Спасти тридевятое и другие приключения Василисы

– Ой, не могу! – икала Василиса, глядя на прекрасного, что очень эмоционально описывал весь конкурс. – Люди, наверное, устали от такого праздника?

– Как бы не так! – улыбнулся принц-пастушок. – Все в таком восторге – ты даже не представляешь! Обычно же ничего не происходит, а тут за один день столько всего.

В общем, мы целый день пекли, жарили, пели, сочиняли стихи, отгадывали загадки… В общем, делали всё, чтобы выбрать не только самую прекрасную – а ты понимаешь, насколько это было нечестно по отношению к горожанам, которым не позволялось снять повязки с глаз – но и, с моей, разумеется, подачи, самую остроумную, весёлую и во всём талантливую девушку. И я выиграл, поскольку принцессы ничего, кроме как кидать друг в друга розами, не умеют. Меня признали самой прекрасной, несмотря на сопротивление всех остальных девушек, и закатили в мою честь бал.

– Подожди, ты что, не сказал, что ты мужчина? – подалась вперёд Василиса.

– Гостям не успел, – пожал плечами прекрасный, – думал, что в самый разгар праздника торжественно передам корону моей принцессе, а она взамен меня поцелует, и будем мы жить долго и счастливо.

– И что помешало?

– Там какая-то тёмная история со старой ведьмой. Я так и не понял. Просто в какой-то момент моя восхитительная госпожа попросила об услуге, и я не смог ей отказать. Невинный розыгрыш. Я должен был переодеться в её платье и выйти к гостям заместо неё. Сказать пару фраз, улыбнуться, станцевать один танец, а за это принцесса обещала, что король не отрубит мне голову, когда узнает правду.

– И что?

– Когда концертмейстер объявил первый танец, поднялся страшный ветер, задувший почти все свечи, явилась старая ведьма и заколдовала меня заместо принцессы. Так я стал прекрасным принцем, владельцем чудного замка на целых сто лет. А моя госпожа, как я теперь понимаю, сбежала с каким-то кавалером и прожила долгую и, надеюсь, счастливую жизнь. Вот только что мне теперь делать, я не представляю. Я же только на один день притворился не собой. И вот к чему это привело.

– Подумаешь, – пожала плечами Василиса, – был пастух, стал принц. Было стадо в шубах, стало в лаптях. Я вот тоже была царской дочерью, а в ученицы к Яге пошла, потому что сердце позвало. Ты парень добрый, справишься. И царевну себе найдёшь самую прекрасную. Главное, слепые конкурсы не устраивать.

– Да дело-то как раз в том, что не хочу я принцем быть. Мне знаешь какие сны снились? Про дальние страны, про путешествия, про земли да моря невиданные, – вздохнул прекрасный.

– Тоже не беда, – притянула к себе сумку Василиса, что-то усиленно в ней ища, – построй корабль, назовись… да хоть Синдбадом и приключайся сколько влезет.

– А это отличная мысль! – воскликнул прекрасный. – Поедешь со мной? Я тебя юнгой сделаю! Извини, капитаном назначить не могу, сам капитанить буду. Но ты можешь совмещать за юнгу, кока, боцмана…

– Извини, но я свой путь выбрала! – Василиса вытащила остро заточенную шпильку из сумки и ткнула её в ляжку прекрасного.

– Ой, – только и смог пискнуть скуксившийся от неожиданности принц и проронил ровно три слезинки в тёмно-синий флакончик, что ловко подставила к его лицу Василиса.

– Извини, – закупорив сосуд, пожала плечами девушка, – ты был такой воодушевлённый, а мне без слёз возвращаться никак нельзя.

– В следующий раз просто сунь мне под нос луковицу, эффект тот же, но не так больно! А сейчас ступай. Мне ещё подданных будить, корабль строить, а тебя я, так и быть, прощаю. Обниматься не будем, это к долгим проводам. И вот ещё, держи. Клубочек шепнул, что ты за книжкой приходила. Дарю. В знак самой глубокой признательности за пироги, беседу и прекрасную идею про путешествия. А у меня дела.

И принц, вручив Василисе книгу, вытолкал ничего не понимающую девушку за дверь спальни.

История восьмая

(отменяем колдовство)

Ярко светили полночные звёзды, громко стрекотали за печкой сверчки, а в большом котле, что стоял посреди избы, Яга варила зелье, от которого плыло зеленоватое марево, окутывая всех присутствующих. Конечно, Яга поначалу думала, что надо бы Никитку через печной обряд провести, так надёжнее. Но передумала. Со снятием Василисиного заговора могла и судьба измениться. А вот ворожба на слезах дело другое, вреда не будет. Конечно, может мышиный хвостик не отпасть, что ж, значит, будет богатырь с изюминкой, точнее, с загадкой. Бабка помешивала варево и бубнила под нос заклинания, при этом приказав всем остальным молчать и не двигаться, пообещав превратить нарушителей в жаб, если будут путаться под ногами.

Василиса, изо всех сил стараясь не ёрзать на табуретке, сидела, вытянувшись в струнку, опасно близко от котла и проговаривала про себя всё, что только могла услышать. Все трое Никит скромно расселись на лавочке под окном, чтобы не мешать хозяйке готовить свое загадочное зелье, которое, возможно, поможет им снова стать одним целым и прекратить споры, кто из них главный. Горыныч лежал на печи, свернувшись клубочком, и посверкивал жёлтыми глазами.

Никто не знал, получится ли расколдовать, сработают ли слёзы прекрасного принца-пастушка, но спросить никто не решался. Все молча с надеждой наблюдали за кружащейся возле котла Ягой.

А ведьма между тем приказала Василисе отмереть и добавить дров под котёл, сделав огонь жарче. Сама же принялась сыпать в зелье из разных бутыльков измельчённые травы. Над котлом поднялся плотный пар, меняющий цвет с зелёного на малиновый. Оторвавшись от варева, он поплыл по избе, окутывая плотной пеленой то Василису, то трёх Никит, то Горыныча, от чьего чиха облако рассыпалось миллионом разноцветных, тающих в воздухе, неведомых знаков.

Яга удовлетворённо кивнула, достала из кармана горсть мелких зелёных еловых шишек, кинула их в котелок и быстро забормотала заклинание:

– Огонь, вода, куриная слепота… Кручу, верчу, распутать хочу, с Горына-кота сойди синева, ишь, за печкою сидит, знать, разбил радикулит. Чтоб не играть нам в кошки-мышки, применяем метод шишки! Шишку надо заварить, трижды в день исправно пить. Выпьешь – шишку не бросай, под подушку запихай. За три ночи и три дня сбросишь облик ты кота… – бормотала ведьма, помешивая варево,

Яга трижды обошла вокруг котла, разметала над ним метлой сгущающийся туман, достала из кармана передника раздобытую Василисой бутылочку тёмно-синего цвета, капнула в варево несколько капель, аккуратно заткнула бутылёк пробкой и спрятала обратно в карман:

– Растает морок, лишь день настаёт, что по глупости сделано, в лету уйдёт, облик, что при рождении дан, первый солнечный луч вернёт! Огонь унесет печаль, исчезнет из сердца хмарь, смелее смотри вдаль! – добавила Яга, быстро вытащив большую ложку из-под пояса, и ударила ею по лбу любопытствующую Василису, что была готова свалиться в котёл в попытке рассмотреть, что же там делается. Девушка поджала губы, отступила на шаг, но продолжила наблюдать.

Яга осторожно добавила в кипящее булькающее зелье корень мандрагоры, крылышко летучей мыши и высушенную шкурку трёхглазой лягушки.

Дым и пары странного зелья щипали в носу, Горыныч несколько раз, не сдержавшись, чихнул, тряхнув тремя синими головами. У Василисы на глазах выступили слезы, и она, достав из рукава небольшой вышитый платочек, осторожно вытирала их, чтобы не мешали смотреть.

Яга тем временем достала большой лоскут ткани и покрыла им котёл, напитывая парами:

– Вода камни точит, огонь ночь щекочет, ветер рвёт туман, земля раскрывает обман! – при этих словах ткань поднялась над котлом, окрасившись в алый цвет. Зелье резко запенилось, запузырилось, и из него поднялась тонкая струйка, под которую Яга ловко подставила склянку, наполнив её тёмно-зелёной жидкостью, испускающей лёгкое свечение.

Ведьма улыбнулась, подхватила висевшую над котлом ткань, подозвала богатырей и обернула их с головой так, что не видно было ни макушки, ни сапог. Приподнялась над ними в воздухе, вытянула руки с острыми ногтями над головами и почти крикнула:

– Где мое слово произнеслось, случайное колдовство расплелось!

И словно в ответ на заговор, пронёсся по избе ветер, всколыхнул огонь под котлом, застучал ставнями, окрутил вихрем ткань, в которую были завёрнуты Никитки. Закрутился спиралью, маленьким смерчиком и, пойманный Ягой в сачок для бабочек, переместился, затанцевал на поверхности бурлящего зелья, подчиняясь рукам ведьмы, направленным на это странное явление. Василиса, повинуясь тихому приказу, уже бросала в котёл горсть земли, горячий уголёк и несколько капель воды.

Вихрь завертелся еще быстрее, втянулся в котелок, и тогда зелье приобрело оттенок восходящего солнца, внезапно перестав бурлить. Ткань подёрнулась рябью, словно вода, в которую бросили камень, рассыпалась мелкими звёздами. Они застучали по полу, отрикошетили, весело вылетели в раскрытое окно и образовали на небе новое созвездие. А посреди избы остался стоять Никита богатырь, удивлённо себя оглядывая и проверяя, не осталось ли от предыдущего заклятия мышиного хвоста.

– Ну что, полдела сделано, – сказала Яга, довольно потирая руки. – Теперь осталось только Горыныча расколдовать, – почесала трёхглавого синего кота, что сверкал на неё с печи жёлтыми глазами.

– Это хорошо, – потянулся змей, вытянув лапы и выгнув спину, – но вот она, – махнул головой в сторону Василисы, – всё равно мне должна почесушки за ушком и крынку, нет, две, а лучше три, сметаны в качестве компенсации морального ущерба! А это зелье твоё вкусное?

– Вкусное, вкусное, – рассмеялась Яга, – если, конечно, ты любишь капустный лист жевать. Запомни, по три капли три раза в день!

– У меня лапки, – проворчал Горыныч, – вот пусть Василиса и капает, в валерьянку! Надеюсь, что не перепутаешь, а то я ведь и обидеться могу. Кто вам тогда сказки сказывать будет?

Ну, что столбом встала? Не видишь, мне срочно нужны поглаживания, у меня стресс на фоне синего цвета! Давай так, сейчас ты меня чешешь, только аккуратнее, особенно в области хвоста, кормишь печёнкой, а завтра с утречка, сразу после завтрака, смешаешь три капли из бабушкиного бутылька со ста пятьюдесятью каплями валерианы. С детства не люблю капусту. И смотри, не перепутай! – проворчал Горыныч, переворачиваясь на спину и подставляя животик для поглаживания.

История девятая

(Никитина обида)

– И что, так и будешь у Яги жить? – встряхнула с крыльца скатерть-самобранку Василиса. Хоть она и волшебная, но крошки никто не отменял. – А кто на страже стоять будет? Города да сёла от лихих людей защищать?

– Не пойду я никуда, – вытянулся во весь рост на траве Никита, закинув руки за голову, – мне тут понравилось. Тепло, светло, кормят вкусно. Слушай, Василиса, ты должна перед Ягой за меня слово замолвить. Как-никак, должница ты моя, за зелье твоё.

– Вот те раз! – всплеснула руками девушка. – Он, значит, пироги мои заговоренные без спроса съел, а я ещё и виновата оказалась! Нельзя тебе здесь оставаться, место это не для простых смертных.

– А я и не простой, – усмехнулся богатырь, жуя травинку, – я хранитель земли русской!

– А так хорошо день начинался. Может, подумаешь ещё хорошенечко?

– Зачем?

– Чего зачем?

– Думать зачем? Я уже решил – остаюсь. Посмотри, какую красоту Яге навёл: крышу перекрыл, частокол новый поставил, редьку с морковкой проредил, воды наносил, ещё и баньку справил. Вот думаю, может, избушке сапоги стачать? А то чего она всё босиком бегает, болят, наверное, лапки-то?

– Ну, дела! – топнула ногой Василиса и ещё яростнее начала выбивать коврик, висевший на нижней ветке дуба. – Где ж это видано, чтобы богатырь силе нечистой помогал?

– Почему нечистой? Я что, баньку зря построил? – приподнялся на локтях Никита. – Или ты про чары разные? Так вы ж с Ягой не злые совсем! Так, сочинили сказочку про поедание детей, чтоб любопытные носы к вам не совали. А сами вон границу охраняете, чтобы почившие живым жить не мешали. За Горынычем присматриваете, не даёте в обиду животинку.

– Тоже мне, добрых нашёл. Иди, говорю, домой, пока я тебя в поганку не превратила да в суп не покрошила! – хлопнула по спине веником богатыря Василиса. – Тебя вон, свои добрые дела дожидаются.

– Нет у меня настроения на добрые дела, – проворчал Никита, вставая на ноги. Отобрал веник у девушки и принялся сам чистить от пыли бабкины коврики. – Как сговорились все. Раз я богатырь, то подавай дела добрые и не спрашивай зачем. Устал я, понимаешь? Да и Яга не против меня во внуки записать, ну, я так думаю. Да у меня ещё сад яблоневый не посажен!

– Да что ж такое-то? – упёрла руки в боки девушка. – Ты про людей посадских подумал? Кто им поможет, коли не ты? Чай заждались, соскучились! Ждут, когда Никитушка с дозором пройдёт, всем страждущим поможет.

– Ага, ждут! Особенно бабка Маланья, наверняка уже всё крыльцо мне шелухой от семечек завалила, ожидаючи.

– А чего так? Неужто откажешь старушке?

– Эта старушка пронырливей Яги, бизнес на несколько деревень организовала, дрова поставляет. У Емели печь одолжит, все дворы объедет, деньги соберёт и ко мне идёт, помоги, мол, добрый молодец! Злые люди обидели, все дрова со двора унесли. Ты их мне заново наруби, в поленницы по вот столько и столько уложи, век благодарна буду. Только прости, я бабушка бедная, заплатить не смогу, вот тебе петушок на палочке!

– Ой, умора, – рассмеялась Василиса, – а я-то думаю, чего это ты от дел ратных отошёл, а тебе не до них, ты в лесорубы заделался!

– Смешно тебе, – фыркнул Никита, сворачивая коврики и занося их в избу, – а мне обидно, что люди добротой и отзывчивостью пользуются в корыстных целях. С ними вся охота добру служить пропадает.

– Да ладно тебе расстраиваться! Иди лучше, киселя поешь, я свежий наварила, ревеневый, – Василиса ловко накрыла на стол, нарезала большими ломтями пирог с капустой и яйцом, разлила кисель по кружкам, самую большую богатырю пододвинула. – Подумаешь, старушка обманула, может, она не со зла?

– А с чего?

– Ну, не знаю. Может, ей некому крышу за пироги с борщами перекрыть, да и грядки за просто так никто не прополет, – и глянув на коврики, сложенные в углу, добавила, – и половички не выбьет.

– Да ладно, если бы она одна такая, – вздохнул Никита. – Вот недавно прискакал ко мне гонец от самого царя, так мол и так, выручай! Украл Кощей зазнобу мою, Машеньку. Верни любушку мою, ничего не пожалею, чего хочешь проси!

– И?

– Что и? Прискакал я к Кощею, отдай, говорю, красна-девицу, что из-под венца украл! Не то биться будем.

– Ох, и храбрый ты, Никитушка!

– Ага, храбрый. Меня Марья сковородкой до самых ворот гнала. Знать, говорит, не знаю никакого царя, а батю обижать не дам! Мол, сватался к ней какой-то плешивый, да она ещё о замужестве не помышляет. Я, конечно, потом с ними помирился. Кощей мне даже меч-кладенец подарил за то, что я первый, кто решил честно за дочь его биться, а не попытался, как все остальные, в мешке умыкнуть. А главный казначей, Митрофан? Ну тот, из три четвёртого царства?

– А ему-то что понадобилось? – удивилась Василиса. – У них же свои богатыри есть.

– Были, да закончились, – махнул рукой Никита, задев и рассыпав по полу яблоки, что лежали в большом блюде. Бросился собирать, да не удержался, чтобы ловкость свою продемонстрировать, начал ими жонглировать и продолжил рассказ. – Так вот, приходит ко мне Митрофан и говорит, так мол и так, всю казну государства нашего обманом выманило чудище лесное. Не знаем, чем теперь дружине за службу платить да как с честными людьми за продовольствие к царскому столу расплачиваться. Всё, что нажито непосильным трудом, всё пропало! Два сундука золота, три серебра да ларец с камнями самоцветными.

А сам в ноги падает, плачет, бороду на себе рвёт, обещает в омут глубокий прыгнуть, лишь бы с позором людям в глаза не смотреть.

– И? Что дальше-то? – не выдержала, отобрала яблоки у богатыря Василиса, усадила его за стол, всучила сапог, чтоб самовар раздул, а сама тесто мять взялась.

– Да что дальше, нашёл я чудо лесное. Маленький такой, а уши большие, на ослика похож, только по деревьям прыгает да по-птичьи щебечет. Я его морковкой приманил и давай лекцию читать, что нехорошо брать чужое, даже если ты маленький и очень симпатичный.

Лешунок лесом поклялся, что ничего ни у кого не брал. А это для них как для нас крест! Вот я и задумался, а не дурит ли меня казначей. Вернулся в три четвёртое, нашёл Митрофана и давай с ним воспитательную беседу проводить. И что ты думаешь?

– Чего?

– Услышал Митрофан, что Лешунок девчатам за песни звонкие да сердца добрые по ожерелью с камнями дивными подарил, позавидовал, решил себе лесные богатства прибрать. И, главное, уверял, что у нечисти забрать – дело богоугодное! Тьфу! Так он по итогу на меня ещё и обиделся, что я ему сундук с добром принести отказался. Пожаловаться обещал.

– И пожалуется?

– Обязательно, – вздохнул богатырь, – похвалы за дело не дождёшься, а жалобы только так пишут. Вот как тут добро творить? Кончится моё терпение, уйду из богатырей. Говорил мне отец: иди, Никита, в повара, и сам сыт будешь, и семью прокормишь. Чего не послушал?

– Ишь, чего удумал! – шлёпнула об стол тесто Василиса. – Это что теперь, из-за нескольких дураков другие люди без защиты от нечисти оставаться должны? Так и быть, перед бабушкой слово замолвлю, тем более, что и ты меня не раз выручал, но из богатырей уходить не смей!

Богатырь покраснел и удивлённо хлопал глазами.

– Всегда будет кто-то, кто попытается свою выгоду извлечь, – продолжая отбивать тесто, ворчала девушка. – Подумаешь, не ты первый, не ты последний. Из богатырей уходить! Пирогов я тебе и сама напеку, а ты давай, одна нога здесь, другая там!

– Чего? – не понял Никита.

– Да чего непонятного, сейчас заставы обходи дозором, а к вечеру возвращайся. Яга как раз из лесу придёт, грибов принесёт, я картошки отварю, молочка свежего надою, ужинать будем. А дальше посмотрим, что утро скажет. Понял?

– Понял, – кивнул богатырь, поднимаясь с лавки, – ты мне своими словами веру в себя вернула, честное слово! Даже и не знаю, как тебя благодарить.

– Не надо меня благодарить, – отмахнулась Василиса, поморщившись, – иди делом займись, нечисть погоняй. А мне ещё дождь вызвать надо, огород полить. Картошка сама себя не вырастит, её поливать да полоть надо, а то бабушка зачёт не примет. Она, когда голодная, и на лопату посадить может.

История десятая

(новое зелье)

– Точно тебе говорю, завелось там чудище! А ещё мне кикимора сказывала: ползут оттуда туманы неведомые, из которых голоса слышатся, да лягушки разноцветные выпрыгивают, и все утверждают, что они принцессы заколдованные.

– Разберёмся, – перекинул с ладони на ладонь меч богатырский Никита, – посмотрим, кто тут лесных жителей в морок вводит.

– Ты только осторожнее, Никитушка, – тёрся о сапоги богатыря Горыныч, – ты у меня друг единственный, на вес золота! А вдруг там колдун какой заморский? Может, к Яге вначале зайдёшь? Она в котёл свой заглянет, поворожит. Глядишь, что и присоветует по своему колдовскому делу?

– Не пристало богатырю русскому от опасности за юбкой прятаться, – ответил, нахмурившись, Никита. – А к Яге обязательно зайду, но после, на пироги, заодно и Василису проведаем.

– Эх, друг ты мой любезный, защитник стороны русской, – вздохнул Горыныч и остановился, – я тебя здесь подожду, на опушке. А то вдруг помощь понадобится? А тут до деревни рукой подать, так я сбегаю, приведу.

– Ну-ну, приведи! – усмехнулся Никита и пошёл по лесной тропинке один, не оглядываясь. Горыныч же лишь слезу промокнул платочком и высморкался, глядя вслед удаляющемуся богатырю.

Тёмен лес, страшен. Редко кто в эту сторону ходит. Ни грибов здесь нет, ни ягод, одно болото да филины. Но есть посредине топи полянка заветная. Поговаривали, что когда-то там беглая ведьма скрывалась. И такую силу земле подарила, что любой смертный мог силу в себе колдовскую разбудить, если обряд провести. Вот туда-то и направился Никита проверить свои подозрения.

Тёмная фигура в длинном плаще склонилась рядом с котелком, что кипел над костерком, выпуская вверх разноцветные пузыри, которые лопались и расползались сиреневым туманом. Рядом, на пенёчке, сидели две лохматые лягушки в золотистых коронах и пряли из тумана шали. Фигура поводила над котелком руками, бросила в него корешок и отступила.

– За такие вот штуки тебя Яга сюда и сослала, – Никита вышел из-за дерева и приблизился к закутанной в плащ фигуре. – Что, не выходит?

– Нет, – шмыгнула носом Василиса, – я и так, и эдак, одни лягушки выпрыгивают.

Над котлом поднялся пузырь, надулся и лопнул. Из разбежавшихся в разные стороны капель повыскакивали несколько лягушек, вскочили на пенёк рядом с подружками и принялись прясть.

– Забавно, – Никита достал из туеска два сухарика, один Василисе протянул, второй сам надкусил. – А что должно было получиться?

– Зелье жизни, – девушка заглянула в толстую книгу, что тут же на рогатине закреплена была. – Ничего не понимаю. Всё же делала, как написано.

Никита подошёл к котлу, наклонился, принюхался, провёл пальцем по стенке:

– Так, а почему зефирками пахнет?

– Сладкого захотелось, – надула губы Василиса, – а что, я уже неделю на этом болоте торчу! Яга сказала без зелья не возвращаться. А я есть хочу! Вот и приходится в одном котелке и рагу из крольчатины готовить, и зелья варить.

– Понятно, – развёл руками богатырь, – тщательнее мыть оборудование надо.

Схватил котелок и окунул со всем содержимым в болото. Вода зашипела, забурлила, всё пространство заволокло паром. В разлившейся тишине было слышно, как, последний раз щёлкнув спицами, лопаются фиолетовые лягушки, оставляя после себя воздушные шали.

– Держи, – протянул отмытый котелок Василисе богатырь. – Ты вообще зачем к Яге-то в ученицы набилась? Что, замуж не хочется?

– Хочется, – вытерла нос рукавом девушка, – только ещё больше хочется доказать всем, что я не просто красивая дурочка. Я ж не просто так, а чтобы помогать всем!

– Ясно, – кивнул Никита, – ну, давай заново.

Василиса налила в котелок воды, подкинула в огонь хворост и ткнула пальчиком в книгу:

– Так: веточка удачи, пригоршня покоя, капля тумана, находчивость лягушки, от раны сердечной зелёная сныть, корешок мандрагоры – всю горечь забыть, для новой надежды – вереск и рута, сок алого мака для спокойного сна и незабудка с утренней звездой, чтоб всегда находился путь домой, – приговаривала Василиса, помешивая закипающее зелье.

Над котелком поднялся пар, и стала вырисовываться фигура девушки.

– Ква, – сказала фигура, кокетливо подмигнув богатырю лягушачьим глазом, одновременно вильнув круглым бедром, покрытым чешуёй.

– Брысь, – махнула метлой Василиса, разметав видение. – Может, это из-за того, что вода болотная? – предположила девушка.

– Или в рецепте что-то не так, – листал книгу Никита. – У меня предложение, давай свой рецепт забабахаем?  А то что тут всё привороты-отвороты, принцы-царевичи? Словно наши девки это и без зелий не умеют.

– Умеют, – вздохнула Василиса, – вот только другой книги нет.

– Я ж говорю, своё! – вылил очередное варево в болото богатырь.

Василиса хитро прищурилась, радостно взвизгнула и кинулась мыть котелок. Потом вновь налила в него воду и поставила на огонь.

– Чуток чабреца, чернослива, чаги, черешни, черники, чары чуткости, чувственности, чарочку чутья, честь чарующих, черпачок чуда, чаёвники-чудотворцы чуют чаёк. Часы чаевания – чередой чародейных частей, чашка чая – и я чудеснейший чародей!

– Чародейка! – присвистнул Никита, улавливая волшебный аромат, идущий из котелка. – И что это, новое приворотное зелье?

– Не, просто чай, – ответила Василиса, не замечая, что уже с полчаса левитирует над котелком. – Понимаешь, чай – это зелье на все случаи жизни: от плохого сна, от грустных новостей, для храбрости, для нежности. Вкупе с шалями, уверена, Яга в восторге будет!

– А шали-то для чего? – не понял Никита

– Они сказки шепчут, – улыбнулась девушка, – закутаешься в такую шаль, возьмёшь кружечку чая в руки, и никакие метели не страшны.

– То, что не страшны, это хорошо, – опустил Никита в котелок кружку, что всегда с собой в рюкзаке носил, – может, ну её, эту книгу с заклинаниями? Какая-то она бракованная. Не просто так её спящий отдал, ничего взамен не попросив. Может, стоит свои заклинания придумать? Видишь, как вкусно получается!