Ночной монарх

После развода с мужем Лили Баумер пришла к однозначному выводу. Брак с немцем, как и развод, были для нее в равной степени удачными. Ей, как одинокой женщине, бывший муж платил материальную помощь. До прожиточного минимума ей чуть-чуть не хватало, но это ее абсолютно не беспокоило. Это «чуть-чуть» доплачивало государство. Из чьего кармана шла доплата, ее также не волновало. Она почти тридцать лет жила в гордом одиночестве. И за это время каких-либо сбоев в небольшом денежном ручейке не было. Не было у нее проблем и в другом, что называлось человеческой жизнью. Главное, что она усвоила в этой сытой стране ─ плыть туда, куда тебя несет сама судьба, а еще лучше, различные амты. Лили это поняла с самого начала, когда пыталась по собственной инициативе трудоустроиться. На бирже труда ее принял мужчина с небольшим синяком под глазом. Он очень дотошно расспрашивал крашеную блондинку с ярко намалеванными губами. Визит оказался вполне удачным. Через неделю ее направили на курсы по изучению немецкого языка. Она также получила по почте брошюру, в которой были очень четко расписаны права и льготы для тех, кто искал работу или находился на заслуженном отдыхе. Бывшая уроженка Румынии за все эти годы так и не осилила «научный труд». Да и зачем мозги напрягать? Примером этому была сама жизнь. В доме напротив, который она называла «цветущим кладбищем», проживали одни пенсионеры.

Средний возраст их зашкаливал за восемьдесят лет, а то и больше. Баумер среди них была самой молодой. Она завидовала долгожителям. Кандидаты в иной мир просыпались к полудню, а то и еще позже. Затем кое-кто из них выползал из подъездов и уверенно двигался в сторону продовольственного магазина. Скорость движения к огромному помещению, где складировались десятки, а то и сотни наименований съестного, определялась физической способностью стариков двигаться, нередко и их умственным слабоумием по причине человеческой ветхости. Кушать они хотели все и вся ─ только свежее. Булку хлеба, пролежавшую в магазине до вечера, не покупали. Считали черствой. Более богатенькие заказывали продукты на дом. Лили частенько видела, как к «кладбищу» подъезжали большие или маленькие машины и выгружали всевозможные фрукты и напитки. Она очень редко позволяла себе это делать. Лишних денег у нее не было.

Госпожа Баумер, несмотря на определенную зависть к обеспеченным старикам, не кривила своей душой. Жизнь на чужбине ее вполне устраивала. Кушала она сытно, спала вдоволь, имела неплохой выбор и мужчин. Она очень обрадовалась, когда узнала, что этажом выше жил русский мужчина с очень сложной фамилией.

После любовной презентации с соседом она этим же вечером дала отбой Гельмуту, коренному немцу. Он уже три года был безработным, жил на социальном пособии. Лили дружила с ним довольно долго и ни разу не приводила его к себе домой. Седовласый мужчина с кривыми ногами не только страшно курил, но и донельзя был ленивый. Месяцами не убирал квартиру. Из небольшого помещения перло не только табаком, но и чем-то непонятным, от чего кое-кто из соседей плотно зажимал свой нос. Баумер в первое время его также зажимала, потом привыкла. Мимолетная встреча с Чубчиковым привела ее к единому мнению. Немца в срочном порядке ─ бросить, русского, как можно скорее, ─ заарканить.

Активный секс бывших друзей по духу и оружию прервался через полгода. Произошло это по вине госпожи Баумер. Однажды русский задержался на работе. Пришел домой только к обеду. Он хотел не только страшно спать, но и был голоден. Быстро сбросил с себя одежду и стал кухарить. Внезапно через открытую форточку услышал знакомый голос. Он мигом вышел на балкон и опустил голову вниз. Соседка сидела на стуле и оживленно болтала с лысым мужчиной. Они оба были полуголые, в одних плавках. Дальнейшее их поведение Чубчикова ошеломило. Плешивый, болтая на непонятном для него языке, то и дело прикасался своей рукой к интимному месту женщины. Она от этого громко смеялась, иногда почти по-лошадиному ржала, словно в ее влагалище плешивый вставил непомерно огромный член от земного животного или от еще неведомого для людей инопланетянина. Чубчиков быстро закрыл дверь, ведущую на балкон, и пошел на кухню. С этого момента он больше уже не замечал свою соседку. Она умерла для него, как женщина, умерла навсегда. Хотя от себя не скрывал, что в его голове нередко всплывали эпизоды сексуальной жизни с соседкой. Он больше не стучался в ее дверь. Лили же стучалась к нему несколько раз, он дверь не открывал. Она была для Чубчикова первой иностранкой, с которой он поделил любовное ложе. Каких-либо различий между ней и «родными» женщинами, к своему удивлению, он не увидел и не почувствовал…

Прошел год. Чубчиков ни на день не отходил от своего желания найти богатую немку. Он все больше и больше окунался в чтение немецких газет, где давались объявления о знакомстве. На его звонок отвечали, как правило, работники бюро услуг ─ женщины. Они ласково просили его перезвонить по другому телефону. Он быстро записывал номер и опять звонил. Ему снова давали новый номер телефона и убедительно просили перезвонить, уже напрямую «заказчице». За день он звонил иногда до десятка раз. Все было бесполезно. С невестой, которая была его старше на двадцать, а то и на тридцать лет, ему так и не удавалось переговорить. «Охота» за престарелыми женщинами ему очень дорого обходилась. Он иногда не успевал ходить на почту, чтобы в очередной раз купить карту для мобильного телефона. На некоторое время он брал передышку, потом звонил опять…

Подливала масла в огонь для его упорства и окружающая действительность. Он каждый день видел в общественном транспорте и на улицах десятки живых образцов «неравных» браков. Кое-кто из влюбленных оставался в его голове надолго. Месяц назад, рано утром он возвращался с работы автобусом, напротив него присела парочка «влюбленных». Немка, лет сорока-пятидесяти, была не только толстой, но и очень конопатой. Не она, однако, поразила долговязого пассажира. Его поразил ее жених. В противоположность жене или подруге очень молодой африканец был маленького роста и такой тощий, словно, он всю свою жизнь бродил по знаменитой пустыне Сахара и от палящего солнца усох. Маленькая головка худосочного, покрытая густой щетиной волос, очень удобно лежала между большими грудями женщины, которая через пару минут истошно захрапела. Жених, в отличие от невесты, изредка открывал свои маленькие глазки и лупал ими по сторонам, словно удостоверялся в правильности своего местонахождения на континенте, который назывался Европой. Чубчиков, внимательно наблюдавший за парочкой, не упустил из виду одну очень важную деталь в поведении чернокожего мужчины. Он то и дело гладил своими маленькими пальчиками интимное место конопатой. Попытка русского напомнить пассажирам о каких-либо правилах поведения в общественном транспорте, к успеху не приводила. Он то громко чихал или вставал и прохаживался перед влюбленной парочкой. На него никто не обращал внимания. Толстуха спокойно храпела. Продолжал свое дело и африканец…

За день до Рождества Чубчиков внезапно заболел. Заболел не по своей вине, в этом он нисколько не сомневался. Раньше он никогда не болел. Вкалывал, как неутомимый Юн Су, о котором он читал еще в школьные годы. Он «пострадал» от господина Петера Меркеля, своего коллеги по работе. В отличие от сотоварищей, они отдыхали летом, коренной немец брал отпуск только зимой. О причинах любви к этому времени года он никогда никому не говорил. Чубчикову же сказал ─ строго по секрету. Петер уже четыре раза отдыхал в Камбодже, где всегда царило тепло. И не только оно привлекало пятидесятилетнего мужчину в этот необычайной красоты край. Больше всех ему здесь нравились женщины. На своих ровесниц он никогда не претендовал. В его объятиях оказывались очень молодые девушки, иногда даже малолетки. По инициативе только что прибывшего отпускника мужчины изменили свой график работы. Меркель со смены пришел на двадцать минут раньше, Чубчиков заступил на двадцать минут позже. Почти час делился немец своими любовными похождениями. Федор очень внимательно слушал ловеласа, не проронил ни слова. Мало того. Непонятные слова, он «откладывал» про запас, намеревался прибегнуть к словарю. Мужчина, на голове которого росло около двух десятков волос, и примерно столько же во рту у него было зубов, свой рассказ сопровождал вещественными доказательствами ─ фотографиями. Русский очень внимательно рассматривал «доки». Не скрывал ─ молодые особы были настоящими красавицами. Особенно восхищали его их стройные фигурки. Он иногда тяжело вздыхал и слегка покачивал головой. Восхищенный взгляд коллеги порождал у рыжего немца новый пучок информации об его сексуальных успехах. Он улыбался и тыкал пальцем в физиономию смазливой девушки. Затем со слюною на губах произносил:

─ Эту, мой Фэдэр, я любил за десять центов в час…

Очень коротко рассказав об особенностях поведения молодой особы в постели, этим же пальцем тыкал в другую фотографию и почти в таком же духе сквозь зубы цедил:

─ Эта девушка обошлась мне дороже, к сожалению, мой Фэдэр…

На какое-то время он замолкал, думал. Думал с очень большим напряжением. В том, что коллега на самом деле мог что-либо по-настоящему кумекать, Чубчиков сомневался. Лицо мужчины с большим крупным носом довольно часто неестественно дергалось, словно кто-то иглой прокалывал его насквозь. Через некоторое время ловелас изрыгал из себя:

─ А эту, я имел за тридцать центов, мой друг Фэдэр…

Во время обхода Чубчиков очень крепко призадумался. Он то и дело вынимал из кармана служебный телефон, хотел дать взбучку тому, кто без зазрения совести насиловал малолеток. Он не сомневался, что они ложились в постель с туристом из сытой страны не по любви ─ по принуждению. Нищета их заставляла делать это не только с немцами, но и с мужчинами из других стран. Независимо от цвета их кожи, от величины члена или возраста. Иностранцы имели деньги, которых не было у родителей, вынужденых торговать телом своих детей, чтобы выжить. Чубчиков не относил Петера Меркеля к числу богачей. Немец, как и он, имел равное количество часов, получал такие же копейки. В своей стране он, мужчина с тощим кошельком среди женщин не котировался. По этой причине десятки тысяч, подобных Меркелю, устремляли свои взоры в страны третьего мира, где царила нищета и бесправие…

Во время второй посиделки Петер сообщил напарнику, что через неделю в Камбоджу улетает его старший брат… У Чубчикова эта информация особого оживления не вызвала, он все еще не мог отойти от предыдущей. Мало того. Его почему-то неожиданно стало знобить, даже иногда бросало в жар. Странное происходило и с его коллегой. Его нездоровье Чубчиков заметил сразу, как тот появился в дежурке и с улыбкой до ушей приветствовал его за руку. Лицо отпускника было красным, словно он только что выскочил из парилки. К концу смены Чубчикова вообще развезло, страшно болела голова, особенно виски. Порою ему казалось, что кто-то специально их сдавливает или трет наждачной бумагой. Не лучше было ему и дома. Он то и дело вставал с постели и принимал таблетки от температуры. Медикаменты не помогали. Время уже перевалило за полдень, а он ни минуты не спал. Ему становилось все хуже и хуже. Его некогда сильный организм ослабевал, ослабевал с каждой минутой.

За два часа до начала работы он пришел к окончательному выводу ─ он неработоспособный. Он набрал номер телефона и вызвал к себе домой врача. Затем позвонил шефу и сказал о своем недомогании. Машина скорой помощи приехала через полчаса. Врачиха, молодая женщина очень внимательно его выслушала, затем обследовала. Выписала больничный лист, на неделю. Чубчиков принимал медикаменты с большим прилежанием. Хотел быстрее выздороветь, боялся потерять работу. Он был уже не новичок и понимал, что в этой стране лучше работать, чем сидеть на социальном пособии. Чиновники из всевозможных амтов не давали спокойно сидеть ─ докучали бумагами. Чубчиков провалялся в постели десять дней…

В понедельник он вышел на работу и был поражен произошедшим. На больничном находился бригадир и двое его коллег. Несколько позже он узнал от того же Петера причины настоящей эпидемии, которая выкосила полкоманды сторожей. За день до отлета из Камбоджи турист из Германии внезапно заболел. Нездоровилось ему и в его первый рабочий день. Чубчиков, узнав об этом, сильно злился. Он и его коллеги по работе оказались по сути дела заложниками рыжего немца, подцепившего во время отпуска азиатскую заразу. Федор никогда больше не заводил разговор о красивых азиатках, которые продавали свое тело за пару центов. Не говорил на эту тему и Петер. Скорее всего, он понял, что русский «докопался» до причины своей болезни…

Федор Чубчиков взял отпуск в августе, взял на две недели. Ехать за рубеж или в теплые края ─ желание было, но не было денег. Значительную часть времени он проводил в фрайбаде, в свободном бассейне под открытом небом. Погода наредкость была очень теплой. Утром он подходил к кассе, покупал билет и лаботрясничал до самого закрытия. Сначала он прыгал в воду, и достаточно накупавшись, вытаскивал из своей спортивной сумки большое широкое полотенце. Затем на зеленом поле, обрамлявшем водоем, выбирал себе место и ложился. Как только лежка надоедала, он подходил к торговой палатке и покупал бокал пива. Садился за столик, над которым возвышался большой зонт. За пивом он просиживал часами. Ему очень нравилось наблюдать за любителями воды и солнца. Он без особого труда определял их происхождение. «Интернационал» мало чем его беспокоил. Никто из них громко не ругался, не бил друг другу по физиономии. На небольшом участке земли царило человеческое взаимопонимание. В иные моменты наступало такое затишье, что можно было слышать рокот пролетавшей бабочки или другого насекомого. Не было здесь и стражей порядка, что также радовало душу и сердце бывшего сибиряка. Он был не лыком шит и вносил достойный вклад в общий покой и тишину.

К сожалению, его благое настроение вскоре было нарушено. Случилось это в воскресенье. Чубчиков в бассейне оказался ровно в полдень. Своей привычки он и в этот день не изменил. Сначала покупался, позагорал и с кружкой пива присел за столик. Внезапно завыла сирена. Все мигом повернули головы к источнику звука. Повернулся и Чубчиков. На вышке в центре водоема стоял ходощавый мужчина в белом халате и через мегафон призывал посетителей к вниманию. Минут через пять многоликая толпа, лежавшая и стоявшая окончательно успокоилась. Оратор что-то громко рявкнул и сильно выкинул руку перед собою. Тысячи глаз устремили свои взоры на его руку, а затем на то, что она показывала. Устремил свой взор и русский. Через несколько мгновений толпа приглушенно вздохнула и тут же охнула. Охнул и долговязый, когда увидел на воде большую кучу, которая в простонародье называлась человеческим дерьмом. Несколько баранок дерьма спокойно бороздили синеватую гладь воды. Дальше творилось что-то невообразимое. В первую очередь «зараженный» участок покинули купающиеся, которые совсем недавно восхищались чистой водой, кое-кто даже ее чуть-чуть заглатывал. Пальма первенства по выпрыгиванию из воды на сушу, безусловно, принадлежала молодым людям. Они выскакивали, словно, ошпаренные. Затем за ними последовали представители среднего поколения, а уже потом старики и прочие, к которым относились люди увечные и супертяжеловесы.

Одна женщина из-за своего огромного веса очень долго не могла вылезти. Десятки зевак наблюдали за несчастной, но никто не осмеливался ей помочь по причине «заразы». Все облегченно вздохнули, когда она самостоятельно вскарабкалась на кромку бассейна. Вскарабкалась и очень медленно выпрямилась. И в этот же миг вокруг нее раздалось многоголосое удивление, переросшее в сильный вой. Несчастная обеими руками схватилась за свое голое интимное место и тут же булькнула в воду. Скорее всего, женщина свои трусы потеряла из-за своего физического усердия или по неосторожности. Смеяться или зубоскалить над нею было уже некому. Бассейн и пляж в одночасье вымерли. Комплексная дезинфекция «зараженного» участка продолжалась три часа. Засранца, по чьей вине все это произошло, не нашли…

Чубчиков не скрывал от себя главное. Ежедневные походы в бассейн и продолжительные прогулки по городу он делал ради одного ─ искал богатую немку для общения. В том, что он дальше покажет себя перед нею только с положительной стороны ─ не сомневался. «Охота» требовала внимания и к его внешнему виду. В этом плане он кардинально перестроился. Раз в два месяца ходил в парикмахерскую. Мужской мастер, тридцатилетняя девушка недавно приехала из бывшей социалистической Германии. На ее родине работы не было, почти все жили на социальном пособии. Нищета и послужила основной причиной развода молодых людей, которые полюбили друг друга и поженились в коммунистические времена. Наступил капитализм ─ разошлись. Они очень долго судились, судились не из-за имущества, у них его не было. Судились из-за своей единственной дочери. Отец жил в Тюрингии и хотел ее оставить у себя. Мать, переехавшая в Баден-Вюртемберг, была категорически против. Суд принял твердое решение. Ребенок имел полное право в равной мере бывать у своих родителей. С этого дня Петра регулярно совершала поездки. Она сильно любила папу и маму. Ее извозом занимался отец. Он был безработным или перебивался случайными заработками.

Клиент с русской фамилией, сидя в кресле, довольно часто заглядывал в большое зеркало, висевшее напротив. Смуглая девушка с очень модной стрижкой ему нравилась, только поэтому он давал ей большие чаевые. Криста Кренц с улыбкой брала деньги и с улыбкой провожала мужчину до самого выхода. На этом все и заканчивалось. Чубчиков никогда не спрашивал девушку об ее личной жизни. Она ему сама несколько позже рассказала о себе, хотела излить свою душу тому, который ей нравился. Тяготела она к русскому еще и по причине идеологического «трафарета», когда на улицах ее родного городка Кетена кричали «Да здравствует вечная и нерушимая дружба между Германской Демократической Республикой и Советским Союзом!». Подобный плакат однажды писала и Криста, когда училась в школе. Она имела хороший каллиграфический почерк…

Не забывал Чубчиков и о своих «конечностях». Для него стало неписаным правилом раз в две недели обрезать ногти на руках и на ногах. Для этого он купил небольшой набор с ножничками и пилочками. Уход больших затрат не требовал, нужно было только пять минут свободного времени, и только и всего. С его одеждой, особенно со служебной, было намного сложнее, да и затрат куда было больше. Белые рубашки он менял через три дня, хотя работа была непыльная, но требовала определенного этикета. Мимо проходной проходили десятки людей, и многие из них, не упускали возможности поглазеть на высокого мужчину, проверявшего документы на право входа. Нередко забегал к ним и директор научно-исследовательского центра. Пожилой профессор был очень придирчив, особенно к охране. Однажды ему не понравился Стешек, выходец из Польши. Он был небритый и с очень длинными волосами, что начальник, дважды измерив его снизу вверх и сверху вниз, так и не определил его пол. За помощью он обратился к бригадиру. Молодой коллега на объекте больше не появился.

В выборе предметов, которыми покрывали тело, Федор Чубчиков боялся переборщить. Он денно и нощно видел, что большинство коренных немцев не создавали для себя культ одежды. Независимо от возраста они одевались просто, чересчур просто. Иногда он замедлял шаг ─ любовался очередной модницей или модником, который явно шел не в ногу с техническим прогрессом. Дикое разнообразие в одежде особенно бросалось зимой. Едва на землю падали первые снежинки, которые через пару минут превращались в капельки воды от наступившего тепла, как горожане тут же меняли одежду. Кое-кто из них нахлобучивал на свою голову теплые береты, иные, правда, очень редко, надевали шерстяные шапочки, чем-то напоминавшие детские. Чубчиков улыбался, когда видел на голове толстяка, которому было далеко за шестьдесят лет, сидевшего в детской шапочке, и к тому же, еще с завязанными тесемочками. Не отставали в крике моды и женщины, особенно, пожилые. Некоторые из них вытаскивали из своих шкафов очень дорогие шубы и щеголяли в них по городу. Темп ходьбы «едва-едва» определялся не только старостью модницы, но и тяжестью ее одеяния. Относительно теплая зима на изменение моды среднего и молодого поколения большого влияния не оказывала. Чубчиков частенько удивлялся «героизму» лысых мужчин, большинство которых на снег или высокие перепады температуры абсолютно не реагировали. Он также не сомневался, что полк лысых по численности в этой стране был куда больше, чем на его родине. Над неоспоримым фактом он нередко задумывался. К единому мнению не приходил. Ему, порою, казалось, что немцы больше «страдали» от компьютерной техники. Не снимал он вины и с капитализма, он вынуждал их работать на износ. В том, что волосы головы русских мужиков покидали меньше, он не исключал благотворного влияния алкоголя.

В предпоследний день отпуска погода вновь порадовала Чубчикова. Он проснулся и с удовольствием крякнул. Через окно уже во всю пробивались солнечные лучи. Он открыл дверь и вышел на балкон. Часть города, где он жил, была не только зеленой, но и очень спокойной. Поблизости не было ни промышленных предприятий, ни скоростных дорог для массового движения транспортных средств. За все время он ни разу не слышал рокота автомашин и не нюхал едких выхлопных газов. Его дом вместе с двумя подобными образовывал своеобразный треугольник, внутри которого был разбит небольшой скверик. Чубчиков не спешил, времени было достаточно. Он принял ванну, покушал, оделся и вышел из дома. В центр города он не поехал. Он не любил большое скопление людей, которые сновали, словно заведенные, и даже не смотрели друг на друга. На периферии было куда спокойнее.

Через некоторое время он оказался возле небольшого кладбища, опоясанного забором из красного кирпича. Недолго думая, решил зайти. Оказавшись перед входом ─ вмиг пригорюнился. В этой стране он жил одиночкой. Не имел он тесных контактов и со своими соотечественниками из бывшего Советского Союза. Он невольно стиснул зубы. Смерть к людям приходила и приходит не по заказу, приходит внезапно. Не исключением был и он, Федор Чубчиков. От очередной мысли лицо мужчины стало одухотворенным. Он в этом плане уже кое-что успел сделать…

Форсировать подготовку к загробной жизни его заставил страшный сон, который он увидел за день до выхода на работу коллеги Петера Меркеля, отпускника. Чубчиков раньше на образы или картины, возникающие во время сна, внимания не обращал. Во время своей болезни обратил, да еще как обратил. Он был в пустыне. Вокруг ─ ни людей, ни деревца. Он лежал в крови и стонал. Издавал протяжные звуки не столько от боли, сколько страшно изнывал от жажды. Неподалеку от него сидел облезлый заяц. Перед зверьком с длинными ушами стоял большой стеклянный кувшин с прозрачной жидкостью. Неоднократные попытки Чубчикова дотянуться до сосуда и утолить свою жажду ─ терпели крах. Он просил грызуна о помощи. Заяц почему-то этого не делал, он лишь сильно фыркал…

Через неделю после болезни Федор Чубчиков нанес визит в благотворительную организацию под названием «Покой и мир». Его радовал перечень услуг, которые оказывала населению эта организация. Ему также импонировало и ее название. В успехе разрешения «похоронного вопроса» русский не сомневался. Во избежание непредсказуемых последствий или явного недопонимания мужду ним и чиновниками, он прихватил с собою большой словарь. Благотворительное учреждение находилось в центре Штутгарта. Чубчиков поднялся на пятый этаж небольшого особнячка и уверенно постучал в комнату. На стук никто не ответил. Он постучал еще раз, опять тишина. Он слегка провернул ручку и очень осторожно открыл дверь. Едва сделал пару шагов в глубину помещения ─ увидел двух бабушек. Они при его появлении высунули свои головы из-за большого шкафа, стоявшего в самом углу комнаты. Вошедший понял, что они искали какие-то бумаги на полках. Заметив посетителя, женщины почти одновременно бросились к нему навстречу и с улыбками на устах за руку его поприветствовали. Искренняя доброжелательность престарелых сотрудниц вызвала неподдельную радость у Чубчикова. Его физиономия расплылась в благодатной улыбке. В этом заведении, без всякого сомнения, его внимательно выслушают и оформят все необходимые бумаги для его похорон, конечно, только в будущем. Умирать в этом кабинете он не собирался, как не собирался и жестикулировать руками во время излияния своих тревожных дум. Надеялся на красноречие.

Старушки почти в один голос пригласили мужчину присесть за стол, присели и сами. Затем наперебой стали расспрашивать о целях его визита. Чубчиков очень основательно все по порядку изложил. Рассказывал он с очень большим упоением и прилежанием. Да иначе и нельзя было это делать. Бабушки во время его продолжительного монолога порою так заглядывали ему в рот, что ему самому хотелось у них спросить о том, что же они нашли ценного в его полости. Уверенности пришельцу придавали также и глаза пожилых женщин, которые испускали не только жалость к одиночке, но и огромное желание по-человечески отправить его в иной мир. Монолог, по личному убеждению, Чубчикова, удался на славу. Он закрыл рот и тут же полез в карман джинсов. Вытащил носовой платок и незаметно вытер свои губы. Он не скрывал, что сильно волновался и несколько умственно приустал. Старался как можно больше дать старушкам информации, для лучшего понимания.