скачать книгу бесплатно
– Ой, а эту девушку я узнал, это же Беата!
– Да, это она, – подтвердил Вацлав хмуро, – мы с ней поженимся скоро. Она тоже полька и католичка, для нас это важно.
– А на местной, на русской, ты не сможешь жениться?
– Конечно, нет, – вздохнул Вацлав, – мы должны сохранить свои корни, свою культуру даже здесь, в чужой стране.
«Да любите ли вы друг друга? Или только из чувства долга женитесь?» – чуть не вырвалось у Спиридона. Но, конечно, он благоразумно промолчал, чтобы ненароком не обидеть новых друзей.
– А у тебя уже есть невеста? – спросил Вацлав.
– Будет, – ответил Спиридон, – вот через год сюда много новых поселенцев приедут, из них и выберу себе какую захочу, за меня любая пойдет с радостью.
Неожиданно он почувствовал на себе чей-то взгляд. И с изумлением обнаружил, что Беата на него смотрит с явной симпатией. Однако, заметив его взгляд, девушка поспешно отвернулась, сделав вид, что занята делами. Интересная девчонка, только худая уж очень. Куда интереснее, когда девушка фигуристая, с тонкой талией и пышными бедрами. И чтобы одевалась как казачка, подчеркивая все свои достоинства.
– А я совсем рисовать не умею, – признался Спиридон, – зато играть люблю на гармошке, меня еще в детстве дед научил.
– А есть с собой гармошка?
– Нет, что ты, я с собой только самое необходимое взял.
Алексей Григорьевич встал, подошел к шкафчику в дальнем углу столовой и достал оттуда увесистый музыкальный инструмент.
– Держи, – он передал инструмент Спиридону, – это аккордеон.
Спиридон встал и продел руки в специальные лямки.
– Похоже на гармошку, только там кнопки, а тут клавиши. Попробую сыграть, авось получится.
И получилось почти сразу. Над водами Амура разлилась ритмичная мелодия одного из казачьих гимнов. Спиридон вышел с аккордеоном на палубу, продолжая играть, и люди на всех баржах с радостью услышали песню и подхватили ее, и над рекой, и над тайгой долго еще звучали прекрасные, знакомые всем с детства, слова:
Ой, ты наш казачий батюшка,
Наш родимый Забайкал!
Никогда пред силой вражеской
Ты папаху не снимал!
Спесь сбивали мы надменную
И с драконов, и с орлов,
Честь блюдем мы неразменную
Забайкальских казаков!
С баржи махал руками веселый Гриша Кантемиров:
– Спиридон, давай нашу любимую! – кричал он, сложив ладони в своеобразный рупор.
Остальные казаки поддержали:
– Да, да, сыграй «По диким степям Забайкалья!»
Наигравшись вволю, Спиридон попытался вернуть инструмент хозяину, однако, Алексей Григорьевич решительно запротестовал:
– Зачем вернуть? Он теперь твой! Это мой подарок тебе за то, что моего работника спас. Да и вообще, парень, талант у тебя музыкальный. Я тут подумал, выпишу-ка я к нам учителя музыки, пусть он тебя нотной грамоте обучит, да и на других инструментах играть. А там, глядишь, в новом городе и школу музыкальную откроем!
И купец, окрыленный своей новой идеей, заговорщицки подмигнул.
Так, за приятной беседой и обыденными делами, и прошел день. Над рекой сгущались сумерки, из тайги доносилось уханье совы, стрекот кукушки, а караван судов продолжал преодолевать речные волны, медленно, но верно приближаясь к своей цели.
Глава 3
Станица Усть-Зейская
1857 год
В том же месяце, в июле, наконец, вошли в самое узкое место Амура, где один берег занимала китайская деревня Сахалянь, а на другом берегу вовсю шло строительство и обустройство нового русского города.
Спиридон еле успел к построению сотни на берегу. Все оставшиеся дни плавания он так и провел на пароходе Кузнецова. То его не пускали из-за тифа, которым заболели на барже несколько человек, потом случился шторм, и лодку опасно стало спускать на воду. С борта парохода видно было, как в тайге от ветра падают деревья.
Но он не унывал, помогал Вацлаву и Беате по хозяйству, вечерами сидел в столовой, с удовольствием слушая рассказы Кузнецова об Иркутске – о его семье, о дочерях, которые уже выезжали в свет на балы и другие мероприятия, о старшем сыне, который весь в отца: и дела ведет не хуже, и соображает быстро, и невесту взял с хорошим приданым, не дурак, в общем.
Построившись на склоне реки и слушая указания сотника, казаки с интересом наблюдали за жизнью на противоположном берегу. И почему их строения так чудно называют – фанзы? Обыкновенные избы, как и везде. Прямоугольные деревянные строения с дверями, с окнами, с соломенной или черепичной крышей.
Удивляли люди, они были совершенно другие внешне, да и поведением отличались от русских. Живые, непосредственные, наивно доброжелательные, они резвились на своем берегу, рассматривая диковинные для них баржи и пароходы, русских людей в военной форме. Некоторые пытались привлечь к себе внимание, помахать рукой, что-то крикнуть, хотя услышать их с того берега не представлялось возможным. Женщины, стиравшие белье в реке, выпрямлялись и приветливо махали стиранными вещами. Молодые девушки улыбались и прыгали на желтом песке.
– Приятное у нас соседство, – переговаривались казаки, – говорят, китайцы много чего умеют, вот будут снабжать нас всякими вещами нужными.
– А еще работать у нас будут по найму.
– А я бы замутил с китаяночкой, – оживился Гаевский, и даже вечно кислое выражение лица у него сменилось на мечтательное.
– Ой, а может, они у нас дом удовольствий откроют, – размечтался кто-то в строю.
Настроение у всех стало решительно приподнятым. Конечно, никто не ожидал и не боялся, что аборигены начнут враждовать с русскими, но все же гораздо приятнее теплый прием, нежели холодное недовольство.
Неподалеку от берега через каждые сто шагов уже стояли железные смотровые вышки, были построены кирпичные просторные казармы. А за ними ровными рядами стояли вполне пригодные для жилья деревянные избы с участками для разведения огородов и хозяйства. И все это успели построить казаки из первой сотни, прибывшей в эти края год назад.
Вновь прибывшим, а их было около пяти сотен, предстояло построить новые укрепления и постройки для войска и много разных домов и построек для людей, которые начнут массово переселяться сюда через год.
Спиридон прошлепал по песку к берегу, с наслаждением стянул с себя гимнастерку, собираясь пойти искупаться.
– Курилов! – услышал он позади голос Кантемирова. – Ты завтра дежуришь в казарме.
Урядник побежал дальше по своим делам. Женщина, стиравшая что-то в реке неподалеку, вдруг поднялась и подошла к Спиридону.
– Так ты Курилов?
Он взглянул на нее сверху вниз. Видно, что женщина не так уж молода, но красива просто необыкновенно. Абсолютно белая ровная кожа лица, почему-то не тронутая нестерпимым летним зноем, волосы не то, что бы белые, но какого-то необыкновенного оттенка, ни разу таких не встречал. И глаза, темные, огромные, бездонные, подчеркнутые по верхнему веку темно-синей тонкой полосочкой, смотрели на него с явным восхищением и даже обожанием.
«Неужели и эта уже успела влюбиться?» – подумал Спиридон привычно. Но нет, во взгляде не было обычного интереса девушки к парню, это было что-то другое, невероятно глубокое и сильное. Взгляд был наполнен любовью, он будто выражал чувства странника, наконец-то вернувшегося на родную землю и встретившего родных людей после долгой разлуки. И Спиридон вдруг ощутил, что да, это родной ему человек.
– Да, я Курилов Спиридон Григорьевич, – выговорил он.
Женщина (это была Ирина Игоревна) в ответ попыталась улыбнуться, но не смогла.
– Я твоя родственница, – она провела рукой по лицу, чтобы успокоиться.
Да, ради такого стоило лететь и по асфальту, и над непролазной тайгой, над пространством и даже временем!
– Родственница! – ахнул Спиридон. – А я чувствую что-то родное, у меня аж грудь сдавило! Вот он, вечный зов, зов крови!
«Он даже не спросил, через кого я ему родственница, – с удивлением констатировала Ирина Игоревна, – просто поверил своим чувствам. Говорят же, что внуков любят больше детей, а я ему… Боже, пра-пра-правнучка!»
– А через кого мы родственники? – словно в ответ на ее мысли задал вопрос Спиридон.
– Через отца твоего, он ведь тоже Курилов?
– Конечно.
– Моего папу звали Игорем, а его мать – Любовь Тимофеевна.
– Не слыхал про таких, но так-то родни у нас много, в каждой семье по десять детей примерно, и любой родне мы всегда рады. Ты как здесь устроилась, где живешь? Могу устроить в дом купца Кузнецова, там и работа найдется.
– Нет, не надо пока, мне Травин отдельное помещение выделил в казармах, обедаю вместе с ребятами. А школу как построят, буду учительницей работать. Так что у меня здесь все хорошо. Скажи, а ты знаешь, кем были наши предки?
– Да такими же казаками, только Сибирскими. Потом перевели в Забайкалье, приписали к Забайкальскому войску…
Забыв про стирку и другие дела, они не спеша шли вдоль берега Амура. Жара стояла беспощадная, но вот с реки начинал дуть живительный ветерок, и казалось, что и вековые сосны, плотными рядами стоящие за казармами, приветливо машущие своими раскидистыми ветвями, и тополя, и даже трава навевают прохладу. Жара в такие минуты отступала, запах сосен и речной воды смешивался, и хотелось дальше бродить, разговаривать, радоваться прекрасному дню.
– Для казака ведь главное что? – рассуждал Спиридон. – В седле быть легким и быстрым, да с шашкой легко управляться. Ох и скучаю же я по своему Орлику!
– Конь твой? – улыбнулась Ирина Игоревна.
– Ну да, в станице остался. Коней в этот сплав не брали, решили через время следующим сплавом их привезти. А мы пока как следует здесь обживемся, наладим жизнь.
Спиридон пошел по своим делам, а Ирина Игоревна долго еще сидела на прогретом июльским солнцем берегу Амура, любуясь его теплыми ласковыми волнами и наслаждаясь чистейшим воздухом. Как же быстро она привыкла к отсутствию гаджетов, интернета и сериалов! Даже время теперь текло медленнее. А дома его постоянно не хватало. Вроде только начнешь первую пару первого сентября, глядь, а уже конец семестра, и не сделано толком ничего. Выходит, из-за интернета время так быстро бежит?
Задумавшись, она не заметила, как рядом с ней уселся на песчаный берег тот самый казак Матвей Куцев, один из тех, кто первым им с Никитой встретился на этой земле.
– Любуешься? – произнес он. – Я тоже люблю на реку смотреть.
– Согласна. Ну как тебе мой новый наряд? Теперь устраивает?
– Да лишь бы удобно было, – невозмутимо ответил казак.
Ирина Игоревна теперь щеголяла в казачьих шароварах, только она их подворачивала, чтобы не жарко было, так что не сильно они отличались от шорт. Босоножки не надевала, ходила босиком. Тунику свою иногда носила, а иногда вместо нее надевала рубашку навыпуск.
– Фигура у тебя красивая, прямо как у казачки, – решился на комплимент Куцев.
– Так я и есть казачка, – улыбнулась женщина, – просто долго жила в Петербурге.
– И как там, в Петербурге?
– Жаль, что ты там не был, там очень красиво.
– Зачем же оттуда уехала?
– Климат больно тяжелый, простывала часто. Даже летом ни с того ни с сего дождь начнется, да такой холодный, и ходишь потом простывшая!
Парень смотрел на нее с явным интересом, внимательно слушал.
Куцев, Куцев… Знакомая фамилия. Где я ее слышала?
Вдруг Ирина Игоревна вспомнила, где ей встречалась эта фамилия. Краеведческий музей Ивановки, зал памяти самого страшного дня в истории села. Огромная картина с изображением пылающей в огне Ивановки, и список, длинный список имен и фамилий погибших лежит под стеклом. Она внимательно просматривает этот длинный список в поисках фамилии и имени своего предка…
«Куцева Ксения Ермолаевна, 19 лет.
Куцева Лукерья Ермолаевна, 8 лет.
Куцева Мария Ермолаевна, 7 лет.
Куцев Федор Ермолаевич, 4 года.
Куцев Гордей, 65 лет».
Так, получается, потомки этого самого светловолосого парня малыми детьми погибли от рук изуверов-интервентов и белогвардейцев? А Гордей шестидесяти пяти лет – его сын?
Матвей между тем с изумлением наблюдал, как меняется в лице его собеседница.
– Ты вроде как испугалась чего?
– Ты женат, у тебя есть сын?
– Да я уж скоро десять лет как женат, и сын у нас есть, Гордейка, три годика ему. Первые двое детей не выжили, а этот живет, постреленок. Да у нас тут почти все женаты, скоро и семьи с детьми приедут.
Ну конечно, тогда ведь рано женили, лет в шестнадцать под венец шли. А дети далеко не все доживали до взрослого возраста. Выживали сильнейшие, медицины как таковой не было. «А если я здесь заболею чем-нибудь? – вдруг с ужасом подумала Ирина Игоревна. – Ни лекарств, ни врачей. Надо как-то держаться, как-то беречься».
И как мне спасти Ивановку, раз уж я здесь оказалась? Этот вопрос она задавала себе регулярно и никак не находила на него ясного ответа. И с кем-то поделиться, с кем-то посоветоваться – возможности не было!
Если начать с того, почему и зачем сожгли в тот день Ивановку. На вопрос «почему» в истории ответ следующий. В 1917 году в России свергли царя, а вместе с ним и всю аристократическую верхушку. Дворян, господ и прочих угнетателей народа отменили. «Вся власть народу, вся земля крестьянам, все фабрики рабочим» – с таким лозунгом провозгласили новую советскую власть.
Однако, аристократы мириться с таким положением дел не желали, им хотелось, как и раньше, держать власть над страной и продолжать использовать для своего обогащения рабский труд крестьян и рабочих. Они и развязали гражданскую войну. Аристократы стали называться в этой войне белыми, а народ, отстаивающий свою свободу и свои интересы – красными.
Разумеется, дошла Гражданская война и до Дальнего Востока. Здесь к белым пришли на подмогу интервенты – представители зарубежных государств, которые хотели воспользоваться ситуацией и урвать для своих стран кусок Дальнего Востока. Особенно японцы были в этом заинтересованы, так как народу у них было много, а земли мало, хотели, так сказать, расшириться.
