Свобода Ветра

– Самодур! – всё свирепела Ветерица.

– Вяжихвостка! – вторил северянин.

Стих их гнев только тогда, когда людской крик слился в вопль ужаса. Волна, полная чужой злобы, возвысилась над горизонтом и опрокинулась на галеон, укрыв его морской пеной. Смолкла буря: из глубин океана выплыли лишь бедные моряки, бочки и обломанные доски от величественного галеона.

– Что же мы натворили, братец… – заплакала Ветерица, опускаясь на пенную гладь.

По щеке Ветра покатилась одинокая слеза.

– Помоги мне, – прошептал он и заиграл на флейте, подгоняя бочки к морякам.

Ветерица утерла слезы и перебрала по струнам своей кифары. Мелодия соединилась в успокаивающую колыбельную, баюкая гневный океан. Волны несли матросов к песчаному берегу.

– Проклял, верно, кто-то, – сказал моряк, держась за бочку.

– Не наговаривай, – чурался другой. – Живы – и слава океану. Да до берега недалеко.

– Дело говоришь, – согласился третий, покачиваясь на доске.

Океан сердито шумел, неся матросов на волнах. Бранил мятежных Ветров, вверивших себе чужие жизни. И стоило Солнцу взойти над горизонтом, окрасив воду медом, как моряков выбросило на берег. Благодаря океан за спасение, разбрелись те кто куда, оставив Ветров с тяжелыми думами.

– Прости меня, сестрица, – первым извинился северянин. – Мы было не погубили их, и виной тому моя глупость.

– Не тебе прощения просить, – махнула рукой Ветерица. – Знаешь, как говорят у нас? «В чужое вино воды не добавляй». Но страсть как хочется знать обо всем! И тут я услыхала чужую тайну. Быть может, и счастливее были бы моряк с его любимой, если б я молчание хранила…

– Слаще кривды лишь только липы мед, – прошептал Ветер. – Полно тебе себя корить. Милее правду знать, чем плута любить. А я? Решил судьбу вершить… Лишь слуги Матери-природы мы – в ее руках все жизни мира. Нам хранить их суждено.

– По пустяку браниться стали, – кивнула южанка. – Прости нас, Мать-природа.

Ветра вдруг смолкли, заслышав чужой иступленный крик.

– Ведь обещал я! Обещал вернуться за моря! – разразился неверный моряк ругательствами. – О вечной любви твердил! Как мне быть теперь?! Не моя вина, всё злонравный океан погубил!

Мореход бросался камнями в море, а то лишь только шумело прибрежными волнами и внимало чужим горестям.

– Не вернуться мне к немилой… – шептал моряк. – Не грезить о воссоединении с любимой…

Упал он коленями на песок и заплакал.

– Нет, не вернуться, – вдруг ответил ему кто-то. Моряк с ужасом узнал ту, которую разлюбил. – Сожалею я о многом, любимый, но чувства неподвластны нам. А потому забери его, прошу.

Дева подошла к моряку и отдала подаренное им кольцо.

– Живи счастливо, – прошептала он и оставила матроса одного.

– И тебе я желаю добра, – крикнул ей вслед тот.

Стоило людям разбрестись, как Ветер услышал голос Алисии и тотчас помчался к ней вместе с сестрицей.

– Молилась я Матери-природе, да все зазря, – покачала головой ведьма.

Ветра пристыжено опустили головы.

– Прости нас, – сказал странник.

– Полно вам, – махнула рукой Алисия и вздохнула. – Видно мне, что под силу вам оказалось кое-что поменять. Хорошо то иль нет? Время покажет.

Лиса – фамильяр ведьмы – согласно фыркнула и замахала хвостом.

– Хотел ты со мною встретиться? – спросила Алисия, и Ветер ей кивнул. – Пойдем же. Я варенье состряпала. И тебя, – ведьма кивнула на южанку, – к столу я приглашаю. Расскажете, что натворили…

Буйные волны проводили ушедших своим шепотом, а после принялись выбрасывать на берег всё новые бочки и доски, оставшиеся от галеона. Океан в молчании вспоминал о произошедшем: всеведущ он, но безучастен. Он суд давным-давно отдал Матери-природе, ведь только ей подвластны судьбы иных.

Штиль

Полуденное солнце оставляло яркие блики на пенной глади, а над головой кричали белоснежные чайки, выискивая добычу в океане. Где-то в глубине кипела жизнь: то косяк рыб проплывет, то зашевелятся водяные водоросли, а то и грозной тенью промелькнет зубастая акула.

По волнам куда-то спешил Ветер. Он игрался с ними, дуновением флейты расплескивая воды, и хохотал. Он босыми ногами бежал по пенной глади и оставлял за собой небольшую дрожь на ней. Он то рассыпался лепестками цветов на ней и уносился выше ветреным порывом, то вновь обретал тело и пускался в пляс. Водная стихия под его ногами металась в желании отомстить непоседе, но Ветер был быстрее: он каждый раз успевал увернуться и по-детски показывал язык океану – дразнил.

А вдалеке от берега вылез подышать огромный кит. Он выпустил фонтан воды в небо, а после опустился под воду ненадолго. Выплывал и вновь вдыхал глубже. На спине у него сидел Туча, издалека заметивший зверя и поспешивший поздороваться.

Слуга Неба не двигался, в молчании наблюдал за плещущимися солеными волнами и слезал лишь тогда, когда кит нырял вглубь. Туча стоял на маленьком облачке и ноги держал подальше от воды, а как только кит выплывал, садился на спину и нежно гладил гладкую кожу зверю. Ему нельзя так же, как этому гиганту, просто взять и опуститься ко дну: верно, погибнуть можно, но Тучка не пробовал. Ему нравилось вот так просто сидеть и думать о чем-то своем, приглядываться к любым мелочам и наслаждаться.

В солнечные дни волны приятно шумели и лизали огромную спину кита, Ветер не бушевал и не поднимал их выше, а на небе медленно плыли облака. И не было желания погружаться на темное дно, где тебя не ждало ничего, кроме страха и отчаяния. И стоило Туче подумать, что ему в одиночестве здесь, вдалеке от берега, спокойно, как он слышит звуки флейты. Океан вдруг покрывается рябью смеющихся волн, и сын Неба устремил взгляд к горизонту, откуда донесся запах вереска.

Ветер же, неожиданно увидев друга, сидящего на китовой спине, медленно зашагал к нему, успокаивая разыгравшиеся волны за спиной.

– Потревожил ль я тебя, друг мой? – пряча флейту, спросил Ветер.

– Не меня ты потревожил, а спокойный доселе океан, – предупредил Туча и слез с погружающегося кита. Зверь нырнул глубже и бесследно пропал в иссиня-черной тьме.

– Не штиль то и был, – засмеялся Ветер. – Я только повеселился с дельфинами и направил моряков на правильный курс. Как же скрипят их мачты и качается на волнах их судно. Нет приятнее того чувства… Быть может, лишь если свободно парить над бушующим океаном.

– Знаю я, знаю, – цокнул Туча, – но я иному сердце отдаю.

– Покою и тишине. Так быть тому, как ты желаешь. Идем.

Ветер ступал босыми ногами по воде, а сам наигрывал мелодию на флейте, убаюкивая океан. А Туча, переступая с одного облака на другое, неожиданно заметил, как волны, заслышав его игру, вдруг перестали плескаться и легли ровной гладью.

– Штиль, – прошептал Ветер и приложил палец к губам. – Но прислушайся. Океан еще шумит. Кричит над нами чайка, а под водой все так же плывут рыбы. Не здесь покой искать нужно.

– Прав ты, да вот только в этом и есть покой, – ответил Туча и уселся на облако. – Оно в шумящей тишине, пойми.

– Но ведь тишина не может шуметь, – не согласился Ветер. – Врешь ты мне, друг мой. Тишина губительно молчит, а вместе с ней тенью приходит одиночество. Славно жить, когда вокруг радость, веселье. Покой нужен лишь в дни глубокой печали.

– В чем-то прав ты, но в чем-то ошибаешься, – Туча улыбнулся и вздохнул.

– Как и ты. Я подумаю над твоими словами, когда буду пересекать океан в одиночестве.

– А я подумаю, когда ты объявишься вновь из ниоткуда.

Ветер переступил с ноги на ноги, пристыжено опустив взгляд.

– Друг мой Туча… – прошептал Ветер. – Намедни едва ли не погубил людей. Повздорил я с сестрой своей Ветерицей. И гнев наш утянул на дно корабль.

– Слыхал я, что скрывать, – Туча покачал головой. – Туча с юга поведал, когда сюда добирался.

Ветер оробел и стыдливо опустил плечи.

– Я желал спросить тебя, – он смолк на мгновение, – злотворен ли я? Не могу я себя простить, да и не покинуть мне океан. Несу я чужие суда, чтобы грех искупить, а на душе все плоше…

Туча встал с облака и обошел друга, встав к нему лицом. Он заметил мокрые глаза, прежде вечно озорные и улыбчивые.

– Что же ты, Ветер… – прошептал небесный сын и обнял друга. – Мать-природа не покинет тебя, простит и утешит. Я не понаслышке знаю, как разорительны бывают чувства. Но ведь нет в том проклятия! Раз созданы мы были такими, так что ж, закрыться от братьев и сестер, от друзей и самой Природы? Вздор!

– Я вел себя безрассудно, – ответил Ветер.

– Ты спас этих людей, – воспротивился Туча. – Открыл правду.

Слуга Неба вновь взглянул в чужие глаза и тихо спросил:

– Никак не забыть тебе огня?

– Мы погубили лес, друг мой, да не один. А теперь и корабль. Обратился я чудищем…

– Нам неподвластны чувства, пойми, – ответил Туча. – Коли так бы было, мир бы застыл в вечности. Никаких странствий, опасностей. Нет ни жаркого огня любви, ни глубины сизой печали. Не в том счастье, даже мне. Шумящая тишина… Она шепчет от полноты чувств. А не от одной лишь горести.

Ветер оторвался от чужого плеча и несмело улыбнулся.

– Что же… Теперь я понимаю, о чем ты мне толковал, – странник склонил тяжелую голову в знак благодарности. – Друг мой, пора мне отправляться. Еще побуду я тут, но совсем немного. Один корабль по курсу проведу, да оставлю океан. Ждет меня мой север…

– До встречи, – Туча кивнул в ответ. – Ступай да не задерживайся.

– До встречи! – воскликнул Ветер, рассыпаясь цветами по океанской глади.

Туча тотчас усмехнулся: волны принялись лизать мягкое облако под его ногами. Ему тоже пора в путь, к земле, где ждут его гитарные мелодии и вездесущая гроза.

Солнечный день завершился безоблачным закатом и кроткой рябью на океане, полном чужой безмятежности и тепла дружеской встречи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Такелаж – общее название снастей корабля.

2

Фальшборт – ограждения по краю верхней палубы корабля.

3

Пеплос – вид одежды, носимый женщинами в Древней Греции.

4

Фок-мачта – первая мачта на корабле, находящаяся у носа судна.