Ольга

Ольга покоряется. Ее усаживают за стол. Подле нее нет Андреяна, ее покровителя: он сторожем в загородном саду. Она краснеет посреди толпы дворни.

– Кушайте, Ольга Андреяновна, – говорит ей сосед ее, и Ольга вскрикнула, вскочила с ужасом из-за стола, бежит вон: грубая рука прикоснулась к ее плечу.

Проходит еще несколько дней. Ольга изнемогает от слез, которые льет она во время бессонных ночей. Она питается только черным хлебом.

«Нет, – думает она, – я пойду просить милостыню посреди дороги! Не останусь здесь!» – С нетерпением ждет она Андреяна, который через день навещает ее, но несколько дней Андреян уже не является; Ольга в отчаянии.

Вдруг призывает ее к себе исправник.

– Милая моя, – говорит он ей, – отца твоего взяли в полицию; я поверил старому служивому, а он обманул меня: городничий получил уведомление, что отец твой скрылся без паспорта от господина своего и снес разные вещи…

Ольга, пораженная этой новостью, оцепенела.

– Нет, это неправда! – вскричала она. – Он ничего не взял чужого!.. Я порука за него!

Слезы брызнули из глаз Ольги, а лицо после мгновенной вспышки ужаса помертвело.

– Поручительство дочери, милая, не поможет.

– Спасите его! спасите! – произнесла она трепещущим голосом, скрестив руки на груди и устремив полный слез взор на исправника. Она поразила его этим взором, он с удивлением и с жалостью смотрел на Ольгу.

– Послушай, друг мой, – сказал он ей, – в подобном случае никто не может спасти отца твоего, кроме его господина; его только можешь ты просить, и он только может дать другой оборот этому делу. Я читал бумагу, доказательства явны: шесть лет нанимался он у него и вдруг, оставив паспорт, без аттестата, скрылся. Что ж это значит?

– Он не виноват, не виноват; я знаю, что это значит… – вскричала Ольга.

– Так ступай и объясни в полиции, оправдай своего отца.

– Оправдать! – произнесла Ольга, не изменяя своего положения. Слезы ее вдруг остановились.

– Впрочем, милая, – продолжал исправник, – тебе не поверят; городничий и тебя задержит. Лучше последуй моему совету: торопись скорее к барину и проси за отца.

– Пойду, – произнесла Ольга, закрыв лицо руками, – пойду! Я хочу его видеть… я его погубила! – И она выбежала из комнаты.

– Бедная девушка, – сказал исправник, провожая ее глазами, – она не похожа на солдатскую дочь.

– Что же ты нашел благородного в ее слезах? – спесиво произнесла исправница.

– Я тебе растолковать не умею, – отвечал он, – но, по крайней мере, за две недели службы ее у нас надо ей что-нибудь дать… У ней нет никакого вида.

– Да, – произнесла исправница колко, – но у нее приятная наружность и очень много благородства: она гнушалась даже садиться за стол с дворовыми людьми…

– Послушай, – сказал исправник посыльному, – ступай и вороти Ольгу ко мне.

Между тем как посыльный собирался отыскивать Ольгу, она прибежала к полицейскому дому.

– Скажи мне, где содержится Андреян… солдат? – спросила она у полицейского инвалида.

– Солдат? беглый?

– Да… – произнесла шепотом Ольга.

– Эге!.. Далеко он теперь: еще поутру отправили всех беглых в губернский город.

– Боже! – вскрикнула Ольга, всплеснув руками и обратив взор на небо.

Слезы копились и вдруг хлынули двумя потоками по бледному ее лицу.

– Что ж ты, сударыня, плачешь? а? Слезами не воротишь милого дружка.

И полицейский солдат хотел взять ее за руку, приласкать… Ольга вздрогнула, бросилась от него… Как потерянная идет она по улице.

– Где почта? – спрашивает она у проходящих и бегом торопится к почтовому двору.

На почтовом дворе звенят колокольчики, ямщики запрягают и отпрягают лошадей. Ольга бросается к толпе их.

– Мне нужно нанять лошадей, – говорит она.

– Куда, голубушка?

– В село Р….. Только поскорее.

– Скоро ты больно! Аль по курьерской надобности?.. Изволь, я наймусь. Барыня, что ль, какая едет?

– Нет, я… я одна…

– Большая поклажа?

– Никакой!.. Довези меня, добрый человек, я отдам тебе все, что имею…

– Двадцать рублев дашь, так поеду.

– Возьми золотой мой крест, он стоит двадцать рублей, только вези меня скорее.

И Ольга сняла с шеи крест, отдала его в руки ямщику. Удивленная толпа окружила ее.

– Что, ребята, везти или нет?

Ямщики задумались.

– Да она, может, какая бегляшка?

– Где ж ямщик? – вскричал офицер, выходя с станции и садясь на повозку.

– Сейчас, ваше благородие.

– Что там такое?

– Да вот, Бог весть, какая-то девушка нанимает везти ее, а заплатить нечем: довези ее за крест золотой; мы и подсумнились: верно, беглая…

– Стой!

Офицер соскочил с повозки, подошел к Ольге, которую окружили ямщики.

– Пустите меня! – кричала она, пробиваясь сквозь толпу.

– Полно! Сказывай, чья ты?

– Прочь! – вскричал офицер, растолкнув толпу. – Что тебе нужно, милая?

– О, защитите меня! – повторила Ольга жалостным голосом.

– Не бойся, милая, тебя никто не обидит!.. Что тебе нужно, мой друг?

– Ничего не нужно мне!..

– Ты нанимала лошадей? тебе нечем было заплатить?

– Вот крест отдает, ваше благородие; только, говорит, довези до села Р…..

– До села Р…..? – повторил офицер с удивлением. – В село Р…… миленькая?

– Ах, да… Мне нужно туда скорее… я просила их…

– До села Р….. я довезу тебя даром; мне по дороге… Садись со мной и будь спокойна… Где твоя поклажа?

– Благодарю вас!.. – произнесла Ольга, взглянув на офицера недоверчиво, но взором, полным слез.

– Не бойся меня, мой друг… Где же твоя поклажа?

– У меня ничего нет.

– Крестик-то свой возьми, голубушка, назад. Офицер с жалостию смотрел на Ольгу; черты ее лица и красота поразили его; он помог ей сесть в повозку подле себя, велел ехать. Лошади двинули с места, понеслись, колокольчик зазвенел.

Придерживаясь одною рукою за тряскую повозку, а другою прикрыв лицо, Ольга молчала. Офицер продолжал рассматривать ее. Любопытство узнать, кто она и для чего едет в село Р…… томило его. Наконец он не вытерпел, прервал молчание:

– Можно знать мне, миленькая, причину, которая заставляет тебя торопиться в село Р…..?

– Я не могу этого никому сказать, – отвечала Ольга.

– На мою скромность ты можешь положиться; может быть, какое-нибудь несчастие… Я желал бы подать помощь.

– О, если б вы знали, сколько я уже вам обязана, – отвечала Ольга. Взгляд Ольги и голос, каким она произнесла эти слова, еще более убедили офицера, что Ольга не из низкого состояния.

– Подобную помощь я мог подать всякому, но для вас я хотел быть более полезным, – продолжал он. – Скажите мне причину слез ваших… Я заметил, что они и при исполненном вашем желании не перестают течь…

– Не могу! – отвечала Ольга.

Решительный ответ прервал слова офицера, но он не сводил глаз с Ольги.

Две станции проехали; от последней село P….. только в двух верстах.

– В село Р…… – сказал офицер ямщику,

– О, благодарю вас! я дойду пешком отсюда.

– Я взялся довезти вас до села Р….. и довезу; притом же и моя дорога лежит через это село… Прикажете ехать в дом помещика?..

– Ах нет! – вскрикнула Ольга с ужасом. – Нет! Я остановлюсь на постоялом дворе.

Это восклицание, казалось, удивило офицера:

– У вас есть там родные?

– Нет! – отвечала Ольга, глубоко вздохнув.

– К кому же вы едете? – продолжал настойчиво офицер.

– Я имею просьбу к помещику…

– Так он вам знаком?

Ольга вспыхнула.

Офицер это заметил.

– Да, я его видала… – отвечала она, стараясь скрыть смущение.

Вот лошади примчались к постоялому двору. Офицер помог Ольге сойти с повозки.

– Благодарю вас! – произнесла Ольга, взяв за руку офицера. – Благодарю вас! – повторила она и, накинув платок на лицо, хотела идти.

– Позвольте же мне оказать вам последнюю услугу: я распоряжусь, чтоб вам дали приличную комнату; здесь люди грубы… – И офицер шепнул денщику на ухо: – Не говори здесь, кто я! Слышишь?

– Слушаю-с, – отвечал денщик.

Когда услужливая хозяйка показала Ольге маленькую комнату, она снова распростилась с офицером, и молодой человек поневоле должен был ее оставить; но, кинув последний взор на ее болезненное лицо, – нет, – подумал он, – я шагу не сделаю отсюда, покуда не узнаю, кто она и зачем здесь!

Заняв комнату рядом, он призвал хозяйку.

– Послушай, милая, – сказал он ей, – что бы ни потребовала девушка, приехавшая со мной, я за все плачу вперед.

И он отдал хозяйке несколько червонцев.

– Я спрашивала ее, сударь, да ничего, вишь, не хочет; потребовала только пера да бумаги, а у меня на горе нет: хоть к писарю беги; разве вы изволите дать, да уж кстати и сургучику.

«Она пишет!» – подумал офицер. – Хорошо, я дам бумаги…

Он велел внести шкатулку свою.

– Она, верно, посылает записку в двор?

– Да уж вестимо, – сказала хозяйка, выходя.

– Послушай, милая: когда будешь посылать записку, то уведомь меня; кстати и мне нужно послать к помещику…

– Хорошо, сударь, хорошо.

Офицер с нетерпением ждал посыльного. Вскоре хозяйка привела с собой мальчика…

– Вот, сударь, он снесет записочки ваши.

– Пусть же он подождет здесь; я сейчас напишу.

Хозяйка вышла.

– Куда же ты дел записку, которую тебе поручили отнести? – спросил вдруг офицер мальчика.

– Да вот, – произнес испуганный мальчик, вынимая из-за пазухи завернутое в платок письмо.

– Покажи сюда! – И он взял письмо, сложенное запиской, взглянул на надпись: написано по-французски «A monsieur d'A…».

– Она, вишь, не велела никому отдавать, кроме барина.

– Неси скорее, да смотри, отдать в руки самому барину…

Мальчик ушел.

Беспокойно ходил офицер по комнате и, часто подходя к запертой двери, которая вела в покой Ольги, прислушивался. Все было тихо, только иногда приходила хозяйка с предложением, не прикажет ли Ольга что-нибудь покушать. Один ответ: нет. Наскучив ожиданием, офицер вышел проходиться, пошел по направлению к роще, которая прилегала к помещичьему саду.

Вскоре возвратился посланный Ольги, отдал ей ответ.

– Боже! – вскрикнула она, развернув записку. – Этот человек хочет моей смерти!..

Голова Ольги склонилась на руки, слез не было в очах ее: она уже выплакала их; и к чему слезы – эти родники несчастного сердца, когда они уже не могут ни утолить болезненной жажды, ни утушить огня, сжигающего внутренность?

Бедная! у ней нет друга, которому она могла бы сказать хоть «прости!» Нет друга, который спросил бы ее: «Куда ты идешь, Ольга?»

Уже смеркалось; офицер возвращался домой. Подходя по тропинке рощею, вдруг заметил он Ольгу: она пробиралась опушкою к ограде сада. Скрываясь от нее, он шел за ней следом.

Она села под густой липой на дерновой скамье и закрыла лицо руками.

Не прошло нескольких минут – вдали скрыпнула садовая калитка; вышел мужчина в плаще, осмотрел вокруг себя и пошел прямо к роще. Он приближался к липе. Его шаги вывели Ольгу из онемения; она сжала руки, с ужасом взглянула на неизвестного, которого глаза, казалось, загорелись, увидев ее.

– А, Ольга, ты думала уйти от меня, – произнес он со злобной улыбкой, подходя к ней и намереваясь сесть подле нее на дерновой скамье. Но Ольга упала перед ним на колени, с умоляющим взором сложила накрест руки, хотела говорить и не могла произнести ни слова.

Неизвестный взял ее за руку. Она отдернула руку.

– Пощадите бедного старика!.. – произнесла она наконец задыхающимся голосом.

– Изволь, мой друг, я для тебя все сделаю, Ольга…

– Клянитесь мне, клянитесь, что вы избавите его и дадите ему приют по смерть…

– Клянусь тебе, Ольга, клянусь! – И он схватил снова руку ее, но снова она отдернула.

– Еще одна просьба… – И Ольга бросилась в ноги к нему: – Пощадите меня!

Неизвестный, не отвечая ни слова, обхватил Ольгу, но она была уже без чувств, тяжела, как камень.

– Отец!! – раздался вдруг голос подле.

Ольга выпала из рук неизвестного.

– Отец! – повторил офицер и, бросившись к беспамятной Ольге, он схватил ее на руки и исчез в завороте тропинки, ведущей к селу.

Бедная, кто узнает, что у нее на сердце? Она молчит, молчание ее так уныло, сердце ее так сжато. Что сделала она худого, что вышла замуж, что муж любит ее более себя, что она любит мужа более себя? За что ж совесть ее упрекает, а люди говорят про нее недоброе? Люди говорят, что она свела запрещенные связи с молодым человеком, сыном своих благодетелей, бежала с ним из дома, что через нее лишен он наследства…

– Ольга, о чем ты грустишь? Признайся мне, у тебя что-то лежит на душе? Любовь не таит сердца… – сказал однажды ей муж.

У Ольги полились из глаз слезы.

– Признайся, друг мой! – повторил он.

– Мое признание не поможет, – отвечала Ольга, – но я должна тебе сказать… Если б я знала, что ты сын его, я бы не вышла за тебя замуж; но ты скрыл от меня… и… твое благодеяние лишило тебя наследства и любви отцовской, а меня спокойствия. Я буду несчастной причиной будущего твоего раскаяния…

– Ольга, Ольга! Если бы твои благодетели назвали тебя своей дочерью и, по капризу на родных, вздумали тебя сделать наследницей своего богатства, захотела ли ты пользоваться этим счастием?

– Нет, оно чужое.

И мне чужое все в доме их; я был прививное дерево, носил не свое имя; с малолетства взяли они и меня, как тебя, на воспитание и отдали в корпус; я, может быть, не узнал бы этого никогда, если б, к счастию, наш общий благодетель в гневе не уведомил меня сам. Ольга, меня хотели лишить отцовского имени! Я его не променял бы никогда на мнимое право владеть чужим богатством и благодарю судьбу, что тайна раскрылась прежде, нежели совершилась несправедливость. Может быть, я уронил бы чужое имя, может быть, чужое наследие жгло бы тайно, мучило мою душу… Может быть, я бы пал под чужой ношей. Нет! – малое свое дороже, вернее незнакомого величия.

Ольга обняла мужа своего.

– Мы равны и несчастьем своим, – сказала она. В это мгновение раздался в другой комнате голос:

– Где моя барышня, Ольга Владимировна? Пустите меня взглянуть на нее…

– Андреян! – вскричала Ольга, выбегая из комнаты. Старик стоял в дверях… Ольга обняла его со слезами радости.

– Тебя освободили, Андреян?

– Да что ж бы они сделали правому? – гордо спросил Андреян.

Примечания редакции

В текст вносились обоснованные исправления. В процессе приведения его в соответствие с современными нормами правописания оставлялись без изменения некоторые орфографические архаизмы и авторские неологизмы (напр.: тротоар, тоалет, сиурок, фасинабельный, скрыпка), отражающие литературные и разговорные особенности и атмосферу эпохи. В то же время исправлялось такое написание, как карриера, литтература и пр. В тех случаях, когда авторская пунктуация не искажала, не делала неясным смысл высказывания или не противоречила современным правилам, она не изменялась.

Рассказ был впервые напечатан в журнале «Московский наблюдатель» (1837, ч. XI) под псевдонимом «А. В.» и вошел в сборник «Повести» (1843).

Апеллес – древнегреческий живописец 2-й половины IV в. до н. э. Особенно знаменитой была его картина «Афродита, выходящая из моря». Произведения художника не сохранились.

Шива – бог индийской мифологии, олицетворение разрушительного начала.

Галлия – древнее название Франции.

Гиперборейский край – северная страна в мифах древних греков и других народов.