скачать книгу бесплатно
– Аня, ты читала сказку «Три короля»? Вот в нашем городе пять королей, и один из них сейчас стоит перед тобой, – пошутил Фома.
Но девушкам явно было не до шуток. Они всё приняли всерьёз и, произнеся своё любимое «Ой!», Анна сделала неумелый книксен перед Киром. Нина тут же повторила аналогичный поклон, зайдясь румянцем.
Кир стоял ошарашенный, с вытаращенными глазами, пялясь на девушек. Фома тем временем, тихонечко пробирался к выходу.
– Беги, Форест, беги! – шепнул краснеющий от сдерживаемого смеха Студент и, всё-таки, не выдержав, заржал. Плотину тут прорвало!
Девчонки стояли с ничего не понимающими, вытянутыми от удивления лицами. Фома нёсся во всю прыть, удирая от разъярённого Кира, а мы сползли на землю, держась за животы и жадно хватая воздух в перерывах между приступами смеха.
Девушкам потом долго объясняли кто такой Кир, но они всё равно смотрели на него с ноткой обожания и почитания рыцаря-короля, чьи воины освободили из плена дам.
Фома явился только к ночи, просочившись в двери, словно нашкодивший кот, таща в лапах бутылку коньяка. Поставил её на стол перед Киром, сам сел напротив и молча уставился на командира виноватым взглядом.
– Вот, как треснул бы сейчас тебя этой бутылкой по голове! – сказал с нажимом Кир, беря плоскую, полукруглую бутылку за горлышко. Поднёс ближе к глазам, прочёл название, хмыкнул и поставил обратно.
– Ты что, за ней в подвал коллекционера бегал?
– Не-а, тут нашёл, – довольно оскалился Фома.
Кир вздохнул, качая головой.
– Интересно, где они взяли «Двин» сорок пятого года?! Анастас Микоян придумал этот напиток для Советских полярников в 1938 году. Черчилль так пристрастился к нему, что выпивал по бутылке в день. Представляешь?! Однажды Черчилль обнаружил, что его любимый армянский коньяк изменил былой вкус. Он немедленно написал о том самому Сталину, составив это заявление так, что в каждой строке сквозил упрёк. Было это, – Кир задумался. – в 1951 году, если мне не изменяет память. Заешь, что явилось причиной изменения вкуса? Сталин сослал в Сибирь ереванского технолога! Вот что! А после заявления английского премьер-министра Коба приказал вернуть на место этого технолога и наградить звездой Героя Социалистического труда! Фома, ты специально эту бутылку притащил? – Кир посмотрел с хитрым прищуром, чуть склонив голову набок. – Знаешь, падлюка, мою слабость, да? Ладно, прощён. Но пить будем уже дома. А сейчас – быстро все по койкам!
* * *
– Ты думаешь Седой справится с такой толпой?
– Куда он денется. Не за один день, конечно, но пока в больничке у Батона поваляются денёк-другой, под запретом посещения, если посетители найдутся, конечно, – Арман усмехнулся, – а там на допрос по одному вызовут. В первую очередь девчонкам надо подчистить мозг. Они самые болтливые, могут и с медперсоналом спеться, да сболтнуть лишнего. Да эту спящую принцессу в чувство привести нужно. Но с ней случай серьёзный, там сильно вмешаться придётся.
– Седой явно придёт в восторг от такого количества работы, – я улыбнулся, представив его кислое выражение лица.
На улице было тепло и звёздно. Мы сидели с Арманом на ступеньках домика в деревне Тихая и, потягивая французский коньяк, курили настоящие кубинские сигары. Кир долго упирался открытию одной из бутылок, но под общим натиском сдался. Фома нарыл такого добра в муровских запасах аж целый ящик и ещё в разнобой коллекционного раритета, наподобие того «Двина», штук восемь. Найденные золотые и серебряные побрякушки почти все отдали Нине и Анне, оставив немного для Алины и Рыси, в подарок. У девушек чуть глаза на лоб не вылезли от такой щедрости. И даже, когда объяснили, что эти цацки в этом мире не стоят и гроша, а точнее – спорана, они не сильно расстроились, сказав, что о такой красотище даже во снах не мечтали, потому как обе из простых семей. Анна даже на радостях расцеловала счастливого Армана.
– Кажется, он положил на эту деваху глаз, – заметил тогда Студент. – Готовит она прилично, и характер нормальный, попробую-ка я её к Алинке в «Баракуду» пристроить. А с Ниной и этой спящей пусть уже сами думают, куда их.
– Нина шустрая и адаптировалась быстро, молодец. Эта и сама себе место найдёт, хотя, если помогут, глупо отказываться.
– Чего вы тут расселись? – вышел Кир. – Курите, падлы! – покачал он головой. – Ещё и сигары… – завистливо посмотрел и протяжно вздохнул.
– Ты в который раз уже курить бросаешь, – усмехнулся Арман.
– Да бросишь тут с вами! – отобрал у Армана сигару, затянулся, прикрыв глаза от наслаждения, выдохнул клубы дыма. – Вещь! – вернул сигару обратно. – Долго не засиживайтесь. Выходим на рассвете, – скомандовал и ушёл в дом.
Утро наступило как-то неожиданно и шумно. Такая толпа людей в одной комнате – это полный кошмар! Из десяти спасённых – двое тяжёлых, одна спящая. Двое передвигались с трудом и только с чьей-то помощью, ещё два рейдера уже вполне могли держать автомат в случае необходимости и передвигаться самостоятельно.
Семёныч очухался быстро. Ему повезло: откачали только кровь, поленились оперировать третье «мясо» в тот день, решив оставить на утро. Тем более, в стабе была такая развлекуха, как бабы. Меньше всех досталось Анюте. Она приглянулась Академику своей кукольной внешностью. Маленький рост, худая, пшеничные кучерявые волосы и большие голубые глаза с длинными ресницами. Мы даже с Фомой вчера заспорили насчёт её возраста, но в итоге обалдели оба. Я утверждал, что ей не больше семнадцати. Фома говорил, что девятнадцать.
– Анюта, – спросил Фома, подойдя к девушке, – мы тут с товарищем заспорили о твоём возрасте, и спор этот уже стал материальным, так что, будь добра, скажи пожалуйста, сколько тебе лет.
Девушка посмотрела на нас, как на двух идиотов:
– Двадцать четыре. И кто из вас выиграл спор? – улыбалась она, переводя взгляд с меня на Фому и обратно.
– Ммм-да, – проблеял я, почёсывая заросшую щёку.
А когда Арману рассказали, что этой малолетней пигалице, как он выразился, уже двадцать четыре года, глаза его подозрительно заблестели.
– Кажется, мы его теряем, – изрёк Кир, наблюдая, как Арман крутится вокруг Анны, предлагая ей свою помощь, спустя пятнадцать минут после известия.
Утренняя суета в такой толпе ввела меня в ленивое оцепенение. Я просто сидел на матрасе и смотрел на то, как мечутся остальные до тех пор, пока меня не выгнали с «ложа» святым пинком. Перекусили бутербродами с кофе, загрузили не-ходячих, выгребли весь мусор, утрамбовались в машины, аки сельдь в бочки, и отправились домой. До родного стаба оставалось меньше шести часов езды, настроение у всех – предвкушающее конец нервотрёпки и нервного напряжения.
Анна и Нина всю дорогу выносили мозг вопросами о Парадизе и Улье. Спасибо Арману за чудесную поездку. Увидев первый пост, я, как и все остальные мужики, выдохнули с величайшим облегчением. Анекдот про болтливую жену и мешок семечек, явно взят из жизни. Нет, этих двоих однозначно вместе оставлять нельзя. На пару они лупят болтовнёй хлеще, чем ЗУ-23 – свинцом.
– Привет, Прапор! Ты чего, обратно на передовой? – громко спросил Кир, остановившись у шлагбаума. – Аби с тобой?
– Здорово, – взмахнул он рукой, всех приветствуя. – С Лешим остался. Как съездили? – вопросительно глянул в мою сторону. Я отрицательно качнул головой. Прапор досадливо дёрнул щекой. – Ни чё, ещё не вечер, – кивнул он. – А это что за женский батальон у вас, – указал взглядом на притихших девушек.
– У нас сборная полов, – улыбнулся Кир. – десять пленных у муров отбили. Ты это, Батону звякни, пусть палаты готовит на десять человек. Двое совсем тяжёлые. И Седой пусть туда же подтянется, если не сильно занят.
– Не вопрос. Вечером состыкуемся, или отдыхать будете?
– Состыкуемся. Интересного много. Есть чего рассказать. Созвонимся.
– Давай. – Прапор махнул нам рукой, и шлагбаум пополз наверх.
Вот и родные стены показались. Как же я рад снова оказаться дома…
Глава 4
Холодный, неприятный, весенний Питерский ветер забирался, казалось, прямо в душу, и выдувал всё хорошее и доброе…
Люди торопились по только им самим известным делам, отворачивая лица от прохожих и шепча проклятья встречному, колючему ветру. Надо заметить, что проклятья эти были высококультурными, потому что люди-то были Питерскими…
Семен шёл по знакомой аллее парка… Он отчётливо вбивал каждый шаг в асфальтированную дорожку, и с улыбкой вспоминал, как не так уж и давно, по меркам Джинов, он шёл по этим же дорожкам, но тогда они были вымощены крепкой, добротной брусчаткой. Семен улыбался – он единственный, кто улыбался в парке в то утро. Он вспоминал…
Тот отпуск ему не забыть… Семен всегда проводил отпуск на Земле, в отличии от коллег. Он очень любил людей – неуклюжих, немощных, но таких похожих на них, Джинов.
Все друзья Семена смеялись над его увлечением, и убеждали его, что это вымирающий вид, который убивает себя сам. Семен отмахивался и с прежней силой верил в Людей. Он и ещё его арестованный и отбывающий наказание друг Прометей.
– Доиграешься, – говорили ему, – отправишься прямиком за Прометеем. И будете сидеть оба и любить людей.
Друзья издевательски смеялись и неслись дальше…
Семен вспоминал, и картинки тех дней проплывали перед его глазами.
В тот раз он явился в образе гимназиста и подружился с прекрасными молодыми амбициозными людьми.
Какие великолепные розыгрыши придумывал Кюхельбекер для юного Пушкина… как они вместе хохотали…
Омрачало его любовь к людям только одно: люди думали о чём угодно, но только не о своём здоровье. Это больно задевало Семена и удивляло. Они просили денег и славы, и, о-о, ужас, смерти и недугов для других людей… и ещё тысячи нелепых и странных желаний, непонятных для Джина.
Они просили вечной жизни… Настойчиво, с какой-то маниакальной убеждённостью, что вечная жизнь принесёт им счастье. Несколько раз Семен, разозлившись, давал им их вечную жизнь, но… стыдно вспомнить, с небольшим бонусом: с такой же вечной, как и их новая жизнь, зубной болью.
Но, как бы там ни было, Семен продолжал верить в человечество. Он знал, что люди справятся со своими извечными заблуждениями, и в мире их навсегда поселятся любовь, процветание, здоровье, радость…
– Ээ-ээ, мужчина… Закурить не найдётся?
Семен, выдернутый из воспоминаний хриплым голосом, с удивлением уставился на обратившегося к нему человека:
– Это Вы мне? – спросил Джин, ткнув себя указательным пальцем в грудь.
Человек утвердительно кивнул и… смущённо улыбнулся:
– Мне, право, неловко отвлекать вас подобными просьбами, но очень курить хочется. Простите, – на всякий случай извинился он.
Семен присмотрелся к человеку, и увиденное его очень огорчило. Слишком нелицеприятную картину представлял собою просящий: потрёпанная изрядно верхняя одежда, неумытый, небритый, со взъерошенными волосами. Вид человек имел, мягко говоря, непрезентабельный. И амбре, исходящее от него, не делало воздух приятным…
«И всё же это человек» – подумал Семен и, улыбнувшись, присел рядом с ним.
– Вы хотите курить? – продолжая приветливо улыбаться, спросил Семен. Порывшись в кармане, он извлёк из его недр пачку прекрасного табака и протянул человеку, – Пожалуйста, курите.
Человек странно посмотрел на протянутый табак и, взяв его, спросил:
– И что это за штуковина такая?
Семен понял, что промахнулся с табаком и сказал:
– А чего вы, собственно, ожидали?
– Ну-у-у, не знаю… – ответил тот и, окончательно обнаглев, закинув ногу за ногу, сказал, – Кент, допустим.
Семен, засмеявшись, щёлкнул пальцами и, тут же сделав серьёзный вид, произнёс:
– А я Вам что дал? Разве не то?
Человек посмотрел на свои руки и с удивлением обнаружил, что держит в них пачку сигарет Кент.
Стряхнув оцепенение, он вскрыл пачку и, достав сигарету, закурил:
– Даааа… – снова протянул он. – Здоровье с утра ни к черту… Всё что-то мерещится… Надо что-то делать.
Они помолчали.
Семен с интересом рассматривал человека и находил его вполне недурным, с точки зрения внешних данных, представителем человечества. Человек, в свою очередь, смотрел на Джина и порывался что-то спросить.
Семен спешно поднялся и начал удалятся, бросив на прощание:
– Всего вам хорошего, – устремил взгляд свой вперёд.
– Извините, – услышал он.
Остановившись и улыбнувшись, он снова посмотрел на человека:
– Да? Чем я ещё могу Вам помочь?
Человек, видимо набравшись смелости, выпалил одним махом:
– Я вижу, что вы хороший человек и не сможете отказать страждущему… – мужчина запнулся.
– Ну, ну, – подбодрил его Семен.
– Мне бы здоровье поправить… понимаете?
Семен не поверил тому, что услышал. Глаза его загорелись, и он одним прыжком оказался около человека, схватил его за плечи и встряхнул:
– Что Вы сказали? Повторите это ещё раз!
Человек опешил, но всё-таки произнёс:
– Мне бы здоровьице поправить…
Семен ликовал. Вот! Вот оно. Человечество не исчезнет с лица земли! Они не безнадёжны! «Будь, что будет»– подумал Джин. Плевать, что он попадёт в кутузку. Плевать на расписку о том, что он обязуется впредь не исполнять желаний людей. Он поможет этому ЧЕЛОВЕКУ, и отправится к Прометею. Человечество заслуживает этой жертвы.
– Я помогу Вам, – дрожащим от волнения голосом произнёс Семен. – Вы помогли мне снова поверить в людей, я помогу вам, даже ценой своей свободы. Желайте же! Все, что вы пожелаете, тотчас исполнится!
Он хлопнул ладонями и щёлкнул пальцами.
Человек смотрел на тающего перед ним Джина. Глаза его выкатывались из орбит от увиденного – настолько он был поражен.
Семен в последний раз посмотрел в глаза мужчины и, улыбнувшись, сказал:
– Желайте…
Джин растворился в воздухе, оставив человека одного на скамейке…
– Мда-а-а-а… – произнёс БОМЖ. – А что я, собственно, теряю? Если это глюк, то очень красочный.
Он зажмурился и, выставив перед собой руки ладонями вверх, что-то зашептал.
Послышался лёгкий шелест, щёлкающие звуки, и… всё затихло.
Бомж Вася открыл глаза и, посмотрев на свои руки, заулыбался своим щербатым ртом.
– О-о-о-о-о… – произнёс он. – А жизнь-то налаживается. Привет, здоровье! – воскликнул он и свернул «головку» первому из пяти флаконов Боярышника…
* * *
– Вот козлина бомжастая! – Док подскочил на кровати.
