. Издеваешься, Лада… Ладушка Сергеевна…Он слишком отъетый, чтобы ввалиться.

Лада почувствовала, как у нее, в ее собственном животе бабочки сделали кульбит. Любопытство скользнуло по его свитеру. Хм, да нет живота.

– Слушайте …

– Лада, извини, извините. Я просто не могу Вас воспринимать, как препода. Какое-то странное чувство. Пожалуйста, ну кофе хоть выпейте со мной! Давайте в другой обстановке поговорим.

– Хорошо,– сказала Лада, сама не понимая, зачем согласилась.

Играет тут с ней в кошки-мышки. Посмотрим ещё…

Кафе оказалось небольшим, уютным, а, главное, немноголюдным. Сквозь людские голоса пробивалась, то удаляясь, то становясь громче известная джазовая композиция. Лада так и не вспомнила название. Атмосфера, как в хорошем сне: нет ни времени, ни места – просто настроение.

-Лада Сергеевна, у Вас прекрасные глаза, даже сейчас, когда в них нет, – Егор слегка коснулся ее руки, – мировой печали.

Лада почувствовала слабый разряд, который тут же превратился в приятное волнение. Ей невольно захотелось втереть его прикосновение, как аромомасло, чтобы задержать на себе.

– Да перестаньте, Егор, придумывать. Обычные глаза.

Егор покачал головой и некоторое время, не отрываясь, смотрел на нее.

«Начинается, – подумала Лада. Странно, ей даже как будто немного льстило его внимание. Смешной мальчик! Хотя, нет, мужчина. Разве можно назвать мальчиком того, кто ещё недавно рисковал жизнью, нырял в самое пекло. Пожалуй, он покрепче Вадима будет. Ладе всегда казалось, что муж застрял в подростковом возрасте, и ценности у него не выросли: погулять, повеселиться, на пляже поваляться, и все в этом роде.

– О чем задумались Ладушка Сергеевна? – Егор подмигнул и открыл меню.

Нет, все-таки он мальчишка, мальчишка-хулиган.

– Таак, давайте закажем Вам что-нибудь питательное. Мясо по-французски?

– Я не хочу есть. Только кофе. Ну, может, шоколад.

– Как же это можно? Даже, если Вы питаетесь солнечной энергией, зимой ее маловато.

– Нет, Егор, просто сейчас пост и…

Лада уже давно не ела мясо, но ей не хотелось пускаться в объяснения: «Почему? С каких пор?» Пост просто пришелся кстати.

– Неужели поститесь? Ну вы просто чудо-женщина. Знаете Осипова? Его ещё некоторые еретиком считают.

Лада кивнула. Она действительно иногда слушала его лекции, для общего развития.

Егор обрадовано продолжал.

– Так вот, он говорил, что случайности – неслучайны. Не зря нас с Вами свела судьба. Вместе поститься будем. Я на войне, знаешь….Но об этом потом поговорим, а сейчас, значит, кофе и черный шоколад и…

Из сумки голосом Бруно Марс запел ее телефон. Вадим. Что это вдруг? Она нажала на кнопку сбоку, оборвав англостенания на полуслове. Потом перезвонит. Но продолжить разговор не удалось, потому что телефон почти сразу же завопил вновь, Ладе почудилось, будто и звук стал громче.

Егор, ухмыляясь, перевел взгляд с бьющегося в истерике гаджета на ее лицо.

– Я сейчас, – бросила она, схватила глупофон и побежала в туалет, надеясь, что там не будет слышно кафешной музыки. Ошиблась. В туалете вихревое пение саксофона оказалось ещё насыщеннее. С другой стороны, что ей собственно скрывать?

– Ты где? – недовольно спросил Вадим.

– Во-первых, «здравствуй» ещё никто не отменял.

– Ну, окей. Ты не ответила.

– Ты не сказал «здравствуй»….

Повисла напряжённая пауза, и Лада поняла, что лучше не пререкаться.

– Я – в кафе.

– С Наташей ?

Вот здесь надо было согласиться, но она зачем-то решила быть предельно честной:

– С учеником, обсуждаем, как будем заниматься.

На том конце хмыкнуло и затихло, слышалось только какое-то сопение.

– Алло?

– Заниматься чем?

– Английским, конечно. А что случилось-то?

– Савва попросил денег, сказал, что тебя нет.

– И?

– Дети что одни должны сидеть, голодные?

– Почему голодные? Они знают, что в холодильнике котлеты, картошка. Всегда сами разогревают.

– В общем, надеюсь, ты скоро появишься.

– Когда обговорим все, тогда приеду

– Я слышу там музыка играет. Романтика.

– Господи! Да какая романтика!

– Ученик – это один из СВОшников твоих что ли? Лет 30?

– Допустим. А что?

– Понятно. А ему известно, что у тебя трое детей, и что ты их оставила дома без присмотра?

– Перестань пороть чушь, они всегда так остаются. Младшим уже десятый год, не грудные. Да и причем тут он?

– В общем, чтобы дома была в ближайшее время.

Ага, щаззз, послушалась. Ещё и трубку бросил. Она поменяла режим звонка на «беззвучный» и вернулась к столику.

Егор встретил ее насмешливым взглядом. Острые глаза у него, как два сверла.

– Ай-яй, Ладушка Сергеевна. А говорили, что не заревнует.

Вернулась Лада поздно. Похоже, в ней пробудился дух противоречия, во всяком случае, так она оправдывала свое непослушание. Вадим звонил ещё несколько раз после их разговора, и это только распалило желание задержаться, да она и не следила за временем. Егор рассказывал о своей жизни до того как ушел добровольцем, о своей семье, о людях, с кем воевал. Лада слушала и ей казалось, что она все это уже знает, будто вечность назад, а , может, чуть меньше, они уже сидели так и говорили. Потом он довёз до дома, и они еще час болтали в машине.

В памяти осталось мятно-перечное послевкусие фраз, взглядов, прикосновений, аромат кофе и шоколада. Лада скинула сапоги, стянула пуховик и шапку. Ей хотелось ещё немного задержаться в вечернем настроении. Она поймала свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Хм, вполне себе. Никаких темных кругов, губы чуть улыбаются, кожа гладкая, волосы блестят. Чьими глазами смотрит она на себя сейчас? Лада задумалась. Вот так же она похорошела после рождения Саввы, и когда появились близнецы Костя и Миша. В этих маленьких человечках помещалось столько преображающей любви, что и время не выдержало, дало задний ход. Их рождение – стало ее обновлением. Лада вспомнила случай. Продавщица в магазине не продала бутылку вина, попросила предъявить паспорт, а Вадима это взбесило. Почему? Потом она узнала, что в тот момент он с кем-то встречался и, видимо, серьезно. Чем он мог оправдать себя тогда? Тем, что она родила и подурнела? Вот и сейчас ее организм очнулся, как после зимнего сна. Может, это ее шанс исправить ошибку? Только бы не совершить новых. Она закрыла лицо руками, чтобы удержать нахлынувшие воспоминания и спрятать от зазеркальной Лады притаившуюся в уголках губ улыбку.

В тишину мыслей громко и настойчиво постучали. Она вздрогнула. Дверь в прихожую приоткрылась, из-за нее выглянула кудрявая лохматая голова.

– Мам! Это ты? Ты пришла? – послышался голос старшего Саввы. – Ты чего это так сидишь?

Она отняла ладони от лица и посмотрела на Савву.

– Ты чем-то итальянца напоминаешь с этой шевелюрой.

– Ну, мааам, опять ты. Схожу, сказал же уже, в парикмахерскую завтра.

– А по мне и так нормально… хочешь дам свою резинку, сейчас многие ходят с хвостиками.

– Перестань…

Лада рассмеялась.

– Да не ершись ты. Остальные что делают?

– А их папа забрал.

Лада нахмурилась.

– Зачем? Завтра они выступают. Думала, с утра поиграют еще…

Савва пожал плечами

– А ты что не поехал?

– У меня контрольная по матике, решаю сижу. Очень надо пять получить, чтобы двояк закрыть.

– Эх ты! А когда-то отличником был.

– Какая разница? Все равно я умнее среднестатистического отличника.

– Гордыни в тебе- зашкал, это да. – вздохнула Лада.

– А ты что сидишь тут? И, вообще, ты где была ?

– Будущего ученика собеседовала.

– Ааа! А папа подумал, ты развлекаешься.

– Папа ошибся, – сказала она, вставая и поправляя плиссе на юбке.

Активизировался, значит. Как будто почувствовал что-то. Так и ничего же нет, или всё-таки…

– Я пойду переоденусь. А тебе спать уже пора, Савва.

Савва несколько раз ритмично кивнул, но вовсе не в знак согласия. Из его ушей уже торчали наушники, в которых звенело и ухало что-то неистовое.

Лада жестом показала, чтобы убавил звук, вздохнула и прошла в свою комнату.

Она отодвинула гардеробную дверь и нажала на маленький светильник. От мешочков с ароматным сухоцветом, которые висели рядом с одеждой и лежали в выдвижных ящиках слегка веяло букетом сладких трав и терпких пряностей. Если бы не запах от рубашек Вадима! Дар это или наказание, но обоняние Лады давало людям свою независимую оценку. Не всегда хорошие запахи говорили о человеке положительное. Тут действовало другое правило, которое и разложить на составляющие не получалось. Она взяла с верхней полки бутылку с распылителем и нажала на помпу. В воздухе взвесью застыли ноты зелёного чая и клубники. Теперь лучше. Благо, в запасе всегда имелись различные бутылочки с маслами, свечи, лепестки и прочие аромо источники.

Раньше ее ощущения и вовсе переплетались, как бы становясь новой материей, состоящей из множества разнородных волокон. Лада видела звуки, слышала цвета, дотрагивалась до эмоций. Роза благоухала Каноном Моцарта, а орхидея – Тарантеллой. Шорохи кололись, детский смех звенел солнечными зайчиками. Порой, компоненты этого коктейля тяжело усваивались вместе. Впрочем, такие обострения случались все реже.

Лада некоторое время постояла, раздумывая, не лечь ли ей прямо сейчас без привычных вечерних процедур, но предположила, что вряд ли заснёт, а потому решила почитать или посмотреть фильм. Внутри – в голове, в душе – все кружилось: мысли, чувства, надежды, сомнения….Где-то там, на самом дне, как всегда набухала и расширялась тревожная неуверенность.

Вечер с Егором не отпускал, воспоминания несли радостное предчувствие, одновременно отзываясь в сердце печалью. От Егора веяло уютным, близким, особенно улыбка – как весенняя капель в солнечных бликах. Даже если его внимание не просто игра, ничего серьезного у них все равно быть не может. Надо бы остановиться прямо сейчас, чтобы не упереться в тупик. Засигналила неуемная звонилка. Егор будто услышал ее мысли и напомнил о себе. «Доброй ночи! Ангела ко сну». Просто не отвечать? Но разве «ангела ко сну» можно проигнорировать? Даже при мысли об этом у Лады защипало в глазах. Лада отправила: «Спасибо. Взаимно». Хотела вдогонку послать смайлик с улыбкой, но вместо этого случайно нажала на сердечко, спешно поменяв символ любви на рожицу, она приписала, что завтра надеется на продуктивное занятие, и включила режим полета, не дожидаясь комментариев.

Вздохнулось, как-то по-детски, прерывисто, почти со всхлипом.

На тумбочке рядом с кроватью лежала книга, недорогое бумажное издание, «Загадочная история Бенджамина Баттона» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Лада читала на английском, чтобы лишний раз попрактиковаться и избежать искажений авторских смыслов, ведь переводчик нередко добавляет что-то от себя, даже невольно. Она вгляделась в иллюстрацию на обложке. «Вот это я, а это …Это Егор»,– подумала она, -только, кажется, мы поменялись ролями». Хотя, зачем придумывать, у них совсем другая история, если она вообще существует. Нет, вдаваться в подробности судьбы Бенджамина ей сегодня противопоказано, слишком уж высоко взлетели эмоции. Срочно требовалось действие, сотворить маленькую, но заметную перемену. Савва ещё не спит, значит можно немного пошуметь.

– Савва, ты еще не ложишься, уже почти 12!

– У меня завтра контрольная, мне нужно доделать кое-что.

Ладу кольнула совесть: неправильно позволять бодрствовать до полуночи.

– Максимум полчаса Савва, договорились?

Никакого отклика не последовало. Наверное, уже нацепил наушники и не слышит, а, может, и подростковое упрямство включилось. В последнее время находить общий язык с Саввой стало тяжеловато.

Лада окинула комнату, прикидывая, с чего бы начать. Что-то надо переместить или перевесить, выплеснуть эмоциональный излишек. Где-то она слышала, а может Вика, подруга-психолог, рассказывала, что если становится невмоготу, уныло, беспросветно, то достаточно поменять что-то в интерьере: выкинуть лишнее, переместить стол к окну или стул обшить тканью с рисунком – и откроются новые двери, найдутся пути решения. Взгляд ее зацепился за большую картину, висевшую напротив кровати. Лада знала, что ее автор – довольно известная нижегородская художница, но имени так и не вспомнила. Картину подарила крестная на их с Вадимом свадьбу. И она как будто предсказала судьбу их брака. Лада не очень любила натюрморты, они казались ей унылыми. Если бы сирень, которая, надо отдать должное, издалека смотрелась очень натурально, стояла на подоконнике, а в окно виднелся бы сад или лес, или море – другое дело. А тут какая-то бежевая глухота, отсутствие плана. Честно говоря, убрать бы ее в другое место, но как-то неудобно, всё-таки подарок от любимой тётушки. Хорошо. Придется оставить, как есть, тем более, что это всё-таки настоящая картина, а не отпечатанная на холсте копия. Над изголовьем кровати разместилась репродукция «Майтрейя-Победитель» Николая Рериха. Когда-то Лада мечтала украсить каждую комнату творениями мастера. Наслушалась про целительную энергию, замедляющую время, усмиряющую суету жизни. И правда, настенные часы отказались тикать рядом с изображением языческого бога и всадников Апокалипсиса, а вот житейские метания вовсе не прекратились, водоворот ничтожных забот все так же засасывал и не давал передохнуть. Вот эту бы можно заменить чем-то более подобающим, напоминающим не о конце света, а о надежде на спасение. В голову, увы, пока ничего не приходило. Лада обратила взор на окно. Было бы в ее силах она, конечно, начала бы с жёлтых занавесок, эта аллюзия на Достоевского не один год расстраивала своей ветхостью. Давно уже куплена замена – бирюзовая штора, однако она по-прежнему лежит на антресоли в упаковке. Сколько раз просила Вадима прибить карниз. «Тварь я дрожащая или право имею?». Видимо, все-таки тварь. Лада почувствовала вдруг нестерпимую жажду и сразу вспомнила про цветы на подоконнике, уже вторая неделя пошла с тех пор, как последний раз поливала. Она поспешила на кухню, захватив с собой пластиковую бутылку. Ей представилось, с каким удовольствием примет воду и насытит корни земля. Утолить бы вот так все печали, промыть разумные очи и взглянуть на мир по-новому.

На широком подоконнике расположились зеленые питомцы: алое, каланхоэ и развесистое денежное дерево. Несчастные! Как они умудряются расти и даже цвести с такой нерадивой хозяйкой! «Вы уж меня простите, ленивую». Лада потянулась к самому большому горшку и вздрогнула, случайно задев за батарею, и услышав в ее металлическом контральто отчётливое: «Ви-ри-нея!».