Сатана

– Евушка, я тебя очень прошу… Будь осторожна в своем поведении с местными немцами, а то моему Шарманову некем скоро будет и командовать… Да и еще. Будь добра, больше не прыгай через заборы, а то и пораниться недолго…

Сказав это, женщина ласково чмокнула Еву в щечку и мило раскланявшись, уверенно вышла из магазина. Ева после слов командирши стояла и не могла сделать ни шага. Мысль одна страшней другой проносилась в голове блондинки. Только теперь Ева поняла то, что в этой части все и вся контролируется, и все доносится по инстанции до командира. Не исключением в этом плане была и подруга Евы Крот Нина Баранова.

Прошло полгода после встречи Евы Крот с Хорстом. Тоска по немцу у женщины постепенно отходила на второй план. За это время у подопечной командирши ничего важного в жизни не произошло. Было, правда, и одно исключение. Притом исключение очень хорошее. Игорь пошел опять на «подъем». Ева объяснения этому феномену своего мужа сама не находила. Молодой парочке, скорее всего, помогал сам Бог. Буквально через неделю после разлуки Евы с Хорстом, Игоря словно кто-то подменил. Домой он стал приходить слегка «нагруженный» только пивом. В домашних «условиях» Игорь пил спиртное только с женой и только с ее разрешения. Достойный образ жизни мужа поднимал жизненный тонус жены простого прапорщика, которая прочно закрепилась на позиции второй женщины в части. Несмотря даже на то, что прапорщик Кузьмин не имел возможности «раздавать» медали и должности, многие жены военнослужащих стремились установить тесные контакты с его женой. Этим женщинам, особенно, молодым, нравилась очень красивая блондинка. К тому же, муж Евы, хотя был и прапорщиком, однако имел очень компанейский характер и никогда ни с кем не спорил. Желание поспорить, как таковое, у мужчины было и нередко. Игорь просто-напросто боялся очередной «стружки», после которой его могли и выгнать из армии…

«Советский образ» жизни молодой пары опять стал приносить радости Еве. Ее имя, как ведущей концертов и активной участницы художественной самодеятельности, стало фигурировать не только в полку, но и во всем соединении. Ева понимала то, что в этом не ее личная заслуга, а командирши. В Международный женский день 8 марта Ева Крот за активное участие в общественно-политической жизни военного городка получила Почетную Грамоту. Через неделю в составе небольшой группы женщин она совершила увлекательную поездку в горы Гарц.

Через три недели после этой поездки прапорщик Кузьмин со своей молодою женою перебрался из небольшой однокомнатной квартирки в двухкомнатную. Эта квартира по размерам была в два раза больше старой и со всеми удобствами. Эта квартира имела и еще одно «достоинство». Она располагалась в доме неподалеку от гарнизонного магазина. В этом доме в основном жили семьи старших офицеров. До Кузьмина в этом доме никто из прапорщиков не жил.

Новоселье для прапорщика Кузьмина и его жены было совершенно неожиданным и даже случайным. В полку это новоселье также было своего рода «чрезвычайным происшествием». Ева от неожиданного предложения заместителя командира части по тылу перейти в новую квартиру заплакала. Ее муж принял это за первоапрельскую шутку. В конце концов это «везение» было и не так уже случайным. В этом новоселье была большая заслуга командирши. После торжественного собрания, посвященного Женскому дню, на котором Ева Крот получила Почетную грамоту, с поздравлением к ней подошла Нина Алексеевна. Крепко пожав руку своей подопечной, женщина неожиданно для награжденной спросила:

– Ну, что, милая моя. Скоро мы будем тебя поздравлять с пополнением? Наверное, наступила уже пора пополнять ряды нашей Советской Армии или отряд достойных женщин…

Ева от слов своей наставницы молниеносно покраснела как рак и какое-то время ничего не могла сказать. Девушка как-то виновато посмотрела на свою наставницу, и несколько опустив свою голову вниз, неожиданно для себя произнесла:

– Честно говоря, Нина Алексеевна, я сама не знаю, когда это пройзойдет… Даже может и скоро…

Рядом стоящие женщины весело расссмеялись. Заискивающе улыбалась командирше и Ева, которая со стыда готова была провалиться сквозь землю за свое вранье. В принципе больше никто на «высоком уровне» чисто семейный вопрос семьи Кузьминых не обсуждал.

Ева и сама, особенно тогда, когда Игорь отсутствовал, уезжая на какие-либо учения, предавалась размышлениям по поводу очередного ребенка. О втором ребенке она мечтала, но не очень часто и без всякого желания. Ей не очень хотелось иметь дитя, когда ее «Безымяшка» где-то скиталась по белому свету. Иногда ей приходила в голову мысль о том, что наступило время рассказать Игорю всю правду о своей девочке. Однако эта мысль тот час же уходила далеко прочь. Ева боялась испортить вроде бы начинающуюся нормализоваться семейную жизнь с Игорем. Тем более, она прекрасно знала далеко неуравновешенный характер своего супруга.Молодая женщина в своей памяти восстанавливала образы очень немногих мужчин, с которыми она провела совместные ночи. После этих ночей у нее не было каких-либо «последствий» и это очень радовало Еву. Молодая Кротиха была не выдающимся гинекологом и не знала все «премудрости» мужчин и женщин. Ребенка как результат любви она ждала от Гошки Лыбина и от курсанта Синичкина, и от лейтенанта Клюкина.... Ждала она его и от немецкого инженера по имени Хорст… Ждала блондинка ребеночка и от прапорщика Игоря Кузьмина, с которым во время секса, как и с предыдущими, ничем и ни от кого не предохранялась… Одно время Ева даже «грешила» на Кузьмина, который частенько злоупотреблял алкоголем. Не было ребеночка от Игоря и в безалкогольные дни и ночи. В эти дни и ночи Ева брала вожжи любви в свои руки. При этом каких только она позиций и ситуаций с мужчиной не создавала! И опять все было безрезультатно…

Игорь, как мужчина, также просчитывал сроки вполне возможного появления ребенка у своей красивой жены. Его расчеты уже «подпирали», но видя то, что живот Евы почему-то оставался без изменений, он хранил молчание. Никто и никогда по этому поводу друг другу вопросов не задавал. Каждый думал о своей вполне возможной неопытности в этом деле. Молодых нередко посещала мысль о непонятной для себя болезни или неполноценности. Шли дни, месяцы. Каждый ждал, что самое «желанное» вот-вот появится…

Если сами молодые исполнители «желанного» ничего не сумели сделать для проявления ребенка, то за них это с лихвой сделали злые языки. Сиеминутный разговор командирши со своей «смазливой выскочкой», послужил основой сплетен для всех обитателей военного городка. Через час все женщины, и конечно, их мужья, «досконально» знали о том, что самая красивая женщина военного городка ожидает ребенка. Будущая мать ходила к самой «Шарманихе» и плакалась по поводу новой квартиры. Командирше ничего не оставалось делать как дать двухкомнатную квартиру своей любимице. Кое-кто из служивого люда, услышав это, не на шутку обиделся. Особенно «взвыли» жены командиров рот, которые годами жили в квартирах с подселением. Взводные и прапорщики, их жены в счет не брались. Совместного проживания двух семей в одной квартире никто из офицеров и прапорщиков не хотел. Это также пугало и командование части. Небольшая «общага» довольно часто приводила к пьянкам, особенно тогда, когда жильцы имели общее пристрастие к спиртному. Кое-кто из семей прогуливал все ночи напролет. Бывали случаи, хотя и единичные, когда муж или жена из разных семей «путали» постели. Нередки были и квартирные драки между теми, кто носил погоны. Командиру и замполиту части с «погонами» работать было проще. Намного было сложнее с женами «погонов», которые не всегда подчинялись властному голосу командира или воспитательному воздействию замполита полка.

Всевозможные страсти в маленьких «общагах» разгорались в дни «больших» праздников, когда «родной» личный состав подразделений оставался под присмотром дежурных или ответственных офицеров. Уставшие от учений, нарядов, совещаний и инструктажей офицеры и прапорщики в дни праздников условно делились на группы по интересам. Часть из военных и их жен вырывалась в город. Другая часть основательно занимала «оборону» дома, имея довольно солидный запас спиртного и съестного. Группы трезвенников, как таковой, не было.

Ева Крот в этих всевозможных пирушках активного участия не принимала. Ей не очень нравилось то, когда некоторые прилично одетые люди из города возвращались по «русскому обычаю». Таких персон, кому и «море по одному месту» было не очень много, но они были. Не один праздник в части не обходился без каких-либо происшествий. В Международный женский день два прапорщика уже солидного возраста со своими женами-одногодками после «домашних» поздравлений, направились в город. Погода стояла идеальная, даже немного с летним «оттенком». После цивилизованного посещения городского парка четверка направилась в гаштедт « Парадиис», что в переводе на русский язык означало «рай». В небольшом садике под тенью вечнозеленых небольших елок и им подобных растений мужчины и женщины с удовольствием принялись потягивать холодненькое пиво, запах которого не только приятно щекотал нос, но и давал прилив к новым наслаждениям. После одного «дуппелька» водки последовали второй, третий … Дружное питие, как правило, сопровождалось и совместным посещением туалетных заведений, из которых «пахло» не чем-то естественным, как в великой стране, а чем-то приятным и цивилизованным. Все это радовало тех, кого послала большая и мощная держава охранять передовые рубежи социализма.

Подпитые мужчины решили немного посоревноваться в стрельбе в тире. Прапорщики, несмотря на солидное опьянение, «выбили» призы – пару небольших статуэток. После этого появилось желание «обмыть» призы. Боевые подруги поддержали своих мужей. Результат культурного посещения для двух семей был удручающим. Некогда неразлучные друзья и подруги просто-напросто в ресторане передрались. Один из прапорщиков, несмотря даже на то, что был довольно хилым и маленьким, сумел так «вдарить» увесистым пивным бокалом по голове своему сослуживцу, что у того кровь так и прыснула фонтаном. Жена потерпевшего оказалась проворнее и нахрапистее своего муженька. Имея аналогичные «габариты», что и ее возлюбленный, женщина не только поцарапала своими длинными «когтями» «морду» того, кто обидел его мужа, но и успела в быстром темпе «преобразить» супругу обидчика. Она сорвала с головы своей любимой соседки, которая была почти на полметра ее выше ростом и в два раза толще, ярко белый парик. Парик, словно маленький самолетик, спланировав, мягко «приземлился» на самый дальний столик, за которым мирно сидели местные немцы и потягивая пиво, наблюдали за тем, как советские военные крепили «дружбу» между собой. Развязка наступила для русских неожиданно. Через пять минут приехала полиция. Несколько позже приехал и дежурный по части с двумя вооруженными солдатами. До позднего вечера в кабинете замполита полка горел свет. С нарушителями социалистического образа жизни проводилась напряженная политико-воспитательная работа…

На следующее утро, слегка осунувшиеся от пьянки и от воспитательного процесса, друзья-прапорщики дружно вышли из подъезда. Также дружно они направились и в солдатские казармы. Через пару часов из этого же подъезда вышли и их жены. Женщины пошли в гаштедт «Парадиис» искать то, что они потеряли вчера по пьянке. Подойдя к немецкому официанту, женщины то по-русски, то и по-немецки, а иногда используя все пальцы четырех рук, все делали возможное для того, чтобы узнать судьбу вчерашнего потерянного. Но, увы… Ни статуэток, ни добротного белого пиджака, который по пьянке оставил прапорщик с разбитой головой, женщины не нашли…

Ева, узнав о всех «ЧП», которые порождали офицеры, прапорщики и солдаты по «пьяной лавочке», всегда об этом сильно переживала. Кротиха, в первую очередь, переживала за Игоря, который мог «сорваться». Ева, радовалась тому, когда ее муж после окончания службы сразу же приходил домой. Молодая женщина, пока муж раздевался и мыл руки, быстро все готовила на стол. К вкусной пище она всегда ставила небольшую рюмку с водкой. Кузьмин с явным удовольствием кушал и также приятно крякал, когда «пропускал». Затем он мощной рукой ласково гладил свою женщину по заднице и весело смеясь, тихо и нежно произносил:

– Ева, а я еще что-то сладенького хочу…

Жена намек любимого понимала с полуслова и тотчас же направлялась в спальню, где у нее уже все было готово, чтобы «покушать» сладенькое…

Ева, как женщина и как жена понимала то, что «сладенькое» в большей степени и сдерживало Игоря от пьянства. Имея двухкомнатную квартиру, молодая Кротиха изыскивала все возможные варианты для культурного времяпровождения. Тем более, Кузьмин имел в своем подчинении только одного солдата. Прапорщик, казалось бы, «по уставу» имел много свободного времени, но, увы… Жизнь вносила много корректив, которые значительно урезали это время у всех военнослужащих и не только у прапорщика Кузьмина.

Наступивший год стал поистине чепэшным для военного городка. Все началось с полигона, на котором подраздления полка осуществляли боевые стрельбы. За два дня до дня Советской Армии немецкий грузовик с большим и длинным краном «выкосил» троих солдат, смиренно сидящих в кузове. Колонна советских автомашин ехала с полигона в военный городок. Молодые ребята погибли по вине немецкого водителя, который не справился с управлением на крутом повороте. На строевом плацу части проходила траурная церемония в связи с гибелью солдат. Через неделю произошло очередное «ЧП». Во время парко-хозяйственного дня молодой механик-водитель, по национальности казах, вместо первой скорости включил заднюю. В итоге сделал большой проем в кирпичной стене парка боевой техники. Пострадала не только стена, но и два дембеля, которые украдкой мирно курили, находясь вне поля зрения отцов-командиров. Дембеля были доставлены в окружной госпиталь. Одному пришлось ампутировать ногу.

Своеобразное невезение привело к тому, что часть заполонили различного рода и толка комиссии. Все офицекры и прапорщики были переведены на казарменное положение. Не ночевал дома и Игорь. Он, как и все, приходил домой только на прием пищи. Боевой подготовки, как таковой, в части не было. Солдаты с утра до вечера занимались уборкой казарм и территории. Офицеры, особенно те, кто имел в подчинении солдат, то и дело приглашались в кабинеты для ответов на вопросы всевозможных армейских чиновников. Командир с замполитом части безвылазно находились в своих кабинетах или у дежурного по части, ожидая очередного начальника.

Весной в части произошло еще очередное «ЧП», которое было не связано с жертвами.Однако оно вызвало очень большие пересуды среди семей веннослужащих. Всем офицерам и прапорщикам, согласно положению, предоставлялся один раз в год очередной отпуск, продолжительностью тридцать дней без дороги туда и обратно. Время отпусков определяли командиры подразделений и все это согласовывалось с командиром части и его заместителями. В подавляющем большинстве отпускники со своими женами и детьми без всяких проблем уезжали на «Большую Землю» и также благополучно возвращались назад. Этот год стал исключением. Виновником специфического происшествия стал капитан Трикоза, офицер из штаба части. Мужчине было уже за сорок и он собирался через год с небольшим уволняться из армии. Военный прекрасно понимал свою бесперспективность в военной карьере и поэтому довольно часто проводил время в офицерском кафе. Любимым изречением седого и наполовину лысого военного было:«Мне больше взвода не дадут и дальше Кушки не пошлют».

«Честь» имела встретиться с этим офицером и Ева, когда она вместе с Игорем были в офицерском магазине. Длительного разговора с капитаном при выходе из магазина не получилось. Ева и Игорь узнали только о том, что Дима Трикоза по национальности был украинец, который мечтал на пенсии выращивать цветы на берегу Днепра и пить горилку. Горилка была настолько любимым «напитком» офицера, что он решил ее привести в военный городок. Но, увы, не получилось… В Бресте во время таможенного досмотра молодой солдат попросил офицера открыть чемоданы. Через минуту на столе стояли пять трехлитровых банок, на каждой из которых на этикетках было написано «Березовый сок». Изобилие очень дешевого и далеко не дефицитного напитка, которым были до отказа набиты все магазины великого Союза, вызвало подозрение у пограничника. Солдат обратился за консультацией к рядом стоящему прапорщику. Одну из банок самому же капитану и пришлось открыть. Из банки раздался своеобразный запах первача. Капитан в сопровождении двух пограничников последовал в мужской туалет и там вылил в унитаз всю «горилку». Таможня капитана «помиловала». Никто никаких бумаг не писал и ничего в полк не сообщал. Однако кое-что в свой «талмут» прапорщик пометил .

В свой последний отпуск капитан Трикоза поехал в феврале с женой. И опять неудачно. Во время таможенного досмотра у офицера под капитанскими погонами нашли шесть золотых колец, по три кольца под каждым погоном. Стали проверять и его боевую подругу. У нее в потайном «женском» месте нашли еще три кольца. Все это золото не было занесено в таможенную декларацию. Попытка офицера и его жены продать эти кольца немцам или полякам, и что-то купить из «шмоток» закончилась неудачно. Не успел еще Дима Трикоза со своей женой приехать в часть и открыть дверь свой квартиры, как за ним и его женой прибежал посыльный. Инофрмация о контрабандном провозе золота советским офицером пошла во все возможные инстанции. В этот же день офицера и его жену хотели выселить из квартиры и отправить в Советский Союз. Командир части дал для упаковки «дембельских» чемоданов только двадцать четыре часа. Супруги одновременно ударились в слезы. Рано утром капитанша со своим мужем поехала к начальнику политического отдела соединения. Никто не знал о том, что они там говорили и где еще они дружно плакали. Офицера не выслали за двадцать четыре часа, пожалели. Через месяц его уволили тихо и незаметно. Торжеств или каких-либо проводов не было. Через день после отъезда капитана в его квартиру вселился прапорщик Кузьмин со своею супругой…

Возможно и не так бы «сильно» пострадал капитан Трикоза с женой, если бы не все эти проверки с верхов по поводу целой серии «ЧП». Круглосуточная нервотрепка донельзя выматывала тех, кто носил военную форму. Страдали и гражданские. Все культурно-массовые мероприятия были негласно отменены. Ева, в определенной степени новенькая в этом полку, стала также понимать то, что сейчас не до песен и не до плясок. После того, как женщины заканчивали домашние дела, все они, кто с детьми, а кто и без них, «вываливали» на улицу и судачили о том, что же случилось с родным полком, на Боевом Знамени которого было два ордена. Неудачи своих мужей тяжело переживали и их боевые подруги. Еве, у мужа которой не было «родного» личного состава, было значительно легче.

Больше всех в полку по «мужской части» страдала Нина Баранова. У ее Алексея дела шли совсем плохо. Принципиальность молодого офицера очень дорого ему обходилась. Во время одной из проверок рота не без помощи «стариков» получила «неуд» по стрельбе. Дембеля решили отомстить офицеру за то, что он уж так больно «радел» за десяток молодых солдат, которых хотели не по «назначению» использовать солдаты более раннего призыва. Буквально во время «осады» всевозможных начальников один «старик» из роты капитана Баранова солдатской кастрюлей разбил голову своему молодому сослуживцу. Нарушителя в этот же день после общественно-политической обработки посадили на гауптвахту. Казалось, все правонарушения в роте должны закончиться. Этого не произошло. На следующий день вечером за два часа до того, как рота должна была принять «горизонтальное» положение, домой к Баранову прибежал посыльный. Солдат сообщил ротному о том, что в подразделении забиты все туалеты. До этого они всегда функционировали «прилично». Сейчас же в помещении, где располагалась мотострелковая рота Баранова, в туалете и в коридоре господствовали лужи, в которых, то там, то здесь, мирно «дремали» островки солдатского дерьма. В казарме раздавался такой зловонный запах, что даже кое-кто из молодых солдат «позволял» себе плотно зажимать нос, не говоря уже о «стариках». Ротный тотчас же прибежал в казарму и «оценив обстановку», принял решение о сиеминутном сборе командиров взводов. Четверо офицеров, за исключением отпускника, в спешном порядке стали разрабатывать план борьбы с «вонючим» наводнением. Для прочистки туалета в помощь внутреннему наряду в срочном порядке были брошены трое «специалистов», которые имели хоть какое-то понятие в этой «вонючке». За старшего здесь был сам ротный, который не только бдительно смотрел за тем, как его подчиненные работают, но и сам довольно часто крутил «чудо» солдатской техники, напоминающее собой не то пружину или не что другое…

Под руководством командиров взводов в коридоре, в спальных и других помещениях начисто убиралось все то, чем был богат общественный туалет. Только в двенадцать ночи пришел домой муж Нины Барановой, от которого «перло» запахом человеческого дерьма. При появлении хозяина проснулась даже кошка Мурка, которой специфический и резкий запах офицера доселе был неизвестен. Капитан пришел домой недосыпать остаток ночи. Он пришел за всевозможными одеколонами и духами. Нина без всякого сожаления отдала своему мужу все свои духи, которые она имела дома. Баранов прихватил и свои. Загрузились этим «провиантом» из дома и другие офицеры роты. Через десять минут после посещения дома командир роты и трое его взводных с пузырьками в руках налево и направо брызгали всевозможными духами и одеколонами, дабы извести из казармы зловонный запах. Эту «уникальную» операцию ротный доверял только офицерам. Солдатам, в первую очередь, «старикам» не доверял, так как боялся того, что они этот пахучий дефицит могут украсть.

К сожалению, капитану Баранову свой «вонючий» дефицит скрыть от начальства не удалось. Что-то неладное в роте глубокой ночью заметил один из проверяющих офицеров из штаба соединения. Визит в подразделение был совершенно случайным. Майор со второго этажа офицерского общежития заметив яркий свет в казарме, решил посмотреть на «огонек», надеясь на то, что завтра у него будет вполне солидный материал о том, что в ночное время «старики» заставляют работать по ночам молодых солдат. К приходу проверяющего в роте было все в норме. В коридоре горел только дежурный свет. Всевозможные старики и молодые также спали. Не найдя «компромата», проверяющий решил напоследок зайти в туалет, так как сильно подпирало мочевой пузырь после довольно приличного «забора» пива в офицерском кафе. Посетителя удивила чистота и свежесть приятного заведения, даже попахиваало не то духами, не то одеколоном. Офицер, помочившись с превеликим удовольствием, вышел в коридор. На радостях он решил по-отцовски поблагодарить дневального за чистоту в туалете, который стоял навытяжку возле тумбочки и преданно смотрел на офицера. Протянуть руку на прощание молодому солдату майору не захотелось. От дневального обильно исходил запах человеческого дерьма. Офицер загадочно улыбнулся и попросил молодого солдата зайти в канцелярию роты… Информацию о «вонючем» происшествии в подразделении капитана Баранова «контролер» писал в ротной канцелярии. До построения полка на строевом плацу она была доведена до всех проверяющих и командования части.

Баранов своих подчиненных на плац вывел без всяких опозданий. Вовремя и сам на себе успел сделать «марафет», несмотря даже на то, что лежал где-то около полчаса в ванне с водой, отмачивая запах дерьма своих подчиненных. Перед уходом на построение жена офицера на голову своего любимого мужа вылила около десятка «повседневных» норм одеколона. Женщина также пару раз успела обнюхать своего кормильца с ног до головы. Через три дня все проверяющие и контролирующие чиновники покинули часть с надеждой, что волна происшествий закончилась. У чиновников с большими звездами весь арсенал индивидуальных и массово-политических мероприятий был исчерпан. В папках и портфелях офицеров осели довольно объемистые тетради с различными отчетами и планами, в которых галочками красного цвета было отмечено то или иное проведенное мероприятие.

«Вонючее» происшествие в отличном подразделении, которым командовал офицер Баранов, на нет свело все усилия, прилагаемые солдатами и офицерами в недалеком прошлом. Некогда гремевшие на всю часть «барановцы» превратились в «вонючих баранов». Рота буквально за неделю после отъезда проверяющих сдала свои ведущие позиции в боевой и политической подготовке. Большая фотография командира отличной роты капитана Баранова была незаметно снята замполитом полка с полковой доски Почета. Узнав об этом, офицер впал в затяжную пьянку, о которой сразу стало всем известно. «Дембеля» роты сделали все возможное для того, чтобы на карьере молодого офицера был поставлен крест. Это им удалось сделать без особого труда. Нина Баранова, прекрасно зная всю подноготную своего мужа и его роты, каждый вечер «плакалась» молодой соседке о том, что теперь ее мужу не до академий и не до высоких чинов. Ева, слушая свою подругу, тяжело вздыхала. Блондинка ничем семье Барановых помочь не могла…