Китеж-грайнд. Книга 2

Он начал издалека и спросил у Оли, как дела на работе и всё ли в порядке дома. Потом попытался поговорить про книги, но из этого ничего не вышло, потому что он их, говоря по правде, последнее время их не читал. Они были просто удобным поводом приходить к Оле на работу. Затем он собрался с духом, остановился и взял её за руки.

– Скажи… Тебе не кажется, что жизнь последнее время стала какой-то хрупкой? – он никак не решался перейти к основному вопросу.

Оля слегка сжала его руки, прищурилась и замолчала, как будто формулируя мысль.

– Сначала ты мне скажи. Ты не хотел бы меня поцеловать? – она склонила голову набок.

У Доцента подкосились ноги, и он чувствовал, что его ладони предательски потеют. Затем мозг будто бы отключился на минуту, и тело действовало уже без его участия. Он прижал Олю к себе, запустив правую руку ей в волосы, и поцеловал. Точнее, сначала просто ударился губами в её губы. Но она всё-таки ответила на его поцелуй, приоткрыв рот.

Они стояли на дороге между двух фонарей и целовались. Доцент чувствовал, что Оля немного дрожит, как будто бы ей холодно. Надо было проводить её домой, чтобы она не простудилась, но он не мог оторваться. Не хотелось больше ничего, он даже не опускал руки ниже, не трогал её. Хотелось просто целовать её и понимать, что она согласна и что он больше не один. На улице больше никого не было, и создавалось впечатление, что они остались вдвоём во всём мире.

Затем Оля слегка отстранила его.

– Пойдём ко мне?

– У тебя же мама дома, нас увидят, – бормотал в полусознательном состоянии Доцент.

– Мама у себя в комнате, а мы в мою пойдём.

Доцент старался прогнать из головы все сомнения и совершенно ни о чём не думать. Они молча дошли до Олиной квартиры, сняли обувь и зашли в её комнату. Он раньше никогда здесь не был, они всегда сидели на кухне. Доцент осмотрелся. Комната не была похожа на классическую девчачью спальню в его понимании. Вдоль одной стены располагались чёрные шкафы со стеклянными дверцами, за которыми стояли книги и лежали безделушки: маленькие флакончики из-под духов, маски с перьями, фарфоровые статуэтки, засохшие цветы. У другой стены были разложенный диван с тёмно-синим постельным бельём и платяной шкаф тоже из тёмного дерева, у окна стоял письменный стол со стопками тетрадей и бумаг.

Оля закрыла дверь на щеколду и повернулась к нему.

"Не облажайся," – мысленно сказал себе Доцент.

Когда оба понимают, что им нужно быть вместе, из секса уходит грубость и пошлость. Он становится не высвобождением внутренних демонов, а занятием любовью. Из низменного превращается в нечто сакральное. Доцент боялся сделать Оле больно, как-то навредить или оттолкнуть её. Он старался не шуметь, но кровать периодически предательски скрипела и билась о стену. Иногда они встречались глазами, он смотрел на её раскрасневшееся лицо, улыбался и целовал. В эти моменты приходило осознание, что время всё-таки можно остановить.

Когда Доцент понял, что он близок к финалу, то тихо сообщил об этом Оле на ухо. Оля в ответ прошептала: "Хорошо" и только сильнее прижала к себе, впившись ногтями в спину. Он не сопротивлялся.

На следующее утро Доцент проснулся с ощущением, что он смог обмануть смерть. Ему снова снился старый любимый сон, как он рассекает волны океана на доске, а с неба светит обжигающее солнце. Жизнь продолжалась. И у этой жизни появился смысл. Светлый и правильный.

Часы показывали десять. Сегодня у него выходной, и они пойдут тусоваться к Бабуле. С Олей, как пара. Ему снова захотелось взять с собой гитару, позвать всех приятелей и петь песни на иностранном языке до позднего вечера. Хотелось обыграть всех в настолки, рассказать про приснившийся сон и вообще поведать всему миру, что счастье есть. Потом он заберёт Олю к себе, и они снова будут только вдвоём. По-хорошему, им уже нужно жить отдельно.

Доцент позавтракал в таком прекрасном настроении, что даже родителям передалось его ощущение праздника. Батя сразу понял, в чём дело, пожал ему руку, похлопал по плечу и сказал, что если будут какие вопросы, он может смело обращаться к нему. Матушка закатила глаза, но тоже улыбалась и радовалась за сына. Сказала, что хочет познакомиться с его избранницей и чтобы он звал девушку в гости. Доцент всех заверил, что обязательно так и сделает. Потом он оделся в свой выходной панковский прикид, взял гитару, чмокнул в щёку маму и пошёл за Олей. Папа, улыбаясь, показал ему развёрнутый кулак, типа "Так держать!", и закрыл за ним дверь.

"Ох, чувствую, я им дал повод для разговоров на неделю. Они уже, наверное, думали, что я по мужикам, раз никого не приводил раньше" – усмехнулся Доцент.

Оля тоже была в прекрасном расположении духа, вся как будто светилась изнутри. На ней было чёрное короткое платье с серебристыми круглыми пуговицами на груди, а в волосах красовалась розовая заколка в виде какого-то диковинного пышного цветка. От прошлой Оли осталась только татуировка в виде змеи на руке, а в целом – совсем другой человек. Доцент никогда раньше не видел её такой.

Они сладко поцеловались при встрече, взялись за руки и выдвинулись в путь.

– Знаешь, мне сегодня хочется сделать что-нибудь хорошее этому миру, – поделился Доцент.

– Да, правда. Хочется поделиться своим счастьем! Последнее время все в каком-то упадническом настроении… Нужно показать, что жизнь – это не только страдания, – согласилась Оля.

– Есть идеи?

Оля ненадолго призадумалась.

– Я почему-то часто стала вспоминать брата Геры. Помнишь этого забитого шизика из нашего класса, которого ещё сделали уборщиком? Мне кажется, что он сейчас самый несчастный человек во всём городе… Говорят, что его родители совсем в клинической депрессии погрязли из-за смерти Наташи. Представляю, как ему погано сидеть дома одному.

– Думаешь позвать его с собой к Бабуле? Идея шикарная, Оленька! – Доцент обнял свою девушку и поцеловал её в лоб. – Ты просто гений добра.

– Думаю, ему как никому сейчас нужна помощь. У него же вообще и одного друга не было. Мне тоже было препогано, когда мне объявили бойкот… Прекрасно помню то ощущение. А нам сейчас так хорошо, что мы можем поделиться с ним хорошим настроением. Как думаешь?

– Мне так нравится, когда ты говоришь "мы", – Доцент с силой обнял её за талию. – Пойдём скорее!

Доцент не верил своему счастью. Совсем недавно жизнь казалась пугающей и скоротечной, а теперь он чувствовал, что может всё. Теперь их двое, они смотрят в одном направлении, они просто берут и делают друг друга счастливыми. И даже хватает энергии делать добро другим. Ему хотелось делиться этими эмоциями со всем миром!

Они подошли к дому, где жила Гера. Раньше они все заходили друг за другом перед тем, как идти тусоваться к Бабуле или идти играть в сокс у школы, поэтому помнили дорогу и номер квартиры. Доцент постучал в серую металлическую дверь.

Долго никто не открывал и не было слышно никаких звуков. Тогда доцент дёрнул за ручку, и дверь, к его удивлению, открылась. Они с Олей переглянулись, молча друг другу кивнули и тихонько зашли внутрь.

– Есть тут кто? – крикнул Доцент.

В квартире стояла тишина. Они заглянули на кухню – никого, только стулья были странно расставлены, и грязная посуда лежала на столешнице у раковины. В гостиной тоже никого не оказалось. Тогда они на цыпочках прошли к комнате Марка и постучали в дверь. Ответа не было.

– Странные дела. Может, ушли все, а квартиру запереть забыли, – предположила Оля.

– Похоже не то, – ответил Доцент, приоткрыл дверь в комнату и заглянул туда.

Затем он резко захлопнул дверь, так что от грохота задрожала дверная коробка и холодным голосом сказал:

– Уходим! Быстро идём отсюда.

– Да что такое? Что ты там увидел? Дай посмотрю! – запротестовала Оля.

– Не надо тебе на это смотреть, – Доцент крепко держал дверь и не давал девушке пройти.

– Почему, Андрей?! Открой дверь! – Оля вцепилась ему в руку.

– Говорю же, не надо, Оля! – он взял её в охапку и поднял на плечо. – Всё, нет ничего здесь. Нас ещё в воровстве обвинят. Уходим.

Как она ни сопротивлялась, Доцент был не умолим. Он силой вынес её из чужой квартиры и захлопнул дверь. Ей не нужно было ничего ни знать, ни видеть.

– Давай пройдёмся сначала, – предложил он, оказавшись на улице.

– Ты не собираешься мне ничего сказать?

– Может быть, попозже расскажу. А пока давай зайдём за пацанами, – Доцент пытался вернуть себе прежнее расположение духа и не подавать виду, что что-то произошло. Но это будет теперь не просто.

Когда он заглянул в комнату Марка, то увидел его болтающимся в петле, свешенной с люстры. Лицо его уже было синим, а штаны мокрыми. Оле точно не нужно было этого знать.

9. Смеющаяся смерть

Андрей Николаевич был прав. После того большого города они шли по странной пустой местности. Раньше её не было на картах. Сначала им ещё встречались мелкие деревеньки с зомби, но уже три дня – ни построек, ни живой души, ни мёртвой. Тащить на себе "комплект для выживания" теперь стало вдвое тяжелее. Во-первых, они лишись двух сильных мужчин. Во-вторых, бензин в грузовике давно закончился, и им приходилось идти пешком и тащить бронежилет, оружие, крупы, воду и запасную одежду на себе. У Наси постоянно болели шея и спина. Ноги стали бетонными. Хорошо ещё, очередные месячные прошли, пока они ехали на грузовике.

Иногда было так тяжело и грустно, что по вечерам Нася плакала, обнявшись с Тёмой. И ей даже казалось, что она чувствует и его редкие крупные слезинки. Ещё ей было жалко Геру, потому что она не могла так обняться ни с Даней, ни с Ильёй. Нася чувствовала холод одиночества, когда смотрела на свою подругу. И поэтому ещё больше дистанцировалась.

Геру волновал Даня, потому что он последнее время как-то странно двигался и разговаривал. Она даже спросила Насю, не превратился ли он в зомби. Нася тогда бросила короткий взгляд на него, но почувствовала только, что это что-то нервное. Она не хотела лезть никому в душу. Она знала, что всем тяжело. И если она будет, как эмпат, сочувствовать всем, её просто не хватит. Внутренний ресурс был близок к нулю.

Нася всё чаще молчала и старалась ни о чём не думать. Мысли о прошлом и о Москве вгоняли в депрессию, мысли о будущем и о Китеже могли довести до нервного истощения. Приходилось концентрироваться на "здесь и сейчас". На грязи под ногами, на жёлтом небе над головой, на сушёных бобах на обед. Так было проще.

Сейчас как раз был обед. Тёма развёл костёр, и они варили бобы. Вся команда разместилась на сломанных деревьях, вросших горизонтально в землю. Учитель прихватил из магазина в Самаре разноцветный кубик с двигающимися квадратиками.

– Знаете, что это такое? – спросил он у отряда.

Когда Гера поняла, что все будут молчать и дальше, тогда ответила:

– Головоломка "Кубик Рубика".

– Соберёшь, Наташ?

Гера подошла к учителю и взяла игрушку. Тридцать секунд, и все цвета ровно расположились по сторонам куба.

– Там алгоритмы есть, не интересно, – сказала она и вернула учителю его головоломку.

– У меня уже интерес в том, чтобы не забыть алгоритм, – усмехнулся Андрей Николаевич.

Вдруг Даня со звоном уронил алюминиевую тарелку, и бобы оказались на земле.

– Чёрт… – Проговорил он.

– С тобой точно всё в порядке, друг? – поинтересовалась Гера.

– Да, рука дёрнулась просто. Забей.

Он собрал верхний слой бобов, которые не испачкались в земле, и вернул их в тарелку.

Абсолютно точно с ним не всё в порядке. Но не настолько, чтобы что-то предпринимать. Они сейчас находятся посередине Нигде.

Ночью они спали под открытым небом. Не раздеваясь и укрывшись дополнительным комплектом вещей. То, что когда-то они отдыхали в роскошных особняках на мягких кроватях, казалось далёким сном. И лучше себя было не расстраивать этими воспоминаниями.

Недавно Настя придумала, как держать себя в руках, и активно пользовалась своей находкой. Она просто повторяла по тысяче раз, как мантру, фразу "Всё будет хорошо", и никакие посторонние мысли не лезли в голову. Мозг обманывался, и на какое-то время становилось действительно хорошо. По крайней мере, так можно было заснуть.

Каждое утро начиналось с того, что расчесаться становилось всё сложнее и сложнее. Волосы сваливались в колтуны, и скоро из них можно было делать дреды. В такие моменты Настя слегка завидовала своей лысой подружке: никаких изменений во внешнем виде. А вот ей, блондинке, приходилось ещё втихаря подкрашивать глаза чёрным карандашом. Она всё-таки здесь с парнем. Не хотелось выйти из Москвы принцессой, а прийти в Китеж чудовищем. Она знала, что мужчины любят глазами. Ну и что, что сложно? Чувствовать на себе взгляд, полный отвращения, ей совершенно не хотелось. Она останется для всех принцессой, несмотря ни на что. Как минимум, постарается.

      Отряд шёл вдоль гигантского разлома в земле. К краю подходить не хотелось – казалось, что внизу была самая настоящая бездна. Зато они видели водопад. Наверное, раньше тут была просто река, а теперь это река стекала в разлом и образовывала внизу другую реку. Мир изменился. Настя знала, что до Катастрофы ничего этого не было.

Она ненадолго заглянула в демку, увидела живой лес и прошлась по нему пару минут. Просто бескрайний лес, наполненный звуками и запахами природы. Это было так странно: всё звучало. На разные лады чирикали птички, жужжали насекомые, шелестела листва, где-то хрустели ветки. А потом землю просто перекрутило и перекорёжило. И всё затихло. Если скоро перед ними появятся извергающиеся вулканы, Настя даже не удивится.

В лесу прогремел гром. Настя вернулась из демки.

– Скоро дождь начнётся, – сказала она команде.

Попасть под ливень, когда ты вышел из дома и идёшь в школу или на работу – очень неприятно. Попасть под ливень, когда ты даже в перспективе не сможешь нигде укрыться – просто уничтожает морально. И ливень начался.

Для поднятия боевого духа Гера предложила спеть песню, и на пять минут им действительно стало веселее. Но идти было тяжело, и все замолчали.

Учитель говорил, что, по его подсчётам осталось совсем немного. По километрам – в три раза меньше, чем они шли от Москвы до Самары. Только вот дорога была в разы тяжелее, и они продвигались вперёд крайне медленно.

– Мне кажется, у меня начались галлюцинации… – Громко сказала Гера. – Я вижу оазис. Стены домов, провода… Всё в сером тумане.

На секунду у всех промелькнула мысль "Вдруг Китеж?", и они стали всматриваться туда, куда указала Гера.

Действительно, там были дома. Нася видела очертания города!

– Не расслабляйтесь только, прошу вас. Держите оружие наготове, – Андрей Николаевич решил напомнить, что сюрприз может оказаться не приятным.

Когда появляется цель, идти под дождём по грязи становится менее удручающе. Нася мысленно затаилась и просила у вселенной, чтобы всё было хорошо.

Город казался пустым. Как там, в самом начале, рядом с Москвой. Они зашли в первый попавшийся двухэтажный дом, у которого была цела крыша. Обычный дом на несколько семей, внутри – общий коридор и запертые входные двери. Илья с Тёмой сняли одну дверь с петель, и все зашли внутрь.

Было ощущение, что люди отсюда просто ушли и не вернулись, бросив все свои вещи и дела. В прихожей висели куртки и стояли мужские и женские туфли. В гостиной на столике лежали раскрытые журналы и стояла пустая тарелка с ложкой, на подоконнике осталась ваза с засохшими цветами. На кухне в раковине лежала посуда. Всё было покрыто толстым слоем пыли. Ни зомби, ни тел в доме не было.

Почувствовав себя в безопасности, все переоделись в то, что нашли в этом жилище, и развесили мокрые вещи сушиться. Было холодно и ужасно хотелось есть.

На кухне в баллоне ещё остался газ, и можно было снова поесть по-человечески. Они набрали дождевой воды, пропустили через фильтр и приготовили рис и чай с сахаром.

Все сидели за столиком в гостиной. Настя, укутанная в халат, держала обеими руками горячую чашку чая и постепенно начинала отогреваться. А вот Даня, так же укутанный в халат, всё ещё дрожал. Видимо, скоро придётся узнавать, что с ним происходит…

Учитель был напряжён. Наличие этого города даже для него было сюрпризом. Но пока что он ничего не говорил, только вертел в руках разноцветный кубик и просил всех не отпускать из виду своё оружие.

А дождь за окном становился сильнее.

После ужина Гера позвала Настю в другую комнату.

– Он дрожит уже сутки! Вообще не останавливаясь, – сказала она громким шёпотом, настойчиво глядя подруге в глаза, – давай поговорим с ним!

– Может, так сильно промёрз. Да и что он может нам сказать?

– Ну, послушаем. Хотя бы покажем, что он нам не безразличен. А если заболел, дадим таблеток, которые мы в Самаре взяли. Или поищем здесь лекарство вместе.

Нася согласилась, и они позвали Даню на кухню в соседнюю квартиру, подальше от остальных.

Кухня была в таком же состоянии внезапно покинутого помещения: на столе с грязной выцветшей скатертью стояла посуда, рядом с плитой валялось полотенце для рук, больше напоминающее по цвету половую тряпку. Они втроём сели за стол: Гера спиной к плите, Настя – напротив неё, а спиной к двери разместился их приятель. Места хватало впритык.

Даня выглядел неважно. Во-первых, из-за синяков под глазами и бледной кожи. Во-вторых, из-за усов, бородки и отросшей шевелюры он казался старше и неопрятнее. И, наконец, он действительно странно дёргался.

– С чего бы начать нашу беседу… Я бы предложила чаю, но мы не на той кухне, – Гера попыталась наладить разговор.

– Я могу принести! – предложила Настя и начала вставать.

– Не надо, Нась, не привлекай внимания остальных, – попросила Гера и затем обратилась к Дане, – как ты себя чувствуешь?

– Ты же сама видишь, Наташа, – Даня сжал губы.

– С тобой когда-нибудь уже случалось что-то подобное?

Даня наклонил голову и так посмотрел на Геру, будто бы хотел сказать что-то ехидно-саркастическое в своём стиле. Но не успел он раскрыть рта, как выражение лица изменилось: челюсть ушла вниз, а глаза остановились.

Настя тоже это видела. И слышала.

– Вы друзья Олежки? – дружелюбным голосом спросила полная пожилая женщина в цветастом халате.

От неожиданности Гера вскрикнула и подпрыгнула на табуретке.

– Сидите-сидите, он скоро придёт.

Все втроём они смотрели на женщину, открыв рот. Это был настоящий человек. Говорящий. Не хрипящий. Не мёртвый. И не стремящийся их убить. Вроде бы. Настя, на всякий случай, нащупала в кармане толстовки пистолет.

Женщина подошла к старому холодильнику, покрытому грязью чуть больше, чем полностью, открыла дверцу, и оттуда хлынул свет. Она достала продукты: какой-то светлый прямоугольник на дощечке, батон хлеба и, как предполагала Настя, колбасу. – Сделаю вам бутерброды к чаю. Лакомств у нас немного, но чем богаты, хехе!

Затем она дотронулась до электрического чайника и он моментально стал, как новенький! – Чуть воду не забыла, вот голова старая, – хихикала сердобольная тётя.

Настя посмотрела на стол. Он был чистый, а клеточки на скатерти стали кипельно-белыми и ярко-синими. Заиграло радио.

– О, уже шесть часов! Скоро придёт наш Олежа.

Женщина достала нож, и все напряглись. Но она просто нарезала продукты для бутербродов. Затем она разлила чай по чашкам и поставила всё это на стол перед ребятами.

– Кушайте, кушайте, не смущайтесь! – приговаривала она.

Над чашками поднимался пар. Все взяли в руки по бутерброду. Холодный. Настя попробовала откусить крохотный кусочек. Совершенно ни на что не похоже. Потом, на свой страх и риск, откусила кусок побольше и медленно его пережевала. Настоящий…

Даня ел бутерброд, совершенно не опасаясь, что их могут отравить. Гера сначала откусила, но потом выплюнула пожёванный кусок и выбросила на пол, взглядом показывая Насте, что она не доверяет всему происходящему.

– Спасибо большое… – проговорил Даня с набитым ртом и сделал паузу, будто вспоминает имя женщины.

– Тамара Фёдоровна, дорогой, Тамара Фёдоровна. Мама Олежки, – улыбалась женщина.

По кухне разлетелся запах свежезаваренного чая.

– Молодёжь, прриём! Возврращайтесь! – зашипела рация у Геры на поясе.

Бутерброд медленно исчез у Насти из руки. Просто растворился! Радио замолкло, а на грязном столе лежали разбитые чашки в луже вонючей воды.

– Пфффф! – Даня выплюнул воду. – Буэээ. Что за хрень?

– То есть, до этого тебя не смущало ничего? На кой чёрт ты это пил? Видно же, что это всё какая-то коллективная галлюцинация.

– Этот бутерброд был настоящий! Я тебе отвечаю. Я чувствовал, как насыщаюсь! – возразил Даня.

– Вообще, мозгов нет. Ладно, пойдём к остальным. Им что-то нужно от нас.

Уходя, Настя оглянулась на кухню. Ничего необычного, просто старый заброшенный дом. Никого нет.

– У вас с собой оружие? Я только что видел здесь мужчину! Но он растворился, я не успел выстрелить! – Тёма подошёл к Насе и приобнял её.

– Всё страньше и страньше, как говорится. Их видят иммунные, – задумалась Гера.

– Мы рядом с Шамбалой, друзья. Хотя в нашей стране лучше называть это место Китежем… – обратился к команде Андрей Николаевич, медленно раскручивая собранный разноцветный кубик. – Инфосфера материализуется. Причём очень по-разному, как мы могли заметить… Мои ФЧИ работают на другом уровне, они отвечают только за то, чтобы вы не попадали в другую реальность произвольно. Грубо говоря, человеческий разум защищён, но, очевидно, что, помимо нашего разума, есть что-то ещё, практически не зависящее от нас.

За окном всё ещё лил дождь. А все ждали, что в комнате снова появятся люди. Гера рассказала, что они увидели в другой квартире и как это произошло. По её гипотезе, женщина с чаем и бутербродами материализовалась после того, как она, Гера, вслух сказала про чай. Потом Артём вспомнил, что мужчина появился после того, как Илья сказал, что интересно было бы посмотреть, кто здесь жил и в чьих штанах он ходит.

– Мечты сбываются! – усмехнулся Даня.

Настя посмотрела на него, и тот внезапно упал на пол.

Даню привели в чувства. Он с трудом шевелился и странно улыбался. Но теперь было понятно, что эта улыбка – не от большого веселья. Он просто не мог перестать улыбаться.

– Вы, наверное, уже поняли, что я… Я дальше не смогу… – Настя чувствовала, что он подбирает слова, чтобы не расплакаться. – Я надеялся, что дотяну… хотя бы до двадцати пяти… Сложно го… горячо… говорячо… чёрт… говорить…

Даня улыбался, а по щекам его текли слёзы. Гера подсела к нему на диван и обняла. Он зарыдал, уткнувшись в её плечо.

Настя принесла стакан воды и протянула ему, стараясь, не вникать в его чувства. Но даже так ей было больно. Сердце разрывалось на части. Их крутой красавчик на глазах превратился в недееспособного калеку…

Когда Даня немного отдышался и привёл мысли в более или менее ясный строй, он начал рассказывать:

– Я ещё в детстве видел, как люди умирают вот так вот… Среди детей ходили байки про прокляться ведьм и прочая чепуха… Но пока тебя самого это не коснётся, ты же не будешь вникать в неприятные темы. Как видите, меня коснулось. Я понял это, когда ещё был дома, в Новой Москве.

Даня сделал паузу и глубоко вдохнул. Было видно, что ему сложно говорить.

– По-научному, это называется "прионная болезнь". Или "куру". По-простому – "болезнь каннибала".

– "Смеющаяся смерть" ещё, – добавила Гера, – давай я расскажу, не переутруждайся. Как явствует из одного из названий, подхватить заразу можно при помощи каннибализма, то есть поедая человеческое мясо. Причём сырое. Карма во плоти просто. Из мяса в организм попадает инфекция – те самые прионы, которые фигурируют в другом названии. Это до конца не изученные микроорганизмы, которые вызывают трансмиссивные губчатые энцефалопатии (это род заболеваний). Все прионные болезни поражают головной мозг и другие нервные ткани, в настоящее время неизлечимы и… ой…

Гера осеклась и замолчала.

– … и смертельны, – закончил за неё Даня, – да, так и есть, спасибо, Наташ. В общем, я прошёл долгий путь отрицания, торга, отчаяния… Классика, короче. В конце концов, я понял, что всё равно умру, как и другие, кто подхватил эти прионы. И я решил что-то изменить в своей жизни. Искупить свой грех перед вами. Я ясно понимал, что это расплата. За то, чо я пользовался всеми благами, катался на машине, ел… всё… Я ушёл из дома и пришёл к вам. Мне хотелось рассказать про Новую Москву, как-то улучшить вашу жизнь. Но, оказавшись в старой Москве, я понял, что вам хорошо. Вы счастливо живёте в своём неведении, несмотря на постоянный труд, голод и отсутствие развлечений. И я могу только всё испортить, рассказав правду. Единственное, что я смог вам дать – это открутить глушилку в клубе, чтобы вы тусанули, как в лучших клубах Новой Москвы.

– Спасибо, тусанули, – Гера вспомнила позор, который она чувствовала после той вечеринки.