скачать книгу бесплатно
Друзья щедро наполнили бокалы, чокнулись и залпом, по-русски, их осушили без всякого льда и газировки. «Пусть америкосы разбавляют», – прокомментировал Гера, большой знаток и любитель шотландского вискаря еще с московских времен, когда вдруг в перестройку в Смоленском гастрономе откуда ни возьмись появился в продаже по смешной цене всего в 12 рублей знаменитый и незабвенный скотч «Чивас Ригал», или «Рыгал», как шутили ценители, покупая желанный напиток целыми коробками по шесть бутылок.
– Ешь ветчинку, Тёма. Вкусная, знаменитая хорватская. – Седин ткнул пальцем в тарелку с ветчиной, ловко поддел кусочек и отправил в рот. – А главное – слушай меня внимательно и мотай на ус, – менторским тоном добавил он.
– Служить в ООН – это тебе не девок щупать. Прежде всего забудь свою прямоту и правдоискательство. Правды здесь нет и не ищи. Есть высшие интересы наиболее сильных игроков. Всем заправляют америкосы. Коль они и весь Запад решили расчленить Югославию, так тому и быть. Против лома нет приема. Тем более что наш Дрюня Озерцов с ними заодно. А царю Борису это до лампы. Так хочет его друг Билл. Ты здесь никто, просто винтик. Не вздумай лезть в политику и выказывать братские чувств к сербам. Краина твоя долго не продержится. Вопрос нескольких месяцев. Твою задачу здесь вижу в том, чтобы вести себя тихо, скромно, послушно. Получать неслабую зарплату и откладывать на черный день. Место для полевой службы здесь не самое плохое, уже не стреляют. Определили тебя в Восточный сектор, который на карте на севере Хорватии. Штаб-квартира в деревушке Эрдут, на берегу Дуная, на той стороне сразу Югославия с ее «непобедимой» армией. А с хорватской стороны – некогда великолепный город Вуковар, ныне похожий на Сталинград. Потешились там народы-братья. Сектор контролируют российский и бельгийский батальоны. С военными я не знаком, сам наладишь контакты, а вот начальником Гражданской службы там у них мой хороший знакомец Филипп Гондер, венгерский еврей из Нью-Йорка. Мужик честный, но трусоватый. Приехал «в поле» тоже в основном ради бабок, у него большая семья в Америке. Старайся с ним не спорить. Короче, сиди тихо и лови кайф. Мог бы и в Южный сектор загреметь, в так называемую «столицу» Краины, заштатный городишко Книн, страшная дыра. Или в Северный сектор, который почему-то ниже Западного и Восточного, совсем рядом с Загребом, даже снаряды могут долететь из Краины. Но туда начальство наше все время наезжает, переговоры, то да се, обстановка нервная, все на виду. Не ровен час и под горячую руку попасть. А от твоего Восточного Эрдута до Загреба добрых четыреста кэмэ, то есть на отшибе, спокуха, если не дергаться…
Кранцев внимательно и почтительно слушал монолог опытного бойца, не решаясь отхлебнуть щедро долитого ему виски. Гера – проныра и умница. Слушать его всегда имело смысл.
Но после второй порции Седин встал и скомандовал:
– Подъем! Ты думал, я тебя только вискарем и советами буду потчевать. Нас ждут шедевры хорватской кухни. Очень даже недурные.
Друзья вышли на улицу, и Гера широким жестом распахнул дверцу своего внедорожника девственно-белого цвета с огромными черными буквами UN на обоих бортах.
– У тебя тоже такая будет… Работаем ради мира! «Радимо за мир!» по-сербски. Это тебе не хухры-мухры. Ответственная, блин, миротворческая миссия…
Обжора и бонвиван Гера явно решил произвести впечатление на друга и сразу ошеломить его разносолами и вкусностями хорватской кухни. Для этого, через полчаса езды, он въехал на какой-то холм, покрытый буковыми деревьями, лихо затормозил на поляне и почти за руку провел друга через тяжелые резные ворота в живописное подворье, потом внутрь уютного зала, наполненного аппетитными запахами, пересек зал, и уже через минуту друзья, в сопровождении метрдотеля, расположились на широкой, безлюдной в эту пору террасе, смотрящей в буковую рощу. Они еще не успели оглядеться, как большой, крепкий деревянный стол стал наполняться местными яствами, пугавшими объемом, но вызывавшими мощный прилив слюны. Глотая слюну, Кранцев, словно в тумане, ловил не очень понятные названия, произносимые Сединым, видать поднаторевшим в хорватской кухне, – пршют (копченый далматинский окорок), кулен (свиная колбаса с паприкой), бурек (слоеный пирог с мясом и сыром), манистра (тушеные овощи). Для закуски, да и для объедения этого было вполне достаточно, так что малоежка Артем даже испугался. А поскольку официанты сразу, для начала, откупорили две бутылки красного сухого «Дингача», избалованный Францией Кранцев, отметив отменный вкус терпкого вина, без паузы махнул два бокала подряд. Выждал минуту и добавил еще один. Зал и буковая роща, кинематографически озаряемая низким, закатным солнцем, тут же поплыли, и Кранцев, по обыкновению, воспарил над застольем, сделал круг над террасой, полюбовался заходящим солнцем, а когда снова приземлился прямо за стол, то понял, что надо и он сможет держать гастрономический удар, хотя и удивился, сколько закусок, запиваемых вином, еще до главных блюд может уместиться в его животе.
После закусок Гера предложил ударить по мясу, но уже объевшийся Артем робко попросил рыбки, и друзья сошлись на том, что надо бы заказать хорватскую уху с белорыбицей – знаменитый паприкаш. Естественно, уху запивать вином было бы неуместно, поэтому оба решили, что пора перейти на градус выше, и сошлись на 45-градусной выдержанной сливовице. В ожидании ухи франкофил Кранцев напомнил Гере о французской традиции «нормандской дыры», то есть принятия крепкого алкоголя между блюдами пиршества для освобождения места в желудке и улучшения пищеварения. После первой рюмки, похоже, место в желудке освободилось, и на истошный зов Седина «Голубчик!» официант явился с бутылкой сливовицы, поставил ее на стол и уважительно удалился – «русские ребята гуляют». Ожидание паприкаша затянулось, и пришлось освежить рюмки сливовицы еще пару-тройку раз. И только тогда Кранцев ощутил, что на его бренное тело благо спустилось, а вот беспокойная душа пошла вразнос и от обилия блага, как бывало в далекой юности, вместо радости, совсем наоборот, прониклась необъяснимой и смутной тревогой, как будто оно было предвестником беды.
* * *
Да, в далеком теперь уже детстве Тёма был пугливым мальчиком и страшно боялся, когда родители по вечерам уходили в гости или в театр. Его начинал бить такой необъяснимый страх, что он бросал маленькую сестру Тамарочку, выбегал из дому и носился по темным улицам, едва сдерживая слезы, а то и рыдая и надеясь встретить родителей живыми и невредимыми. Унять страх ему долго не удавалось и в юности, до самой женитьбы, непонятные страхи навещали его, как ни странно, в самые благополучные и спокойные моменты его маленькой жизни. В своей слабости он никому не признавался, ни маме, ни врачам. Терпел и со временем научился преодолевать тревогу усилием воли. Просто однажды убедил себя не бояться «замахиваться на все более сложные цели – школа, элитный институт, престижная работа, – но довольствоваться тем, что удается достичь, не завидуя более успешным игрокам». Он научился этому в областной сборной по фехтованию, еще в Казахстане, потому что превосходно владел техникой рапиры, но был слаб в общей физической подготовке. Его соперники знали об этом и нередко предлагали изматывающие, затяжные бои. Когда он побеждал, пьющий тренер Сивцев не скупился на похвалы, а когда проигрывал – крыл матом, и Тёма уговорил себя радоваться твердому второму месту по области, а однажды и по республике. Позднее за эту позицию, уже на службе, кое-кто называл его «неамбициозным», но заблуждался. Важнее всего для Кранцева было добиваться результатов, соответствующих запасу его жизненных сил и не требующих надрыва.
Поэтому у тревоги, неожиданно навестившей его в столь важный момент бытия и приятный час щедрого застолья, было свое объяснение – впервые в жизни он, Артем Кранцев, одиночный бегун на дальние дистанции, остался один на один с новой, еще неведомой ситуацией, без какой-либо опоры на прежний опыт, без корпоративной и семейной поддержки и пока не знал, чем кончится вся эта авантюра. Чтобы вернуться в реальность, он грубо прогнал наваждение и весь обратился в слух. Наблюдательный Гера сделал вид, что не заметил минутного замешательства товарища, предложил новый тост «За нашу победу!» и продолжил рассказ о том, как он два года назад в поте лица трудился в миротворческой операции ООН в Намибии и руководил там отрядом полицейских. Рассказ перемежался вставками о его далеких от советской морали контактах с лицами противоположного пола под жарким солнцем Африки. Но видя, что тема «блуда» Кранцева сегодня на зажигает, предложил завершить пир новой порцией сливовицы, после чего вставать из-за стола и брести к машине друзьям пришлось, поддерживая друг друга. «Доедем ли?» – в голове Кранцева мелькнула единственная трезвая мысль, но за рулем Геру словно подменили, включился инстинкт самосохранения, и через полчаса они благополучно входили в свой отель.
В номере неутомимый Седин предложил заполировать выпитое остатками виски, и Кранцев, присев на кровать, покорно кивнул. Ему было не по себе, желанное умиротворение и уверенность в себе не наступали, хотелось напиться, забыться, но не получалось. Так было всегда. Он и по жизни не очень-то любил мужские компании, где суть общения состояла в том, чтобы курить, материться, пить на брудершафт, слушать о половых подвигах друг друга и в конце концов нажраться до одури, до полного разрыва связи с окружающим миром. Алкоголь не брал его по-настоящему, разве что от перебора рвало. Но другу Гере он отказать не мог и скрепя сердце старался проглотить виски как раз в тот момент, когда в дверь постучали и на пороге возникла расплывчатая фигура полненькой женщины среднего возраста. Лицо Седина озарилось приветливой улыбкой.
– Вставай, Темный, – игриво повелел он, – ну-ка нижайше приветствуй даму. Мой друг и соратник Ольга Викторовна Уткина собственной персоной. Ведущий спец по Балканам на родине и во всем мире. Могучий интеллект и сокрушающий патриотизм. А нынче коллега, потому как советница от России в аппарате этого японского чудака Уеды, нашего общего начальника всей югославской операции. Есть там еще и американская мымра для равновесия, полная идиотка. Считает, что тоже разбирается в Балканах…
Седин суетливо собрал с кресла разбросанные рубашки и широким жестом пригласил гостью сесть.
– Прости, Герасим, что ворвалась, если помешала, – из вежливости сказала женщина, убирая с ироничной улыбкой русую прядь со лба и присаживаясь, – просто хотела уточнить наши общие позиции на завтрашнем совещании с Уедой.
Гера согласно кивнул, со стуком поставил перед дамой пустой бокал и плеснул туда виски. Она не стала отнекиваться для вида, залпом выпила до дна и захрустела предложенной соленой соломкой. Кранцеву очень приглянулось полное отсутствие жеманства в пришедшей, и, внимательно разглядывая ее милое русское лицо, умные серые глаза и изящные изгибы чуть полноватого тела зрелой женщины, он даже немного протрезвел, а главное, почувствовал, что тревога в душе отступила. Он уже было собрался вступить в разговор, но Ольга опередила его.
– А вас, мил человек, каким ветром занесло в эти края? Приехали за мир бороться?
– Вообще-то я мидовский, – робко ответил Кранцев. – Решил попытать счастья в полевой операции, фрилансером…
– Может, это и правильно, и интереснее, чем строго выполнять инструкции начальства, но особых иллюзий не питайте, здесь та еще бюрократия и иерархия… – Она протянула пустой бокал Седину, и тот поспешно плеснул туда еще немного янтарной жидкости. – А главное – помните, что развал Западом Югославии, крепкого, нормального европейского государства, – прямое следствие распада Союза. Не могут они никак смириться с существованием огромной и непослушной России. Но на этом все не закончится – пророссийскую Сербию будут продолжать крушить, как бы в назидание русским. Вот, мол, что хотелось бы с вами сделать, не будь у вас ядерных сил. Накажем сербов для примера и с большим намеком – за дружбу с Россией, санкциями обложим, все грехи на них повесим, передадим в Международный трибунал и всех осудим, президента свергнем и угробим, Косово отберем, чтоб неповадно было на Россию оглядываться. Больно независимыми стали. А со временем, глядишь, и до России доберемся…
Ольга насупилась, и на ее добром лице заиграли желваки. Вмешался Гера:
– Ладно, Ольгуня, кончай свои проповеди, не пугай ребенка на ночь глядя, ему бай-бай пора – у него завтра первый день в Защитных силах… А совещаться лучше пойдем к тебе, Тёме надо выспаться, не будем мешать…
С этими словами он галантно прихватил даму за локоть и уже на выходе повернулся к Кранцеву, вытаращил глаза и озорно подмигнул.
В свой номер Седин вернулся под утро, к завтраку и растолкал приятеля со словами из песни:
– Вставайте, граф, рассвет уже полощется… Вас ждет битва за мир, хватит дрыхнуть…
Спросонок Артем не понял, о чем речь и какая битва, но живо вскочил, не чувствуя никаких последствий вчерашних излишеств. После бритья прилив бодрости усилился и от вчерашнего налета тревоги не осталось и следа. Друзья на скорую руку проглотили по чашке растворимого кофе с тостами и вышли на улицу под нежное июньское солнце. Во дворе компаунда Седин высадил Кранцева, обнял и быстро попрощался, торопясь на совещание.
– Не благодари, не благодари… Помни мои заветы… Особо не высовывайся… правдоискательством не занимайся… если хочешь удержаться в седле… делай как все… Поручили – исполни. И бабки не забывай откладывать, пригодятся… Освоишься в своем Восточном секторе – приеду с инспекцией или тебя в Белград вызову… Ну, в общем, удачи тебе! Бывай!
Нежное сердце Кранцева в очередной раз екнуло, он еще с минуту смотрел вслед уходящему другу и медленно побрел в направлении административного корпуса. На железных стульях перед дверью главного администратора уже сидел в ожидании приема белобрысый крепыш, примерного того же возраста, лет за сорок, на вид спортсмен или военный. Приветливо улыбнувшись, он представился по-английски:
– Хай, я Дэннис Дэй, из Канады, жду распределения, хочу в Боснию, там настоящее дело. А ты?
Узнав, что напарник из России и тоже прибыл за назначением, канадец как будто ожидал появления Кранцева, чтобы немедленно и слишком быстро перейти к изложению своего плана:
– Если ты не против, я как раз ищу напарника, хочу просить господина Керенджу разрешить нам ознакомительную поездку по всем четырем секторам в Хорватии, так сказать, для изучения миротворческого опыта на местах… Как тебе моя идея? – и не дождавшись столь же быстрого ответа, стал что-то дополнительно объяснять, и франкофон Кранцев, немного оглушенный его напором, с ужасом осознал, что не понимает и половины монолога, произнесенного на английском, который он учил на дополнительных курсах, в коридорах министерства, но никогда в жизни по-настоящему не практиковал. В этот момент дверь кабинета администратора приоткрылась, миловидная секретарша пальчиком поманила Дэя внутрь, и растерянному Кранцеву ничего другого не оставалось, как бросить ему вслед по-французски:
– Я согласен!
Через десять минут Дэннис вынырнул из-за двери, сияя как медный грош, и, бросив входящему Кранцеву: «Жду тебя во дворе», выскочил на улицу.
Теодор Керенджа принял входящего, сохраняя приличествующую администратору строгость, но глаза его весело поблескивали. Выяснилось, что в конце 70-х эфиоп окончил Университет Патриса Лумумбы в Москве, сносно говорил по-русски и питал к России самые теплые чувства, памятуя о Пушкине. Он раскрыл папку и сразу подтвердил Кранцеву, что тот распределяется в Гражданскую службу Восточного сектора ЮНПРОФОР, штаб которого расположен в поселке Эрдут на севере Хорватии. Там же неподалеку, в зоне аэропорта Клиса базируется и российский батальон, отвечающий, вместе с бельгийским батальоном за мир и порядок в данном секторе. Кранцев будет единственным там русским служащим Гражданской службы, и ему надлежит всячески помогать руководителю службы американцу Филиппу Гондеру в налаживании тесного сотрудничества с сербской и хорватской сторонами в целях дальнейшего закрепления условий перемирия и для этого же поддерживать рабочие контакты с командованием российского и бельгийского батальонов. По мере бесконечной тирады Кранцев дивился и гадал, где эфиоп мог нахвататься навыков столь виртуозной бюрократической речи.
– Следует не забывать также, – Керенджа многозначительно поднял вверх указательный палец и понизил голос, – что именно в этой части страны, в городе Вуковаре, в 1991 году начались военные действия между сербами и хорватами, обрушившие всю Югославию…
С этими словами администратор привстал и вручил Кранцеву конверт с разнарядками на получение всего необходимого для выполнения его высокой миротворческой миссии на месте приписки – служебного автомобиля, униформы Гражданской службы, персонального компьютера, голубой каски и голубого защитного бронежилета. Пожелав ему на английском удачи в труде на благо мира, Теодор с улыбкой добавил по-русски «Ни пуха» и долго тряс вспотевшую руку новобранца. И только когда тот уже подошел к двери, спохватился и добавил:
– Ах да, конечно, я разрешил вам с мистером Дэем совершить ознакомительную поездку по четырем секторам… Это полезная идея. У него все бумаги для оформления… А еще я попросил бы вас об одолжении, господин Дэй в курсе…
Канадец ждал Кранцева во дворе компаунда, сгорая от нетерпения.
– Хитрец Керенджа дал нам «первое ответственное задание», – с улыбкой сообщил он. – Перенести его ковер из временного кабинета в вагончике в новый кабинет, в здании. Нам особое доверие. Двое белых трудятся на африканца. Это прогресс. Но зато нам дали разрешение на ознакомительную поездку. Все в мире связано. Принесем ковер и пойдем оформляться, получим машину и суточные, – затараторил он по-английски, но Кранцев попросил его перейти на французский.
– Может, сходим для начала перекусить, у меня в животе пусто с утра, – предложил он, и напарник охотно согласился.
Ударивший в нос запах в пищеблоке компаунда ничем не отличался от почти забытого духа родных московских столовок студенческих времен, а бургеры с жареной картошкой, которые они выбрали, – от русских котлет. Все это вместе автоматически вызвало прилив слюны. Не хватало только соленого огурчика. А вот запивать пришлось, за неимением кваса, приторной, но бодрящей кока-колой, как это делали 80 % обедающих вокруг, за исключением тех, кто пил просто воду или безалкогольное пиво.
Подкрепившись, напарники пошли искать ковер и весело тащили тяжелый рулон через весь двор в новый кабинет администратора. Потом так же весело отправились в гараж, где в ответ на предъявленную бумажку им вручили белый джип с неизменными UN на бортах, а в кассе – толстый конверт с хорватскими кунами на дорожные расходы. Аппарат ООН работал исправно и щедро тратил выделенные бюджетом деньги. Канадец сказал, что припаркует машину возле своего отеля. Он предложил встретиться там же вечером для согласования плана действий и выдвинуться в поход завтра с утра пораньше, потому как до Южного сектора и дальше, до самого Адриатического моря, предстоит пересечь почти всю Хорватию.
– Рулить будем по очереди, – уточнил он, определенно взяв на себя командование операцией. Но Кранцев и не возражал, так как сразу уловил военную закалку канадца.
Следующим пунктом программы был продуктовый магазин компаунда, похожий на все супермаркеты с преобладанием американских товаров. Через полчаса Кранцев вышел на улицу с блоком из шести пол-литровых бутылок питьевой воды «Вальверт» и пластиковым пакетом, вместившим три пачки галет, батон сухой итальянской колбасы, банку растворимого кофе, пачку сахара, соль, банку меда и бутылку бурбона «Джек Дэниелс», рекомендованную канадцем для поднятия духа. До этого Кранцев только один раз пробовал американское виски из кукурузы и считал его редкой гадостью.
Для получения своей служебной машины пришлось с покупками опять плестись в гараж. Там толстый, потный дядька, похожий на мексиканца из спагетти-вестерна, посадил его за руль какой-то развалюхи, дабы проверить водительские навыки новобранца. Кранцев, уже четверть века сидевший за рулем и объехавший пол-Европы, вдруг растерялся, так как ручное переключение скоростей гремело и заедало под ироничное хмыканье наставника. Объехав с горем пополам компаунд и затормозив у гаража, Кранцев увидел, что проверяльщик выводит для него «под уздцы» большой белый «Ниссан Пэтрол» с кабиной на пять пассажиров и заветными буквами UN на бортах. Но когда вся машина вышла на свет, губы его разочарованно сжались, так как «Ниссан» оказался грузовичком с кузовом среднего размера. На грузовиках Артем еще никогда не ездил, но отказаться от даровой служебной машины было немыслимо. «Буду подвозить патроны», – ехидно подумал он про себя и пожал руку гаражисту.
После предъявления на cкладе, пахнущем сыростью, новехонького пластикового удостоверения личности, свисавшего с шеи на железной цепочке, ему под расписку были выданы пакет с униформой Гражданской службы, красивого серо-бежевого цвета с черными погончиками с буквами СА (Civil Affairs), другой пакет с голубым бронежилетом и голубая каска нужного размера, без пакета. Со всем этим скарбом в одной руке он вышел на яркий свет, поднял с пола другой рукой пакет с покупками и, как во сне, двинулся к своему грузовичку, чтобы разместить поклажу. Оставалось только получить компьютер, и «боец» Защитных сил ООН будет полностью экипирован для ударного «труда ради мира» в бывшей Югославии.
Однако, автоматически следуя пунктам дневной программы сборов и даже улыбаясь всем встречным, Кранцев не переставал чувствовать себя несчастным, потерянным, оторванным от пуповины и как будто зависшим в пустоте над пропастью. Снедаемый новым приступом тревоги, он никак не мог взять в толк, что делает и как ему найти себя в новом, незнакомом и абсолютно чуждом ему мире международной суеты, среди непонятных людей из самых разных стран, совершенно безразличных ему и столь же индифферентных к нему самому. Его откровенно пугала перспектива стать просто винтиком, если не песчинкой в огромной машине неизвестно кем управляемой миротворческой операции, раствориться в интернациональной среде таких же винтиков или песчинок и, значит, оказаться в полном одиночестве, которого он страшился всю свою жизнь. Нестерпимо захотелось услышать голос родного человека – мамы, жены, дочери, – но на звонок по служебному телефону надо было идти просить разрешения в администрацию (первые мобильные телефоны у всех смертных появятся только через два-три года). Тем не менее ведомое разумом тело, как всегда, совершало необходимые действия, толкало вперед и не давало сойти с нужной колеи… Сев за руль грузовичка и осмотрев на заднем сиденье свой богатый багаж, пугливый козерог Тёма Кранцев, после десяти вдохов-выдохов по-йоговски, все же спустился на землю и медленно двинулся в свой отель. Назойливые тревожные мысли понемногу улетучились, хотя из головы никак не хотел исчезать жалобный вопрос, брошенный мамой при недавнем расставании в Женеве: «Как теперь все будет, сынок?»
Заседание мини-штаба с Дэном Дэем проходило в холле его отеля и немного затянулось, хотя собственно план поездки был по-военному четко составлен напарником и положен на бумагу. Никогда не служившему в армии Кранцеву детали плана были абсолютно безразличны, Хорватию он все равно не знал и на все согласно кивал, хотя и догадывался, что интерес канадца к логистике независимой и никем не признанной Сербской Краины не праздный и не так уж прост. Потягивая из большой кружки темное и не очень вкусное пиво «Гиннесс», предложенное Дэем, Кранцев больше молчал, разыгрывал из себя диковатого русского незнайку и односложно отвечал на как бы безобидные расспросы о работе, семье и жизни на родине. Опыта общения на эти темы с западниками во Франции у него было предостаточно, и он, насколько мог искренне и немного пафосно, отвечал на наводящие вопросы так, чтобы собеседник остался доволен ответами, – родился в провинции, в скромной семье служащих, крещен, но был и членом КПСС, работал дипломатом, потом перестройка, гласность, захотелось свободы, но без осложнения отношений с властями, теперь вот фрилансер, хочется способствовать примирению враждующих сторон, но не прочь и заработать деньжат для семьи. В ходе толковища, однако, не удержался и, как бы демонстрируя русское чувство юмора и проверяя канадское, вставил, что данными о расположении ядерных сил и номерами военных частей в России не располагает. Канадец для вида хихикнул, но проглотил шутку не моргнув глазом. Долго засиживаться не стали – ведь завтра спозаранку в путь, и не близкий.
Утром к отелю Дэя Кранцев явился пешком ровно к семи, но отъезд спозаранку не получился – пока канадец сбривал бороду, оставив пшеничные усы, пока грузили его вещи в джип, пока плотно завтракали – выехали около девяти. За руль сел Дэй, а поскольку никаких навигаторов в машине тогда не было, Кранцев вызвался быть штурманом по бумажной карте.
Решили начать с самой дальней точки – штаб-квартиры Южного сектора ЮНПРОФОР в «столице» Сербской Краины Книне, а потом подниматься вверх через полевое бюро Защитных сил в Задаре, затем в Топуско, где была расположена штаб-квартира Северного сектора, и закончить рейд в штаб-квартире Восточного сектора в Эрдуте. То есть проехать предстояло пол-Хорватии по дорогам далеким от немецких.
В Книн, пыльный городишко, изнывающий под палящим солнцем, прибыли к обеду. Там их встретил замначальника Гражданской службы, угрюмый чернокожий человек, представившийся гражданином Ганы. Глядя на него, Кранцев невольно вспомнил любимую байку своих театральных друзей о том, как начинающий артист так разволновался, что вместо нужной фразы «Прибыл гонец из Пизы!» произнес: «Прибыл пипец из Ганы!» Тем не менее сослуживец неохотно и уныло, но внятно доложил обстановку в секторе и ответил на все заковыристые вопросы канадца о рекогносцировке и снабжении Защитных сил в секторе.
Еще через час они были в Задаре, ошеломленные разительным контрастом увиденного с впечатлениями о Книне. Полевая точка ЮНПРОФОР размещалась в изящной вилле, так близко расположенной к берегу Адриатического моря, что на широкую террасу дома долетали морские брызги. Австралийка Хизер Дорман, хозяйка виллы, она же начальница и единственная международная сотрудница этого офиса, не считая местной переводчицы, оказалась пышнотелой, рыжеволосой дамой бальзаковского возраста и вышла к ним с распростертыми объятьями, босиком, в слегка распахнутом шелковом халате и с дымящейся сигарой в руке, всем видом показывая, как она рада гостям, о которых ее, разумеется, предупредили из Загреба. При виде такого обилия женской красоты глаза канадца алчно вспыхнули, и он бросил выразительный взгляд на Кранцева, ответившего ему понимающей улыбкой. Не теряя времени на официальные представления, хозяйка морей пригласила гостей к столу, заранее накрытому на террасе с неизменными хорватскими закусками, вином и черешнями. Но, усадив мужчин лицом к морю, она жестом фокусника подняла со стоящей рядом сервировочной тележки бутылку с заветной янтарной жидкостью, щедро разлила по бокалам, поставила рядом вазочку со льдом, запотевшую бутылку газировки, орешки и, подняв свой бокал, торжественно произнесла:
– Односолодовое! Предлагаю за встречу и общее дело, гайз (в смысле – ребята)!
В состоявшейся за выпивкой безалаберной беседе стало понятно, что, опытный боец полевых операций, Хизер хорошо разбиралась во вкусах мужчин любой национальности. В то же время прояснились и ее собственные вкусы в отношении мужчин: сверкая очами, она сказала, что предпочитает крепких, решительных и без комплексов. Видимо, как она сама. Услышав это, канадец приосанился и оживился. Похоже, у него возникли какие-то намерения и шансы на сегодняшний вечер, и он уже не отрывал взгляда от мясистых, чувственных губ хозяйки, трещавшей без умолку и время от времени выдыхавшей на него дым сигары.
Горячей австралийке, конечно, было невдомек, что женщины «без комплексов» всю жизнь приводили в ужас брезгливого эстета Кранцева, который в своей бедной до самой женитьбы половой жизни шарахался от напористых барышень, как черт от ладана, при одной мысли о том, что готовая сразу ему отдаться знакомая вчера могла переспать с кем-то еще и тогда жди беды… Он вообще не был сторонником того, что писатель Юрий Поляков называл «безвозмездная гормональная помощь», терпеть не мог американское понятие sex, прочно вошедшее в русскую любовную лексику и практику наряду с дурацким, корявым, но неизбежным термином «трахаться». От фразы «у них был секс» его просто коробило, настолько это не вписывалось в его неторопливую стратегию сближения с противоположным полом: любопытство-симпатия-волнение-трепет-доверие-нежность и так далее. Короче, ему нравились скромные, кроткие, робкие, стыдливые, но, конечно, красивые девушки. И, конечно, не фригидные. Да и было их в далекие школьные и студенческие годы всего две, ушедших от него к крепким и решительным парням без комплексов. Даже свою благоверную жену Свету нерешительный Артем бережно и не очень умело лишил девственности только на третий день после свадьбы.
Разговор за столом в Задаре затянулся, поговорили, конечно, и о миротворческой операции, но когда Хизер с Дэном стали дружно осуждать «сербов за их нехорошее поведение» и сулить им всяческие «справедливые» наказания, Кранцеву ничего другого не оставалось, как поникнуть и притвориться пьяным. Ну не спорить же и не драться с идиотами в первые же дни «полевой службы по поддержанию мира». «Не надо высовываться, – вспомнил он завет друга Германа Седина. – Копи деньги, пригодятся»… Закат на море был ошеломительно красив, и уже в конце беседы, когда небо потемнело, Хизер решительно встала, спустилась по ступенькам к самой кромке притихшей воды и, решительно сбросив халат, осталась в черном бикини, эффектно подчеркивающем ее пышные формы. Так же решительно бросившись в воду, она одарила восхищенных зрителей еще более решительным кролем, а вернувшись на берег, натянула халат прямо на мокрое тело. К этому моменту Кранцева реально сморило, веки слипались, и он вышел из-за стола, пожелав всем спокойной ночи под разочарованный взгляд хозяйки. Видимо, она была другого мнения о русских.
В своей комнате на первом этаже Артем плашмя бросился на кровать, но третья ночь на хорватской земле успокоения ему не подарила. Тревога не желала отступать, давила грудь, скреблась в животе. Несмотря на усталость, сонливость и выпитое, он долго не мог уснуть, вслушиваясь в шумы, смешки и возню на втором этаже, куда удалились Дэн с Хизер. А когда Морфей все же одолел, в кинофильме снов опять замелькали черные птицы, искаженные страхом женские лица, пузырящиеся болотные топи и прочая жуть. Несмотря на это, утром он проснулся на удивление бодрым и спокойным. Долго брился, нежился под теплыми струями душа, а когда вышел на террасу, его встретило и согрело яркое солнце, повисшее над мирным, ласковым морем. Как будто и не было тревожных снов. И не было войны…
Короткий стук, и в дверь просунулась растрепанная голова Хизер.
– Как спалось, ковбой? Уже на ногах и готов к подвигам? Не знаешь, куда девать нерастраченные силы?
Она обвела взглядом обнаженный торс Кранцева, изобразила на лице шаловливую гримаску и хихикнула, как маленькая девочка.
– Завтрак через десять минут. Твой напарник почему-то спешит со мной расстаться. Очень деловой мэн…
Дверь тихонько прикрылась, и Кранцев, застегнув рубашку на все пуговицы, вышел к уже накрытому на террасе столу с бутербродами, вдыхая ободряющий запах кофе.
За завтраком действительно не засиделись. Прощаясь, Хизер обняла незадачливого русского так же крепко, как и канадца, сказав:
– Надеюсь, не в последний раз видимся. Всегда добро пожаловать. Мы в одной лодке…
За оживленной беседой обратный путь до Северного сектора неожиданно показался короче, хотя на него ушли все те же три часа. После романтической остановки в Задаре доверие между напарниками окрепло. Явно недоспавший Дэн тем не менее охотно рассказывал, что дослужился до капитана в сухопутных войсках Канады, в основном при штабах, женат, трое детей, нужно много денег, чтобы содержать семью, дом, платить налоги, помогать родителям. Вот и решил податься в миротворческую операцию за заработком, не считая профессионального интереса и любви к приключениям. В его вопросах, между делом задаваемых Кранцеву, его профессиональный интерес в общем проглядывался, но ничего ценного русский миротворец ему сообщить не мог – в армии не служил, приключений не ищет. Он все ждал, когда канадец начнет предлагать ему «сотрудничество», и уже был готов отшутиться, но, к счастью, предложение так и не прозвучало, и Артем, в свою очередь, с облегчением рассказывал все как есть о своих близких, о переменах и трудностях в жизни России после любимой Западом перестройки. Но, разумеется, помалкивал о своем отношении к Западу, старающемуся правдами и неправдами подчинить Россию.
Не вдаваясь в подробности своей, по все видимости, бурной ночи в Задаре и не отрывая крепких рук от руля и глаз от дороги, Дэй, путая английские и французские слова, достаточно уважительно, сочувственно и даже нежно отозвался о Хизер. Красивая, яркая женщина (по-русски можно было бы сказать «классная баба»), З8 лет, первый муж бросил, второй погиб в автокатастрофе, сыну 16 лет, учится в Лондоне, она уже 10 лет служит в миротворческих операциях ООН, была в Намибии (наверняка общалась с Герой, подумал Кранцев), не скрывает своего интереса к мужчинам, ходят слухи, что была любовницей нескольких высших чинов ЮНПРОФОР, в частности командира российского или бельгийского батальона в Восточном секторе. Но, скорее всего, это злые языки, болтают завистницы.
– В штаб-квартире мне уже говорили об австралийской диве, но ни одного плохого слова о ней я не слышал, – заключил Дэй, въезжая в Топуско и оглядываясь по сторонам в поисках указателя к штабу Защитных сил.
Штаб разместился в неказистом старом здании сельского типа с просторным двором, пригодным для парковки пары десятков машин. Сейчас двор был пуст. Дэй припарковался прямо у задней двери, и путешественники, кряхтя, вылезли из машины, разминая затекшие ноги. На шум из здания вышел молодой человек, он на английском с непонятным акцентом представился дежурным и сообщил, что руководство штаба с сотрудниками час назад выехали в соседний поселок под названием Глина на переговоры с министром внутренних дел Сербской Краины господином Пеши-чем. Такое событие пропустить было никак нельзя, и уже через минуту Дэн и Артем мчались по мокрому шоссе, ведущему в Глину. Стрелка на выезде из Топуско показывала 12 км до Глины, и осторожный Кранцев попросил напарника сильно не гнать – «там и без нас обойдутся». Было бы глупо слететь в канаву со скользкой от грязи узкой проселочной дороги.
Место важных переговоров в Глине легко узнавалось по скоплению машин вокруг здания поселкового совета. Найдя место для парковки, миротворцы осторожно протиснулись в дверь зала, заполненного людьми. Здравко Пешич, министр, оказался не очень молодым мужчиной с усталым лицом и общим видом интеллигентного человека, обремененного проблемами. От ООН переговоры с ним вел начальник Гражданской службы ЮНПРОФОР аргентинец Серхио Ардентес, улыбчивый, писаный красавец и умница. В кулуарах поговаривали о его больших амбициях и возможном скором назначении на пост Верховного комиссара ООН по делам беженцев. Впрочем, переговоры уже заканчивались, звучали заключительные, протокольные, ничего не значащие фразы. Но когда после переговоров всех пригласили в соседний зал на небольшой аперитив и Дэн поспешил подскочить к Ардентесу, Кранцев, наоборот, подошел к Пешичу и заговорил с ним по-русски. Министр открыто и тепло улыбнулся – он явно был рад пообщаться с русским, так как знал наверняка, что от западников ничего хорошего Сербской Краине ждать не следует. Он явно с удовольствием принял к сведению сообщение Кранцева о назначении в Восточный сектор и сказал, что тесно контактирует с командованием российского батальона, но там явно не хватает «русского глаза» в Гражданской службе. С этим словами он протянул Артему свою визитную карточку и, наклонившись к его уху, пообещал, что они обязательно должны будут встретиться, когда Кранцев приступит к своим обязанностям.
– Разговор с вашим американским шефом там у меня не очень получается, – добавил министр и попрощался.
Помелькав на всякий случай перед глазами ооновских чиновников, Дэй потянул Кранцева за рукав:
– Надо гнать, до Восточного сектора больше трехсот километров. Низом, через Славонски Брод, не советуют, там неспокойно, слишком близко боснийские сербы. Придется ехать через Загреб и Осиек, а это хоть и небольшой, но крюк.
Так и поступили. На сей раз обычно разговорчивый канадец был немногословен почти все четыре часа дороги. Устал или думал о чем-то своем? Кранцев не стал ломать голову, так как подходящего сюжета для разговора тоже не находил. После Загреба они притормозили на шоссе в полосе отчуждения, справили малую нужду, пожевали крекеры и запили их минералкой.
Кранцев предложил Дэю сменить его за рулем, но тот сказал, что он ОК, и сел за руль. Машину канадец действительно водил классно, сказывалась военная сноровка.
К Эрдуту подъезжали, когда уже начинало темнеть, но найти штаб-квартиру в этом небольшом поселке труда не составило – самое высокое в округе трехэтажное административное здание смотрелось чересчур громоздким посередине бывшего пустыря или выгона, заставленного вагончиками, в которых, собственно, и размещались полевые рабочие «кабинеты» сотрудников Гражданской службы. Для порядка въезд на территорию компаунда перегораживал шлагбаум, поднятый дежурным солдатом по предъявлении бейджиков. У входа в здание штаба их встретил высокий, не худой, а скорее изможденный, пожилой мужчина, стоявший в полутьме с зажженной сигаретой в руке. Увидев двух гостей, он шагнул им навстречу, протягивая руку для пожатия:
– Мартин Скредверт (фамилию потом пришлось уточнять, сразу не запомнить)… Старший советник по гражданским делам. Я вас жду. Нам звонили из Топуско о вашем приезде. Но вы, вижу, долго добирались. Мы уже начали беспокоиться. Проблемы на трассе?
– Нет, просто далеко оказалось, – ответил Дэй. – И не гнали специально, соблюдали дозволенную скорость. Чем порадуете?
– Гостиницу в поселке для ночлега вам зарезервировали. А сейчас приглашаю перекусить с дороги, тут неподалеку. Я довезу…
Через десять минут все трое оказались в слабо освещенном заведении, которое с виду можно было назвать скорее харчевней «Трех пескарей», чем рестораном. Свет из маленьких окон приземистого здания слабо пробивался сквозь опускающийся душный и теплый туман, до того насыщенный влагой, что лица покрылись липким потом, потекшим по щекам и из подмышек по всему телу. На пот дружно ринулись полчища злобных и жадных до крови комаров, и путники поспешили укрыться внутри здания, где, наоборот, их встретили тишина, уют и шарм чистого деревенского дома. Не говоря уже о дразнящих запахах жареного лука и мяса.
– Влага идет с Дуная, он всего в паре сотен метров, – пояснил Скредверт. – Здесь вообще места топкие, поэтому засилье комаров, но на борьбу с ними у властей средств нет, иногда опыление производится на средства ЮНПРОФОР в порядке гуманитарной помощи, а то загрызут бестии. А освещение слабое, потому что электричество в Краину подают по очереди и очень скупо из Сербии и Хорватии и здесь его принято экономить. Генераторы работают на солярке, а ее тоже не просто добыть – республика под санкциями. Не хватает многих товаров первой необходимости. Былое продовольственное изобилие кончилось, перебои с сахаром, растительным маслом. Питание в семьях и ресторанах опирается в основном на натуральное и домашнее хозяйство – куры, свинина, баранина, овощи и фрукты – люди все производят сами. С говядиной уже сложнее, но молоко есть.
Кранцева так и подмывало сразу спросить, почему санкции объявили только против сербов в Краине, если войну начали хорваты, но «с небес» прозвучал упреждающий голос Геры Седина, и Артем воздержался «от провокации» и предпочел, по своему обыкновению, воспарить над грешной землей, чтобы сделать, пока не выпил, пару кругов над поселком, взглянуть сверху на Дунай, но округа так быстро погружалась в кромешную темноту, что полет пришлось отставить.
Не дожидаясь заказа, официанты уже ставили на стол приборы и миски с мелко нарезанным луком, салатом из сладкого перца и помидоров и солености. Скредверт обвел стол рукой.
– Предлагается сербское простое местное меню – на закуску овощной салат и чевапчичи в беконе, такие жареные колбаски из рубленого мяса, просто объедение, а на потом барашек, жаренный на гриле, или, как здесь называют, на роштиле. Скажу честно – отличная, настоящая биоеда. Не пожалеете. И вкуснейший хлеб домашней выпечки. А запивать будем сливовицей. Мужской напиток и одновременно дезинфекция. Я отвечаю…
Начали со сливовицы, за ней потянулся разговор.
– Да, фамилия у меня сложная, – начал Скредверт, – предки из Скандинавии, но родился и вырос я в Миннесоте, на севере Штатов. Там бывают большие холода и водятся медведи, как в России… – Он косо взглянул на Кранцева и улыбнулся. – Потом изучал бизнес и управление в университете, в Канзасе, поближе к родному дому. Получил диплом, пытался начать бизнес, открыл закусочную на хайвее, но дело не пошло, нужно было больше вкладывать, а средств не хватало. Искал работу, шоферил, уехал в Австралию, но там тоже ничего не нашел, с трудом наскреб денег на обратный путь. Возвращался трудно через Индонезию, Бирму, Папуа, Шри-Ланку, зато повидал мир. В конце концов добрался до острова Гуам, и там повезло – взяли на работу в хозчасть, на военную базу. Отслужил сержантом два года, службу зачли, заработал деньжат и даже сэкономил на транспорте домой. Вернулся в Штаты на военном самолете с группой отпускников. Снова искал работу, пока не наткнулся на объявление о наборе в операции ООН по поддержанию мира. Начал с Намибии, потом была Ангола, потом Камбоджа, засосало, привык к полевой жизни, вижу в ней свою прелесть – разнообразно, интересно, хорошо платят. Семьей не обзавелся, правда, одна старая любовь студенческой поры сообщала, что у нее от меня сын. Ему сейчас лет двадцать, поди. Все не соберусь повидаться. Мне скоро шестьдесят, надо бы наведаться в Небраску…
В этом месте Кранцев не удержался и встрял:
– А в Намибии, случайно, вы не были знакомы с Хизер Дор-ман? Мы недавно с ней встречались в Задаре. Интересный персонаж. Впечатляет…
Скредверт ответил односложно, многозначительно и саркастично:
– Кто же на знает Хизер… Стойкий боец миротворческих фронтов. Одинокая душа, как и я, пересекались мы и в Намибии, и в Камбодже… но тесной дружбы не сложилось. Разве можно дружить с женщинами? С ними можно только спать или заключать браки. Кстати, всех нас знает лично Такеши Уеда, он возглавлял операцию в Камбодже. Мы как одна семья, хоть и не очень крепкая, каждый сам за себя или сам по себе.
К подаче барашка едоки уже изрядно насытились чевапчичами, обильно посыпанными резаным луком. Но не отказываться же от вкуснятины. Пришлось удвоить порции спиртного, и Кранцев почувствовал, что поплыл, как раз когда Мартин Скредверт перешел к рассказу о Восточном секторе. Если сам Артем убаюкивающий голос американца слушал вполуха, то не мог не заметить, что канадец, наоборот, весь превратился в слух и часто перебивал рассказчика прицельными вопросами, особенно про Русский батальон – кто, что, где, сколько, как? Похоже, американца даже смутила такая любознательность в присутствии россиянина, и он больше отшучивался, мол, русские ребята – загадочные души, но горазды выпить и пошуметь «ради мира на земле» и т. п. Но кое-что в рассказе Мартина было не лишним и для Кранцева.
– Командир Русского батальона Николай Переслягин – крутой мэн, настоящий вояка, – между двумя кусочками барашка неторопливо повествовал Скредверт, запивая каждый кусочек глотком сливовицы, – всем говорит, что министр обороны России – его личный друг. В штабе батальона много молодых офицеров, все как на подбор красавцы и ходят по струнке. Серьезные ребята, особо с гражданскими не общаются. Но по любым вопросам гуманитарной помощи или логистики с русскими военными, как и с бельгийскими, у Гражданской службы полный контакт и взаимодействие. Ну а в свободное время русские штабисты проводят больше времени в Русском батальоне на аэродроме в Клисе, говорят, у них там спортзал, кафе-бар, кино, музыка и, кажется, танцпол, но иностранцам туда вход закрыт, даже сербам…
На минуту задумавшись, он добавил:
– Разве что только местных девушек пускают… не друг с другом же солдатам танцевать…
В этом месте Артема совсем разморило от еды и питья – быт российских военных его не очень взволновал. Но в запасе у Мартина была еще масса полезных сведений, и дремоту удалось прогнать.
– Эрдут – небольшой поселок, всего около 800 жителей, – тихо и неторопливо, как Шехерезада, вещал Скредверт, – но стратегически важный. Он расположен на перепутье между Вуковаром на берегу Дуная, где были ожесточенные бои и красавец-город обе стороны изрядно порушили, и Осиеком – крупным городом в Славонии со стороны Хорватии. От Эрдута до Сербии на другом берегу Дуная километров 25 через мост. Не очень далеко, километрах в 50 на север, в состав Республики Сербская Краина вошла и другая область – Баранья. Там сейчас в поселке Бели-Манастир расквартирован бельгийский батальон, который контролирует ситуацию в регионе. Местонахождение штаба Защитных сил ООН в Эрдуте важно еще и потому, – Скредверт откашлялся и понизил голос, – что поселок является опорным пунктом так называемой Сербской добровольческой гвардии, по своей сути паравоенного формирования, созданного еще в 1990 году для защиты сербских интересов при распаде СФРЮ лидером группировки футбольных фанатов Неманей Рагничем по прозвищу Чувар, стражник. После «битвы за Вуковар» в конце 1991 года тогдашнее правительство Сербской Краины передало им казармы в Эрдуте, оставленные при выводе частей Югославской народной армии, и там разместилась штаб-квартира гвардии и тренировочная база личной охраны Чувара, так называемых «Барсов». То есть здесь у ООН прямой контакт с сербскими, скажем так, радикалами. Рагнич согласился на размещение Защитных сил ООН при условии присутствия российского батальона, и отношения миротворцев с ним вполне нормальные, деловые. Время от времени по решению краинских властей, сидящих в Вуковаре, люди Чувара выполняют функции милиции и устанавливают блокаду вокруг штаб-квартиры ЮНПРОФОР в Эрдуте. Но о быстрой отмене с ними всегда можно договориться со ссылкой на гуманитарные нормы и права международного персонала, «который трудится здесь в интересах мира»…
Ужин явно затягивался. Несмотря на полезную информацию, Артема снова стало клонить ко сну, и он обрадовался, когда Мартин предложил проводить их с Дэном в гостиницу, расположенную, по его словам, в пяти минутах ходьбы.
– А потом я поеду к себе, – сказал американец, – снимаю домишко в десяти километрах отсюда, в селе Богоево, за Дунаем, на сербской стороне. Там как-то спокойнее…
К этому моменту все трое уже обращались друг к другу по именам. Обняв на прощание Мартина со словами благодарности, Дэн первым вошел в гостиницу, но Скредверт придержал Кранцева за рукав.
– Задержу буквально на минуту, – сказал он. – До компаунда тоже ходьбы минут десять, завтра дойдете пешком. Утром в девять жду тебя в своем вагончике, дежурный покажет, продолжим разговор. И еще. Могу добавить, как русскому, что больших перспектив у сербов Краины нет. Хорваты делают вид, что хотят договориться с ними. О чем тут можно договориться при таком накале вековой ненависти. Запад на стороне хорватов, все-таки католики. Сейчас всю операцию берут под контроль мои соотечественники, у США окрепли свои интересы в этой части Европы, вырисовывается интересный расклад – потеснить Россию. Дело сербов, возможно, правое, но безнадежное. Штаты и весь западный мир против них… А я всегда стараюсь быть на стороне правды… Желаю спокойной ночи…
