Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук

4

На следующий день лорд Малуф явился к королю Эйласу, чтобы представить отчет о состоянии казначейства. Малуф был невесел – он принес плохие вести:

– Вторжение в Южную Ульфляндию и строительство новых кораблей в устье Бешеной реки истощили финансовые резервы; не хватает денег на повседневные расходы.

– Гм-м! – отозвался Эйлас. – Неужели мы уже все потратили?

– Я давно предупреждал о такой возможности, – с мрачным удовлетворением сказал Малуф. – Цыплят по осени считают.

– Возможно, возможно… А дассинетские налоги? Мы их еще не получили?

– Еще нет, ваше величество – и Скола тоже еще не заплатила. Эти сборы ожидаются только через неделю.

– Что ж, на неделю придется затянуть пояса. Рано или поздно, надеюсь, и Южная Ульфляндия начнет окупаться. Я послал туда горных инженеров обследовать рудники. Говорят, там еще много ценных залежей; рудники опустели не потому, что истощились – их забросили из-за бесконечных разбойничьих набегов. Кроме того, в реках могут быть отложения россыпного золота. Их никогда не разрабатывали, и в конечном счете они могут приносить неплохой доход – достаточный для покрытия наших затрат. Что вы на это скажете?

– Пока что это чисто гипотетические доходы, ваше величество, и даже для того, чтобы доказать существование таких залежей, потребуются существенные капиталовложения.

Эйлас усмехнулся:

– Малуф, ваш здравый смысл отрезвляет, как ушат холодной воды! Если ничего другого не останется, мы прибегнем к общеизвестному средству, никогда не подводившему расточительные правительства, – а именно повысим налоги. Выжмем из них все до последней капли! Только короли могут швыряться деньгами! Зачем простолюдину деньги?

– Ваше величество изволит шутить, – печально произнес Малуф.

– Шутки шутками, но я намерен обложить Исс портовыми сборами – до сих пор синдики уклонялись от каких бы то ни было налогов. Кроме того, мы начнем взимать пошлины, которые население долины Эвандера раньше платило Карфилиоту. Как видите, есть дополнительные источники дохода! Рано или поздно мы сможем вытрясти из горных баронов какую-то часть золота, награбленного за долгие годы разбоя и междоусобиц.

Малуф нахмурился, собираясь выдвинуть серьезные возражения против такой программы, но по размышлении решил, что король снова руководствуется в основном чувством юмора:

– Мягко говоря, смелое решение вопроса!

Эйлас рассмеялся:

– Но очень простое в практическом отношении. Бароны неизбежно станут нарушать мои законы, а за такие нарушения они должны будут платить крупные штрафы – в противном случае я конфискую их зáмки и выгоню их на вересковые луга в чем мать родила. Хотел бы я, чтобы то же самое можно было сделать с мерзавцем Казмиром, опять строящим военный корабль вопреки нашему договору! Боюсь, однако, что он не заплатит штраф.

Малуф удивленно поднял брови:

– Вы не вправе облагать штрафами короля Казмира!

– К величайшему сожалению. Поэтому придется принять более решительные меры.

И снова Малуф недоуменно нахмурился:

– Какие именно?

– Ровно через две недели вооруженный отряд высадится у верфи в Сардилье и сожжет дотла новый корабль Казмира. Пора дать ему понять, что договорные обязательства – не пустая болтовня.

– Рискованное дело! – покачал головой Малуф.

– Позволить Казмиру строить военный флот гораздо рискованнее.

Малуф не нашел, что на это ответить, и попросил разрешения удалиться. В тот же день, несколько позже, Эйлас говорил с лордом Пирменсом и сообщил ему те же сведения.

Вечером того же дня Эйлас намекнул о предстоящей операции лорду Уитервуду и лорду Сион-Танзиферу, вместе присутствовавшим на совещании, но на этот раз сказал, что вылазка состоится черед десять дней.

Тем временем сэр Тристано заверил Фойри и Лангларка – несмотря на то что эти двое не были в числе основных подозреваемых – в том, что ночной поджог состоится через двадцать дней.

Рано утром следующего дня сэр Тристано взошел на борт судна, со всей возможной скоростью направившегося в Кадуз, чтобы узнать в Сардилье, какое из трех сообщений заставит Казмира принять контрмеры.

В свое время Тристано вернулся, пошатываясь от усталости: ему пришлось скакать всю ночь, а затем переплыть Лир на рыбацкой лодке в штормовую погоду. Эйлас и Ейн с интересом выслушали его отчет. На десятую ночь после утечки информации никакие необычные меры предосторожности не принимались. По прошествии двух недель сотня тяжело вооруженных бойцов устроила на берегу засаду; всю ночь они ожидали нападения, каковое не состоялось.

Для того чтобы не оставалось никаких сомнений, Тристано подождал, пока не наступила двадцатая ночь; в эту ночь ничего не произошло, и он вернулся в Домрейс.

– Стали очевидными три факта, – заключил Эйлас. – Во-первых, корабль действительно строится по заказу Казмира. Во-вторых, предатель – один из моих министров. В-третьих, это либо Малуф, либо Пирменс.

– Оба – подходящие кандидаты, – сказал Ейн. – Что дальше?

– В ближайшее время следует вести себя исключительно осторожно. Если мы спугнем шпиона, его будет гораздо труднее вывести на чистую воду.

5

Эйласу сообщили, что в Южной Ульфляндии, недалеко от Оэльдеса, обнаружили богатые залежи болотного железняка, и он поручил Малуфу оценить затраты, необходимые для строительства плавильни.

Цифры, представленные Малуфом на рассмотрение короля, казались явно завышенными. Некоторое время Эйлас просматривал отчет, не высказывая никаких замечаний, затем отложил пергамент в сторону:

– Ясно, что потребуется дальнейшее изучение этого проекта. В данный момент меня занимают другие мысли – в последнее время сны не дают мне покоя.

Физиономия Малуфа изобразила почтительное беспокойство:

– Хорошо вас понимаю, государь! Сны предрекают будущее. Предчувствиями, посещающими нас во снах, нельзя пренебрегать!

– Прошлой ночью я видел на удивление яркий сон, – продолжал Эйлас. – По-видимому, он связан с предстоящим визитом короля Казмира. Мне снилось, что его корабль заходит в гавань – Казмир стоял на палубе с непокрытой головой. Я видел его так же ясно, как вижу вас. Он отвернулся, но в моих ушах прозвучал его голос:

– Смотри внимательно! Если на мне будет шляпа с двумя перьями, синим и зеленым, – значит, я твой друг и верный союзник. Если на моей шляпе будет одно желтое перо, значит, я – подлый враг, и меня необходимо уничтожить любой ценой! – Три раза его голос повторил эти слова! Казмир собрался надеть шляпу, но во сне меня кто-то позвал – я отвернулся и не заметил перья на шляпе.

– Достопримечательный сон! – заметил Малуф.

Позже Эйлас поведал о своем удивительном сне лорду Пирменсу, но в несколько иных выражениях:

– Голос говорил со мной – таинственный и гулкий, как голос оракула: «Внимательно следи за шляпой, когда Казмир ее наденет! Если на ней будет серебряная кокарда в форме птицы, он твой друг и союзник! Если на ней будет золотая эмблема, изображающая льва, значит, он замышляет измену!» Так говорил оракул, и теперь я не знаю, что делать. Не могу же я принимать государственные решения, руководствуясь сновидениями! И все же невозможно игнорировать знамения, предвещающие опасность. Что вы думаете по этому поводу?

Пирменс пригладил серебристую бородку:

– Здравый смысл подсказывает, что следует учитывать любую ценную информацию, независимо от ее источника. Вы не помните, какую именно шляпу держал в руке король Казмир?

– Что-то вроде высокого берета из черного мятого бархата, без полей и без тульи.

– Позвольте порекомендовать следующее: если головной убор, в котором приедет Казмир, будет точно соответствовать вашему сну, примите во внимание форму и материал эмблемы.

6

С террасы северной башни Миральдры Эйлас, окруженный несколькими придворными, наблюдал за приближением лионесского галеона «Королевская звезда» – тяжелого судна с тупым закругленным носом и высокой ютовой надстройкой; белоснежные паруса, фок и грот красиво надувались ветром, на концах мачт развевались на ветру красные и желтые вымпелы.

Галеон зашел в гавань, и команда проворно взяла паруса на гитовы. Портовые шлюпки подвезли причальные тросы, и «Королевская звезда» пришвартовалась к пристани рядом с Миральдрой.

Теперь король Эйлас ожидал гостей на молу в сопровождении двадцати знатнейших вельмож с супругами. Трап подняли на палубу галеона, где можно было заметить перемещение фигур в роскошных нарядах. Команда лакеев в ярких ливреях развернула розовую плюшевую ковровую дорожку, спускавшуюся с трапа на пристань и ведущую к трем установленным на платформе креслам с высокими спинками. В креслах разместились король Эйлас, принц Друн по правую руку и принцесса Глинет слева [6].

На палубе «Королевской звезды» появилась величавая фигура – король Казмир. Перед тем как вступить на трап, он задержался, и к нему присоединилась дама благородных пропорций с уложенными кольцами светло-русыми косами под сеткой из белых жемчужин – королева Соллас. Глядя прямо перед собой, августейшая пара спустилась по трапу на пристань.

Эйлас поднялся и шагнул им навстречу. Взгляд его остановился на головном уборе Казмира – высоком черном берете без полей и без тульи. Спереди на берете была закреплена серебряная кокарда в форме птицы; сбоку берет украшали два пера, зеленое и синее.

За королевой Соллас следовали принц Кассандр и принцесса Мэдук. Кассандр, крепко сложенный юнец лет пятнадцати, украсил блестящие кудри соломенного оттенка зеленой шапочкой, лихо сдвинутой набекрень. Невозможно было сомневаться в том, что он – сын своего отца; в его походке и движениях уже чувствовалась непреклонная царственность, свойственная Казмиру. Кассандр обозревал окружающих слегка угрожающим взглядом круглых голубых глаз, словно предупреждая малейшие проявления неуважения.

В отличие от брата, рыжая и кудрявая принцесса Мэдук, напоминавшая длинноногого сорванца, явно плевать хотела на уважение к своему достоинству и на одобрение свиты. Бросив быстрый взгляд на церемониальные приготовления, она сбежала по трапу вприпрыжку, как игривый котенок. На ней было длинное платье из темно-оранжевого бархата с широким черным поясом; цвет платья мало отличался от цвета ее слегка растрепанных кудрявых локонов. Ум принцессы явно не уступал подвижностью ее ногам – на курносом маленьком лице безошибочно отражались быстрые перемены настроения. Эйласу было хорошо известно происхождение Мэдук, и он наблюдал за ней с насмешливым любопытством. По-видимому, дипломаты, распространявшие слухи о преждевременном развитии и бьющей через край своенравности принцессы, не преувеличивали.

Король Казмир, предложивший королеве Соллас руку у основания трапа, бросил на Мэдук холодный предостерегающий взгляд, после чего повернулся, чтобы приветствовать короля Эйласа.

Полдюжины лионесских вельмож сошли по трапу с супругами в порядке, строго соответствовавшем их знатности и старшинству; прибытие каждого гостя громко провозглашал старший герольд Миральдры.

Последними с корабля спустились пара фрейлин королевы и, наконец, христианский жрец, отец Умфред – дородный субъект в рясе пурпурного оттенка.

Короли обменялись традиционными приветствиями, после чего Казмира и Соллас проводили в их апартаменты, чтобы они могли отдохнуть и освежиться после тягот многочасового плавания.

Вечером того же дня Эйлас принимал гостей за неофициальным ужином – парадный многолюдный банкет был назначен на следующий день. И Эйлас, и Казмир мало ели и еще меньше выпили; оба встали из-за стола трезвые и сосредоточенные. Они удалились в частную гостиную, присели в кресла у камина и, пробуя густое золотистое вино из Олоросы, обсуждали интересовавшие их проблемы. При этом, однако, ни тот, ни другой не упомянул о корабле, который строили по заказу Казмира в Кадузе.

Когда Казмир завел разговор об укреплениях Кауль-Бокаха, перекрывавших проход по ущелью между Лионессом и Южной Ульфляндией, голос его звучал слегка насмешливо:

– Даже без укреплений двадцать решительно настроенных человек могут защищать этот проход от целой армии. Но теперь мне сообщают, что в Кауль-Бокахе одна стена возвышается над другой, что каждый подход к крепости прегражден капканами, заграждениями и подъемными мостами с навесными башнями – неприступная твердыня стала в десять раз неприступнее. То же самое происходит в Тинцин-Фюрале: вершину Так-Тора увенчала вторая крепость, не менее труднодоступная. Не совсем понимаю, чем вызваны такие лихорадочные приготовления – ведь мы подписали договоры, делающие все эти усилия излишними.

– Полученные вами сведения соответствуют действительности, – ответил Эйлас. – Строятся новые укрепления, и, несомненно, они предохраняют нас от вторжения из Лионесса. На мой взгляд, однако, причины таких предосторожностей очевидны. Вы не бессмертны; представьте себе, что Лионессом будет править жестокий и воинственный монарх, склонный рассматривать договоры только как предлог к их нарушению! Предположим также, что этот монарх, по неизвестным причинам, решит вторгнуться в Ульфляндию – что тогда? Мы будем к этому готовы – и, если он разумный человек, ему придется отказаться от подобных планов.

На губах Казмира появилась ледяная улыбка:

– Могу согласиться с теоретической допустимостью ваших рассуждений, но не кажется ли вам, что с практической точки зрения они необоснованны?

– Надеюсь, что это так, – кивнул Эйлас. – Могу ли я предложить вам еще немного вина? Его делают в моем собственном поместье.

– Благодарю вас – это на самом деле превосходное вино. Пожалуй, в Хайдионе следует пополнить запас тройских вин.

– Такой недосмотр легко устранить – я об этом позабочусь.

Казмир задумчиво приподнял бокал, заставил вино кружиться и стал любоваться золотистой рябью на его поверхности:

– Я уже начинаю забывать суровые времена, когда наши народы разделяла кровная вражда.

– В этом мире все меняется, – отозвался Эйлас.

– Именно так! Наш договор, подписанный в пылу разгоревшихся страстей, запрещает Лионессу строить военные корабли – на основе устаревших допущений. Теперь, когда между нами установились добрососедские отношения…

– Вы совершенно правы! – прервал собеседника Эйлас. – Наступившее равновесие сил выгодно нам обоим! И не только нам – оно способствует поддержанию мира на всех Старейших островах. Это равновесие, этот мир имеют для нас жизненно важное значение и составляют основу нашей внешней политики.

– Даже так? – Казмир нахмурился. – И каким же образом вы намерены осуществлять политику, основанную на таком расплывчатом принципе?

– Принцип достаточно прост. Мы не можем позволить Даоту взять верх над Лионессом, а Лионессу – преобладать над Даотом, так как в противном случае наша безопасность окажется под угрозой. Если, например, король Одри нападет на Лионесс и каким-то чудом добьется преимущества, мы будем вынуждены выступить на стороне Лионесса и восстановить равновесие.

Казмир заставил себя непринужденно рассмеяться – осушив бокал, он со стуком поставил его на стол:

– Хотел бы я, чтобы мои цели можно было так просто сформулировать! Увы! Их достижение зависит от таких не поддающихся точному выражению понятий, как справедливость, возмещение ущерба, нанесенного в прошлом, и общее направление развития истории.

Эйлас снова наполнил бокал Казмира:

– Я вам не завидую – вы оказались в лабиринте неопределенностей. Тем не менее в отношении Тройсинета у вас не должно быть никаких сомнений. Если Лионесс или Даот усилятся настолько, что создадут угрозу другой стороне, мы будем обязаны оказать всю возможную поддержку слабейшему из противников. По существу, вас защищает мощный военный флот – и вам не приходится нести никаких расходов на его содержание.

Король Казмир поднялся на ноги и с некоторой сухостью произнес:

– Я устал после плавания по проливу. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.

– Надеюсь, у нас вы сможете хорошо отдохнуть, – Эйлас тоже встал.

Два короля вышли в более просторную приемную, где королева Соллас сидела в окружении лионесских и тройских придворных дам. Казмир остановился у входа и ограничился небрежным поклоном, обращенным ко всем присутствующим. Соллас поднялась с дивана, пожелала собеседницам спокойной ночи, и слуга, несущий два ярко пылающих факела, проводил августейшую пару в отведенные им апартаменты.

Эйлас возвращался по длинной сводчатой галерее к себе в кабинет, когда из теней ему навстречу выступила дородная фигура в пурпурной рясе:

– Король Эйлас! Не могли бы вы уделить мне минуту внимания?

Эйлас остановился, глядя на румяную физиономию брата Умфреда – или отца Умфреда, как он теперь себя называл. Эйлас не стал изображать вежливость:

– Что тебе нужно?

Умфред усмехнулся:

– Прежде всего я хотел бы возобновить наше старое знакомство.

Охваченный отвращением, Эйлас невольно отступил на шаг. Нисколько не смущаясь, Умфред продолжал:

– Насколько я понимаю, вам известно, что я принес Благую Весть в город Лионесс. Король Казмир почти наверняка согласится финансировать строительство величественного собора, чтобы Имя Господне славилось благодарными жителями его столицы. Если это произойдет, скорее всего, мне будет пожалована епископская митра.

– Какое мне дело? – спросил Эйлас. – Поразительно, что ты смеешь показываться в моем присутствии!

Расплывшись в ласковой улыбке, отец Умфред отважным жестом руки отмел любые остатки неприязни, когда-либо существовавшей между ним и молодым королем:

– Я несу в Тройсинет радостную весть Евангелия! Языческие обряды все еще преобладают в Тройсинете, Дассинете и Южной Ульфляндии. Еженощно я молюсь о том, чтобы король Эйлас и его подданные вступили на славную стезю истинной веры!

– У меня нет ни времени, ни намерения обсуждать этот вопрос, – сказал Эйлас. – Мои подданные могут верить во все, что им заблагорассудится. Так оно было – так оно и будет. – Он повернулся, чтобы уйти, но отец Умфред положил ему на плечо мягкую белую руку:

– Подождите!

– Что еще? – резко повернулся к нему Эйлас.

Отец Умфред улыбнулся еще шире и нежнее:

– Молю Господа о вашем спасении и о том, чтобы вы, так же как король Казмир, способствовали строительству собора в своей столице – и тем самым распространению Слова Божьего! Если же собор в Домрейсе превзойдет великолепием собор в Лионессе – а это зависит только от вас, – я смогу надеяться на архиепископский сан!

– Я не намерен платить за строительство христианской церкви ни в Домрейсе, ни где-либо в другом месте.

Умфред задумчиво поджал губы:

– Таковы ваши взгляды в данный момент; возможно, однако, что некоторые соображения заставят вас изменить свое мнение.

– Вряд ли.

Снова Эйлас повернулся, чтобы уйти – и снова отец Умфред задержал его:

– Очень рад увидеть вас снова, хотя – увы! – память невольно возвращает мои помыслы к достойным сожаления событиям, сопровождавшим нашу первую встречу. До сих пор король Казмир не знает, кто вы такой! И я уверен, что вы не спешите рассказать ему об этом. Значит, вы не хотите, чтобы он об этом знал. Не так ли? – Отступив на шаг, отец Умфред смотрел на Эйласа с благосклонным любопытством.

Поразмышляв несколько секунд, Эйлас сказал ровным, невыразительным тоном:

– Следуй за мной.

В нескольких шагах, у стены галереи, стоял навытяжку старый слуга в ливрее.

Эйлас остановился и сказал ему:

– Попросите Мавра – синдика Хассифу – присоединиться ко мне в малой гостиной. – Эйлас поманил Умфреда: – Пошли!

Чуть опустив уголки губ, но продолжая улыбаться, отец Умфред засеменил за королем. Эйлас провел его в малую гостиную, закрыл дверь, подошел к камину и стал молча смотреть в огонь.

Отец Умфред пытался завязать приятный разговор:

– Нет слов! Нынче вас окружают условия, несравнимые с прежними. Бедная маленькая Сульдрун! Как плохо она кончила! Поистине, сей мир – юдоль скорби, и мы посланы в него, чтобы подвергнуться испытаниям и очистить душу в преддверии вечного блаженства!

Эйлас не отвечал. Истолковывая молчание короля как признак замешательства, приободренный жрец продолжал:

– Моя лучшая надежда – в том, чтобы привести короля Тройсинета и его доблестный народ к спасительному свету истины. Ангелы Господни воспоют ему хвалу, когда в Домрейсе возвысится величественный собор! При этом, естественно, раз такова ваша воля, фактические обстоятельства вашего прошлого останутся в тайне, как если бы вы поведали их мне на исповеди.

Эйлас бросил на жреца быстрый взгляд и вернулся к созерцанию пламени в камине.

Дверь открылась. В гостиную тихо вошел Ейн в чалме и с седой бородой, все еще загримированный под мавра. Встрепенувшись, Эйлас повернулся к нему:

– А, синдик Хассифа! Вы, случайно, не христианин?

– Ни в коем случае.

– Хорошо, это упрощает дело. Перед вами субъект в рясе – что вы можете о нем сказать?

– Это жрец – жирный, белый, скользкий, как бобер, с елейно подобострастной рожей. Я его уже сегодня видел – он приехал из Лионесса.

– Именно так. Я хотел бы, чтобы вы внимательно его рассмотрели и хорошенько запомнили, чтобы никогда ни с кем не спутать, ни в каких обстоятельствах.

– Ваше величество, он может натянуть на лицо капюшон, назваться Вельзевулом и спрятаться в самых глубоких катакомбах под Ватиканом – все равно я его узнáю.

– Вы не поверите, но он утверждает, что давно со мной знаком.

Синдик Хассифа с удивлением повернулся к Умфреду:

– Чем он при этом руководствуется?

– Он желает, чтобы я построил для него в Домрейсе богатую церковь. Он угрожает рассказать королю Казмиру, кто я такой, если я откажусь выполнить его требование.

Мавр продолжал разглядывать жреца – его удивление возросло вдвойне:

– Он свихнулся? Король Казмир прекрасно знает, кто вы такой – вы король Тройсинета, Эйлас.

Умфреду начинал не нравиться тон разговора. Облизнув губы, он сказал:

– Да-да, конечно. Я всего лишь позволил себе комплимент, вполне естественный при обсуждении давно минувших дней старыми друзьями.

Повернувшись к мавру, Эйлас развел руками:

– Вот видите! Он продолжает упорствовать! Меня это начинает раздражать. Если бы он не был моим гостем, я приказал бы бросить его в темницу. Скорее всего, я так и сделаю – Казмир только рад будет от него избавиться.

– Не компрометируйте свое гостеприимство из-за этого ничтожества, – посоветовал синдик Хассифа. – Пусть он сначала вернется в Лионесс. Мне стоит только слово сказать – и там ему разрежут глотку: днем или ночью, острым ножом или тупым, как прикажете.

– Лучше всего, наверное, было бы притащить его сейчас же к Казмиру и послушать, что они друг другу скажут, – размышлял вслух Эйлас. – Если жрец начнет выдумывать подлые сплетни…

– Подождите! – в отчаянии воскликнул Умфред. – Я осознал свою ошибку! Я допустил невероятную оплошность! Я вас никогда раньше не видел, никогда в жизни!

– Боюсь, что, несмотря на заверения, он способен изобрести какую-нибудь грязную брехню, подрывающую вашу репутацию и унизительную для вашего достоинства. – Мавр вытащил блестящий кинжал. – Позвольте мне вырезать ему язык. Рану можно прижечь раскаленной кочергой.

– Нет, нет! – закричал вспотевший Умфред. – Я ничего никому не скажу! Мой рот на замке! Мне известны тысячи тайн – но я нем, как могила!

– Так как он сопровождает моих гостей, – сказал Ейну Эйлас, – здесь, под кровом дворца моих предков, я не хотел бы его наказывать. Но если до меня дойдут хоть какие-нибудь слухи о его болтовне…

– В угрозах нет необходимости! – заявил Умфред. – Я допустил непростительный промах, он никогда не повторится!

– Рад слышать, что ты не спешишь расстаться с жизнью, – сухо сказал Эйлас. – Не забывай, однако, что у того, за кого ты меня принял, есть веские причины с тобой расправиться – и жестоко расправиться!

– Кто прошлое помянет, тому глаз вон! – с готовностью ответил Умфред. – А теперь прошу меня извинить – я устал, а мне еще предстоит прочесть вечерние молитвы.

– Убирайся!

7

Сводчатый проход позволял пройти из главной галереи Миральдры в большой зал. По сторонам прохода стояли две мраморные статуи героев, привезенные с берегов Средиземноморья пять столетий тому назад. Статуи изображали обнаженных гоплитов древней Эллады – в шлемах, с короткими мечами и круглыми щитами, готовых броситься в атаку.

Позавтракав в своих апартаментах, король Казмир и королева Соллас прогуливались по галерее, время от времени задерживаясь и рассматривая изделия давно забытых мастеров и боевые трофеи, накопленные поколениями королей Тройсинета.

Около одной из мраморных статуй стоял лакей в ливрее Миральдры, с церемониальной алебардой в руке. Казмир и его супруга проходили мимо, рассеянно поглядывая на фигуры античных героев; лакей сделал малозаметный знак рукой, немедленно привлекший внимание короля Казмира. Обернувшись, Казмир узнал в лакее человека, известного ему под именем Вальдес.