
Полная версия:
Сатана
Первые минуты пребывания в небольшом гарнизоне у Евы и у ее мужа оптимизма не прибавили. Вокруг военного городка не было никакой колючей проволоки, не говоря уже о мощном заборе, который окружал «пристанище» советских войск на территории немецкого города. Машина, проехав КПП, представляющее собой небольшой шлагбаум, охраняемый двумя солдатами, у которых поясные ремни были на самых «яйцах», резко остановилась возле дежурного по части. Выпрыгнув из машины и отряхнув толстый слой не то пыли, не то песка, молодая парочка стала осторожно и с неохотой озираться по сторонам. Только сейчас можно было по-настоящему ознакомиться с расположением военного городка, который находился в низине небольшой котловины, «обнесенной» со всех сторон своеобразным забором из довольно высоких склонов. Каких-либо архитектурных излишеств на территории части не было. В центре ровного плоскогорья стоял трехэтажный дом, где находился штаб части. По бокам трехэтажки спереди и сзади в метрах трехстах находились паралелльно расположенные друг другу две аналогичные трехэтажки. Они были только несколько длиннее и шире, чем штабное «заведение». Этих пять домов, наспех построенные солдатскими руками, составляли все и вся военного городка. Каких-либо деревьев, не говоря уже о цветущих газонах, здесь не имелось по причине их отсутствия.
Старший машины, тепло распрощавшись с «германцами», легко запрыгнул в кабину и показал рукой в сторону штабной трехэтажки:
– Товарищ прапорщик, идите в это здание, там дежурный по части. Он поможет Вам все уладить… Я покидаю Вас. Всего хорошего. Счастливо!
Игорь, козырнув своему коллеге, мигом побежал в сторону дежурки. Ева осталась прямо на дороге охранять два больших «гросс»-чемодана, которые, как ей казалось, хотя и были германского производства, но к таким климатическим условиям они явно не были приспособлены. Еве пришла в голову несколько злая мысль о том, что не мешало бы кое-кому из немцев побывать в этих местах, а не только этим чемоданам. Блондинка, стоящая неподалеку от дежурки, изнывала от палящего солнца. Несмотря даже на то, что было уже четыре часа дня, Еве казалось, что палящее солнце, вобравшее в себе всю солнечную энергию мира, вот-вот ее прожжет и она вспыхнет как спичка. Женщине от забайкальской жары хотелось на какой-то миг сбросить свои брюки и остальную «химию», и побежать к воде, и погрузиться на самое дно, пусть даже озера или грязного котлована. Тонкие шпильки ее ярко красных туфель, словно иголки, пронизывали верхний слой расплавленного асфальта. Глубокие следы оставались и даже тогда, когда женщина очень осторожно прогуливалась возле штаба. Через пять минут к «стоянке» Евы подошел Игорь. Мужчина с кислой миной на своей физиономии взял в руки два тяжелых чемодана и понес их в дежурку. Ева последовала за ним.
Дежурный по части, узнав о новом пополнении, сразу же проинформировал прибывшего прапорщика о том, что начальство ему ничего о «германце» не говорило. Только через полчаса капитану удалось найти заместителя командира полка по технической части и доложить о вновь прибывшем. Зампотех пришел в дежурку через час и к тому же с плохим настроением. Майор с загорелым лицом как у негра никому из молодой пары руки не подал. Офицер, сняв фуражку и вытерев черной ладонью пот с такого же цвета лысины, посмотрел на потолок и громко пробубнил:
– Прапорщик, ничего хорошего тебе не могу сказать. У нас штат в полку такими специалистами полностью укомплектован. Где и как Вы будете дальше служить точно ничего не могу сказать.... У нас в части в этот момент происходит смена власти. Старый полковник уходит, новый капитан приходит… Так, что пока не до Вас…
Зампотех полка, сказав это, пристально посмотрел снизу вверх на жену прапорщика и ускоренным шагом вышел из дежурки. «Германцы» простояли в помещении дежурного по части еще полчаса. За это время дежурный крутил всевозможные ручки разных военных аппаратов. Все было тщетно. Ему так и не удалось найти хоть какого-нибудь начальника, желающего «взять» на службу прапорщика Игоря Кузьмина. Такой «бардак» стал раздражать Кузьмина. Он, не стеснясь дежурного по части и посыльного солдата, начал крыть трехэтажными матами ту армию, которой он «отдал целых десять лет своей молодости». Ева, видя злобное выражение своего мужа-гиганта не на шутку испугалась и стала его успокаивать. Немножко трухнул и капитан. Он опять начал неистово звонить по второму кругу, понимая то, что скоро наступит вечер. Вечером вообще никого из офицеров и со свечкой не сыщешь. Дежурный по части, глядя на уставшие от дороги и черные от пыли лица новеньких, послал посыльного в столовую за продуктами, дабы хоть немного поднять жизненный тонус «германцев». Солдат пришел минут через двадцать и принес полный котелок солдатской каши, а также полбулки хлеба. Принес он и фляжку чая. Этот «жор» был предназначен для Евы и Игоря. Молодую блондинку внешний вид котелка и особенно солдатской фляжки довольно сильно отталкивал. Но увы… Голод «стучался» в ее желудок. Женщина с большим «трудом» скушала третью часть содержимого котелка и сделала несколько глотков чая. После такой пищи Ева сразу же почувствовала «неудобства» в своем животе.
Только к шести часам вечера, «кэп», удовлетворенный своей работой, сообщил новеньким о том, что сейчас придет посыльный и сопроводит их в офицерское общежитие. Молодой паре предстояло временно поселиться в пустой комнате двух молодых офицеров, уехавшим в отпуск на Большую землю. Еву это сообщение очень обрадовало. Она еле-еле держалась на ногах. Уставшей «германке» также очень хотелось поплескаться в ванне с холодной водой.
Офицерское общежитие располагалась на первом этаже солдатской трехэтажной казармы. Общежития, как такового, не было, было одно только название. Первый этаж здания был разделен на две части. Наименьшая часть была отдана для жилья офицеров и прапорщиков. В основном военнослужащие жили по двое в небольших комнатах-клетушках. Все удобства были общими: кухня, умывальник, туалет. Солдат, слабо владеющий русским языком, сопроводил приехавших до самой двери комнаты. Через пару минут он же принес и от нее ключ. Вставив ключ в замочную скважину, Кузьмин не без труда открыл дверь. По размерах комната была очень небольшая и с очень низким потолком. Еве казалось, что вот-вот Игорь заденет своей головой потолок. Стены были темные от пыли или от табачного дыма. Запах табака господствовал в помещении, несмотря даже на то, что отпускники покинули свое пристанище три недели назад. У стен напротив друг друга стояли две солдатские койки с грязными матрацами.
Не отличались стерильностью и небольшие тумбочки, которые стояли возле каждой кровати. Ева открыла одну из прикроватных тумбочек и чуть было не задохнулась. В выдвижном ящке лежали непонятно какие продукты питания. Все они были покрыты плесенью. Дальше изучать «нечистоты» комнаты холостых офицеров у «германцев» желания не было. Со слезами на глазах Кротиха медленно опустилась на солдатский табурет…
Игорь первым решил навести порядок. Мужчина, сняв обмундирование и набросив на себя легкий спортивный костюм, спешно пошел искать ведро и тряпку для мытья. Через пару часов комната приобрела более или менее цивилизованный вид. За это время Ева перебрала свои вещи в чемоданах. Все необходимое для первого случая она развешала в небольшой шкаф, двери которого издавали такой скрип, что ей казалось, этот шум слышно и в Китае.
Поздно вечером «германцы» составили компанию одному офицеру, капитану, который приехал в Забайкалье ровно семь лет назад. На границе военный служил всего полгода. Капитан Сибилев оказался довольно порядочным человеком. Он не только не курил, но и весьма умеренно пил. Наличие таких «позитивов» вызвало у Евы даже определенные симпатии к соседу по общежитию. Женатый офицер очень скучал по своей жене и дочурке, которые уже больше года жили у его родителей на Украине. Причины их отсутствия новый знакомый объяснил тем, что его пятилетней дочурке противопоказан суровый климат Забайкалья. Несколько поникшим голосом капитан «жалобился» молодой паре о том, что он пока не может ничего сделать для того, чтобы поправить здоровье единственной дочери. Кому и куда он только не писал. В своих письмах и рапортах прикладывал медицинские справки с различными подписями и печатями, в которых врачи рекомендовали дочери капитана поменять климат. Ответы на письма и рапорты офицеру приходили, но не на все. После каждого ответа Сибилева вызывали к командиру или замполиту части. Чиновники с большими звездами в своих кабинетах «давили» на психику и сознательность подчиненного, хором напоминая о том, что он, как офицер и как коммунист, в первую очередь, должен и обязан выполнять долг перед Родиной и перед родной партией. После «прочистки» мозгов Сибилев часто плакал. «Ябеда» вскоре стал неугоден военному руководству. Честного офицера по службе «зарезали». Не переводили капитана и в «цивилизованные» военные округа.
Офицер, начав монолог о «прелестях» родной части, со злостью ткнул вилкой в тушенку, которая была в металлической тарелке. Затем он с жалостью посмотрел на Еву и тихо произнес:
– Ева, да и ты, Игорь, не берите эти трудности в свои головы… Я знаю, что нам крестьянам и рабочим трудно служить в Советской рабоче-крестьянской армии, особенно офицерам. Прапорщикам несколько проще, не понравился округ или земля, пиши рапорт и могут уволить… Мне, как офицеру, значительно труднее… Я вот из-за семьи поспорил с командиром. Месяц назад это чудо мне прямо в открытую сказало то, что меня он сгноит в этой дыре… Дыра здесь, как Вы сами видите, такая глубокая и такая вонючая, что и до дембеля хрен дотянешь…
Характеристика дыры жену прапорщика Кузьмина очень расстроила. Она даже не ожидала того, что в таких плохих условиях могут жить советские офицеры той страны, которая держала первенство в космосе, снабжала половину мира оружием. Да и дальнейший монолог капитана Сибилева какого-либо оптимизма в душе блондинки не прибавил. Женщина сразу поняла, что ее собеседник, как и многие его коллеги, был очень разочрован в военной службе. Основным занятием в свободное время для многих офицеров была игра в карты или пьянство. На покупку спиртного уходила львиная доля денежного довольствия. Основной закусью для многих из офицеров, как по трезвянке, так и по пьянке, служила солдатская каша и тушенка. Каких-либо мероприятий для «души» в части не проводилось, кроме торжественных собраний, посвященных большим датам Советской власти и Советской Армии. Не было возможности для молодых офицеров и для знакомства с представителями слабого пола. В двадцати километрах от укрепрайона находилась небольшая деревушка, где находилась мужская тюрьма. Вынужденные «поселенцы» кроме пьянства и разбоя ничего не приносили в эти поистине безлюдные места. Те, кто сидел в тюрьме, и те, кто служил в этих краях, в приципе мало чем друг от друга отличались. Первые в эту «цивилизацию» ссылались из-за грехов, вторых сюда для защиты священных рубежей страны направляла партия и Родина. Первые в этих дырах имели «службу» срочную, вторые, как правило, бессрочную…
Сибилев, которому, наверное, и самому уже надоело «нытье» о делах армейских, решил немного еще «дернуть». Он неспеша взял бутылку и остатки водки разлил в три стакана. После этого офицер с какой-то надеждой в голосе произнес:
– Да мне не повезло со старым командиром. Он большой мудак и стерва, однако я его в одно место… Завтра должен приехать новый командир. Я слышал то, что он наш мужик, к тому же он очень молодой.... Я думаю у Клюкина все получится…
Кротиху, которой уже было тошно от информации о «прелестях» родного края и армии, последние слова офицера о новом командире заставили на какой-то миг вздрогнуть. Услышав фамилию Клюкина, блондинка решила больше не переспрашивать Сибилева о новом командире. Она не исключала возможности и однофамильца Клюкина, которого она никогда в жизни и не знала… На фамилию нового командира никак не прореагировал и Кузьмин, который уже не мог шевелить языком....
Дальнейшие «посиделки» военных особого интереса у Кротихи не вызвали. Она решила покинуть компанию мужчин. Пьяный Игорь исчезновения своей жены не заметил. Ева, не раздеваясь, грохнулась в постель. В эту первую ночь на «Китае» она долго не спала. Все думала о своей жизни. Новое место службы мужа блондинку не радовало. Ева Крот, лежа в постели и чувствуя специфический запах от солдатского матраца, в данный момент своей жизни не находила каких-либо решений из создавшегося тупика. Мысли о том, что ее муж может на такую службу просто-напросто «забить» и уволиться из армии, уходили на второй план. Ни она, ни он на громадной территории Советского Союза нигде не имели своего угла, не было у них и близких родственников. Везде надо было иметь связи, деньги, иметь хоть какое-то образование. Только тогда можно было строить какие-то планы или хоть на что-то надеяться…
На следующий день «картотека» новеньких о прелестях дыры пополнилась. Рано утром к ним громко кто-то постучал в дверь. Игорь, быстро надев трусы, лениво открыл дверь. Из-за двери высунулась голова солдата, который прокричал так громко, словно кто-то ему наступил на больную мозоль:
– Товарищ прапорщик! Вас срочно вызывают в штаб полка. Ровно в девять Вы должны там уже быть…
Ева на стук и то, что говорил Игорю солдат, никак не реагировала. Ей просто не хотелось открывать глаза. На душе у женщины было пусто. В иные минуты размышлений ей даже не хотелось жить. Безысходность армейской службы мужа и семейной жизни выводила женщину из душевного равновесия. С этими тревогами она вновь заснула. Игорь пришел где-то через час. Пришел расстроенный, не в духах. Закрыв за собою дверь на ключ, он неспеша разделся. Затем также неспеша подошел к кровати своей жены. Незметно для Евы мужчина сделал попытку овладеть женшиной. От неожиданного прикосновения Ева проснулась, проснулась без всякого настроения. От вчерашнего застолья побаливала голова. Поцелуи мужа у женщины, которая спала в верхней одежде, явного сексуального желания и настроя не вызвали. К тому же изо рта Игоря пахло как из пивной бочки. Блондинке такие прелюдии не понравились и она быстро встала с постели. Игорь, скрипнув зубами, отвернулся лицом к стене и на некоторое время замолчал. Ева, сидя за столом, также молчала. Каждый думал о своем. Каждый из них нервничал и проклинал все на свете за то, что эта забайкальская дыра даже в первые часы их пребывания не давало никому из них ни душевного покоя, ни человеческого счастья.
Первым нарушил гробовое молчание Игорь. Мужчина сквозь зубы произнес:
– Ты, знаешь… Я ведь сейчас в штабе был. Зампотех говорит то, что у них все вакансии заняты. Предлагают мне быть старшиной роты… Мне этот любимый личный состав по одному месту… Я не хочу в этой дыре лизать жопы солдатам. Я хочу быть без этого любимого солдата, которого я бы…
Дальше он ничего не стал говорить о любимом личном составе, а просто крепко выматерился. Сказанное мужем, Еве и без того испортило настроение. Одно ее успокаивало. Она тешила себя надеждой на то, что ее Игоря возможно переведут в другую часть, которая находилась в десяти километрах от укрепрайона. В душе женщины еще теплилась надежда на скорейшее выползание из этой дыры.
Вторая половина первого дня на забайкальской земле мало чем отличалась от первой. Разочарование новоселов было связано с бытовыми проблемами. После сна «германцы» по-человечески не могли умыться. В их комнате, как оказалось, отсутствовали запасы привозной воды. В подразделениях стояли большие бачки с водой, которые находились под неусыпным контролем дежурного по роте. Солдату для питья в день выдавалась одна фляжка воды. В офицерском общежитии в каждой комнате также стоял небольшой бачок с питьевой водой. Ни бачка, ни воды в комнате для вновь прибывших не оказалось. После многоэтажного мата Игорь решился идти на водный промысел. Вскоре он пришел довольный, неся большой солдатский бачок с водой. В этот же день у Евы от «разнообразия» пищи разболелся желудок. Общий туалет, представляющий собой довольно примитивное сооружение из березовых досок, находился неподалеку от офицерского общежития. Ева очень долго рассматривала это допотопное сооружение, дабы не попасть в ту часть туалета, где на одной из досок была коряво написана большая буква «М». Женский «отдел» туалета стоял без всяких обозначений. Новенькая, несмотря на это, ускоренным шагом рванулась туда, куда она уже ни один час «примерялась». Женский «отдел» представлял собой полное подобие той же уборной, что была и в ее родной деревне Водяное. Отсутствовало только сердце-образное очко. Вместо них были изношенные шины от автомобилей, по краям которых лежали мощные доски…
Красивая блондинка, совершая вынужденный визит по нужде в туалет, видела «раздевающие» взгляды солдат, которые стояли маленькими группками неподалеку от приятного заведения и курили. Ева в душе кляла себя за то, что ее муж не генерал. Ее злило и то, что не сообразила дать кому-либо из больших военных чиновников на «лапу», чтобы избежать службу в таких дырах.
Явно не германский образ жизни на забайкальской земле к вечеру «взвинтил» молодую пару до предела. Особенно бесилась Кротиха. Ее раздражало буквально все: и эти климатические условия, и эта бытовая неустроенность, и эти солдаты… Злил ее и Игорь, который узнав в штабе о том, что его будут «трудоустраивать» только через десять дней, решил давить на «массу».
Поведение мужа делало равнодушной ко всему и Еву, которая к обеду последовала примеру «прапора». Женщина, лежа в постели и слушая надрывный храп мужа, некоторое время не спала и думала. Все мысли сводились к одному. У нее с Игорем здесь не будет хорошей жизни. От этих мыслей храпящий все больше и больше отдалялся от нее…
Игорь проснулся где-то под вечер. Его очень обрадовало «горизонтальное» положение своей супруги. Через открытую форточку комнаты гремела музыка. На плацу осуществлялся развод караулов. Кузьмин быстро одел свою форму и решил прогуляться по территории части. Прогулки, как таковой, во военному городку не получилось. Все, кого он встречал в это время, были выше его по званию. Игорь то и дело козырял офицерам. Пару раз он даже козырнул страшно худому «прапору». Новенький боялся «нацепить» на себя каких-либо приключений. Он прекрасно знал то, что незнакомые офицеры очень редко прощали «неуважение» подчиненных.
После некоторого раздумья Кузьмин решил забежать к дежурному по части. В помещении находился только помощник дежурного по части, прапорщик. Несмотря на относительную молодость, голова военного была вся седая. Прапорщики разговорились. Военные весело засмеялись и крепко обнялись, когда узнали то, что они служили в ГДР в одном и том же полку. Прапорщик Сурков военный городок в Давельбурге покинул ровно десять лет назад. Он, как и Игорь, был очень доволен тем, что через столько лет встретил своего «кореша». Через полчаса Сурков сдал наряд и пригласил Игоря к себе в гости. Сурков жил не на территории части, а неподалеку от нее, в небольшой деревушке Рыбино, где родилась его жена. Жилье военного и его жены даже домом нельзя было назвать. Это была просто небольшая деревянная постройка, состоящая из двух половинок. В каждой из них стояла небольшая печь. В доме все было армейское: две кровати, два шкафа и несколько табуреток. На этом заканчивался в основе весь «шик» внутреннего убранства жилья.
К радости Игоря хозяйки в доме не оказалось. Хозяин в какой-то мере также был рад тому, что он уже год холостяковал. Ему порядком надоело повседневное нытье своей толстой жены, которая не имея детей, все время сидела и читала книги. Телевизора в доме не было по причине того, что гористая местность не позволяла принимать телепередачи. Только после второго стакана водки однополчане по-настоящему разговорились. Пьяный Виктор Сурков ничего хорошего о своем «родном» крае не сказал. И это тоска, безысходность от нового друга передавалась только что приехавшему «германцу«. Игорь Кузьмин все пил и пил…
Гость проснулся поздно ночью. Прийдя в себя, и немного «прокрутив» в полупьяной голове содержание прошедшего застолья, он решил не будить своего друга и идти в свой полк. До него было не так уже и далеко, если идти не по дороге, а чуть наискосок через невысокую сопку. До сопки Игорь дошел довольно быстро. Мужчина шел к ней по тропинке, которую в темноте не было видно, но он ее как-то «чувствовал». Благополучно одолел Игорь и вершину сопки. Без проблем стал он и спускаться. Вдруг неожиданно погода испортилась. Заморосил мелкий дождь, звезды тотчас же исчезли с небосклона. Военный, поглубже натянув фуражку на голову, на какое-то время остановился, стараясь хоть каким-то образом соориентироваться. Надежда на то, что с вершины сопки можно увидеть военный городок в котловине по каким-то ориентирам не оправдалась. Светящихся фонарей или им подобных мужчина не увидел. Возникшее желание прапорщика отоспаться на земле, а утром пойти в часть из-за все усиливающегося дождя мгновенно пропало. К тому же неизвестный животный мир вызывал у него определенный страх. В конце концов путник решил идти наугад, надеясь на то, что до войсковой части все равно рукой подать. Неожиданно на пути мужчины появились какие-то ограждения из колючей проволоки. Игорь остановился и пристально всмотрелся в темноту. Прапорщик понял, что он подошел к парку с боевой техникой. Это означало, что совсем неподалеку должен быть его полк, а может и даже не его. Найдя небольшую дыру в проволочном ограждении, прапорщик мощными руками раздвинул его и благополучно пролез на территорию парка.Через десяток метров он увидел ровный ряд автомобилей. В том, что это был автопарк, Игорь уже не сомневался. Он уже и не боялся куда-то «блудануть». У вошедшего на территорию автопарка появилось даже желание здесь и переспать. Кузьмин подошел к первой машине и стал дергать ручку кабины. Прапорщик нисколько не сомневался в том, что на этой стоянке есть не закрытая на замок машина. Как правило, в этой машине спали старики-часовые. Это было и в Германии, и здесь в Забайкалье…
Шатающемуся мужчине, к его сожалению, переспать в машине не удалось. Вдруг раздался громкий голос:
– Стой! Кто идет? Стой на месте, а то стрелять буду!
Такой команды в темноте пьяный прапорщик не ожидал. Он, покачиваясь из стороны в сторону, продолжал движение в неизвестном направлении. Через несколько секунд последовал опять окрик:
– Стой! Стрелять буду! Ложись!
Последняя команда из темноты явно принизила «достоинство» пьяницы. Он вместо того, чтобы выполнять команду вооруженного часового, начал кричать:
– Ты салага, я тебе покомандую… Я прапорщик Кузьмин!… Я тебя сам скоро в очке сгною…
Неожиданно раздался выстрел. После этого Кузьмин явно трухнул и молниеносно рухнул на землю. Упавший на землю, почувствовал то, как из одного места нижней части его тела пошел довольно неприятный запах. Прапорщик и часовой на какое-то время успокоились. Затем опять раздалась команда часового. На эту команду Игорь никак не прореагировал. Он лежа на земле, все думал о том, как лучше наказать «салагу». Пьяный Кузьмин неожиданно нашел возле себя довольно большой не то булыжник, не то камень. Машинально схватив камень в левую руку, прапорщик немножко приподнялся на правую руку, и со всей силой швырнул камень в сторону, откуда раздался выстрел и голос часового . После броска прапорщик в прямом смысле влип в землю. Через какие-то доли секунды раздалась автоматная очередь. В метрах десяти, а может чуть-чуть и ближе от лежащего просвистели пули. Только сейчас Кузьмин понял, что солдат его не видит и поэтому его выстрелы были без цели…
Прошло еще пару минут. В парке наступила мертвая тишина. Игорь Кузьмин мертвецки спал на земле. Ему уже было не до команд часового. Не собирался он и никого больше наказывать. Успокоился и молодой солдат, который сегодня впервые в своей жизни заступил на боевое дежурство. Невысокого роста мальчишка в военной шинели держал автомат Калашникова за плечом и шел в сторону столба, на котором находился коммутатор. За использование боевого оружия без причин часовой должен был отвечать. В том, что он струхнул и выстрелил неизвестно в кого и для чего, паренек уже не сомневался. Часовой вытащил рожок с патронами и стал их пересчитывать. В магазине из тридцати патронов отсутствовало целых семь. Солдат, явно убитый случившимся, решил ничего об этом не сообщать начальнику караула. Он надеялся на то, что его выстрелы никто на соседних постах не слышал. Через несколько минут он, словно ничего с ним не случилось, стал курсировать по периметру парка. Одного боялся солдат – это расплаты за свою трусость от «стариков». Часовой на какой-то момент представил звериную морду старика Макулова, который довольно часто тыкал его солдатским штык-ножом в ягодицы во время марш-броска, когда молодой воин со слезами на глазах «трепыхался» в хвосте взвода. После марш-броска рядовой Абломов довольно частенько забегал в туалет и снимал штаны. Из больших кровоточащих ран, которые нанес ножом ему старик, бежала кровь…