АнтиКвест

Экспозиция.

Ранний сентябрь, ночь. Загородный дачный поселок. Будка охраны на въезде, шлагбаум, ворота. Ближайшие дома прячутся в отдалении на пригорке. Пространство слабо освещается одиноким фонарем на хлипком невысоком шесте. В 50 метрах от будки похрапывает вековой хвойный лес.

Внутри помещения сидит Кирилл в форме охранника. По его напряженной позе и выражению лица становится понятно, как тяжело дается дежурство: время тянется уныло, наваливается как огромный ком ваты, душит, вгоняет в тоску.

Кирилл глянул на часы. На циферблате 23:30.

Пробубнил себе под нос:

– Когда же эти гребаные сутки закончатся!

Накинул сверху зимний камуфляж и вышел из будки к шлагбауму. Потерся на месте, померил пространство шагами, выкурив сигарету.

– Уже пятнадцатая за день. Бросать надо…

Растоптал окурок с отвращением. Выждал еще несколько секунд, глубоко вдыхая свежий воздух, затем, нащупав в кармане пульт, нажал кнопку. Ворота перед шлагбаумом с приятным шелестом пришли в движение и отрезали его от внешнего мира.

Вернувшись в будку, он заварил чашку терпкого пуэра и расслаблено развалился в кресле перед монитором.

– Что за черт? С задержкой, что ли, идет?

Кирилл увидел в камере видеонаблюдения себя самого.

На экране монитора видно, как он докуривает, давит окурок, затем ворота начинают закрываться.

И этот миг его фигурка в мониторе вдруг странным образом изломалась, скрутилась на грани возможностей человеческого тела, затем снова распрямилась и начала совершать жуткие, непонятные ритуальные движения и ритмичные покачивания, будто нелепым здоровенным маятником пыталась загипнотизировать, затуманить, растворить; потом замерла с легким подрагиванием и принялась смотреть прямо в камеру как бы на себя самого.

Кирилл залип на пару секунд, шокированный.

– Что за нахер! Как это возможно? Это розыгрыш такой-то дебильный?

Он выскочил на улицу – там никого. Забежал в помещение к монитору – на экране никаких изменений: он сам вперился в камеру и слегка подрагивает.

– Ничего не понимаю!

Кирилл принялся вглядываться в экран, пытаясь разобраться, обнаружить выдающие подделку детали.

Тут его лицо криво ухмыльнулось в камеру, исказилось в немыслимом напряжении лицевых мышц и в таком виде застыло.

Настоящий Кирилл дернулся, отшатнулся от монитора, вмиг покрылся испариной.

Вдруг невдалеке резко и громко залаяла собака. Кирилл подскочил, отвлекся на секунду от монитора, рефлекторно повернув голову в сторону звука, затем снова вернулся к экрану – всё: на картинке никого.

– Так. Так-так-так-так-так…

Достал из кармана ключик, отпер нижний ящик стола, выдернул из глубин бутылку водки, плеснул себе от души треть стакана, моментально проглотил, после чего ещё долго пытался продышаться.

– Ну вот. Это, конечно, не метод, но всё же…

Он вышел на улицу выкурить ещё одну сигарету и заметил тень у кромки леса. Из-за слабого освещения было неясно, человек ли это или что-то другое. Кирилл достал фонарик, но замер в сомнении.

– Ну, к черту!

Убрал фонарик, вернулся в будку, присел на краешек кресла. Посмотрел на экран. Там на картинке к его двери со стороны деревьев приближался высокий человек. Кирилл вскочил, отдернул занавеску, уставился в окно: никого. Вернулся к монитору: на экране человек стоял уже у самой двери, длинными узловатыми пальцами тянулся к ручке.

Кирилл пулей вскочил и щелкнул задвижку на двери. Ручка начала бешено дергаться, но дверь не поддалась. Кирилл отпрянул к креслу и увидел на экране как дверь открывается – настоящая дверь закрыта – к высокой фигуре на улицу выходит он сам. Они вдвоем поворачиваются лицом к камере и замирают, у позднего гостя вместо лица какая-то клякса. Кирилл нервно выдернул из розетки провода, монитор погас. Кирилл вцепился пальцами в виски, замер на пару секунд, собираясь с силами; матернулся, оскалился, схватил дубинку, дернул щеколду, решительно распахнул дверь и выскочил на улицу – никого.

Вернувшись, он заново включил видеонаблюдение: картинка та же. Затем обе фигуры начали медленно покачиваться, подрагивать, вибрировать, лицо экранного Кирилла стало размываться и через полминуты превратилось в такую же кляксу как у соседа, после чего они оба синхронно развернулись и медленно поплыли в сторону леса. Настоящий Кирилл ещё раз матернулся, выбил из пачки новую сигарету, нервно закурил, снова вынырнул на крыльцо и увидел уже две человеческие тени у кромки леса.

– Да идите к черту!

Он запустил окурком в их сторону, сплюнул и ушел в будку.

Поднял глаза на часы: 23:31.

– Не может быть…

Проверил на мобильнике: то же.

– Эта б..дская ночь просто не движется… Чертов Гоголь на амфетаминах…

Сцена 8. Райские яблоки

– Это безумие какое-то… – Аня поежилась под ночным ветерком.

– Какие вам нужны ещё доказательства или аргументы? Вам мало того, что уже происходит?

– Ладно, хорошо, убедили. Завтра отправлюсь на эту Садовую…

– Вы опять совершаете ту же ошибку!

– В смысле?

– Вы откладываете, а завтра вы передумаете, рационализируете постфактум, тут же найдутся более спешные дела…

– Да там ночью и нет никого!

– Вот по этому поводу я бы вообще не беспокоился.

– Чёрт! Вот же привязался… – Аня достала телефон. – Какой там точный адрес?

– Садовая, 22б.

Аня уткнулась в экран:

– Так, Садовую вижу, покрупнее… 20, 22. Есть 22а, «б» не обозначено. Ладно, на месте разберусь. Где здесь ближайшее такси…

…

Кирилл добрался до нового района на последнем автобусе. Весь день после жуткой последней смены его не отпускали бессонница и какая-то липкая, ноющая паника. Он долго решался, но не мог дальше высиживать дома – отправился на остановку уже затемно. И, лишь сойдя с подножки полупустой маршрутки, сразу пожалел о такой трусливой задержке. Темноту немного разгоняли блеклые огни от редких фонарных столбов, но улицы – непривычно пустынные, тихие – выглядели крипово. Ветер завывал, гонял по асфальту почти неразличимый мусор. Одинокое такси промчалось мимо, чуть не задев Кирилла, будто спасалось бегством.

Кирилл долго бродил по серпантину кривоватых улочек в поисках Садовой, спотыкаясь в сумраке о какие-то кирпичи, выбоины и поребрики, и только увидел обрадовавшую табличку, как город подал первые звуки. Зашуршали кусты и из них повыскакивали темные, резкие, агрессивные тени. Стая собак, ершистых, дерганных, разбежалась полукругом и, выжидая дистанцию, разразилась раскатистым лаем. Кирилл похолодел и замер. Собаки ощерились, пригнули гавкающие морды к земле и стали приближаться небольшими рывками напружиненных лап. Кирилл решил отступать с достоинством, медленно, уверенно, не поворачиваясь спиной, но чертовы твари оскалились, начали бросаться, вцепляться в штанины и двуногое быстро подчинилось рептильному мозгу: бежать!

Последний раз Кирилл так улепетывал от собак в детстве. Псы рвали дистанцию, целились в пятки, понукали его разнузданным лаем, разогревались. Кирилл прямо на ходу нашарил в карманах связку ключей и компактный пластмассовый кастет, чтоб не махаться голыми руками, но тут наконец-то нашел удобный забор: высокий, с поперечными планками, взлетел на него с лёту, перемахнул на другую сторону, и, защищенный рядом железных прутьев, разразился такой отборной матерной тирадой, с такой неожиданной для самого себя злостью и хамоватой наглостью, что псы ошарашено поджали хвосты и разом разбежались по кустам.

– Зассали, суки драные, сдристнули? Так-то!

Кирилл долго пытался продышаться, одурев от избыточной дозы адреналина, но после расслабился, даже почувствовал небольшую эйфорию победившего смерть существа. Он расправил спину уверенно, руки в карманы, и только потом осмотрелся:

– Ага, вот оно что! – удивленно присвистнул и приблатненной развязной походочкой двинулся в сторону единственного светового пятна – того самого знакомого, даже по-своему родного здания.

Сцена 9. В стране невыученных уроков

Только запрыгнув в одинокое такси и назвав набивший оскомину адрес, Аня сообразила, что старик-то может быть засланным, и сейчас направил ее прямо в ловушку. Но деваться всё равно было некуда, Аня просто решила держаться настороже.

Недовольный таксист долго петлял по темным улицам, что-то без конца бормотал гортанным говором в непонятливый навигатор, вконец запутался, заблудился в лабиринте новостроек, но нашел-таки наконец Садовую, высадил Аню у единственного освещенного здания и был таков.

Она не верила своим глазам. Это была ее родная школа. Светилась огнями по три, требовательно приглашала внутрь, в свою кислотную утробу.

Аня поняла, что делать нечего – придется заходить.

– Щербакова, ты опять опаздываешь! – ее сразу поймала за руку какая-то неодолимая сила в синем заношенном халате.

– Извините…

– И опять без сменки! Ты издеваешься? В следующий раз я тебя просто в школу не пущу, отправишься за родителями!

– Спасибо…

Аня проскользнула мимо огромного тела технички и робко поднялась на третий этаж. Дверь в кабинет математики была слегка приоткрыта, будто подманивала. Из кабинета слышался ровный мерзкий голос Елены Леопольдовны. Аня постучала и вошла в класс.

– Вы только посмотрите, кто изволил заявиться! И опять почти вовремя! Что, Щербакова, школьное расписание не для всех написано? У тебя какой-то свой, свободный график?

– Нет, Елена Леопольдовна.

– Ладно, садись за парту. Надеюсь, хоть домашнее задание выполнила?

Аня что-то неразборчиво пробурчала в ответ, быстро нырнула за свою парту, открыла сумочку и с удивлением обнаружила там тетрадь и ручку.

– Щербакова, к доске! – с места в карьер. Аня вздрогнула. – А ты как думала, я о тебе сразу забуду?

Аня медленно, будто во сне, выплыла к сероватой в белых меловых разводах доске.

– Записывай условия задачи!

Дальше всё слилось в какой-то невразумительный гул, ахинею из функций, переменных, интегралов и иной нечисти. Аня что-то выводила крохотным кусочком мела на непостижимо огромной, с целую вселенную, доске, путалась, ошибалась, позорилась. Леопольдовна ухмылялась и злорадствовала, класс притих и беззвучно сопереживал. Мучения тянулись практически вечность, пока учителка, наконец, не насытилась триумфом и не отпустила жертву на место, снисходительно одарив тройкой с минусом.

– Ведь варят у тебя мозги, Щербакова, только учиться ленишься…

Аня вернулась за парту и обнаружила там ромбом свернутую записку, развернула и прочитала одними губами: “«А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало… Кто остался?”

Аня пожала плечами и сунула записку в карман.

Звонок стал сладостным избавлением от кошмара. Вот только – надолго ли?

– Что у нас дальше? – спросила Аня соседку по парте.

– Как что? Сейчас будет концерт в актовом зале. Все уроки отменены. Так ты же выступаешь!

– Что?!

– Ты что, не подготовилась? Тебе вроде Пушкина задавали наизусть?

– Приехали.

– Так выучила?

– Выучила.

Класс быстро опустел.

– Идем, слышишь гул? Народ собрался.

– Подожди пять минут. Посиди со мной.

– Что такое опять?

– Я не чувствую ног.

– Господи, ты себя в зеркало видела? В гроб краше кладут!

– Спасибо.

– Возьми платок, лицо вытри. Всё в испарине.

– У меня свой есть.

– Как знаешь.

– Там много людей передо мной выступает?

– Да я откуда знаю?

Открылась дверь класса:

– Щербакова, пора на сцену!

– Иду.

Аня с усилием извлекла свое непослушное тело из-за парты и на деревянных ногах заковыляла в просторный коридор, превращенный по случаю очередного неясного торжества сотней параллельных скамеек в актовый зал. Вдалеке, в каком-то тумане возвышалась сцена. Тысяча голов повернулась в ее сторону, гомон поутих, равнодушные глаза следили за комично кривой походкой.

Аня взошла на сцену. Молодая ведущая, русский язык и литература, бодро рявкнула в микрофон:

– Анна Щербакова. Читает стихи А.С. Пушкина.

Аня помедлила ещё секунду, но подошла к стойке:

– Пушкина на будет, – открытая ладонь в сторону дернувшейся русички. – Задрали уже со своим Пушкиным. Борис Пастернак.

Аня закрыла глаза и сразу, пока никто не вмешался, не перебил:

– Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку…

Строчки ложились ровно, как мшистые декоративные камни у мастеровитого строителя. Её голос, вначале тихий и робкий, какой-то домашний, вдруг обрел силу, окреп, заструился в зал. Аня поняла, что больше не паникует, не боится – пошли они вообще все к черту! – что ей давно хотелось что-то им всем высказать: не грубое, но жесткое, наболевшее, откровенное, и открыла глаза…

Сцена 10. Квест

Одинокий фонарь освещал крохотную часть застывшего пространства: решетка, калитка, асфальт. Прямо в конусе света стоял человек: молодой, невысокий, вихрастый. Аня хотела было пройти мимо.

– Отучилась? – парень ухмыльнулся.

– Что, простите?

– У вас портфель школьный.

– Черт. И правда, – Аня остановилась и удивленно посмотрела на ранец. – Откуда он взялся?

– Это всё Антиквест долбаный.

– Мне говорили что-то про квест, который не квест, а вовсе наоборот.

– Это точно. Извините, я не представился. Меня Никита зовут.

– Аня. А вы…

– Тоже, как бы выразиться поточнее… – он покрутил пальцами, – жертва этой хрени.

– Они и вас достали?

– Давно уже. Сил нет терпеть. Вот тоже хожу, ищу чертову Садовую 22б, надеюсь расквитаться с козлами.

– А это разве… – Аня махнула рукой в сторону школы.

– Вы читать умеете? Это Садовая 22а.

Аня близоруко прищурилась, разглядывая табличку.

– Точно. Так тут не одно здание?

– Хрен его знает. Тут вообще всё неопределенно.

– А у вас что было? В смысле испытаний?

– Тут всего и не рассказать. Но после того, как меня двое суток о..евшие менты без объяснений продержали в обезьяннике, грозясь посадить на бутылку, меня уже ничем не удивить и, надеюсь, не испугать. Зато…

Его прервал резкий скрипящий звук. Аня испуганно обернулась к воротам школы. Это Кирилл вышел за ограду, и калитка на пружине тут же захлопнулась, подтолкнув, даже вышвырнув его на улицу. Огни в окнах здания тут же разом все погасли. Кирилл удивленно повернулся к воротам, подергал – заперто.

– Смотрите, ещё одна рыбка выскользнула из сети, – усмехнулся Никита.

– Вы тоже здесь видите Пенсионный фонд? – подошел к остальным Кирилл.

Аня немного нервно хихикнула:

– Нет, как раз наоборот. Родную школу.

– Но как такое возможно? – Кирилл обернулся, но здание утонуло в темноте – был едва различим лишь контур.

– Я Никита, это Аня…

– Кирилл.

– Поверь, братан, тут возможно всё!

– Понимаете, я был здесь пару недель назад, но днем, увидел здание Пенсионного фонда – это точно оно, я там пару лет по юности работал – а оно же совсем в другом районе! Только я зайти не мог – всё было закрыто. И с этого дня со мной всякая жуть начала происходить. И постоянно ночью. И реклама этого квеста дурацкого повсюду! Я и подумал, может ночью тут что-нибудь разведаю…

– Ну и как – разведал?

– Ещё бы! Столько лет прошло, а там вообще ничего не изменилось! Никто не постарел ни на день. И все меня помнят, будто я только вчера уволился!

– Но ведь была и особая причина, из-за которой ты хотел вернуться? – выпытывал Никита.

– Была причина. Сейчас она замужем. У нее уже трое детей. А там ей снова девятнадцать! Черт, какой же она была красивой, тоненькой, стройной! Я как в ледяной омут рухнул! Так и не отпустило меня оказывается за все эти годы… И снова как подросток себя чувствовал: краснел, смущался, запинался.

– Стыд и срам? – съехидничал Никита.

– А вот и нет! Теперь, спустя годы, понимаешь – какое же это было счастье! Вот так любить, так добиваться, даже расставаться – все эти буйства юности, эти нерастраченные, не потускневшие чувства! Полнота и насыщенность жизни…

– Так почему же ты там не остался? – не унимался Никита.

– Я и хотел поначалу. Даже залип на какое-то время – оно там как-то странно течет, в нем как будто вязнешь. Даже не помню, сколько времени там провел…

– То-то у тебя трехдневная щетина…

– Щетина… – Кирилл удивленно провел по щеке рукой. – Странно… Да! Так меня оттолкнуло даже не само понимание, что всё это иллюзия, такая гротескная пародия на мою молодость, а просто я осознал в какой-то момент, что ничего вернуть нельзя. Я уже сам с тех времен настолько изменился, скурвился даже; вся эта наивность, невинность, порывистость – всё святое – эта б..дская жизнь выдувала годами безжалостно, остался один только циничный скелет…

– Ух ты… Ладно, братишка, не тилтуй.

– Никита, а откуда ты знаешь, что там можно было остаться? – с подозрением спросила Аня.

– Поверьте, я гораздо дольше вашего пытаюсь с этим Антиквестом разобраться: там уже куча народа сгинула.

– С концами?

– Ага.

– И что же, их не ищут? – усомнился Кирилл.

– Вот тут начинается самое стремное. Их ищут, конечно, поначалу. А потом как-то так получается, что их начинают забывать – о том, что они вообще существовали – причем, довольно быстро…

– Бедный старик! – прошептала Аня.

– …и возможно тут есть взаимосвязь: туда уходят именно те, кого искать особо не будут – то есть им заведомо не к кому возвращаться, или просто незачем: тот мир гораздо привлекательнее.

Аня вспомнила шквал аплодисментов после недавнего выступления и кивнула.

– Но раз уж вы выбрались из 22а, у меня вопрос: кто-нибудь это долбаное 22б обнаружил? Нет? Тогда пошли искать!

Сцена 11. Антиквест

Они долго петляли в сумраке закоулками, переулками, тупиками вокруг извилистой Садовой, поеживаясь от промозглого холода и жути.

– Послушайте, никого не удивляет такая тишина и… пустота эта криповая? – Никита осмотрелся вокруг.

– В смысле?

– Гляньте, ни одного человека на улицах, ни машины, даже ментовской патрульной, такси или скорой помощи…

– Меня привезло такси.

– Ну и всё. А местные? Ни звуков, ни сирен там, пьяных криков, ничего вообще.

– Так ночь ведь, спят уже все, – отмахнулась Аня.

– Ага, и ни одного окна горящего, даже синеватого от блика телевизора или монитора. Город будто вымер.

– Или тут и не жил никто… – Кирилл застыл на месте.

– Или тут и вовсе жить нельзя.

– Успокойтесь. Район новый, большая часть квартир ещё не заселена. Хватит ужас наводить! – голос Ани дрогнул.

Никита вдруг схватил камень с земли и метким броском разбил ближайшее стекло.

– Что ты творишь?

– Спокуха. Там никого нет. Слышите?

Он нашел ещё кусок кирпича и выбил стекло в доме напротив.

– Ну? Ни звука. Можно залезть в любую квартиру проверить. Но уверен – они все не жилые.

– В тюрячку захотел?

– Но подождите, – Кирилл замахал руками. – Я бывал здесь утром, тут полно людей и машин, обычный город.

– Да ты сам прислушайся! Разве в обычном городе может быть такая мертвая тишина?

Аня напряглась:

– Ты будто всё ведешь к чему-то, можешь прямо сказать?

– Хорошо. Я тоже был на Садовой 22а. Прошел их долбаный лабиринт, а на выходе, уже на улице ко мне подошел странный дед и, подозрительно озираясь, запихнул листовку в мой карман, ничего не сказал и тут же свалил. А в листовке объяснялось в общих чертах, с чем мы все столкнулись. Так вот: каждый видит на месте этого здания что-то своё, это может быть школа, или покинутый родной дом, или старое место работы, где до сих пор можно встретить свою бывшую – так, Кирилл? – не знаю, как им это удается, суть Антиквеста от этого не меняется…

– Так в чем он? Не томи, достал уже!

– Хорошо, я зачитаю, – Никита достал из кармана замусоленный пестрый рекламный листок:

«…вот основные правила, превращающие АнтиКвест в уникальный experience:

1) ты участвуешь не добровольно;

2) ты не знаешь о своем участии;

3) ты не ограничен одной искусственной локацией, ивенты могут застигнуть тебя где угодно;

4) ты либо один, либо не знаешь, против кого или с кем играешь в команде;

5) ты не можешь добровольно выйти из игры;

6) победителей нет, только приобретенный личный опыт;

7) этот квест не заканчивается никогда, теперь это просто твоя жизнь…»

– «Против кого». Зашибись. Чего им вообще всем от нас надо? – Аня была готова заплакать.

– Мне больше интересно – кто эти «все» и как их достать.

– Я ещё одного не понимаю, – Кирилл взял листовку у Никиты, начал внимательно разглядывать. – Все только и трындят про 22б, реклама, буклеты всякие, только вот нет этой чертовой «бэ» ни на одной карте, а все мы наткнулись только на 22а, где и было у каждого свое, как бы поточнее выразиться: видение?

– Послушайте, – голос Никиты странно напрягся. – Садовая 22а и 22б – это мало того, что разные здания с разным функционалом, а вы не думали, что это могут быть и различные организации, в том числе конкурирующие, даже враждующие, где одна мимикрирует под вторую, перехватывает ее клиентов? Возможно, спасает или наоборот губит? Тут главное не промахнуться, не перепутать. Они могут быть как инь-ян, хаос и порядок, тьма и свет…

– Ага. И борются за наши души. Очень свежо, – Аня присела на скамейку передохнуть.

– Ну, наверное, не души, но за наш выбор, наши поступки. Доказывают каждый свою идею.

– Тогда, скорее, как левые и правые, демократы и республиканцы, либералы и консерваторы.

– Тогда, пожалуйста, сразу укажите, куда опустить бюллетень, и я пойду, наверное? – скривился Кирилл.

– Боюсь, так просто от них не отвяжешься, – гробовым голосом припечатал Никита.

– Но зачем так над нами издеваться? – Аня спрятала в ладони лицо.

– Потому что нет греха страшнее мещанства! – Никита на миг стал похож на древнего пророка. – И нет худшей жизни, чем нормальная жизнь!

Аня и Кирилл испуганно переглянулись.

Сцена 12. А и Б

Аня не верила своим ушам.

– Зашибись! То есть это мы виноваты!?

– Проясни! – напрягся Кирилл.

– Да, это ваша вина. Ты виноват, что ты здоровый молодой мужик с высшим образованием, полный сил и амбиций сливаешь свою жизнь в унитаз, работая, – Никита скривился при слове «работая», – позорным охранником сутки-трое: просто стоишь за убогим шлагбаумом и честь отдаешь ворюгам, что дворцов понастроили, и от остального народа трехметровым забором отгородились.

– Тут прям философия…

– И ты виновата, Аня, что всю жизнь мечтала быть писателем, прочла тысячу детективов, сама знаешь, что можешь гораздо лучше, что ты умнее всех этих литературных негров, которые под одним именем по десять романов в год высерают, – Никиту перекосило при слове «романы», – а всё равно работаешь бухгалтером за копейки в шараге, что какую-то лабуду продает, ненавидишь себя за это и тонешь в одиночестве и депрессии с нереализованным творческим потенциалом. И думаете вас мало таких прожигателей жизни? Проснитесь, недоделки!

Кирилл от души размахнулся и вмазал Никите по морде.

– Так достаточно бодро?

– Уже лучше, – согласился Никита, держась за скулу. – Только этого всё равно недостаточно. Я был таким же бестолковым, бесполезным и несчастным.

– А потом нашел бога… Может хватит этих проповедей?

– Да ладно, и так понятно, что проповедями, советами добрыми вас не пронять. А вот вывести из зоны комфорта, дать заглянуть в лицо своим страхам, разломать привычную пластмассовую защитную оболочку, которой вы себя окружили, гарантировав неминуемое выживание на десятилетия вперед; выживание, но и гниение тоже; вытащить вас на свежий морозный воздух, заставить продышаться, вот тут уже есть шансы снова жизнь пробудить.

– То есть мы ещё «спасибо» должны сказать за это?

– Было бы неплохо, но на данном этапе вашего развития, я понимаю, что это пока невозможно. Пока.

– Мне нужно переговорить с этими людьми, как с ними связаться? – Аня схватила Никиту за рукав.

– Да нет никаких людей на Садовой вашей, нет никакого заговора! – вмешался Кирилл. – Я тоже поначалу параноил. А теперь понял: это просто и есть жизнь. Обыкновенная, хаотичная, б..дски непредсказуемая. Живешь ты, зла не знаешь, вдруг – бац! Война, землетрясение, неизлечимая болезнь, измена, нищета, тюрьма, изгнание. Ведь никогда такого не ждешь, но ни от чего не зарекайся! Хотел – не хотел; готов – не готов, никого не волнует. Схлопнулась волновая функция, прокнуло невезением, бедой – терпи, расплачивайся, учись жить в новых обстоятельствах. Миллиард лет эволюции ведь только об этом: изменяйся, приспосабливайся или умрешь. Вот и всё. И никаких дополнительных загадочных квестов не надо…