4 шага на пути к завершенности

– А есть способ как-то избавиться от тумана? – парень замахал руками перед лицом, будто туман уже заполз в саму пещеру.

– Существуют определенные мировоззренческие системы – буддизм, даосизм, йога. Они учат, как разогнать туман, недалеко, на несколько метров, дальше невозможно. Но в этот момент ты увидишь свой путь – дорогу, по которой пойдешь ты сам.

– А если разогнать туман, он больше не вернется?

– Тут я вынужден тебя огорчить, – учитель немного погрустнел, подумав о чем-то своем. – Он имеет свойство снова сгущаться, стоит тебе только зазеваться.

– Что же делать? – парень принялся метаться по тоннелю, не переставая вертеть руками как пропеллерами.

– Не отвлекаться и следовать по пути, который рано или поздно выведет тебя на вершину горы. А в горах, ясен свет, уже нет никакого тумана. Так что можешь перестать махать руками. Если тебя и окружает какая-то муть – это пелена перед глазами, имеющая внутреннюю природу – вследствие удара головой о камень, а не реальный внешний туман.

– Это я зарядку делаю, – смутился ученик. – Замерз.

6

В летнюю полночь в горах звезды особенно ярки. Мужчина устроил себе лежбище на свежем воздухе, развалился на спине, закинув руки за голову. Теперь вот восторженно смотрит на всеобъемное небо – никак не может уснуть.

– Учитель!

– Чего тебе? – сонный недовольный голос из пещеры.

– Вот вы всё рассказываете свои притчи. Завуалировано так, с полунамеками. Можете ответить прямо: в чем сущность дзэн? Как достичь просветления. Хватит смеяться, я же серьезно!

– Не даешь ты старику поспать. Хорошо, слушай. Кубик Рубика был первозданно чистым и совершенным. Человек решил исследовать его и обнаружил, что можно перемещать разноцветные квадратики и разобрал его однотонные поверхности в пестрый хаос. Затем он решил испытать свой сильный и сверхбыстрый ум и попытался собрать кубик обратно. Сразу вернуть прежний вид не получилось и пришлось напрягать все извилины мозга, создавать сложные математические уравнения. В результате, достигнув предела своей гениальности, удалось человеку собрать этот непокорный кубик. И что же он увидел? Только то, что куб вернулся к первоначальному идеальному состоянию, и, по факту, вся человеческая работа была напрасной, так как она в мире ничего не изменила. Человек лишь доказал, что куб был совершенством с самого начала, и зарекся более его трогать. И потомкам своим завещал не прикасаться к нему. А если видел, что шаловливые ручонки его неразумного сынишки потянулись к кубику, тут же жестоко бил по пальцам с криком: «Ты всё испортишь, а потом не соберешь!» В этом основная идея дзэн: всё человеческое мышление на выходе приходит к выводу о бессмысленности и вредности человеческого мышления как главного источника ненужного, ничем не обоснованного страдания. Вот такая ловушка 22…

– Замкнутый, порочный круг? – понимающе хмыкнул собеседник.

– Да. В итоге, пытаясь постичь смысл жизни, человек узнаёт страшные истины мироздания и в страхе пытается вернуться к неведению, невинности и чистоте младенческого восприятия жизни, еще не знакомого с эго, губительными желаниями и чрезмерными ненужными амбициями. Но сущность людской непоседливости в том, что каждый рано или поздно всё равно дорвется до кубика и начнет его разбирать. И только единицам удастся восстановить его первозданное состояние.

– То есть сущность дзэн – не трогать кубик? – увлеченный ученик тем временем покинул лежанку, перебрался вплотную к пещере, поближе к голосу мастера, и принялся неосознанно скрежетать ногтями по поверхности камня над головой.

– Что за богомерзкие звуки? Я вижу – ты опять увлекся? Не суетись, привыкай воспринимать вещи спокойно.

– Хорошо, хорошо. Не отвлекайтесь! – Мужчина снова улегся и попытался не шевелиться.

Старик через пару секунд продолжил:

– Если человек не тронет кубик, значит он патологический кретин, и в этом его счастье. Если же ты полноценный человек разумный, ты обязательно его разберешь. Любопытство – в природе Homo Sapiens. Сущность учения дзэн лишь только в том, чтобы помочь бедолаге собрать его обратно.

– Прозвучало, будто бы собрать не кубик, а самого человека… Ой, я кажется начинаю…

7

Осеннее солнце степенно заходило за горный гребет. Но самый последний, прощальный луч успел пробить туннель насквозь: работа была завершена. Последний валун они сбросили с горы и увлеченно смотрели ему вслед. Затем тот, кто стал совсем седым, опустился на колени на самом краю обрыва.

– Ну вот и всё. Теперь можешь стрелять, – он не закрывал глаза: любовался на всполохи заката.

– Ты для моего удобства встал у края, чтобы труп далеко не тащить? – мужчина удивленно смотрел на старика, будто видел его впервые.

– Ты хорошо поработал сегодня и сильно устал.

– Ты что – серьезно? Прекрати, как я могу убить своего учителя? – монах присел рядом, и они еще долго смотрели за горизонт, пока не стало совсем темно.

Шаг третий: перерождение.

Маска для манекена

3

Он проснулся от наждачной жажды и не смог сообразить, где находится. Попытался встать с кровати, но охнул от резкой, сквозной головной боли и кулём обвалился на подушки.

– Лежи, сынок, не вставай, я дам тебе воды, – сухонькая старушка вынырнула из темноты, и протянула запотевшую глиняную кружку.

Он пил жадно и некрасиво, как животное после долгой погони, вылакал за пару секунд всё до дна и закашлялся. Морщинистая рука забрала кружку обратно в темноту.

– Где я? Что со мной? – язык не слушался, вышло бормотание.

– Ты не помнишь?

Он начал вспоминать и ужаснулся. Ни детства, ни юности. Самое раннее – недавний выход из комы в столичном госпитале. Врачи рассказали о передозировке. Его бездыханное и заблеванное тело выбросили у ворот больницы из ржавого кузова раздолбанного джипа, почти не снижая скорости. Ни денег, ни документов. В последний момент сердобольный дежурный доктор вытащил его с того света, невзирая на недовольный бубнеж медсестры о генетическом мусоре и ждущих внимания платных пациентах. Но эти несущественные детали вскрылись только через два месяца практического отсутствия в списках живых: после комы – долгое восстановление и болтливая сиделка.

И уже тогда – эта гулкая, давящая, страшная пустота: ни имени, ни прошлого, будто витринный манекен внезапно ожил, обрел сознание и вышел в большой мир на поиски приключений.

Из больницы он сбежал, едва почувствовав себя лучше. Скитался по пыльным, раскаленным летним пеклом улицам и случайно на доске объявлений на пожелтевшем листе с блеклой групповой фотографией увидел свое лицо. «Разыскиваются за многочисленные преступления против режима и легитимной власти». Выбирался из города в панике, не разбирая дороги и шарахаясь от людей. Ушел в горы, визуальной недоступностью казавшиеся безопасными, отсекающими любую возможную погоню; через перевалы вышел на плато, необозримое и пустынное. Ноги сами несли его дальше и дальше, насколько хватало сил. Потом беспамятство.

Он не преминул про себя подивиться: снова выкарабкался, редкостная живучесть! Так где он оказался? Он огляделся: каменные стены без окон, дверь завешена пыльной циновкой, земляной пол, глиняный очаг с мигающими угольками…

– Вы спасли меня? – он повнимательней рассмотрел старушку: умиротворенное приятное лицо, седые волосы собраны в пучок; аккуратная, чистенькая, но довольно старая, заношенная простенькая одежда в традиционном деревенском стиле…

– Анхель бродил с альпаками и нашел тебя в двух часах пути от деревни. Он нес тебя на руках до дома, – голос немного встревоженный, но мерный и успокаивающий.

– Сколько я был без сознания? – он снова попытался подняться, но силы ещё не вернулись.

– Ты здесь четвертый день. Сначала был немного краше трупа. Не мог пошевелиться. Правда, несколько раз приходил в себя, просил воды, пил и снова засыпал. Сейчас ты выглядишь гораздо лучше.

– Спасибо за помощь. Если бы не вы…

Он ещё раз окинул взглядом помещение: такой естественный, суровый, но практичный минимализм был чем-то даже привлекателен.

– Вы здесь живете?

– Испокон веку, – старушка посмотрела с явным недоумением.

– Я ничего не помню, – бросил он и закрыл глаза.

2

Безжалостное солнце, наконец, зашло за горную гряду, откуда ретиво налетели островерхие тени, проглотившие долину за пару секунд. На деревню резко обрушился вечер, обещающий прохладу и умиротворение.

Давно облысевший, но статный и жилистый старик в выцветшем пончо загнал небольшое, понурое стадо альпак в аккуратный, просторный загон, легонько пнув последнюю, неуступчивую по седалищу. Затем закрыл за скотом широкие ворота из нескольких перекрещенных узких бревен, сделал было шаг в сторону своей хижины, но передумал, развернулся и подошел вразвалочку к веранде соседнего дома, где на инвалидной коляске шевелилась груда тряпья.

– Всё мерзнешь, Хесус? – он остановился напротив веранды и уперся длинным узловатым посохом в ссохшуюся землю.

Из тряпок показалось сморщенное личико и окинуло пастуха хитрым и бойким взглядом.

– Двигаюсь мало, вот и зябко. Думаю, может бегом заняться? Составишь мне компанию, Анхель? – груда тряпья затряслась, послышалось хихиканье.

– Самое время на втором веку жизни заняться спортом.

– Никогда не поздно попробовать что-нибудь новое…

И вмиг посерьезневшим голосом после секундной паузы:

– Как пустыня?

Налетел резкий порыв ветра, поднявший небольшую пыльную бурю, но невысоко – до уровня колен.

– Наступает. Полдня трачу, чтоб альпакам корм найти, – Анхель парой скользящих движений ладонью отряхнул пончо от прилипшего песка и тонких засохших травинок.

– А я полдня молился Христу, потом Магомету, еще Будде, затем бил два часа в бубен своего прадеда – шамана. Дождя просил.

– А в бубен-то зачем?

Из куля раздался смешок:

– Думаю, нелишним будет. Две тысячи лет предки били – а тоже люди не все, небось, дурные.

Анхель присел на ступеньку веранды и достал из-за пазухи холщевый мешочек с высушенными листьями коки.

– Что – вода? На наш век хватит, – он закинул в рот небольшой листочек. – Хотя, ты, наверное, себе два отмерил?

– Нам, может, и хватит, – из тряпок показалась костлявая рука и с неожиданной резвостью метнулась к мешочку Анхеля, – а потомкам?

– Какие потомки? Одни старики в деревне.

Оба погрустнели.

– Терять надежду тоже не резон, – голос Хесуса обрел уверенность. – Есть у меня странное предчувствие, что всё со временем наладится.

Они долго еще сидели и молчали, неторопливо, но сосредоточенно пережевывая листья из бездонного, как оказалось, мешочка. Затем Хесус резво откатил свою коляску в хижину и начал заваривать мате в небольшом керамическом чайничке с причудливым узором.

– Гостю-то своему молодому не рассказал? – крикнул он из дома, доставая две изогнутые трубочки.

– Сам вспомнить должен, – Анхель неспешно поднялся и зашел в хижину, привлеченный бурчащим на огне чайником. – Отведу завтра утром в мастерскую.

1

Мастерская стояла немного в стороне от деревни. Парень шел медленно, слегка покачивался. Анхель придерживал его за плечо. Сама постройка смотрелась гораздо более основательно, нежели остальные хижины, и выглядела заботливо ухоженной.

На пороге старик угрюмо и торжественно разъяснил, что они входят в храм, и вести себя нужно соответственно: никаких лишних разговоров и непонятных резких телодвижений. Внутри здоровенная печь топилась по-черному, они уселись на шкуры в клубах дыма. Анхель пересыпал парню в ладонь горсть сушеных листьев коки и начал возиться с глиняной заготовкой. Тот принялся жевать и сквозь едкий дым успел рассмотреть готовые маски на полках вдоль стен, когда в часовню вошел низенький дед с причудливым струнным инструментом в руках. Он сел у стены напротив, закрыл глаза и начал выводить унылую мелодию, убаюкивающую и плавно погружающую в подобие транса. Внезапно к этой гипнотической древней теме подключились ударные с однообразным повторяющимся ритмом, доносящимся из темного угла мастерской: там почти невидимым замер ещё один старик, двигались только его ладони, мерно выстукивая по глади небольшого сдвоенного барабана.

Зачарованный, гость решил получше рассмотреть маски на стенах, но вместо них увидел удивительных, неизвестных науке животных, устрашающих аляповатых демонов и суровых духов с пустыми глазами. На миг даже показалось, что они начали двигаться, пытаясь что-то ему… тут Анхель дернул его за рукав и парень вперился взглядом в заготовку. Девять резких отточенных движений и брусок глины превратился в лицо. Грубое, без различимых черт, но, отчетливо, – лицо. Затем тонкие пальцы жестко раздавили свою работу и медленно, плавно повторили те же девять движений. И парень уже знал, как сделать лицо. А затем началась мистерия. Словно из небытия, из вечности под руками старика начал проступать облик не то демона, может быть древнего бога: жуткий и странный, но не страшный, наоборот, веселый какой-то ехидной усмешкой и невероятно колючим взглядом, пронзающим насквозь и всё о тебе уже знающим. Будто демон давным-давно играет с твоей душой в загадочную игру с неизвестными правилами, в такую игру, где демон не может уступить, так как он и есть твоя судьба, незыблемая и определенная.

Старик опустил палец в баночку с краской и нанес на поверхность заготовки несколько линий. Гость взглянул на маску, пытаясь рассмотреть получившийся узор: тот показался ему поначалу хаотичным и непонятным. Но только он начал улавливать какую-то закономерность в случайном распределении линий, только его ум дотянулся до глубоко запрятанного внутри образа, мастер уже бережно поместил демона в печь для обжига, а парень нервно сжал виски, пытаясь поймать ускользающее «я»…

0

– Теперь ты, – Анхель передал мне брусок глины.

– Но я не умею… – я ещё пытался возражать, но руки сами уверенно схватили заготовку.

– Ты умеешь.

Я почему-то поверил ему на слово:

– Мне тоже лепить какого-нибудь демона или духа?

– Ты знаешь, что ты должен воссоздать.

Я догадался и начал работу. Пальцы, казалось, сами понимали, что им делать: погружались в мягкую, податливую глину, меняли форму, привычно рассчитывая трехмерность объема. Я ощупывал свой лоб, скулы и воссоздавал, не ощущая времени. Музыка не прекращалась, только ускоряла темп. Огонь разгорался ярче, тени играли на стенах…

Я бережно провел пальцами по своему глиняному лицу и внезапно вспомнил своё имя. А затем я вспомнил всё.

Вспомнил первый решительный шаг. Когда я был очень молод, горяч и непоседлив. Бросил родителей, унылую деревню с бесконечно повторяющимся однообразным днем; ушел в большой город в поисках новых ощущений и настоящей, достойной меня жизни. Встретил группу таких же молодых и порывистых людей. Те хотели справедливости. И я тоже захотел. Или поверил, что захотел. В любом случае, было что-то во мне, что ожидало от будущего размаха и подвига. И в итоге я влюбился. В очень странную женщину. Её звали Революция. Она требовала от меня слишком многого. Она требовала не быть… Не быть, но становиться; не жить, но умереть. Превратиться в факел, указывающий путь друзьям и сжигающий врагов. Она вела к своей победе и моей смерти.

Но в итоге всё вышло наоборот: она умерла, а мне повезло. И когда я остался без нее в большом городе в кругу горстки оборванцев, озлобленных и объявленных вне закона, и меня уже начинало наизнанку выворачивать от таких родных и привычных, но всё ещё пламенных, осточертевших лиц борцов с режимом, я отчаялся и потерял надежду. Но организм уже привык к острым ощущениям, и я нашел суррогаты: стал пить и нюхать белый порошок из листьев коки. Я был сломлен, я стал никем. В таком виде меня и подбросили в больницу – я уже был почти овощем.

Развернувшаяся за несколько секунд в памяти история всей жизни заставила содрогнуться, но не пожалеть: через определенные вещи ты должен пройти, чтобы судьба считалась состоявшейся.

1

Пасмурное небо совсем низко зависло над старой хижиной и, казалось, вот-вот продавит дырявый навес над покосившейся верандой. Два старика, видимо, совсем не боялись обрушения: спокойно сидели под ненадежной крышей, тихо и размеренно беседовали.

– Что это ты нацепил на голову, Хесус?

– Это – лючо, разве не видишь? Их вязал еще мой дед, – старик снял шапочку и принялся вертеть ее в руках, поигрывая небольшим помпоном. – Изрядный мастер был. Вот такие, с зелеными наушниками – разбирали на сувениры. Его сын, мой отец, приторговывал ими в порту. Разлетались как горячие пирожки. А папаша был парень не промах – всё на девок спускал. Да, молодец. Помер, правда, молодым – от сифилиса. Может, потому и я такой некрепкий получился. Да… Твой-то всё вспомнил?

Анхель довольно усмехнулся:

– Вспомнил. Вылепил маску, предки и нашептали.

– Прямо-таки, предки? Персонально? – недоверчиво прищурился Хесус.

– Ну, я вижу это именно таким образом. Возможно, существует более научное объяснение, – Анхель пожал плечами. – Но для меня главное не объяснение, а фактический результат.

– Добренько, – Хесус нацепил обратно шапочку на голову. – И где он пропадал столько лет?

– Справедливости хотел. Революцию делал.

– Неудачно? – понимающе кивнул Хесус.

– Сам видишь.

– Жизнь устроена несправедливо. И это правильно. Каждый человек страдает. Это тоже правильно.

– Ну ты загнул, – Анхель недоверчиво покрутил головой.

– Слушай, человеку только и остается, что терпеть несправедливость и страдать. Именно так он и становится, учится быть настоящим человеком. Иногда ему не хватает терпения и доброты, и он сам начинает устанавливать справедливость. Тогда льется кровь и цепной реакцией распространяется еще больше страдания, а справедливости в жизни не прибавляется, – старик сделал паузу и присосался к изогнутой трубочке, что другим кончиком тонула в чайничке с мате. Он глотнул, его сморщенное лицо немного расправилось в удовольствии. – Зачем происходят революции? Люди жаждут справедливости. Что приносят революции? Нескончаемый поток страдания. Это справедливо? Когда одни страдают из-за нетерпимости других?

– Я думаю, история рассудит. Но некоторые вещи невозможно отменить или замедлить. Они просто происходят.

– А сын как считает?

– Он уже давно перегорел, – закрыл тему Анхель, и махнул рукой – как отрубил.

– Вот и славно. Что он теперь поделывает?

– Говорит – с пустыней надо бороться, воду добывать. Начал делать какие-то туманоуловители из нейлоновых нитей. Рассказал, что в пустынях так воду собирают. Чуть ли не 20 литров в сутки с одной штуки выходит.

– Молодец. А ко мне Мария переезжает, – оживился Хесус. – Я так понял – насовсем.

– Внучка?

– Ха! Правнучка! Что-то там с родителями разругалась, похоже, – вдрызг. Приехала ухаживать, дескать, за немощным. Хочет еще исследование писать о нашей керамике. Говорит – уникальная технология, больше так нигде уже не делают.

– Красивая?

– Керамика?

– Внучка!

– А то! Моя кровь! – Хесус расплылся в горделивой ухмылке.

– Это удачно, – Анхель демонстративно потер ладони, – Я бы даже сказал – перспективно.

– Дай-ка мне листочек коки. Что-то весь свой запас изжевал.

– Бери. Будущему родственнику ничего не жалко!

– Не торопись, Анхель, не торопись, – Хесус окинул небо, – Будто бы дождь собирается?

– Хорошо бы. А если не пойдет – доставай свой шаманский бубен!

Шаг последний: покаяние.

Emendator asperrimus

Сцена 1

Атмосферу уютного ресторанчика портит только огромный лысый бармен за стойкой, с непроницаемым лицом полирующий стаканы. За столиком у окна двое: импозантный дородный мужчина в дорогом костюме и хрупкая светловолосая девушка в коротком летнем платье с диктофоном в руках.

Девушка:

– Вы так редко даете интервью…

Мужчина:

– Давайте угадаю ваш первый вопрос: «Почему я согласился?»

Девушка:

– Примерно так.

Мужчина:

– Хорошо, если я скажу, что просто вы мне понравились, вас устроит?

Девушка:

– Вы имеете в виду мою профессиональную деятельность, вы читали мои репортажи, колонки в газете?

Мужчина:

– Статьи действительно неплохие, я с ними ознакомился. Но причина не в этом. Нет, я говорю о внешности. Всегда приятно пообщаться с молодой красивой девушкой.

Девушка (пряча глаза):

– Вы вгоняете меня в краску.

Мужчина:

– И застенчивой.

Девушка:

– Не верьте. Это профессиональная мимикрия.

Мужчина:

– И остроумной.

Девушка (хлопая легонько ладонью по столу):

– Так, мы ушли от темы.

Мужчина:

– Мы ее толком и не обозначили.

Подходит официант и ставит на стол две большие чашки кофе, пузатый низенький фужер с коньяком и сразу уходит.

Мужчина (официанту):

– Да, спасибо.

Девушка (делает глоток из чашки):

– Замечательно. Как вам вот такой вариант: «Духовное становление личности в процессе творческой деятельности»?

Мужчина:

– Вы мою личность имеете в виду, или абстрактную?

Девушка:

– А бывают абстрактные личности? Вашу.

Мужчина (пожимая плечами):

– А с чего вы взяли, что в творческом процессе личность приобретает какие-либо духовные качества?

Девушка:

– Начнем хотя бы вот с чего. Могут ли быть вообще у личности духовные качества как таковые?

Мужчина:

– Вы просто чемпион в ответе вопросом на вопрос.

Девушка:

– А вы не задавайте вопросов. Это моя роль. Вы просто отвечайте.

Мужчина:

– Тогда скорее у духа или души, как вам больше нравится, может быть личность. Или не быть.

Девушка:

– А что такое – в вашем амбивалентном для каждого агностика представлении – есть душа?

Мужчина:

– Я сказал «душа»? Действительно, настоящий агностик не должен допускать таких формальных ляпов. Ну, пусть будет сознание. Устраивающий всех термин.

Девушка:

– Так каково взаимоотношение сознания, личностных качеств и творчества?

Мужчина:

– Самое прямое.

Девушка (улыбаясь уголками губ):

– И на том спасибо. А чуть детальнее, более обстоятельно?

Мужчина:

– Здесь довольно тонкий момент. Мы можем уйти в такие дебри, что ваши читатели нас не поймут.

Девушка:

– Поймут – не поймут… Да, почему вы не пьете свой коньяк?

Мужчина (залпом осушает фужер):

– Вот, выпил. Надеетесь меня разговорить, если я буду под мухой?

Девушка:

– А вы боитесь наговорить лишнего?

Мужчина (патетично):

– Милочка, мне 58, я уже ничего не боюсь.

Девушка:

– Как патетично!

Мужчина (высокопарно):

– Извините, но я уже привык говорить только правду, как бы глупо, высокопарно или мерзко она ни звучала.

Девушка:

– Мерзкая правда – это любимая пища нашей братии.

Мужчина:

– Вы тоже ожидаете чего-нибудь подобного от нашей беседы?

Девушка:

– Не хотела бы афишировать свои намерения, но у нас же был предварительный договор: «правда, только правда, ничего кроме правды».

Мужчина (отмахиваясь):

– Ну, это лишь был протокол о намерениях. Хорошо, вот вам настоящая, серьезная, можно сказать фаустова сделка: вы согласитесь провести со мной ночь в моем загородном доме, а я отвечу честно на любые ваши вопросы.

Девушка (удивленно):

– Так уж любые?

Мужчина:

– Именно.

Девушка:

– Абсолютно честно?

Мужчина:

– Ну, насколько человек вообще в состоянии быть честным с другим человеком.

Девушка:

– Допустим, но что вы имеете в виду под «провести ночь»?

Мужчина:

– Ровно то, что сказал, никакой пошлости. Просто время с вечера до утра.

Девушка:

– Это будет шикарный материал. Вы оказываете мне большую услугу. Вы имеете какие-то свои резоны, или вам просто нравится делать добро?

Мужчина:

– Именно добро. Только этим я и занимаюсь последние двадцать пять лет.

Сцена 2.

Небольшой симпатичный загородный дом в престижном районе. Обстановка с претензией на оригинальность. Перед камином в глубоких креслах – двое. Смотрят, как, набирая силу, танцует огонь.

Девушка (включает диктофон и ставит его на журнальный столик):

– Можем начинать?

Мужчина (хлопнув в ладоши):