Между адом и раем

─ Вера… Меня скоро похоронят… Похоронят в соседней Васильковке… Нашинских всех там хоронят…

Адлер ничего на это не ответила. Она тяжело вздохнула, повернулась и засеменила в сторону железнодорожного остановочного пункта. В поезде она решила немного подкрепиться. Она развернула сверток и в один присест расправилась с пирогами. Затем она бросила взгляд на газету и на миг затаила дыхание. В самом низу полуразорванной бумаги было напечатано поздравление в связи с сорокалетием Анатолия Ивановича Стрельникова, чуть ниже давался адрес редакции…

Анатолий Стрельников в эту ночь почти не спал. Он часто ворочался, иногда заходил на кухню и открывал холодильник. Вынимал бутылку минеральной воды и с жадностью прикладывался к ее горлышку. Подходил он и к соседней комнате. Его гостья спала очень ровно, лишь изредка что-то бормотала себе под нос. Он вновь принимал горизонтальное положение и впадал в думы. Он не лгал себе.

Больших возможностей помочь однокурснице у него не было. Десять лет назад он мог чем-то помочь. Сейчас же времена другие, хоть свет туши. Хотя все в этой жизни бывает, тем более попытка не пытка. Однако от этой народной присказки у мужчины, идущего в сторону редакции, где он когда-то работал, оптимизма не прибавлялось.

Главный редактор газеты «Наша демократия» Иван Иванович Винокуров бывшему спецкору помощи не оказал. Отделался общими словами. В России обстановка тяжелая, даже взрывоопасная. Не лучшее положение дел и в области, не говоря уже о провинциальном городишке. Несолоно хлебавши, Стрельников направился в отдел милиции. Он много писал о блюстителях порядка, дважды был у начальника. И здесь у него получился прокол. Бывший начальник год назад ушел на пенсию. Новенький, майор с несколько туповатым выражением лица, очень внимательно разглядывал пришельца. Уже во время беседы ходок понял, что без знакомства или взятки ничего ему не сделать. Вышел он из кабинета, словно из бани. Он даже забыл фамилию офицера, о котором неделю назад писали областные газеты. Он попался на взятках, которые брал от арендаторов.

Было уже за полдень, когда Стрельников подошел к городскому рынку. Место розничной торговли кишело людьми, словно муравейник. Он давненько здесь не был, поэтому с удовольствием прохаживался среди торговых рядов. Внезапно его окликнули по имени и отчеству. Он неспеша обернулся и увидел перед собою маленького роста мужчину, борода у него была почти по пояс. Он без всякого желания подошел к тому, кто вел богослужение в церкви. Огородникова, он же отец Василий, он знал еще с педагогического училища. Федька слыл большим разбойником, учился через пень колоду. За год до выпуска его выгнали. Очередная встреча однокашников произошла на закате перестройки. В районном центре Москаленки, на совещании руководителей религиозных общин. Спецкор газеты «Сельская жизнь» приехал сюда по личной инициативе. Он очень щепетильно относился к верующим как в годы Советской власти, так и в беспутный период, когда господствовала одна болтовня и ничего больше. Стрельников сразу же узнал несостоявшегося педагога. Да и ни узнать его было невозможно. Его длинный нос имел необыкновенную особенность. Он был сильно вогнутым, словно по нему провели раскаленным железом…

Отец Василий был в черной рясе и с крестом, который болтался на его большом животе. На одном из пальцев его левой руки был огромный перстень. Своей степенной походкой и серьезным выражением лица он наводил страх среди людей, особенно среди верующих. Его иномарку черного цвета знали не только в Называевске, но и далеко в округе. Лично сам Огородников при церкви не жил, он жил в Омске. Атеист дежурно улыбнулся и еле слышно пробунил себе под нос:

─ Добрый день, святой отец… Добрый день… ─ Ему в ответ донеслось. ─ Добрый день, раб божий…

Мужчины нехотя приподняли головы и внезапно замерли, впились глазами друг в друга. Бывший идеологический боец коммунистической партии многое сделал для искоренения веры на сибирской земле. Его материалы были критическими, с фамилиями. Среди них был и Огородников…

Отец Василий слегка стиснул зубы. Затем улыбнулся и осенил лысого мужчину крестным знамением. При этом подумал, что только благодаря этому богохульнику, он оказался в апартаментах святой власти. Коммуняки много выпили из него крови, но все это было на пользу Федьке… Дальше размышлять ему не пришлось. Стрельников через силу улыбнулся и, слегка понурив голову, промолвил:

─ Святой отец Василий… Одна раба находится на жизненном распутье… Она не имеет ни семьи, ни работы…

Огородников лукаво посмотрел на просителя и тяжело вздохнул. Затем с явной неохотою отреагировал:

─ Да, раб божий… ─ Внезапно он замолк. Забыл имя своего идейного врага. После короткой заминки он слегка перевел дух, прищурился и продолжил. ─ Я понял тебя, раб божий… К сожалению, в большой стране наступили тяжелые. времена. Красный дьявол много беды наделал и людской крови испил. ─ Осенив в очередной раз понуро стоявшего мужчину, он в том же духе прошепелявил. ─ Однако Бог всемогущ и всемилостлив, всем воздаст по заслугам…

Ахинея, которую нес святой отец, все больше и больше выводила Стрельникова из себя. Он стиснул зубы и внимательно посмотрел на божьего проповедника. Его зеленоватые глаза бегали из стороны в сторону, словно кого-то боялись. «Раб божий» кисло усмехнулся и, гордо приподняв голову, решительно двинулся дальше, в сторону улицы Ленина. Тотчас же раздался знакомый голос:

─ Господин, пусть раба придет ко мне… В церкви есть работа, правда на общественных началах… ─ Раб ничего не ответил. Он лишь крепче сжал зубы, затем плюнул на землю и смачно выматюгался.

После неудачной встречи со святым отцом Стрельников продолжил поиски работы для своей сверстницы. Он обошел дюжину предприятий, больших и малых. Подходящей работы для нее не было. Устраивать ее в торговый киоск или где-нибудь на побегушках, он считал ниже своего достоинства. В местные структуры власти он больше не заходил. Это было бесполезно и бессмысленно. Чиновники независимо от ранга жили своей жизнью, жили одним днем. Каждый надеялся на себя. Надеялся на свои собственные силы и простой люд, который все больше и больше пополнял ряды безработных и бездомных. Бывший спецкор радовался, что он, несмотря на все перипетии, не попал в стадо люмпен-пролетариата. Пока…

Известие о растущей безработице в районе и о невозможности трудоустроиться, наповал убило гостью из Германии. Она до этого нисколько не сомневалась, что известный журналист найдет ей подходящую работу. Как-никак его имя было еще наслуху. В том числе, и у многих начальников. В этот вечер бывшие однокашники легли спать очень рано. Причиной этому было подавленное настроение. Каждый из них лежал в отдельной комнате и думал о своем личном, о наболевшем. Были у них и общие мысли. Скорее всего, только совместная учеба в педагогическом училище напоминала им о некогда прошлой близости. Затем они разлетелись в разные стороны. Через десятки лет они вновь встретились.

Встретились совершенно случайно. Встретились как близкие, но и одновременно как чужие люди. И у этих людей было одно общее, особенное, что в какой-то степени их даже сближало. Он и она были без семьи. Они были одинокими, что лишало их права, согласно человеческим канонам, быть счастливыми на этой земле. И сейчас, несмотря на это, их почему-то друг к другу не тянуло. Стрельников тяжело вздыхал, когда слышал через слегка приоткрытую дверь легкий скрип кровати, на которой спала его знакомая женщина. Она, как ему представлялось, была умной и недурна собою. Он стиснул зубы и вновь впал в раздумье. Он уже давненько не имел близости с прекрасным полом. Надеялся на лучшее, а оно все еще к нему не приходило. С этой мыслью он встал с постели и вышел на балкон. Трехэтажка, стоявшая напротив, засыпала. Горел свет в окнах наверху только в первом и третьем подъезде. Он невольно усмехнулся. При Советской власти было почти все одинаковое: дома, зарплата и одежда. Мало того. Партия определяла и мысли в головах людей. Сейчас же ─ все, наоборот, хотя одно осталось без изменений. Номенклатурщики, переодетые в демократические робы, все также руководили и воровали…

Внезапно раздался шорох. Стрельников оглянулся и слегка вздрогнул. Его гостья, прикрывшись белой простынью, очень осторожно открыла балконную дверь и шагнула на дощатый пол, который от ветхости слегка вибрировал. Он внимательно вгляделся в очертания женской фигурки и улыбнулся. Вера была нагой. Он слегка повел плечами и подтянул свои плавки. Одевал он их очень редко, от случая к случаю. Ему нравились трусы ─ «распашонки». Короткие штаны были широкими и удобными. Импортные плавки ему на день рождения раньше дарила Дарья Аксенова. Она хотела, чтобы ее муж носил только короткие трусики…

В этот вечер госпожа Адлер долго не спала, все переживала. Неутешительный поход бывшего сокурсника за хотя бы маломальской привлекательной работой вообще ее опустошил. Не только опустошил, но и прибавил ей очередную пригоршню равнодушия к людям. Не столь длительное пребывание на родной земле все больше и больше ее отталкивало от соотечественников, с которыми она только вчера или даже час назад работала, жила. Сейчас же, как ей казалось, в этой стране незыблемые человеческие чувства и достоинства, как любовь, счастье, порядочность и все тому подобное, были отброшены, притом очень давно и навсегда. Тяжелые мысли, которые назойливо лезли в ее голову, она то и дело отгоняла. Однако не всегда это удавалось сделать. Сказывалось ее воспитание и не только это. Вера Дубасова с неба звезд не хватала. Она все добивалась своим горбом и мозгами. Карьеры у нее, к сожалению, в Союзе не получилось. Затем она в корне изменила свою жизнь.

Удрала за бугор. Ради этого она вышла замуж за первого попавшего немца и опять неудача. В той стране, откуда она только что приехала, все было отлажено и отрегулировано. Да и желудок у каждого жителя не оставался внакладе. Однако и там ей что-то и кого-то не хватало. И вообще она многое в жизни еще не понимала. Как и не понимала, почему одинокий мужчина, в равной степени несчастный, не приходил сейчас к ней в постель. При этой мысли она невольно улыбнулась. Ну чем же был плохой ее однокурсник Анатолий Иванович Стрельников?! В отличие от многих, в том числе и от нее, он имел двухкомнатную квартиру и определенное положение в обществе. Десять лет назад он вообще был в касте избранных. Или другое. Он в отличие от нее не искал богатых невест…

Блондинка приподняла голову с подушки и через окно комнаты увидела мужчину, стоявшего на балконе. Неожиданный прилив нежности и жадности к мужской плоти ее приободрил. Она встала и накинула на свои плечи белое полотнище. Вышла на балкон и тут же остановилась. От внезапно появившегося желания отдаться друг другу глаза неудачников ярко вспыхнули, словно огромные свечи. Вспыхнули и ринулись навстречу. Затем они остановились и разминулись. И тотчас же потухли. Нагая слегка вздрогнула и прикусила нижнюю губу. Она была шокирована, что полуобнаженный мужчина не проявил к ней ни капелки внимания. Он даже не сделал шаг ей навстречу, не одарил ее каким-либо комплиментом. Не говоря уже о поцелуе.

Адлер тяжело вздохнула, подошла к металлической решетке, которой была обрамлена выступавшая из стены здания площадка. Она прошла возле мужчины так близко, что слегка коснулась его плеча. И на этот раз он не оказал ей внимания. Она опустила голову вниз, ехидно усмехнулась. Внизу, на земле спало двое бомжей. Затем она перевела взгляд на того, кто был рядом с нею. Ее бывший однокашник стоял без движений, словно истукан, языческий божок. Она слегка хмыкнула себе в кулак и тут же покинула балкон. Заснула она очень быстро, словно провалилась в большой глубокий колодец, который был доверху наполнен черной смолой…

Часы показывали десять утра, когда гостья твердо и окончательно решила покинуть квартиру Стрельникова. Она уже не сомневалась, что она здесь лишний человек. Она чувствовала, что у ее сверстника и своих проблем выше крыши. Докучать кому-либо, было не в ее правилах. Только по этой причине она вежливо отказалась от легкого завтрака, который ей предложил хозяин. Отказалась, несмотря на то что под ложечкой у нее уже давно сосало. Не сосало, а щемило с середины ночи, когда она сделала попытку согреть свою душу в общей постели с другом юности. Не получилось. Значит, такова судьба…

Прощание некогда близких по духу и времени людей было скоротечным. Они протянули друг другу руки и, тяжело вздохнув, обнялись. И тут же исчезли из вида, исчезли навсегда. Адлер, едва оказалась за дверью, сделала несколько шагов по лестнице, которая от ветхости была местами сильно выщерблена и слегка качалась, и расплакалась. С этой минуты у нее в этой стране, да и вообще на этой земле не было ни угла, ни близких людей. Было лишь одно разочарование. Она вышла из дома и засеменила к автостраде, идущей в сторону г. Исилькуля. Вскоре она оказалась на обочине дороги и стала махать рукой потоку машин. Никто из водителей не останавливался. Она изменила свое решение. Ехать в почти полузабытый город, где она когда-то училась, не было смысла. В нем, как и здесь, царили те же беспорядки и нищета.

Адлер опять вернулась в Называевск. Сначала она зашла в парк культуры и отдыха и невольно ужаснулась. По небольшому островку земли бродили коровы, они щипали полужелтую траву или последние листья на заскорузлых деревьях и кустарниках. Она повела глазами по сторонам и с облегчением вздохнула. Несмотря на то, что место для отдыха находилось в центре города, оно было безлюдно. Блондинка подошла к небольшой скамейке, к ее остатку, который представлял собою две металлические перекладины, болтавшихся на цементных подставках, присела. Затем призадумалась. С самого утра день для нее был очень беспокойным. Причиной этому была не только ее личная неустроенность. Двухчасовое пребывание среди людей особой радости ей не прибавило. Ее тревожило, что прохожие, ее земляки были угрюмые и колючие, словно репейники. Среди них не было, как ей казалось, человеческих физиономий. Ни женских, ни мужских…

От этой мысли женщине в джинсовом костюме стало ей хуже на душе. Она скрипнула зубами и направилась к небольшому зданию, перед входом которого стояла палатка. Ее надежда покушать не оправдалась. Во временном помещении из натянутого на остов плотного материала зеленого цвета продавали одежду и обувь. Две пожилые продавщицы о чем-то разговаривали между собою и перебирали все то, что лежало на прилавках. Иногда они обращали свои взоры к молодой девушке-казашке. Она стояла неподалеку от них и кушала. В одной ее руке была ложка, в другой ─ котелок. Что в нем было, Веру Адлер мало интересовало. Чувство голода все больше и больше ее преследовало. Она направилась к железнодорожному вокзалу. И здесь ей не повезло. Ресторан был закрыт на ремонт. От злости женщина смачно плюнула в входную дверь, затем сильно ударила по ней ногой. Стекло не обрушилось, лишь слегка треснуло. Она оглянулась и вздрогнула. Напротив нее стояла старушка, которая, скорее всего, от ничегонеделания наблюдала за тем, что происходило в округе. Увидев разъяренное лицо смазливой особы, она осенила себя крестом и стала истошно молиться. При этом что-то бормотала себе под нос. Адлер стремительно направилась к выходу. Оказавшись на перроне, она внимательно посмотрела по сторонам. Милиционеров не было. Она с облегчением вздохнула.

Только к обеду иностранке удалось покушать. Кушала она не в городской столовой, она также оказалась на ремонте. Кушала она на опушке березового колка, неподалеку от города. Продукты питания она купила в магазинчике, принадлежавшему Нурсултану Башиеву. Имя частного предпринимателя она прочитала на небольшой табличке, висевшей на входной двери. Блондинка купила килограмм овсяных пряников и две банки кильки в подсолнечном масле. Купила она и бутылку русской водки. Продукты из «детства» женщину, сидевшую на полусгнившем скате зерноуборочного комбайна, на этот раз не радовали. Не прибавляла ей оптимизма и полутеплая прозрачная жидкость, которая то и дело обжигала ее внутренности. Она никогда в жизни не злоупотребляла спиртным, будь то водка или коньяк, вино или шампанское. Раньше пила для удовольствия. Сейчас же ─ по принуждению. При этой мысли она неожиданно заплакала. Душевную боль спиртным заглушали многие, подобные ей. Кое-кто из них спивался или уходил в иной мир по собственному желанию. Незаметно для себя женщина заснула.

Проснулась Адлер под утро. Посмотрела на часы. До электрички, идущей в Омск, оставалось два часа. Затем она привстала, поправила одежду. Засунула руку в целлофановый мешок. Из съестного ничего не осталось. Не было и водки. Пустая бутылка лежала неподалеку. В сторону города крашеная блондинка шла больше часа. Шла она очень медленно, еле-еле передвигала ноги. Нередко ее покачивало из стороны в сторону, сказывалось спиртное. Во время движения она то и дело всхлипывала. Ей вновь не удалось изменить свою судьбу к лучшему. Мало того. Малая родина не прибавила ей оптимизма, наоборот, шокировала. Особенно эти подонки, которые над нею надругались. Разочаровал ее и бывший однокашник. Известный журналист оказался ни рыба ни мясо…

Первые лучи утренного солнца уже вовсю гуляли по земле, когда иностранка поднялась на железнодорожный переход. На полпути она подошла к невысокому ограждению и посмотрела вниз. Поезд, мчавшийся на бешеной скорости, обдал ее сжатым воздухом вперемежку с гарью и пылью. Она слегка подала тело вперед и тут же за ее спиной раздался женский голос:

─ Эй, гражданка, ты что надумала? Никак хочешь покончить с собою? Опомнись… Я прошу тебя…

Полупьяная блондинка развернулась и увидела перед собою седую женщину. Пристально в нее вгляделась. Незнакомке было лет пятьдесят, чуть больше. Одета она была по-деревенски. На ней было осеннее полупальто зеленого цвета. На ногах резиновые полусапожки. В руках она держала черную спортивную сумку, на которой по-английски что-то было написано. Седовласая первой вступила в контакт с особой в джинсовом костюме. Она почти вплотную подошла к ней и, положив руку на ее плечо, с нескрываевым волнением спросила:

─ У тебя все в порядке? Или я ошибаюсь?

Адлер слегка отступила назад и, убрав руку со своего плеча, еле слышно промолвила:

─ Нет, нет… У меня все в порядке… ─ Слегка усмехнувшись, продолжила. ─ Правда, у меня нет ни мужа, ни детей… ─ Затем, поправив рюкзак за спиной, сделала независимое выражение лица и двинулась дальше. Едва она сделала несколько шагов, как вновь услышала:

─ У нас три дня назад свершилось смертоубийство… Женщина бросилась под поезд… Она чем-то походила на тебя…

Незнакомый погибший двойник, которого Адлер никогда не видела и не знала, сейчас ее сильно заинтересовал. Она остановилась, затем подошла к седоволосой. Внимательно посмотрела в ее глаза. Представилась. Затем женщины направились вниз, к небольшому скверику, расположенному неподалеку от вокзала.

Едва они присели на обшарпанную скамейку, Кошкина слегка поджала под себя ноги, и, тяжело вздохнув, произнесла:

─ Этот переход в последнее время стал погостом для тех, кто решил покинуть земной мир. Прошлым летом прыгнул под поезд директор школы. Большая умница не перенес беспредел и охоту, которую за ним устроили бывшие коммуняки. Давеча погибла женщина…

Иностранка сидела неподвижной, словно окаменелая. В разговор не вступала. Делала она это сознательно. Она хотела как можно больше насытиться информацией о своей малой родине. Лишь после того, как на впалых щеках женщины выступили слезы, она составила ей компанию. Она придвинулась к плачущей и, положив руку на ее колено, стала ее успокаивать. Не получилось. Седовласая, вдоволь наплакавшись, вновь прошевелила губами:

─ Вера, Верушка… Я на этом лобном месте также стояла… Однако Бог меня не пустил под поезд… Почему и сама не знаю…

Адлер слегка отшатнулась и с удивлением произнесла:

─ Людмила, что же у тебя в жизни такое приключилось… Идти на самоубийство это…

На несколько мгновений она замолчала. В ее голове ничего не было, чтобы успокоить горемыку, которая все больше и больше ей симпатизировала. Дальше ей не пришлось напрягать мозжечок. Кошкина, уставившись глазами в землю, словно в ней был гейзер ее личных мыслей, неспеша раскрыла причину своих слез. Собеседница была в шоке, что пережила ее знакомая.

После окончания Московского высшего командного училища лейтенант Кошкин с молодой женой оказался в Туркестанском военном округе. За четыре года службы он сделал неплохую карьеру. Став начальником штаба мотострелкового батальона, он написал заявление в Академию имени М. В. Фрунзе. Отказали. Вместо этого предложили исполнить интернациональный долг в Афганистане. Он согласился, согласилась и его жена.

Через год капитан погиб. Как и при каких обстоятельствах он погиб, молодая вдова сначала не знала. Узнала она позже. Однажды в ее однокомнатную квартиру постучали. Она открыла дверь и увидела перед собою молодого парня с культей на левой руке. Бывший сержант очень подробно рассказал о гибели своего командира. Офицеры были на рекогносцировке местности. Едва они спустились в котловину, как со всех сторон раздались автоматные очереди. Душманы специально выследили русских или кто-то им об этом сообщил. Комбат умело организовал оборону, но силы были неравные. Мало того. Двое молодых солдат убежали с поля боя. Кошкин остался для прикрытия, остальные по его приказу стали отходить. Сержант Агапов в этом бою был ранен в живот и в руку. Истекая кровью, он лежал за небольшим пригорком и видел происходившее. Комбат отстреливался до последнего издыхания. Душманы устроили настоящую экзекуцию погибшему. Один из них разрядил в него целый магазин. Затем труп офицера облили бензином и подожгли…

Рассказ очевидца гибели мужа не шокировал молодую женщину с седыми прядками волос на голове. При любых жизненных ситуациях она держалась с достоинством. Достойно вел себя и сын Вычеслав, который все эти годы ждал своего отца из заграничной командировки… Через десять лет в дверь Кошкиной постучало очередное горе. Ее сын, солдат-первогодок погиб в Чечне. Покончить с собою она пыталась дважды. Первый раз после смерти мужа, второй ─ после смерти единственного сына…

Вера Адлер со слезами на глазах слушала монолог своей знакомой. Слушала и ненавидела себя. Ненавидела за слабость, которая она проявила едва ей стало трудно. У нее не было работы, над нею надругались, но это не означало, что надо бросаться под поезд или всю жизнь ныть… Она смахнула со своих глаз слезы, слегка прикоснулась губами к щеке седовласой. Затем еле слышно прошептала:

─ Спасибо тебе, Людмила, спасибо за все… Хорошо, что на земле есть такие сильные люди, как ты… ─ Кошкина едва заметно улыбнулась и внимательно посмотрела в глаза собеседницы. Затем произнесла. ─ Вера, не падай духом… Бог дал каждому из нас жизнь, он должен ее и взять…

Блондинка утвердительно кивнула головой, приподнялась со скамейки и направилась к вокзалу. Назад она не оглядывалась. Не хотела бередить в очередной раз раз душу ни себе, ни той, которая, несмотря на неимоверные трудности, оставалась настоящим человеком.

Глава десятая.

Судьбы людские…

Наступил две тысячи десятый год. К этому времени в человеческом обществе, как и в жизни героев романа, многое изменилось. Одни из них оставили свой след на земле, другие жили или ушли в мир иной незаметно.

Аксенов Авдей Петрович, отец Дарьи Аксеновой после развала СССР многие годы был безработным. Умер от цирроза печени. Его жена Мария после его смерти оказалась в бедственном положении. Она сначала пыталась найти приют у родной дочери, та ее отвергла. Несколько позже она нашла себе вдовца, друга жизни. Сын Аксеновых Виктор после окончания профессионально-технического училища сначала работал каменщиком в районном центре Таврическое Омской области. Затем участвовал в строительстве Байкало – Амурской магистрали. В настоящее время пенсионер.

Дальняя родственница Авдея Аксенова Рыкова Нина Ивановна, которая завидовала необычной красоте его дочери, через два года вышла замуж за отставного полковника Советской Армии. Разница в возрасте между супругами была пятнадцать лет. Бывший заместитель командира дивизии имел огромный дом, дачу, две автомашины. После его смерти она (уже Серебрякова) открыла кооператив по пошиву детской одежды.

Новикова Дарья, мимолетная любовница Авдея Аксенова вышла замуж за начальника почтового отделения. Жизнь у них не сложилась. Ефим не вылазил из больницы, болели легкие. Умер он в возрасте пятидесяти лет. Вдова оказалась без квартиры. Перед смертью Прибыткин всю недвижимость отписал своей сестре.

Прохоров Иван, тракторист со своими двумя сыновьями в Назаровке организовал семейный подряд. Они выращивали бычков. Односельчане, узнав о возможной высокой прибыли арендаторов, отравили у них животных и подожгли дом. Неудавшиеся «кулаки» покинули деревню. Куда они уехали и что с ними дальше произошло, до сих пор неизвестно.