Изгнанники, или Топ и Харри

– Я его застрелил.

– То-то и оно. Ты пристрелил его на выезде с манежа в конце представления и после этого сразу ускакал с Харри в бездорожную глушь.

– Хау.

– Эллис был подлая тварь. Рональда, укротителя, он чуть не довел до самоубийства, хотя тот кое-что умел. Он собирался отравить тигров, чтобы вогнать Рональда в полное отчаяние, а нашего Харри он хотел побить после представления, потому что мальчик был за Рональда. Да, вот такой подлец. Заслуживает не одной пули. И все было бы хорошо, если бы вы не раструбили, что собираетесь к черноногим. Тут они и вышли на твой след, а ведь эти идиоты в полиции не разбираются, подлец или не подлец. Для них человек считается человеком, а убийство считается убийством. Им же никогда не понять, что ты не убивал, а совершал возмездие.

– Хау.

Маттотаупа повесил голову и смотрел в пол этого сумрачного помещения, поначалу не говоря ни слова.

– Против Харри у них, конечно, ничего нет. Он ребенок. Все думают, что стрелял не он, а ты. Двое цирковых могут подтвердить это под присягой. Все дело оборачивается против тебя.

Маттотаупа молчал.

Фред выжидал.

– И что собираются предпринять белые мужчины? – спросил наконец индеец пересохшим голосом.

– Пошлют послание вождям сиксиков, чтобы они тебя выдали. В противном случае кровная месть белых будет направлена на сиксиков.

Маттотаупа подавил стон. Его легкие судорожно ловили воздух, потому что сердце едва не остановилось.

– Но меня там нет, у сиксиков. Вожди могут сказать, что я не у них.

– Могут. Но если ты к ним вернешься? Что тогда?

Маттотаупа поднялся, очень медленно. Он стоял в сумраке душного помещения, выпрямившись, неподвижно, гордо. Взгляд его скользнул к белому, сидящему на полу и выжидательно смотрящему снизу вверх.

– Я никогда не вернусь, – сказал Маттотаупа, выделяя каждое слово, но не повышая голоса. – Никогда. Сиксики, которые приняли меня и моего сына, не пострадают из-за меня. Я сказал, хау.

Белый пожал плечами и надолго замолк, поигрывая своей трубкой.

Маттотаупа по-прежнему стоял как каменный.

– Топ, ты человек чести, – наконец тихо сказал охотник, – провалиться мне на этом месте! Я-то думал, что мне давно уже нет дела до этого. Но сейчас это снова коснулось моего сердца. Это счастье, что хотя бы мальчик нашел приют у черноногих. Но у тебя, Топ, дела теперь пойдут так же, как у меня. Отвергнутый, презираемый, гонимый, один против всех! Это нелегкая жизнь. Но вынести ее можно, потому что нужно. Куда денешься. Помирать нам обоим пока неохота. Кое-что еще надо сделать на этом свете!

Индеец молчал несколько минут и стоял не шевелясь.

– Да, – сказал он затем. – Кое-что еще надо сделать до того, как я найду свою смерть. Отомстить! Пусть Харка никогда не услышит, что его отец не сумел отомстить за оскорбление.

– Это так! Ты снова стал прежним, Маттотаупа, и ты не одинок. Мы теперь вместе на веки вечные.

– Мой бледнолицый брат.

– Мой краснокожий брат Топ!

Утро мертвых рыб

Прерия между реками, питающими Платт, протянулась на многие сотни миль к юго-западу от охотничьих угодий черноногих. Как и каждый год, она была прожарена летним солнцем и высушена ветрами. Голые песчаные полосы перемежались участками, поросшими бурьяном и низкой кустистой травой. Русла некоторых рек пересохли, по другим протекали вымученные мелкие ручейки. Тропы бизонов лежали покинутыми. Стада переместились севернее или восточнее, на более сочные пастбища. Лоси и олени подались на запад в леса предгорий.

Пустынно, одиноко и бесплодно простиралась земля под потускневшим звездным небом и смотрела навстречу дню, который принесет новый зной, новый ветер, но только не свежую воду.

В небольшом лагере изыскательской железнодорожной экспедиции проснулись люди. Мужчины пошли к ручью, у которого были разбиты их палатки. Некоторые заспанно обменивались парой слов, но большинство оставались молчаливыми и угрюмыми при одной мысли о том, что и сегодня консервы будут не вкуснее вчерашних. Зато все были довольны, что с утра пораньше начнут работать, всем хотелось поскорее выполнить свою задачу и покинуть эту пустыню, таящую в себе опасности. Мужчины ходили по лагерю в одних штанах, но уже после завтрака надели куртки, которые давали им хоть какое-то чувство защищенности от стрелы и ножа. Все они – от инженера до последнего носильщика – имели на поясе револьверы. Их руки и бородатые лица были обожжены солнцем.

Начальник экспедиции стоял перед своей палаткой. Он ждал, когда трое дозорных, выставленные на ночь, вернутся и доложат, не было ли замечено чего-то подозрительного. Двое мужчин с винтовками в руках уже были на подходе. Он знал их так же хорошо, как и всех остальных в лагере.

Один, по имени Билл, был здоровый, неотесанный парень с чертами глуповатой пронырливости. Второй, чуть ли не на полметра выше, бросался в глаза своей щегольской бородкой. Он старался каждый день придать ей форму клинышка и, несмотря на насмешки, упорствовал в этом стремлении. Его звали Шарль. Из-за высокого роста и щегольства его где-то и когда-то французы наградили кличкой Шарлемань, то есть Карл Великий, и это имя к нему приросло, хотя большинство его англоговорящих товарищей не понимали насмешливого смысла этого прозвища.

Оба сменившихся дозорных торопливо шагали к инженеру. Но, встав перед ним, они ничего не сказали, только смотрели на него, как побитые собаки.

– Ну и что? – спросил инженер, разозлившись от одного их вида. – А где Том?

Те в ответ пожали плечами.

– Где Том, я спрашиваю!

– Да вот нету его.

– Нету его! Его нету! Хороший ответ бывалых погранчан, я бы сказал. Живой или мертвый – он должен быть здесь.

– Ну вот нету.

– Ребята, не задерживайте меня по пустякам! Что произошло?

Снова пожали плечами.

– Вчера вечером Том ушел с вами в дозор. Это известный факт. А теперь?

– А теперь его нет.

Начальник экспедиции открыл рот, хватнул воздуха, снова закрыл рот, не говоря всего того, что ему хотелось бы сказать, и в конце концов лишь спросил:

– Когда вы заметили, что Тома «больше нету»?

– Когда на рассвете окликнули его. Мы хотели вернуться втроем.

– И что на том месте, где его больше нет? Его труп? Или следы его пленения?

– Его шляпа и сапоги еще там.

– Его шляпа и сапоги, так. А вы что, ночью не подаете друг другу сигналы, все ли в порядке?

– Да конечно же подаем, сэр.

– И когда вы в последний раз перекликались с Томом?

– За два часа до рассвета.

– Так, значит, тогда он еще был. И потом? Он растворился в дымке, или провалился сквозь землю, или улетел по воздуху, а шляпу и башмаки оставил своим наследникам? Или как вы себе это представляете?

– Может, он захотел домой? Иногда человек впадает в безумие и просто убегает куда глаза глядят.

– А это мысль. Дезертирует, так сказать. А повод?

– Да ему уже давно все надоело. Мечтал о маленькой лавке в пограничном городе. Понемногу торговать, иметь небольшую выручку, жить спокойно. Эта тоска в нем была еще с прошлого года, с большой песчаной бури. Но денег на лавку никак не накапливалось, и начального запаса товара не было…

– Уж не упал ли этот товарный запас с неба сегодня ночью, а? И теперь получится открыть лавочку?

– Да почем знать. Иной раз, когда долго о чем-нибудь думаешь, а ветер и солнце высушили тебе мозги, к тому же индейцы тебя постоянно нервируют, – вот и сходишь с ума.

– А лошадь Тома? Где она?

– Здесь.

– Здесь? И Том убежал в прерию пешком, босиком и без шляпы? Рассказывайте это кому-нибудь другому! Но не мне! Идемте, я хочу на это посмотреть. Вы так и бросили его шляпу и сапоги там, где нашли?

– Да, сэр.

– Ну, хотя бы это сообразили. Редкий проблеск мысли.

Инженер с двумя хорошо вооруженными погранчанами отправился к пригорку, севернее ручья, где Том ночью стоял в дозоре. Погранчане повели инженера в обход, чтобы не затоптать следы, и потом вверх на пригорок. Наверху инженер увидел в траве мягкую кожаную шляпу с полями и высокие сапоги. Они лежали так, что шляпа обозначала то место, где была голова лежащего человека, а сапоги – где могли быть его ноги.

– Какая точность и любовь к порядку! – со злостью сказал инженер. – Следы обнаружили?

– Нет.

– То есть он разулся, чтобы легче ускользнуть. С ума сойти! Полное безумие! На кого тогда можно положиться в этой прерии! – Он подошел к тому месту, где лежали шляпа и сапоги, и поднял с земли три эти предмета один за другим, чтобы рассмотреть их со всех сторон. – Крови не видно, никаких следов борьбы! Просто убежал. Подумать только!

Едва инженер это произнес, как в воздухе что-то просвистело, и с его головы слетела шляпа. Он растерянно оглянулся и увидел ее в траве у подножия пригорка. В тулье шляпы торчала стрела.

Все трое быстро упали на землю и отползли по склону на метр ниже.

– Треклятые индейцы, шелупонь поганая! – ругался инженер.

Погранчане молчали, пряча головы за кочками.

Со стороны лагеря экспедиции можно было видеть происходящее. Тотчас все мужчины, похватав свой огнестрел, побежали к троим на гребне холма и бросились в траву. Сделали несколько предупредительных выстрелов в воздух через гребень.

Затем воцарилась тишина.

Небо было синее, иссушающий ветер овевал холмистую прерию. У палаток паслись лошади. Немногие мужчины, оставшиеся в лагере, согнали животных к палаткам.

– Нам следует разделиться, – сказал Шарлемань инженеру. – Индейцы могут подкрасться и из-за южных холмов. Надо занять и те склоны.

– Разумеется, они могут подкрасться и с юга. Среди бела дня. Почему бы и нет! Они уже вообще не принимают нас всерьез! Не лень им каждое утро устраивать нам какую-нибудь пакость, лишь бы затормозить нашу работу. Но я не могу потерять еще один день. На кону стоят крупные контракты с правительством. Наша компания непременно должна быть в деле! Так что оставайтесь здесь и стреляйте, как только высунется красный нос или черная шевелюра. На южном склоне тоже хватит двоих человек, все остальные – за работу! Пошли!

Некоторые из мужчин ворчали и что-то бормотали себе под нос, но все подчинились и последовали за инженером, который скатился по склону и подобрал свою шляпу. При этом осмотрел стрелу, торчащую в тулье. Древко ее было окрашено и с засечками.

– Это мы прибережем. Опознавательный знак негодяев!

Мужчины возобновили свои изыскательские работы в долине ручья. На холмах к югу и к северу от ручья оставалось по двое дозорных.

Билл и Шарлемань на северном возвышении были недовольны. Они ночь простояли на вахте, и теперь им снова не поспать.

– Уж они могли бы разориться на пару разведчиков, – ворчал Билл. – Хотел бы я знать, сколько нас еще останется к осени. Кстати, а что ты думаешь насчет этого дела с Томом, если всерьез?

– Банда его выкрала.

– Как черт бедную душу.

– Если это так, то парень действительно попал в ад. Не хотел бы я стать добычей индейцев.

– Я тоже.

– А мы можем что-нибудь сделать для Тома?

– Да молчи уж. О себе бы позаботиться.

Шарлемань ничего не ответил на это. Подлая откровенность Билла успокоила и его совесть. Оба дремали в нарастающем зное. Воздух дрожал от жары. Ветер улегся.

Из долины ручья послышались крики. Оба дозорных на холме встрепенулись и увидели, как один из работающих мужчин рухнул на землю. Стрела пронзила ему горло.

Билл и Шарлемань не сказали ни слова. Положение было зловещим. Вот уже несколько дней продолжались эти беззвучные нападения враждебных индейцев. Всякий раз прилетала одиночная стрела и попадала в цель. Но ни один индеец не показался, ни один воинственный клич не прозвучал. Из молчания безлюдной прерии то и дело приходила смерть.

Тревога среди участников изыскательской экспедиции была велика, и руководящему инженеру уже не первую неделю приходилось собирать всю силу воли, чтобы удержать людей и продолжать работу. Работа и война велись в одно и то же время, все уже были сыты этим по горло, и долго так продолжаться не могло. Но где взять разведчиков – теперь, на четвертом году гражданской войны?

Люди, трудившиеся в долине, прекратили работу после второй стрелы и гибели своего товарища. Многие упали на землю и искали укрытия в траве или за дюнами речного песка. Некоторые побежали прятаться в лагерь.

Молчание на сей раз прервал Билл:

– Экое свинство!

– Такое и тебе не выдержать, хотя ты выдержал двадцать шесть петушиных боев!

– Да пусть мне только попадется хоть один из этих краснокожих трусов! Я бы ему показал, что такое петушиный бой.

– Но они не окажут тебе такой услуги, Билл.

– Грязные индейцы, что с них взять.

– Какие они, мне наплевать. Но то, что они делают, мне сильно мешает, понимаешь?

– Побереги слова, Шарль. Там – прислушайся-ка!

В долине у ручья кто-то отважился приблизиться к убитому со стрелой в горле. Поскольку острие было с гарпунными зазубринами, он не мог вытянуть стрелу и только отломил слабо заделанное древко и разглядывал его. К нему был прикреплен кусочек очень тонкой кожи с рисунком, своего рода письмо.

Мужчина рассматривал этот лоскуток.

– Опять голова лошади! – крикнул он двоим на холме.

– А что это значит, Билл? – спросил Шарлемань. – Красные черточки и лошадиная голова, это какие-то повторяющиеся знаки.

– А тебе-то что с этой лошадиной головы, дурень! Она же на стреле.

– Вот мы тут сидим, пока не прилетит следующая – да в нас!

– А что поделаешь. У нас тут полный набор индейцев, их надо натравить друг на друга. Собак надо стравливать с собаками, а краснокожих с такими же.

– И красную собаку с красной собакой, ты хочешь сказать? Тогда как же мы сможем надеяться на это отребье? В прошлом году нам еще помогали индейцы-пауни, а теперь мы их больше не видим.

– Потому что мы их обманули с оплатой. Они же хотели боеприпасы, а мы им не дали и сотой доли того, что они просили.

– А кто же возьмет на себя ответственность за поставки боеприпасов краснокожим!

– Так или иначе, а мы теперь преданы и проданы. В следующий раз уже я оставлю вам свою шляпу в знак прощания. Ведь не хотел я сюда возвращаться, в эти проклятые места. Но как же, вернулся. Дураки мы, дураки.

– То есть ты тоже не знаешь, что означает лошадиная голова и черточки!

– Отстань от меня. Пока они не метнули в меня томагавк, все терпимо.

– А что такое томагавк?

– Означает «держи свой затылок наготове, скоро в него прилетит топор». Разве ты этого не знаешь? А еще называешь себя погранчанином!

– Тихо! Чу!

Оба мужчины, да и все их товарищи на холме за рекой и в долине реки вскинулись. На северо-востоке стреляли. Прозвучало несколько выстрелов быстрой чередой, причем с быстрой сменой мест.

– Билл, что это было? Похоже, несколько всадников гонятся друг за другом!

И снова прогремели выстрелы.

Билл не нашел времени ответить. Он прислушивался так же внимательно, как и все остальные.

В перестрелке наступила пауза. Оба дозорных припали ухом к земле. Поначалу ничего не слышали, но вскоре различили топот копыт одиноко галопирующего коня.

И снова выстрелы. Были видны легкие облачка дыма. Скаутам почудились далекие крики.

– Мне прямо интересно, Билл, кто это там вцепился друг другу в волосы!

– Не мешай людям получать удовольствие, Шарль. Главное, чтоб это были не наши волосы!

Прогремел одиночный выстрел, очень далекий, но в установившейся тишине еще слышный. Перестрелка всадников, судя по всему, отдалялась от лагеря экспедиции в сторону северо-востока.

– За работу, люди! – прозвучал призыв инженера. – Пока наши коварные враги заняты на стороне!

Мужчины поднялись, большинство неохотно, но не было никого, кто бы ослушался приказа. Инженер, коренастый и скорее приземистый, чем рослый, был заряжен энергией и излучал ее. Один молодой человек, слабый загар которого выдавал, что он работал в экспедиции недавно, всегда первым был готов исполнять распоряжения. Джо Браун, руководитель, про себя улыбался, видя это. Молодой новичок был годный, но прошедший еще не все этапы своего развития. Вначале ему следовало понять опасность, в какой он находился вместе со всеми, а потом ему надо было научиться быть готовым к ней. Пока же он был этаким сильным дерзким жеребенком. Но Джо было бы жаль, если бы мальчишку поразила стрела, не дав ему созреть в профессии и в характере.

Билл и Шарль на холме были заняты вопросом, когда же им удастся поспать. Выстрелы больше не повторялись, и топота копыт не улавливало даже чуткое ухо, припавшее к земле. Все, хоть как-то связанные с изыскательскими работами, были в долине ручья, торопясь управиться с задачей. И все подсобные рабочие им помогали. Для охраны оставались лишь четверо скаутов, дежуривших по двое на южном и на северном холмах.

– Покемарь хоть часок, – предложил Билл Шарлю, – потом я тебя разбужу, и ты подежуришь, пока я посплю. А вечером нас сменят. Господа инженеры управятся со своей работой и смогут отсюда посмотреть по сторонам. А с полуночи уже мы заступим.

– Ну, если можно…

Шарлемань подложил руку под голову, закрыл глаза и уже начал похрапывать, но тут Билл ткнул его под бок, потому что в долине никто не должен был знать про их дневной сон. Шарлемань повозился, закрыл рот и смолк.

Часы шли без дальнейших событий. Для работающих они пролетали, а для сонных охранников едва ползли.

Когда солнце склонилось к западу и стало опускаться к вершинам Скалистых гор, Джо свистнул, и мужчины прекратили работу. Им выдали еду. Они уже на дух не переносили солонину, но не было времени, да и опасно было ходить на охоту, и поэтому обходились той пищей, какая была в запасе. Вода в ручье текла тепловатая и на вкус дрянная, и уже не впервой заходил разговор о том, чтобы вырыть колодец. Ручеек становился скуднее день ото дня, и назревала опасность, что однажды не смогут напиться ни кони, ни люди.

– А что же делают местные жители, индейцы, когда у них кончается вода? – спросил молодой человек.

– Собирают свои вигвамы и кочуют туда, где она есть, – ответил Джо.

– Это очень нецивилизованно.

– Тем не менее. Как животные.

Мужчины раскурили трубки и вытянули ноги к костру. Если здешние дни были жаркими, то к вечеру всегда чувствительно холодало.

Билл и Шарлемань сменились на посту. Молодой человек, а его звали Генри, попросился пойти в дозор. Поскольку добровольцев больше не было, Джо заявил, что сам проведет с Генри первую половину ночи на сторожевом посту.

– Будьте осторожны, сэр! – предостерег Шарлемань.

– Да я, может, больше вас рубился с краснокожими!

Джо был в суровом настроении и не дал себя отговорить от вахты на пару с Генри.

Направившись с молодым инженером на холм, он терпеливо объяснял ему, как лучше укрыться и на что обращать особое внимание: на звуковые волны, приходящие как по воздуху, так и по земле, если приложить к ней ухо; на шевеление травы, не вызванное ветром; на тени вдали, происходящие не от животных. Звездный небосвод был ясным, но луна взошла лишь к полуночи.

Когда Генри решил, что все понял, он стал жадно всматриваться и вслушиваться в ночь. Но через час у него в голове зашевелились другие мысли. Он откашлялся.

– Что? – спросил Джо.

– Я думаю про Тома: его исчезновение кажется загадочным. Похоже на детективную пьесу.

– Которую лучше читать дома у камина, а не переживать в глуши на собственной шкуре!

– Не поймите меня неправильно, сэр.

– Да просто «Джо», пожалуйста.

– Не поймите меня неправильно.

– Я очень хорошо тебя понимаю, Генри. Мужества у тебя многовато.

– Разве его бывает многовато?

– Да.

– Не поискать ли нам все-таки Тома? Он был хороший парень. Один из лучших среди здешних странных скаутов.

– Один из лучших, но слишком сентиментальный. Это никогда до добра не доводит.

– А если я завтра все-таки поищу его?

– Ах ты… наивный, не теряй рассудок! Здесь шныряют совсем другие люди. Если бы еще знать какие!

– Это их перестрелку мы сегодня слышали? Может, у Тома была с ними стычка. Он ведь взял с собой ружье.

– Но не взял коня. А те, что переговаривались сегодня голубыми пулями, были очень даже верхом. И они, может быть, не самые опасные. Для той войны, которую ведут против нас индейцы, стрела и лук подходят куда лучше. Потому что стрела бесшумна. Ее не услышишь, не увидишь ни вспышки, ни дымка… и вот она уже торчит у тебя в горле, ты делаешь последний вздох – и все, готов.

– А разве мы не можем договориться с индейцами? Мой отец…

– Твой отец, Генри… я знаю, знаю. Это было другое поколение. У них были среди индейцев личные друзья, готовые ради них хоть на смерть. Сегодня такого больше нет. Индейцы стали люмпенами или бизнесменами. Ты же слышал, как это делают пауни. Они хотят боеприпас – или бросят нас подыхать. С дакота здесь вообще нет никакой дружбы. Они хотят лишь одного – стереть нас с лица земли. А теперь кончаем, уже глубокая ночь, и, если дакота услышит наш шепот, нам не поможет никакое укрытие. Уж он будет знать, где нас найти.

Джо умолк.

Стояла тихая ночь. Даже ветер был бесшумный. Он наклонял траву беззвучно. Тольку снизу из лагеря доносился храп Шарлеманя.

Джо и Генри старались уследить за всем, что происходит не только в бескрайней прерии, но и в долине, где стояли палатки, и в верховьях ручья, и в низовьях ручья. Земля казалась вымершей. Пожар в прерии минувшим поздним летом и наносы опустошительной песчаной бури прогнали всех животных. Зимой овеваемые всеми ветрами высокогорные плато стояли пустыми и дикими; едва ли живое существо могло там продержаться. Последствия пожара и песчаных бурь чувствовались и здесь, внизу, хотя упорная трава пробилась весной и сквозь песок и пепел.

Наступила полночь. Билл и Шарлемань, несколько часов проспавшие сном праведника, проснулись точно и явились на смену. Джо и Генри спустились по склону к палатке, которую начальник экспедиции делил с Генри и одним старым носильщиком, сопровождавшим Джо повсюду и знавшим все его привычки, касавшиеся скарба, курения, еды или палаток. У него был спокойный характер, он неплохо стрелял, и Джо на него полагался.

Когда Джо и Генри вошли в палатку, там еще тлели остатки костра, который старик разводил по-индейски в углублении земли и присыпал пеплом. Сам он спал; в палатке он – как верный пес – ложился поперек входа. Когда Джо и Генри вошли, он сразу проснулся, но остался на месте, лишь пробормотав:

– Все в порядке.

Но едва Джо перешагнул через преданного спутника, как вздрогнул, замер, левой рукой задержал Генри у себя за спиной, а правой выхватил револьвер.

Но еще до того, как он вскинул оружие, готовое к выстрелу, две темные фигуры, лежавшие на одеялах в палатке, вскочили и уже стояли со взведенным револьвером перед Джо:

– Руки вверх!

Инженеру ничего не оставалось, как подчиниться. Генри последовал его примеру, хотя он, прикрытый инженером, еще мог что-то предпринять, если бы не думал о Джо. Верный старик, лежавший поперек входа в палатку, тоже не шевельнулся. Он точно знал, что стоит ему шевельнуться, как немедленно последует выстрел, причем выстрелят сперва в его господина.

– В чем дело! – крикнул Джо двоим неизвестным.

Он хотел тем самым в первую очередь разбудить спящих в окрестных палатках и привлечь внимание дозорных. Даже в темноте он увидел, что оба чужака с оружием в руках были высокого роста. Один в шляпе, второй с непокрытой головой, и Джо принял его за индейца, несмотря на рубашку с отложным воротничком.

– Дело в том, что есть разговор, и это, – чужак в мягкой шляпе кивнул на свой револьвер, – просто его разумное начало. – Он говорил в полный голос, почти так же громко, как Джо. Возможность разбудить других людей в лагере его не пугала. – Мы устали и позволили себе немного поспать, пока были свободные места. Без обид, и можете опустить руки. Но не пытайтесь на нас напасть, мы вас все равно опередим!

Джо и Генри опустили руки. Чужаки убрали свои револьверы.

– Разведи огонь, Дуфф! – приказал Джо своему верному слуге.

Старик проворно поднялся и раздул костер, теперь Джо увидел, что не ошибся. Тот, что с непокрытой головой, был с косами и пробором. Индеец.

– Как-то необычно вы себя ведете, – сказал Джо, сильно злясь на то, что незнакомцам удалось пробраться в лагерь на его дежурстве. Он не мог ругать своего старого Дуффа, не сделав при этом посмешищем самого себя. – И что вы замышляете дальше, выбрав себе для сна именно мою палатку?

– Если позволите, остаться здесь до утра. Потом можно поговорить о дальнейшем.